Мы завернули в какую-то комнату с большими зеркалами - гримерка тут у них, что ли? Оракул пригляделся к своему отражению.
- Да-а-а…
Меня даже на "да" не хватило. Я просто стояла и смотрела на страшилище в зеркале: пыльные волосы клочками дыбом, на щеке - черный ребристый след, как будто кто-то наступил мне на лицо ботинком или я сама приложилась к протектору машины. Сухие распухшие губы вывернуты наружу, как у негра, в углу рта - запекшаяся кровь. По шее и видневшемуся из разорванного свитера плечу будто наждачкой прошлись - от мелких осколков, что ли?
- Сядь, - Брель мягко усадил меня в кресло. - Дайте ей попить. Можно что-нибудь успокоительного. И умыться. Я на минуту.
Пришел, и правда, через несколько минут, деловито застегивая рукава свежей рубашки - ну точно, гримерная, совмещенная с гардеробной! Причесанный, лицо и шея чистые, с наспех налепленными пластырями. Кое-где из растревоженных ссадин вновь сочилась кровь. Брель отобрал у женщины влажное горячее полотенце, которым она пыталась меня вытереть, и послал за "формой" - это еще что такое? Когда Главный принялся сам промакивать мне лицо, я зашипела.
А потом разревелась.
Брель испугался:
- Цыпилма, ты что? Так больно?
Я замотала головой, отобрала у него полотенце и уткнулась лицом, чтобы не слышно было моих завываний. Оракул постоял надо мной, как печальный памятник, потом принялся молча мотаться по комнате - туда-сюда, туда-сюда. Последний раз всхлипнув, я поклялась себе, что потом наревусь вдоволь, высморкалась в полотенце (фу, как некрасиво!) и спросила гнусаво:
- А сколько уже времени?
Брель автоматически вскинул руку, вздохнул:
- Не знаю… но по ощущениям - опаздываем мы порядочно.
Влетевшая женщина затрясла передо мной, как перед быком, тряпкой - но серой:
- Вот! Надевай скорее!
"Скорее" получилось только с помощью их обоих - прямо поверх рваного свитера и джинсов. Я глянула в зеркало: да-а, понятно теперь, кто из нас рабочая лошадка! Больше всего это походило на рубаху умалишенной, которую вот-вот посадят на цепь. За ее буйность. Брель, надевавший нечто красивое и белоснежное, пожал плечами в ответ на мою гримасу.
- Традиции!
Мы плелись по полутемным высоким коридорам: тетенька бежала сзади и, едва не выдирая клочками волосы, пыталась меня причесать.
Для Большого пророчества выделено специальное помещение в самом сердце Храма - чтобы никакое внешнее воздействие не могло оказать влияния на предсказание. Ну да, конечно, ни малейшего влияния!
Охранники разошлись, пропуская нас. За сомкнутыми створками высоких разукрашенных дверей жужжал улей. Я с внезапной паникой схватила Сергея за руку:
- Я боюсь, я же не знаю, что… как… делать!
Он посмотрел на меня - бледный, поцарапанный, с темными кругами вокруг глаз - но по-прежнему очень спокойный.
Наклонился - и шепнул мне:
- Втирай очки!
И обеими руками толкнул широкие створки.
Свет, шум, сотни устремленных на нас глаз… Я едва не отпрянула назад. Главное - не запнуться, ведь я почти ослепла от направленных на нас софитов и вспышек фотосъемки, да еще то и дело наступала на длинный подол проклятого балахона.
- А вот, наконец, Главный Оракул!..
- Его незнакомая пифия выглядит просто школьницей…
- Что вы чувствуете, в первый раз участвуя в Большом Пророчестве?
- Вы знаете, каков будет вопрос Президента?
- Верно ли экстремистская группировка "За правду!" утверждает, что исход Пророчества уже предрешен?
- Что вас так задержало?
Вот на это Брель ответил.
- Пробки, - сказал он. - Здравствуйте, господин Президент!
