Волошек разулся и, наслаждаясь прохладой травы, прогуливался по поляне безо всякой цели. Блаженство продлилось недолго. Сперва начали чесаться щиколотки, потом колени, а скоро зуд охватил и всё тело. Ему пришла в голову мысль искупаться. Ручей - вот он, рядом, нужно только отыскать место, где ила поменьше. Он пошёл вверх по течению и углубился в лес.
Топкий берег скоро сменился песком. Ручей стал мельче, но шире и как будто бы чище. Изменилось и всё вокруг. Стало светлее. Подлесок сошёл на нет, оставив подпирать небо редкие старые сосны. Высокая трава уступила место мягкому серебристому мху.
Пейзаж напомнил Волошеку родные края. Бор, где в детстве играл он с друзьями в рыцарей и разбойников, где любил гулять, мечтая о приключениях и битвах. Он сполна нахлебался и того и другого. Целый год только и делал, что куда-то пробирался, чего-то добывал, сражался, голодал… Лишь теперь, получив передышку, он осознал, как надоели ему все эти приключения, как манит спокойствие дома.
Размышляя, он забрёл далеко от поляны и вдруг увидел Ксюшу. Девушка лежала на мелководье в одной рубахе, которая пузырилась и колыхалась от слабого течения. Подбородок волнорезом рассекал поток и вода тонкой плёнкой стелилась по лицу, оставляя торчать островок носа.
Услышав шорох шагов, девушка села. И улыбнулась товарищу. Впервые увидев на её лице не ухмылку, а простую улыбку, Волошек отметил, что та Ксюше очень идёт.
Вода, искрясь на солнце, сбегала по длинным pаспущенным волосам. Рубаха прилипла к телу, открывая Волошеку круглые плечи, острые груди, колени, торчащие из воды.
- Чего увидел? - засмеялась Ксюша. - Ничего особенного.
Окажись на его месте Жирмята, он бы нашёл что сказать. А ему, кроме идиотского вопроса "Как водичка?", ничего не приходило в голову. Впрочем, Рыжий и подобную глупость смог бы произнести козырно.
Уходить не хотелось, но, почувствовав, что краснеет, Волошек растерялся совсем. Проклиная свое косноязычие и неумение запросто поговорить с красивой девушкой, он развернулся и побрёл назад.
- Что же ты, сэр Деймос? - донеслось до него. Водичка хо-орошенькая!
Волошек споткнулся. Ну не возвращаться же теперь, раз ушёл. Вот же дурак! Никто ведь его не гнал, сам решил отступить.
Без особого удовольствия он окунулся где пришлось и вернулся на поляну.
Априкорн продолжал хлопотать над Сейтсманом. Тот невнятно мычал, иногда вскрикивал. Наёмники поглядывали в их сторону с тревогой. Судя по всему, колдун применял интенсивную терапию.
Братья уже сняли котёл с треноги и, выпустив из-под крышки ароматное облачко, позвали народ на обед. Волошек попробовал похлёбку первым и не удержался от похвалы. Братья расцвели, словно впервые в жизни услышали доброе слово.
- Нашу стряпню даже покойный князь не брезговал отведать, - с гордостью заявил Глеб, а Борис, поймав взгляд Волошека, нахмурился.
- Про нас разговоры идут, дескать, не уберегли мы хозяина, - буркнул он. - Правда это, да только не вся.
- А какая же вся?
- Не человек на него охотился. Сама дева Лыбедь должок явилась взыскать или из слуг её кто. А против такой силы наши мечи - что слону прутики. Черниговский-то князь киевскому двоюродным братом приходится. А дед их общий нагрешил в своё время…
- Голосеевские пруды? - догадался Волошек.
- Они самые, - вздохнул Борис. - На племянника-то напраслину возвели. Он в пыточной сознался во всём, не выдержал расспросов. Ну и нам с Глебом досталось… На всю жизнь прилипло клеймо разинь и неудачников.
- А тот вой, что раздавался ночами, когда мы через Хмарную Сторону шли… мне он знакомым показался, - заметил Волошек.
Борис кивнул.
