Зиад кивнул, голова странно покачнулась на его шее. Когда он заговорил, голос тоже звучал странно.
- Будем надеяться.
* * *
Герак проснулся перед рассветом, по крайней мере, так ему показалось. Свет восходящего солнца редко пробивался сквозь пропитанный мраком воздух Сембии, так что для отсчёта времени он полагался на отточенные солдатской службой инстинкты.
Он посмотрел вверх на потолочные балки дома, слушая доносившийся сквозь закрытые ставни приглушённый рокот далёкого грома, стук дождя по крытой деревом крыше. Он надеялся, что это простые осадки. Десять дней назад шёл вонючий чёрный дождь, и что бы он не нёс в своих каплях, это испортило почву. Вскоре после этого ячмень начал увядать, а осенние овощи - особенно тыквы - побурели на стеблях. Они сделали, что смогли, чтоб уменьшить потери, но вся деревня остро почувствовала отсутствие зелёного жреца Чонтеи. Собственные молитвы жителей к Матери–Земле, которые шептали на маленьких, тайных собраниях, как будто опасаясь, что услышат Шадовар в их далёких городах и летающей цитадели, остались без ответа. Зима будет тяжёлой для всех. Ещё один чёрный дождь загубит урожай полностью.
Они с Элли должны были собрать как можно больше еды перед первым снегом.
И это означало, что ему придётся рискнуть и отправиться на охоту.
От этой мысли сердце застучало быстрее, хотя он не знал, от страха перед тем, что может повстречаться ему на равнине, или от страха перед реакцией Элли.
Она лежала рядом с ним, укрытая лоскутным одеялом, и во сне дышала глубоко и равномерно.
Медленно, чтобы не разбудить её, он опустил ноги с набитого сеном матраца и сел на краю кровати. Он попытался подавить кашель, но сумел только приглушить его. Элли не пошевелилась.
Какое–то время он просто сидел, ступни касались холодного деревянного пола, и ждал, пока не проснётся полностью. От влажного воздуха ныли суставы и мышцы, он помассировал сначала одно плечо, потом второе. С возрастом он расклеился.
Герак попытался сглотнуть мерзкий привкус утра, но не смог набрать достаточно слюны. Он взял жестяную кружку с прикроватного столика, прополоскал рот оставшимся чаем и проглотил. Чай был холодный и горький, как утро.
Он растёр шею и оглядел единственное помещение дома, освещённое слабым мерцанием углей в очаге: мебель, которую он сделал из прямых, тёмных ветвей широколиста, котлы, чашки и кострюли, прослужившие три поколения. Он попытался представить себе их ребёнка, ползающего по полу, но толком не смог этого сделать. Попытался представить, как они будут обеспечивать ребёнка, и этого тоже не смог.
Беременность Элли для обоих стала сюрпризом.
Герак давным–давно смирился с бездетностью. За десять сезонов в браке его жена ни разу не забеременела, так что они решили, что один из них бесплоден. В то время Герак посчитал, что это хорошо. Мир казался слишком мрачным для детей.
А потом Элли сказала ему дрожащим голосом:
- Кажется, я понесла ребёнка, Герак.
Радость, которую он ощутил, удивила его, как будто ребёнок был ключом к запертой комнате, в которой хранилось счастье, в которой хранились возможности. В мгновение ока ставки на его жизнь выросли - ребёнок будет зависеть от него.
Это осознание испугало Герака.
Он задумался, не следует ли им покинуть Фэйрелм. Многие их друзья и соседи уже покинули деревню - Милсоны и Раббы совсем недавно. Они преодолели мрак, Шадовар, шадоварских тварей и добрались к свету. Он не знал, отправились они на запад в Дэрлун или на север в Долины. Сомневался, что это важно. Война или угроза войны, казалось, была в Сембии повсюду. Большие города были местом сбора армий, границы были местами битв, а сёла и мелкие городишки заботились о себе самостоятельно. Он не знал, что делать.