- Надо с этими пробками что-то делать! Мы уже заждались, - объявил тот, энергично пожимая правую - поврежденную - руку Оракула (наверно, только я заметила, как по лицу Бреля прошла судорога). - Ну все, Сергей, командуй парадом!
Он широким жестом обвел полукруглый зал. У дальней стены разместились постаменты (другого слова не подберешь) для пифий. Брель подвел меня к свободному центральному, помог взобраться на него. Я увидела, как директриса и Матвей, вытянув шеи, пытаются оценить степень повреждений - моих и оракула. Матвей, криво улыбаясь, помахал мне рукой.
Лора на нас даже не взглянула - наверное, обиделась на оракула, который предпочел ей свежеиспеченную пифию-недоучку. Знай она о нашей сегодняшней поездке, быстренько сменила бы гнев на милость. Еще и поблагодарила бы Бреля за выбор!
Синельникова - я глазам не верю! - бойко беседовала со своим оракулом, угрюмым мужчиной лет сорока. Тоже, наверняка, опытным. Юлька, в отличие от меня, совершенно ничего не боялась, купалась в свете софитов и вспышек, как в чем-то само собой разумеющемся в жизни истинной пифии… позавидуешь! Над моим лицом опрокинулся прозрачный полушлем, через который будут подаваться зелья. Надеюсь, Брель все-таки проверит их состав…
Журналисты обстреляли нас многочисленными вспышками и убрались за дверь. Им и снаружи будет все видно и слышно на большом экране (как и всей стране), а впустят их лишь когда Главный Оракул будет объявлять результаты пророчества. Остались только мы и вопрошающий - Президент.
Заработали индивидуальные вытяжки: в Школу бы такую аппаратуру, а то у нас все по старинке - жаровня да древняя гудящая вентиляция. Еще и постаменты оказались неожиданно удобными. Главный Оракул склонился надо мной - вместе со знакомым одеколоном я вдохнула запах его пота - запах страха и агрессии. Странно, но этот запах не был отвратительным. Так, наверное, пахну сейчас я сама.
- Все будет хорошо, - пообещал Сергей.
Я не поверила ему, но закрыла глаза.
Я погружалась в транс медленно, то и дело выныривая в действительность. Часовой давности действительность.
Кажется, это называется флэшбэк.
…Водитель все-таки успевает вывернуть руль влево…
…Мотор джипа, придавившего нашу машину к стене дома, натужно воет - кажется, и они что-то повредили… Вон и лобовое стекло разбито. Ведь не может же быть, чтобы Виктор успел выстрелить?
…Оракул с силой тащит меня за шиворот куртки - я еле успеваю перебирать ногами, чтобы попросту не клюнуть носом асфальт…
…Арка заканчивается глухими металлическими воротами. Как может арка заканчиваться воротами? Тут нет даже мусорных бачков, чтобы спрятаться.
Потому что дверь джипа распахивается.
…Главный Оракул стоит, привалившись боком к исписанной черно-красными граффити стене, и шарит рукой по одежде. Я думаю, он опять ищет телефон, чтоб позвать на помощь неведомого Мика, но Брель вытаскивает пистолет. Когда я пытаюсь выглянуть, оракул с силой пинает меня, и я врезаюсь спиной в ворота. Такой грохот!
Я даже не сразу понимаю, что грохот вовсе не от моего падения, а от выстрела.
…Скорчившись, прижимая руки к ушам, я смотрю, как Оракул делает неровный шаг к выходу из арки, перекрытому нагромождением двух машин, снова подымает руку с пистолетом - и опускает…
Я убираю ладони и сквозь гул в ушах слышу:
- Сергей, где вы там? Брель!
…Он зачем-то смотрит на часы - проверяет, за сколько минут прибыла помощь, что ли? - металлический браслет цел, а осколки циферблата ссыпаются на асфальт.
- Противоударные… - говорит Сергей.
Я стою на коленях и кричу на Главного Государственного Оракула:
- И что?! Это все стоит вашего Большого Пророчества?