- От неё это послание, от девы Лыбедь. Не простила нам, что дорогу некогда заступили. С тех пор частенько знаки подаёт. В лесу ещё не так страшно, и вот водоёмов всяких мы всерьёз опасаемся. Помнишь, колодец перед степью? И там её голос стрельнул. Нигде не скрыться от проклятущей!
Разговор увял. Братья занялись раздачей, а Волошек отошёл к повозке, где дремал товарищ, поглядывая вполглаза за корзиной с пивом. После того случая Рыжий решил не выпускать её из виду. Тем более что Сейтсман, потеряв память, стал пиву серьёзной угрозой.
Поедая похлёбку, Волошек слушал, как Андал доставал своего напарника, словно ему не хватало споров во время пути.
- Ну да, вы перворожденные, богом избранные, а мы - так, "пришедшие следом". Мусор. Подонки. Вы говорите, мы внемлем…
- Эту мульку про перворожденных вы же, люди, и сочинили, - огрызнулся Эмельт. - У эльфов не больше прав, чем у всех прочих.
- Конечно! А то, что вы все финансы к рукам прибрали, всю торговлю драгоценностями - это случайность? Где деньги бренчат, так обязательно: …маэли, …риэли, …ельты. Отовсюду ваши острые уши торчат.
- Это мои, что ли? - усмехнулся Эмельт. - То-то и гляжу, золото из мешка сыпется.
- Не твои, ибо в семье не без урода, - не унимался Андал. - Но твоего народца. И откуда вы только взялись в наших лесах? Пришли тихой сапой, хвать, и уже банками распоряжаетесь. Скоро каждый от Великого князя до пропойцы последнего у вас в долговой кабале окажется. Тут-то вы, остроухие бестии, и покажете своё коварство. Мировое господство - вот ваша истинная цель.
Андал рыгнул и заявил:
- Будь моя воля, запретил бы я вашему брату в крупных городах селиться. Да и на деревню не допускал бы мужиков обирать.
- Твоя воля? - рассердился Эмельт. - А нечего было вашим князьям да тиунам носы морщить от ростовщичества. Аристократы хреновы. И мужика вы сами замордовали оброками да налогами. А как эльфы появились, так вдруг озаботились чаяньями народными. Радеть сразу приспичило.
Андал ухмыльнулся, довольный тем, что смог вывести Эмельта из себя, и продолжил:
- Ага. А ещё я читал один древний трактат, в котором приводились достоверные сведения, будто вы, твари преждерожденные, в поганых своих обрядах замешиваете лепёшки на крови человеческих младенцев.
- Дурак ты, Андал, - плюнул Эмельт. - Вот такие дураки и выдавали эльфов во время хоблинской оккупации.
- Пошёл ты! Сами хороши. "Хоблины - цивилизованная нация". С цветами встречали. Вот довстречались. Только в овраге и прозрели, когда в вас стрелы полетели. Да в порубах хоблинских, когда огонь подступил.
- Ложь! Однодневка ты скоропортящаяся. Никогда и никто из моих сородичей такого не мог сказать. Мы-то хоблинов получше вашего знаем.
Слушать эльфофобские бредни Волошеку надоело. Он растолкал Рыжего и протянул уже чистую миску.
- Сходи, поешь.
- Не… Не хочу, - отозвался напарник, потирая глаза.
- Ну, тогда давай сыграем, что ли.
Жирмята вытащил из мешка небольшой кожаный кейс, достал шахматы и вздохнул - он уступал товарищу четыре партии из пяти.
Вечером раздались громкие проклятия Дастина. Орк теребил охранный амулет, который взялся за старое, а именно принялся изводить хозяина слабым свечением.
Глава девятая
ПЕРЕПРАВА И ЖУЧКИ
Отдохнувшие за сутки лошади шли резво. Наёмники приободрились: ни преследователей, ни враждебных земель пока не предвиделось. Над поездом гремел хохот Андала и проклятия Эмельта. Подначки и шутки подбрасывались в этот застарелый пожар со всех сторон. Сейтсман временами ещё улыбался, но теперь виновато, поймав взгляд кого-нибудь из товарищей. Стараниями Априкорна память вернулась к нему.
Непогода, кажется, тоже набралась сил после отгула, но особенно не лютовала, лишь напоминала о себе моросью и небольшим ветром.