Элли пока ещё могла путешествовать, и у них был фургон, вьючная лошадь. Они могли продать оставшихся цыплят, собрать вещи и отправиться на северо–восток. Герак знал, как обращаться с мечом, а во владении луком ему не было равных. Может быть, они сумели бы уклониться от встречи с солдатами, а Герак сумел бы справиться с рыскавшими по равинам чудовищами.
Он попытался найти в кружке хотя бы ещё одну каплю чая. Ничего. Попытался найти в себё хоть каплю желания уехать. Ничего.
Это казалось слишком опасным и слишком смахивало на признание поражения, на предательство. Оба варианта были в не его характере. Герака вырастили в деревенском доме, как его отца и деда. И несмотря на вечную тень, что укрывала Сембию, несмотря на хищных существ, рыскавших в глуши, несмотря на временами жестокое правление Шадовар, его отец и дед смогли прожить на этой земле. Они этим гордились.
И он тоже гордился.
Так было не всегда. Жизнь фермера в юности казалась ему недостойной, и он сбежал служить в одной из многочисленных войн Шадовар. Он убил больше дюжины людей из своего лука, но лишь одного, последнего, своим мечом. Вблизи убийство ощущалось иначе. Герак увидел своё отражение в глазах умирающего, и после этого войны с него было довольно.
Он провёл рукой по волосам - они слишком отрасли - и почесал трехдневную щетину. Он сделал вдох, готовый, наконец, начать ещё один бессолнечный день. Когда он начал подниматься с кровати, голос Элли нарушил тишину и остановил его.
- Я проснулась, - сказала жена.
Он снова сел. Герак достаточно хорошо знал её тон, чтобы понимать, что мысли жены были близки к его собственным. Она тоже волновалась о будущем. Он положил ладонь на изгиб её бедра.
- Всё это время ты не спала?
Она перевернулась и посмотрела на него. В свете очага её кожа казалась не такой бледной. Длинные тёмные волосы облаком лежали на подушке. Под одеялом одна рука лежала на животе, который только начал раздуваться от её ребёнка.
- Дождь разбудил меня несколько часов назад. Я стала волноваться за урожай, потом появились другие мысли, и я не смогла больше заснуть.
- Постарайся не волноваться. Мы справимся. Не замёрзла?
Не дожидаясь ответа, он встал, прошёл по холодному полу и подбросил пару дров в очаг. Дрова загорелись практически сразу, он вернулся в кровать и сел. Элли не пошевелилась.
- А ты переживаешь?
Он понимал, что не стоит лгать.
- Конечно переживаю. Больше всего я беспокоюсь о том, как мы сможем прокормить себя и ребёнка. Но затем напоминаю себе, что мои родители тоже как–то справлялись в трудные годы, особенно после того, как я ушёл на войну - а этот дом по–прежнему стоит. Урожай восстановится, и мы выдержим.
- Да, но… ты не волнуешься… за мир?
Он понял, о чём речь, и в конце концов солгал ей.
- Мир слишком велик для моих волнений. Я пытаюсь позаботиться о наших животах.
- А если Шадовар явятся забрать часть урожая, чтобы прокормить своих солдат? Говорят, в Долинах война.
От огня в очаге на стенах заплясали тени, и Герак вспомнил о своей военной службе, когда он воевал за Шадовар в битве против кормирцев.
- Говорят многое, а Шадовар уже годами не приходили за урожаем. Должно быть, ближайшие к городам хозяйства производят достаточно пищи. А может, сейчас в городах они едят магию.
Элли не улыбнулась в ответ на эту слабую попытку пошутить, но по крайней мере её нахмуренный от тревоги лоб разгладился. Она глубоко вздохнула, как будто чтобы прогнать своё беспокойство, и с выдохом в её глазах зажёгся игривый огонёк, тот же самый, крторый Герак впервые увидел десять лет назад, который заставил его захотеть жениться на ней.
- Ты громко храпел.
- Знаю. Надо было меня пихнуть.
- Нет, - отозвалась она, и нырнула ещё глубже под одеяло. - Мне нравится этот звук иногда.
- Странные у тебя вкусы, милая.
- Наверное, раз уж я за тебя вышла.