Он, морщась, трет висок. Бормочет:
- Надо было, действительно, в танке…
Пропасть, пропасть, пропасть… Переставить ударение и получится глагол - с тем же смыслом. Как тут можно выбрать хоть что-то?
Я скользила вслед за своим оракулом. Долго, долго, слишком долго, остальные, наверное, уже давно вышли из транса… Оракул, наконец, остановился, наклонился, а потом присел на корточки. Не нить, а росток, жалкий, тонкий, вялый росток, лишь намекающий на возможность благоприятного - для нас - исхода. Я выпрямилась и посмотрела вдоль линий координат. Бесполезно. Чернота и труха. Нити рассыпались не то что от прикосновения - от самого моего взгляда. Даже оракул понимал это, потому что упорно не вставал с колен возле единственного гибнущего ростка надежды; глядел на меня с ожиданием.
Нет, сказала я ему и повернула назад. Нет, невозможно, немыслимо. Без-на-деж-но.
Черные нити моего предсказания, моих бессмысленных ответов сплетались передо мной в прочную сеть, не пускающую меня в действительность. Сеть поддавалась рывкам, рассыпалась - и вновь и вновь сплеталась во все более прочную, все более мрачную стену, из-за которой нам предстоит выглядывать наружу, в красно-черный ужас будущего… Как он не понимает? Как он…
Я разорвала кровоточащими пальцами еще одну сеть - но следующая - более высокая, более прочная, преградила мне дорогу. И все это делает оракул, мой оракул!
Тогда, не помня себя, я повернулась - я сдвинулась за это время лишь на десяток сантиметров - и полоснула его по лицу ногтями…
Главный Оракул прижимает руку к щеке. Я уверена, что из-под руки сочится кровь, да и он, кажется, этого ожидает - отнимая ладонь, Брель смотрит на нее. Но на лице только утренние ссадины.
- Дерущая когтями… - шепотом говорит он. - Твое имя. Да, так…
Я оглядываюсь. Я опять болталась в трансе дольше всех. Журналисты тоже тут как тут - ну да, я последняя, и сейчас Главный Оракул должен объявить итоги Большого пророчества.
Я не могу взять в толк, что за знаки делает мне Матвей, но когда он еще и беззвучно артикулирует, понимаю и вздрагиваю - шесть на шесть. Шесть - за, шесть - против.
Мое предсказание оказалось решающим.
- Итак? - звучным голосом осведомляется Президент.
Брель все смотрит на меня исподлобья - без его привычных тонированных очков я впервые разглядела, что вокруг зрачков у него золотисто-карие крапинки. Отворачивается. Спина оракула прямая, плечи развернуты. Голова склонена, словно Брель ищет пророчество на полу у своих ног.
- Ну? - уже нетерпеливое.
Я очень четко вижу обращенные к Сергею лица, все до единого: внимательные глаза, полуоткрытые рты, протянутые микрофоны и диктофоны. И еще слышу тишину - не бывает такой, когда в одной комнате одновременно находится несколько десятков человек.
Главный Оракул поднимает голову. Голос его, как всегда, негромок, но и этот голос ударяет по нервам:
- Пропасть ждет, улыбается пламенной пастью. Пламя лижет канат, на котором танцуешь. Канат выгорает. Шаг - туда - без надежды. Возврата.
Пауза. Обычно звучный голос Президента сейчас тих и неприятен - ножом по стеклу:
- И что это значит, господин Главный Оракул? Это значит…
- Не-е-ет! - ликующе вопит кто-то из журналистов, и все словно просыпаются - шум, вспышки, толкотня. Не обращая внимания на этот бардак, Президент шагает вперед, к своему Оракулу. Кажется, он готов его ударить - часть журналистов кидается чуть ли не на колени, чтобы заснять историческую бойню. Но Президент говорит только:
- Вот так, мальчик. Ты только что просрал свою карьеру.
Ей-богу, он говорит именно это, и несколько десятков газетчиков и телевизионщиков записывает и снимает его слова.
Как и ответ Сергея:
- Вы тоже, господин Президент.