Ничего удивительного, что мелкая речушка с переброшенным через неё бревенчатым мостом ни у кого не вызвала подозрений. Сторожевой амулет едва тлел, оба берега неплохо просматривались, а устроить засаду на голом песке не вышло бы и у самых умелых пластунов. Да и неоткуда было взяться тем пластунам. Априкорн тоже не почуял подвоха - мост как мост, таких за неделю они миновали не меньше дюжины.
Поначалу действительно всё шло гладко, но потом судьба поменяла ставку. Головная повозка уже съезжала на берег, а замыкающая ещё только готовилась к переправе, как вдруг настил начал расползаться. Посреди моста над единственной опорой как раз оказалась повозка черниговских братьев. Колесо въехало в открывшуюся щель и только за счёт скорости выскочило обратно на полотно.
Не сразу наёмники сообразили, что происходит, а когда поняли - растерялись на миг. Лишь реакция братьев спасла отряд. Схватив моток верёвки, Глеб бросился к правому краю. Борис дождался Ксюшу, а когда девушка приняла вожжи, поспешил брату на помощь.
Верёвку перебросили поперёк моста, перехлестнули концы через крайние брёвна и вновь перебросили. Крепя полотно, братья тянули верёвку в стороны. Жилы вздулись на руках и мощных шеях.
И тут, скрипнув, накренились сваи. Опора просела, а перекошенный настил вздыбился. Шальное бревно выскочило, словно пробка от игристого вина, и, совершив несколько оборотов, нырнуло в реку. За первым последовало ещё несколько.
Рыжий и Волошек с трудом заставили лошадей двигаться по ожившему вдруг мосту. Они пробирались по редкой гребёнке, какую представляло собой покорёженное полотно. Налетая на дыры и торчащие торцы брёвен, повозка прыгала, грозя развалиться или опрокинуться, а лошади в любую минуту рисковали поломать ноги. В который уж раз их место в колонне оказалось самым опасным.
Среди криков, ругани, ржания, среди громыхания поклажи, треска дерева и шума воды Волошек вдруг отчётливо различил далёкий вой. Он узнал его и сразу взглянул на братьев. Их лица, красные от натуги, вдруг побледнели. Они поняли. Испугались. Но концы из рук не выпустили.
- Быстрее! - крикнул Волошек товарищу.
Совет был бесполезен, но Рыжий кивнул машинально - верно, тоже услышал вой. Когда поравнялись с братьями, он крикнул, чтобы те поскорей убирались. Но оба они решили дождаться, пока весь конвой не окажется на берегу, и лишь тогда занялись собственным спасением. Однако ни сил, ни времени уже не хватило. Верёвка провисла, и мост рассыпался, увлекая братьев в поток. В этом узком месте река особенно буйствовала, а почуяв жертву, и вовсе разошлась не на шутку. Как бы решив выпустить разом всю ту небесную влагу, что скопила за несколько последних недель, она ударила по обломкам моста мутным потоком. Ни брошенные наёмниками верёвки, ни те же брёвна - не помогли. Головы братьев лишь однажды появились среди бурунов и пропали навсегда.
Далёкий вой стих. Дева Лыбедь достала своих врагов.
Всё случилось так быстро, что никто особо не раздумывал, пока бочки не оказались в безопасности. Теперь же наёмники молчали, хмуро рассматривая огрызки моста. Неожиданная гибель братьев ошеломила всех.
- Даже не в бою сгинули, - произнёс Жирмята. - Одно слово - непутёвые.
Ксюша с напарником встали в охранение, а колдун принялся исследовать переправу. Чародейство тому виной, подпил или обыкновенная ветхость моста - выяснить ему так и не удалось. Улики были смыты и унесены вместе с жертвами.
Дастин развернул карту и, бормоча стишок, долго водил по ней когтем. Путеводный амулет упрямо показывал на заболоченный лес, и орк искал обход понадёжней.
- Пойдём по берегу этой сволочной речушки, а дальше пролеском до Грушевки, - решил он. - Там и заночуем.
На повозку погибших братьев Дастин посадил Эмельта, избавив его заодно от докук Андала. Таким образом, уже трое в отряде шли без напарников, и остальные подменяли их время от времени. Шли без остановок и, как уже повелось, вместо обеда наёмники по очереди гостили в хвосте, наскоро закусывая копчёным окороком и сухарями. На сей раз, правда, жевали молча.