- Наверное, - с улыбкой согласился он. Он нагнулся и поцеловал её в неровный нос, который Элли давным–давно сломала, наступив на грабли. Он положил свою руку поверх её, на её живот, чтобы они оба держали в ладонях своего пока ещё не родившегося ребёнка.
- Мы справимся, - сказал он, и захотел, чтобы она в это поверила.
- Знаю, - ответила она, и Герак знал, что она тоже хотела в это поверить.
Он встал и потянулся, застонал, когда запростестовали мышцы.
- Почему ты встал так рано?
Он помешкал мгновение, приготовился, а затем нырнул с головой.
- Я иду на охоту, Элли.
- Что? - в одно мгновение она полностью проснулась. Морщины, ещё глубже прежних, вернулись на её лоб.
- Нам нужно немного мяса, - сказал он.
Она покачала головой.
- Нет, это небезопасно. Только месяц назад мы видели Саккорс в ночном небе. Шадовар держат своих созданий вдали от деревень, но позволяют им блуждать по равнинам. Только солдаты и люди с официальными грамотами безопасно ходят по дорогам.
- Ни Шадовар, ни их летающие города не заинтересуются одиноким охотником. Они просто не хотят никого пускать в Сембию без разрешения, особенно в военное время.
- Герак, никто не приходил в деревню вот уже несколько месяцев. Как ты думаешь, почему? Там небезопасно.
Он не мог этого отрицать. Коробейники, жрецы и караваны когда–то свободно путешествовали по сембийской глубинке, посещая деревни. Но Фэйрелм давно уже никого не видел, никого, кроме старого коробейника Минсера, который, казалось, больше любит рассказывать истории, чем продавать товары. Но Минсер не приезжал уже больше месяца. Деревня казалась забытой во тьме равнин, одинокой и окружённой чудовищами.
- Там есть вещи хуже Шадовар, - сказала она. - Не уходи. Мы справимся…
- Надо. Меня не будет не больше двух дней…
- Двух дней! - воскликнула она.
- Двух дней, - кивнул он, утвердившись в своём решении, пока говорил. - И когда я вернусь, у нас будет олень, а может и не один, которого надо будет освежевать и закоптить. И этого мяса хватит нам на всю зиму и ещё останется. Тебе с ребёнком нужно что–то кроме корений и редьки, а цыплята нам нужны для яиц.
- Мне нужен мой муж, а ребёнку - отец.
Он наклонился и положил ладонь ей на лоб. Она крепко прижала его руку и откинулась обратно на кровать, как будто не собираясь его отпускать.
- Со мной ничего не случится.
- Откуда ты знаешь?
- Я солдат, Элли.
- Ты был солдатом. А сейчас ты фермер.
- Ничего со мной не случится.
Она сжала его руку.
- Поклянись.
- Клянусь.
- Если увидишь что–то крупнее оленя, беги. Пообещай мне.
- Обещаю.
Она ещё раз сжала его руку и отпустила.
Прочистив горло, он подошёл к сундуку возле очага, чувствуя на себе взгляд жены. Он открыл крышку и достал пояс для оружия и палаш, намасленный и острый, который заслужил в часть оплаты своей воинской службы. Казалось, он целую жизнь не брал в руки ничего опаснее столового ножа и кинжала, и когда он нацепил клинок потяжелее, его вес показался непривычным.
- Когда–то я чувствовал себя непривычно без этой штуки, - произнёс он, и Элли ничего не ответила.
Его лук лежал в кожаном футляре рядом с сундуком. Там же были два его колчана, набитые стрелами. Он развязал футляр и достал тисовый лук. Он надел тетиву с рождённой опытом лёгкостью, положил ладонь на рукоять. Она казалась гладкой и знакомой, как кожа Элли. Он представил, как целится вдоль стрелы в оленя.
Товарищи по службе часто отмечали его талант в стрельбе, и даже сменив меч на орало, Герак не позволил годам притупить свои навыки,.
- По крайней мере подожди, пока дождь прекратится, - сказала она.
Он нацепил оба колчана, быстро пересчитав все свои различные стрелы.
- Чем раньше уйду, тем скорее вернусь.