Президент поворачивается и скрывается в толпе, распихивая ее с помощью локтей и охраны. Стая журналистов налетает на Бреля, тот отшатывается - то ли с непривычки, то ли от того что у него кружится голова. Прислоняется к постаменту, скрещивает на груди руки. И молчит. Вопросы отскакивают от него, как пули от бронированного автомобиля. Если и остаются следы-ссадины, их пока не видно.
- Как вы прокомментируете слова Президента?
- Значит ли это, что он ждал от вас определенного пророчества?
- Связано ли ваше опоздание с перестрелкой и столкнувшимися машинами в районе Старой площади?
- Там погиб ваш личный телохранитель?
- Почему вы работали такую молодую и наверняка неопытную пифию?
Кое-кто прорывается и ко мне, но я даже не пытаюсь вникать в вопросы. Крою их киношной фразой:
- Никаких комментариев!
Сползаю и присоединяюсь к своему оракулу - недолго же он им пробыл! Брель смотрит сквозь ресницы и вновь закрывает глаза. Кажется, его тошнит. Надеюсь, все-таки от сотрясения мозга, а не от меня. Мало помалу журналисты, поняв, что здесь им ничего не светит, переключается на остальных. Юлька сидит, точно королева и, сияя, отвечает на вопросы: как она, такая юная… Вот не подозревала, что в ней столько артистизма! Или просто его негде было раньше проявить?
К нам проталкивается Матвей, хватает и трясет руку Бреля.
- Ох! - говорит тот, вырывает руку и с гримасой ее убаюкивает.
- Ну ты и… молодчага! - говорит наш школьный оракул, щерясь во весь неполнозубый рот. - Что там случилось? Кто вас так уделал? Сорока, ты-то как, все кости целые?
Я пожимаю плечами, подтягиваюсь и усаживаюсь на постаменте. Только в таком положении из-под длинного подола видны мои кроссовки.
Охрана выпроваживает ненасытных журналистов; пифии и оракулы, негромко переговариваясь, собираются кучками. К нам никто не подходит, но и расходиться не торопятся. Все смотрят на нас и ждут слова Главного Оракула.
Ну, он и говорит его - почти весело:
- Всем спасибо, все свободны!
Предсказатели практически безмолвно тянутся к выходу. Совсем не то они хотели услышать…
- Да, и похоже, навсегда свободны! Не так ли, господин Главный Оракул?
Я по привычке вжимаю голову в плечи. Мадам останавливается перед нами. Она даже не смотрит в мою сторону - только с насмешкой и неприязнью на Сергея.
- И такое возможно, госпожа директриса, - учтиво говорит тот.
Мадам вздергивает бровь:
- Что, одна маленькая неопытная девочка оказалась вам не по зубам?
Брель ведет плечом и морщится - то ли от боли, то ли от отвращения.
- Можете гордиться своей ученицей!
Гордиться! Я еще сильнее втягиваю голову. Одна маленькая неопытная девочка разрушила то, что Главная всю жизнь создавала. Если она меня захочет убить, я даже не буду сопротивляться.
Но Мадам меня просто не замечает, поворачивается к выходу. Так и уйдет сейчас…
Я слышу знакомый голос:
- Боже мой, ничего не получилось, да?
- Лиза! - восклицает Мадам. - Ты как здесь?
Елизавета стоит перед ней, тиская в руках платок. Глаза ее полны слез:
- Все равно не получилось, да? Из-за одной недоучки… прости меня, я не знала, что подведет именно она… значит, и Далия и Галина умерли напрасно?
Пауза. Тяжелая, чугунная пауза, словно клин, разбивающий камень-тишину. Я вновь трясу головой - то ли пытаясь вернуть себе слух, то ли вытряхивая из ушей слова моей наставницы. Глаза Бреля широко раскрыты. Матвей сутулится, опираясь на постамент - все сильнее и сильнее.
- Лиза, - тихо говорит директриса. - Так это… ты?
Елизавета мелко кивает, глядя на Главную.
- Да. Они не соглашались. Говорили, хватит прогибаться. Но ведь ты же права, так? Ты всегда права.