Последними подошли Ксюша и Дастин. Потеря братьев ввергла командира в хандру. Тщательно пережёвывая мясо, он шептал детскую считалку про десять толстых гномов, что пошли купаться на Днепр, где и тонули один за другим.
- Кстати, - задумчиво произнёс Жирмята. - В нашем отряде ни одного гнома.
- Только заметил? - хмыкнула Ксюша. - И что с того?
- И от самоходов Тург отказался, - продолжал Жирмята. - А ведь и заправки, и мастерские держат именно гномы.
- Ну, понесло тебя, точно второй Андал, - Ксюша махнула рукой. - Везде заговоры мерещатся.
- Рецептура! - поднял палец Жирмята.
- Что? - отвлёкся от мяса и мрачной считалки Дастин.
- В "Каштане" пиво варит кто? Люди. А у гномов свои пивоварни. То-то крутились бородатые перед конторой на Проризной, якобы рельсы правили.
- Конкуренция? - угадал Волошек.
- То-то и оно.
- Да нет, - возразил командир. - Я знаю гуляй-польских орков. Они нипочём не станут заводить дела с гномами.
- Это правда, - согласилась Ксюша.
"И откуда она только всё знает", - подумал Волошек.
Однако Рыжий и не думал сдаваться.
- Не знаю, кто там с кем водится, но нас наверняка отслеживают. Амулет твой охранный только пару дней не светился. Только пока в тумане шли. И мост неспроста развалился. Априкорн сколько ни вынюхивал, ничего не нашёл. Не гнилой был мост. Что, по собственной охоте развалился?
- Там другое, - возразил Волошек. - Братья жаловались, что преследовали их с тех самых пор, как хозяина их убили. Дева Лыбедь, а может, кто из подручных.
- Что же, несколько лет она их не трогала, пугала только, а стоило им в конвой подрядиться, так тут же и напала? Не верю я в такие совпадения. Может, и Лыбедь это была, но только не своей волей она братьев сгубила. Да и маловероятно, что именно на них мост подготовили. Любой из нас мог погибнуть.
Дастин прислушивался к спору друзей, потом вдруг сказал:
- Не могут нас выследить. После чумных земель да Хмарной Стороны след взять невозможно. Оторвались мы.
- Значит, не по следу, - возразил Жирмята. - Значит, наводит на нас кто-нибудь. Постукивает.
- Так ведь кроме нас самих никого и нет в конвое. Попутчиков мы не брали. Разве что лошади. Но они постукивать только копытами умеют.
- Значит, среди нас мерзавец затаился.
Все четверо замолчали. Тема поднялась щекотливая. Последнее дело - своих братьев подозревать. Никогда это до добра не доводило. От взаимного недоверия отряды гибли не чета этому. Да что отряды - армии пропадали. Но слово вылетело, и Рыжий на попятную не пошёл.
- Тург всякий сброд нанял, - завёл он старую песню. - Похватал на улице абы кого…
- Это не разговор, - нахмурился Дастин. - Подозреваешь кого-то конкретно, скажи. А нет, так лучше заткнись.
Рыжий вздохнул.
- Любого подозреваю. Взять хотя бы Хельмута.
- Этого вонючку? - удивилась Ксюша.
- А откуда у него слухач? Ходит в отрепье, а вещицы недешёвые имеет.
- Он не тот, за кого себя выдаёт, - поддержал товарища Волошек. - Наводит или нет, не знаю, но своё истинное происхождение точно скрывает. У него замашки без малого княжеские. Манеры там, разговор… А видели, как он мечом работает?
- Мимо, - сказал Дастин. - Тург мне про него рассказывал кое-что. Хельмут, конечно, не князь, но вроде того. Сынок он миллионщицкий. Родитель его верфи держит в Антверпене и в Архангельске и судоходными компаниями владеет по всей Европе. Повздорили они. Сбежал Хельмут от папаши, а чем заняться, не придумал. Вот в наёмники и подался.
- "Тург рассказывал", - буркнул Рыжий. - Значит, нужно искать среди тех, про кого не рассказывал.
Дастин одарил Жирмяту взглядом, подразумевающим невысокое мнение орка о мыслительных способностях собеседника.