- Заболеешь от сырости.
- Не заболею.
- Хотя бы поешь что–нибудь перед уходом.
- Я не могу есть, когда…
- Поешь, Герак. На дворе и так дождь и холод. Я не пущу тебя туда с пустым желудком.
Он улыбнулся, кивнул, подошёл к небольшому столику, который сделал сам, отломил большой кусок двухдневного хлеба и принялся заедать им вчерашнее варево со дна висевшего у огня котелка. Элли смотрела, как он ест. Среди репы и капусты совсем не было мяса, и это только усилило его решимость поохотиться. Он наполнит бурдюк в пруду и сможет найти подножный корм, если потребуется.
- Ты тоже поешь, Элли.
- Поем. Ребёнок всегда голоден. Весь в отца.
Он снова подошёл к кровати и поцеловал её.
- Там ещё достаточно рагу и хлеба. В курятнике есть несколько яиц. Я вернусь так быстро, что ты даже не заметишь.
Она держалась храбро, как он и ожидал.
- Ты оставляешь меня здесь с трусами и дураками.
- Ты хорошо справляешься с дураками и трусами, милая.
- Опять–таки, наверное, раз уж я за тебя вышла, - она улыбнулась, и он поблагодарил за это богов.
- Спящей ты мне больше нравилась.
Она посерьёзнела.
- Береги себя, Герак.
- Непременно, - пообещал он, натягивая свои сапоги и плащ. - Пока меня не будет, навести Эну.
- Хорошая мысль, - согласилась жена. - Я принесу ей пару яиц. Они страдают.
- Знаю. Скоро увидимся.
Он открыл дверь, и в комнату ворвался ветер.
- Подожди, - позвала она. - Возьми мой медальон. На удачу.
Она наклонилась и взяла с прикроватного столика медальон, бронзовое солнце на кожаном шнурке.
- Элли, это…
- Возьми, - повторила она. - Минсер продал его моей матери. Сказал ей, что его благословил жрец Тиморы.
Он вернулся к кровати, взял медальон, спрятал его в кармане плаща, и снова поцеловал её.
- Удача мне не помешает.
Она улыбнулась.
- Тебе стрижка не помешала бы.
- Постригусь, когда вернусь, - отозвался он. - Всё будет хорошо.
С этими словами он вышел под дождь. Он запрокинул голову, открыл рот и попробовал капли на вкус. Вода была нормальной, и он поблагодарил Чонтею. Урожай ещё поживёт. Мгновение он просто стоял, один во тьме, наедине со своими мыслями, и глядел на притаившуюся среди вязов деревню.
Другие дома были тихими и тёмными, каждый - маленькое гнездо нужды и тревоги. На равнине колоссами возвышалось около дюжины вязов. Деревья шептались на ветру. Дождь выстукивал барабанную дробь по его плащу. Гераку всегда нравилось думать, что вязы защищают деревню - лесные стражи, которые никогда не позволят случиться беде с теми, кого хранят под своими кронами. Он решил, что продолжит в это верить.
Сжимая лук, он накинул капюшон и пошёл к пруду, наполнил там бурдюк. Потом направился в холму, а оттуда - на открытую местность.
Глава третья
Ветви скорченных деревьев скрипели под дождём и ветром. Сэйид вспомнил, какой была Сембия сто лет назад, до Чумы, даже до Бури Теней: ячменные поля, полные дичи леса, быстрые и чистые реки, вездесущие купцы. Но всё это погибло.
Подобно ему, Сембия была мёртвой, но живой.
Последний раз, когда Сэйид странствовал по сембийской равнине, нация находилась в состоянии гражданской войны, и они с Зиадом носили униформу солдат главной правительницы. Их и многих других взяли в плен и покалечили по приказу латандерита, Абеляра Корринталя. В последующие годы Сэйид научил себя сражаться левой рукой. А сейчас Сембия снова находилась в состоянии войны.
От влажного воздуха и плохих воспоминаний заныл обрубок его большого пальца.
- Почему ты сбавил шаг? - рявкнул через плечо Зиад.