Мадам делает шаг. Говорит - еще тише:
- А… остальные? Те, что умерли раньше…
- Помнишь, ты рассказывала, как тебе с ними тяжело приходится? Они говорили, наши методы устарели, и в Школе надо все менять… А Зоя вообще пыталась сколотить против нас коалицию, помнишь?
- Лизонька, - голос директрисы тих и рассудителен. - Но ведь я не просила тебя… убивать их?
- Да, - наставница громко сморкается в платок. - Но кто-то же должен был тебе помочь.
Руки Главной взметнулись - я пугаюсь, что она сейчас набросится на Елизавету, оба оракула подаются вперед, - но директриса просто крепко обнимает нашу наставницу за плечи и ведет к выходу.
- Ладно, Лиза, пошли домой. Пока он у нас еще есть.
Наставница шмыгает носом и оправдывается:
- Я же не знала, что так получится… что Цыпилма все испортит… я думала, что если она…
- Да, знаю, - утешает ее Мадам. - Ты хотела, как лучше.
Мы с Матвеем переглядываемся: глаза оракула печальны. Он приглаживает свою взбесившуюся шевелюру.
- Можно было догадаться…
Да. Можно было. Кто у нас лучший составитель смесей для трансов? Кто назубок знает, какое средство способно навредить каждой конкретной пифии? Для кого Школа - единственный дом, а Мадам - единственный оплот и опора в жизни? Директриса наверняка делилась проблемами со старыми соратниками и ровесниками, жаловалась на несговорчивость и неблагодарность своих бывших учениц. И вот Елизавета решила ей помочь.
Своеобразно.
- Ну что ж, - говорит Сергей со слабой усмешкой. - Теперь меня никто не подозревает?
- Знаешь… прости конечно… но лучше б все-таки это был ты, - Матвей нерешительно поглядывает на распахнутые двери. - Пойду я… За девчонками надо бы присмотреть.
"Девчонки" - это две ушедшие престарелые пифии, понимаю я.
- Цыпилма, идешь?
Я вопросительно гляжу на своего - не своего? - оракула. Так как он молчит, начинаю сползать с постамента.
Тут Брель говорит:
- Нет. (Я поспешно влезаю обратно) Нам обоим надо к врачу… и позавтракать, наконец.
- Ага, - глубокомысленно кивает Матвей. - На что мы годны… без завтраков. Сорока!
- А?
Матвей берет мою руку в свои широкие ладони.
- Не бойся возвращаться в Школу, Мадам перебесится и еще будет гордиться тобой. Ладно, до вечера. И без эксцессов уже давайте.
- Да кому мы теперь нужны! - как-то даже весело машет рукой Сергей. Мы глядим вслед уходящему наставнику. Потом дружно глазеем по сторонам. Кроме того, что я побаиваюсь смотреть на бывшего Главного Оракула, я пытаюсь запомнить эту комнату - ведь вряд ли здесь еще когда побываю. Разве что с какой-нибудь экскурсией.
Наконец мы встречаемся глазами.
- Вы на меня сердитесь? - выпаливаю я, прежде чем он успевает что-то сказать.
Брель медлит. Потом кивает.
- Конечно, но это нормально. Пройдет.
- Вот и Мадам… она ведь даже не взглянула на меня! - неожиданно жалуюсь я.
- Просто ей стыдно.
Я пытаюсь представить, чтобы Мадам испытывала чувство стыда или… нерешительности. Не получается.
Настоящая улыбка Сергея так хороша, я даже засматриваюсь на него. Может быть, он и не улыбался раньше только потому что тогда становилось ясно - какой он на самом деле молодой.
И даже симпатичный.
- Не беспокойся, чувство стыда тоже проходит! И очень быстро.
- А вы… что вы будете делать дальше?
Он обводит комнату последним долгим взглядом (тоже прощается?), отталкивается от постамента и протягивает мне руку, за которую я охотно цепляюсь.
- Как думаешь, заслужили завтрак оракул и пифия, только что предотвратившие войну?
Сентябрь 2008 - май 2009