- Ты что? - спросил он. - До сих пор считаешь, что Тург вот так вот, не глядя, собрал кого ни попадя из притонов и подворотен и доверил сопровождать ценнейший груз?
Рыжий смолчал.
- Да его парни следили за каждым из вас две-три недели, собирая информацию, вынюхивая связи… Да на каждого из вас толстенная папка заведена на Проризной!
- Но тогда… - начал Рыжий и умолк.
- Что?
- Тогда получается… - Рыжий нахмурился. - А на кой ляд ему понадобилось это шутовство с конкурсом и оглаской на весь город?
- Понятия не имею, - пожал орк плечами и добавил: - Но я тебе вот что скажу. Раз Тург поступил так, а не иначе, значит, имел на то основания.
- Сразу я заподозрил нечистую игру, - ухмыльнулся Жирмята. - Вон и Волошеку говорил в первый же день. Понять бы только, что за игра и в чём подвох…
- Не твоего ума дело, - рыкнул Дастин. Но Рыжего уже понесло:
- Так ведь ум-то, он в голове помещается. А её теперь запросто потерять можно. Если что знаешь, лучше скажи. И нам ловчее справиться будет.
- Не знаю, - буркнул орк, и, судя по всему, он не темнил.
- Но как-то нас подловили на переправе? - дожимал Жирмята. - Кто-то навёл.
- Жучки, - сказала вдруг Ксюша.
- Что?
- Нам могли подложить жучков.
- Как? Когда?
- Подводы где отстаивались перед погрузкой?
- На платной стоянке, - ответил Дастин. - В центре-то города негде больше обоз разместить. А Тург торопил, желал, чтобы всё под рукой было. Вот на ночь на парковку и поставили.
- Парковка гномья? - улыбнулась Ксюша.
- А то чья же?
Все четверо замолчали.
- Стой! - крикнул Дастин, а сам принялся рыться в груде припасов.
Конвой остановился. Дежурная пара выдвинулась в дозор, остальные подтянулись к хвосту, чтобы узнать, в чём дело. Дастин между тем извлёк очередной из своих чудесных бидончиков.
- Лошадей распрягай! - приказал он. - Под фуры стели брезент! Шевелись!
"Морилка", - прочитал на этикетке Волошек.
- Сейчас с жучками вопрос закроем, - орк нацепил на морду тряпичную маску и дальше говорил неразборчиво.
Вместе с Апикорном он обходил фургоны и густо проливал отравой дерево, особенно тщательно смазывая щели и дыры. Вонь поднялась страшная. Едкие испарения согнали наёмников на опушку леса, а местные мошки с комарами отправились промышлять на стороне.
- Как бы командир пиво не подпортил по запарке, - обеспокоился Жирмята.
- Бочки они не трогают, - сказал Волошек. - А вот продукты, пожалуй, свежесть потеряют.
Клетку с голубями он догадался оттащить на обочину.
Сотни полудохлых насекомых усыпали брезент. Полосатые жучки ещё дёргали лапками и пытались расправить крылья, но отрава лишила их сил. Колдун отобрал несколько экземпляров для исследований, остальных же его волей утопили в мыльной воде.
Пока повозки проветривались, наёмники, ожидая итогов, сгрудились вокруг Априкорна. Тот натыкал жучков на соломинку, отрывал им крылья, лапки, давил пальцами и калил на огне - ну просто не колдун, а мальчишка-садист, что развлекается живодёрством.
- Странно, - заключил он, наконец. - Не та это мелочь, чтобы конвой выслеживать. Слабоваты они для Покрова - для города предназначены.
- Поясни, - потребовал Дастин.
- Ну, в общем, схема следующая. Зачарованные насекомые каждые полчаса, по очереди, срываются в полёт и уносят сведения о месторасположении конвоя. Их хозяевам достаточно отмечать точки на карте, а потом соединить в линию. Но вот в чём закавыка: не могут эти твари летать далеко. Версты на три, ну на пять от силы. Не дальше. В городе большего и не надо. Там в каждом квартале можно агентуру разместить. Но за городом, тем более под Покровом, трудно держаться всё время рядом с объектом.
- Птицы, - предположила Ксюша.
- Птицы? - колдун задумался.