Сэйид и сам не заметил. Он поспешил вперёд. Коты посмотрели на него, когда он прошёл мимо них к брату. Лицо Зиада скрывал капюшон.
- Я… задумался.
- О чём?
- Равнины навевают старые воспоминания.
Зиад хмыкнул.
- Я думал о Волшебной Чуме. О том, почему нас… изменили таким образом. Я думал, может, в этом есть какой–то смысл.
Зиад сплюнул, к плевку бросились кошки.
- Нет в этом никакого смысла. Мы были на том корабле, когда ударил синий огонь, не в том месте, не в то время. И мы были там из–за этого.
Зиад поднял свою правую руку. Обрубок его пальца был зеркальным отражением обрубка Сэйида, не считая чешуи.
- И этим мы обязаны Абеляру Корринталю. Другого смысла можешь не искать. Люди делают ужасные вещи с другими людьми. Таков мир.
- Таков мир, - эхом отозвался Сэйид.
- Скоро мы освободимся от всего этого, - сказал Зиад. - Владыка восьмого круга обещал мне. Нужно только найти ему этого сына.
Сына. Они искали свою жертву десятки лет, обшаривая Фаэрун. Сейчас сын Эревиса Кейла должен быть стариком. Или мертвецом.
- Думаешь, этот Оракул скажет нам, где его найти?
- Мы заставим его нам сказать, - ответил Зиад. - И если сын уже умер от старости, мы найдём его тело и отдадим его Меф… владыке Кании. И он нас освободит. Пойдём. Нужно найти деревню.
Зиад ускорил шаг. Его походка была неровной, неловкой, неестественной. Сэйид последовал за ним.
Следующие несколько часов собирался дождь, потом пролился коричневыми, вонючими полосами. Кнут–трава под их ногами крючилась от гибельных капель.
- Тебе нужно убежище? - спросил брата Сэйид. - Сон?
- Нет, - ответил брат голосом глубже обычного. Капюшон прятал его лицо. - Ты знаешь, что мне нужно, и мне нужно это как можно скорее.
Они шагали под дождём, мокрая земля хлюпала под сапогами, нетерпеливые крики голодных котов постоянно отвлекали Сэйида. Его брат хрипел, часто кашлял, и каждые несколько шагов сплёвывал чёрную желчь - к радости пожиравших её котов.
Через какое–то время с губ Зиада начали срываться стоны, его тело забурлило под одеждой. Сэйид не мог ничем помочь. Он никогда не видел, чтобы брату было так плохо.
- Прекрати смотреть на меня! - сказал Зиад вполоборота, его речь была смазанной и мокрой из–за деформированного рта.
Сэйид облизал губы и отвёл взгляд, чувствуя дурноту. Равнины во всех направлениях были одинаковыми. Дорога, по которой они шли, казалось, ведёт в никуда. Сэйид боялся, что они не смогут остановить то, что вскоре должно было случиться с братом.
Маленькая, потайная часть его хотела, чтобы это произошло. Брат вызывал у него отвращение. Их жизнь вызывала у него отвращение. Он попытался прогнать предательские мысли, неискренне предложив помочь.
- Что я могу сделать, Зиад?
Зиад резко повернулся к нему.
- Ты можешь найти мне сосуд! Или стать сосудом сам!
Сэйид сощурился. Его рука опустилась на рукоять меча. Коты, все как один, повернулись к нему - сплошные глаза, клыки и когти. Он крепче сжал рукоять, готовый выхватить оружие.
Но в дожде раздался звук, далёкий крик женщины где–то впереди. Коты выгнули спины, наклонили головы.
- Слышишь? - спросил Зиад, всё ещё глядя на Сэйида из глубин своего капюшона. - Это не призрак моего разума?
- Слышу, - медленно подтвердил Сэйид, расслабив руку на клинке. В дожде раздались новые крики, испуганные вопли, яростный лай собак. - Кому–то нужна помощь.
- Пойдём, - сказал Зиад, разворачиваясь и хромая по мокрой земле в сторону криков. От отчаяния его голос стал громче. - Быстрее. Я не могу так продолжать.