IV
Каспар не узнал своего старого друга, столько крови и грязи налипло на нем. Рукава, штанины, полы длинного кафтана превратились в заскорузлые лохмотья, провонявшие уличными отбросами, а обычно крепкая фигура гиганта казалась собственной тенью. Павел был бледен как покойник, его предплечье и лицо были изборождены глубокими, местами воспаленными от занесенной в них инфекции порезами. Из некоторых ран еще торчали тонкие осколки стекла.
Гигант-кислевит лежал без сознания на полу в вестибюле посольства. Дышал он тяжело и неровно, глаза закатились куда-то под лоб. Возле открытых дверей стояли два стражника – на их лицах расцветали свежие синяки. Каспар опустился на колени возле своего товарища и сжал кулаки, чувствуя, как гнев распирает его душу. Кто сделал это с Павлом?
– Что произошло? – потребовал он ответа у солдат. – Да закройте же эту чертову дверь. Хотите, чтобы он окоченел насмерть?
Один из стражников, тот, что был пониже, начал торопливо подбирать слова. Второй меж тем кинулся закрывать дверь посольства.
– Мы, как обычно, стояли на часах и увидели бредущего к нам господина Коровица, хотя сперва мы его не узнали. Он пытался пройти в ворота, но мы ему не позволили. Мы думали, этой какой-то сумасшедший нищий или что-то вроде того.
Второй охранник подхватил рассказ:
– Ага, тогда он попытался прорваться. Конечно, мы не позволили и пригрозили ему алебардами, но он их как будто и не заметил.
– А потом? – рявкнул Каспар на переминающихся с ноги на ногу стражников.
Софья, изучавшая в это время раны Павла, подозвала Рыцарей Пантеры, появившихся из своих казарм в глубине здания, и велела им отнести кислевита в его комнату.
Каспар выпрямился и пошел следом за пыхтящими солдатами, поднимающими тяжелое тело Павла вверх по лестнице, махнув рукой стражникам, чтобы они сопровождали его.
– Вот, сэр… – сказал первый стражник, торопясь продолжить. – Мы пытались остановить его, но он только кричал что-то на кислевском языке, а потом принялся махать кулаками. Мы с Маркусом оказались на земле, а господин Коровиц распахнул ворота и зашагал прямо к двери, проревел что-то насчет крыс и рухнул как подкошенный. Тогда-то мы и узнали, кто это, и позвали госпожу Валенчик.
Рыцари внесли Павла в комнату, а Каспар повернулся к стражникам:
– Вы все сделали правильно. Поставьте кого-нибудь у ворот, позже Софья займется вашими лицами. Свободны.
Охранники отдали честь и вернулись в холл. Каспар вошел в комнату Павла и обнаружил Софью, бомбардирующую рыцарей приказами:
– Приготовьте теплую ванну как можно скорее! Теплую, а не горячую, понятно? И принесите каких-нибудь тряпок и ведро чистой теплой воды, чтобы промыть порезы. Тащите все одеяла, какие найдете, нам нужно согреть его. Кто-нибудь, мою сумку, ну ту, с иглами и припарками! И приготовьте сладкое питье, это поможет телу бороться с холодом изнутри.
Рыцари кинулись выполнять распоряжения, а Каспар спросил:
– А я что могу сделать?
– Помоги мне раздеть его. Он выглядит и пахнет так, словно провел на улицах неделю или больше. Эти порезы гноятся от грязи, некоторые воспалились.
– Кровь Сигмара, как это могло случиться?
– Зная его – можно предположить что угодно, – ответила Софья, разрезая штаны Павла длинным тонким ножом с зазубренным краем, и Каспар содрогнулся, увидев, как изодрано тело друга.
Каспар принялся стягивать с Павла рубаху, разрывая ее, где необходимо, и отбрасывая окровавленные льняные лохмотья в сторону. Пепельную кожу плеч, лица и верхней половины туловища его друга покрывали глубокие багровые порезы, во многих еще блестели кусочки стекла с запекшейся на них кровью. Кровь засохла и на пальцах, и на руках, хотя раны там были гораздо меньше.
Наконец Софья избавила Павла от штанов и нижнего белья, и Каспар увидел, что ноги кислевита до коленей изрезаны так же сильно, как и плечи, и снова удивился, как это произошло. Эти маленькие ранки походили на укусы, но чьи?
– Святой Сигмар, – прошептал Каспар, разглядывая обнаженное тело товарища. – В какую адскую неприятность он вляпался на этот раз?
– Об этом мы подумаем позже, – фыркнула Софья. – Сейчас надо вымыть и согреть его. Он так замерз, что, если не поднять температуру его тела, он может умереть.
Новость о состоянии Павла быстро разлетелась по зданию, и персонал посольства поторопился обеспечить Софью всем, что она просила. Анастасия тоже присоединилась к суматохе, разрезая льняные простыни на полосы для бинтов и помогая согреть воду для ванны. Рыцари разожгли камин, согрели одеяла, завернули в них дрожащее тело Павла, а Софья меж тем тонким пинцетом извлекала из порезов зазубренные осколки.
Когда она очистила все раны, Каспар смочил тряпицу в теплой воде и как можно бережнее промыл порезы, стирая с кожи засохшую кровь. Павел застонал, но не очнулся.
Дверь за спиной Каспара открылась, и группа рыцарей, в том числе и Курт Бремен, втащила в комнату, расплескивая воду, тяжелую чугунную ванну. Софья сказала:
– Поставьте ее перед камином и положите Павла в воду.
Рыцари подняли голого Павла и осторожно опустили его в теплую ванну. Вода перелилась через край на пол – ванна была маловата для человека его габаритов. В иных обстоятельствах подобное зрелище неизбежно вызвало бы смех.
– Мы можем еще что-нибудь сделать? – спросил Каспар, внезапно по-настоящему испугавшись за друга.
Софья покачала головой и опустила руку ему на плечо.
– Нет, теперь нам остается только надеяться, что температура тела не упала слишком низко. Надо на время оставить его в воде, потом вытереть и поместить в тепло. Позже займемся укусами. Я уверена, тут поработали крысы.
– Крысы? Это крысиные укусы?
– Да, и меня беспокоит возможность заражения. Вероятно, Павел, несколько дней бродил по улицам в бреду и лихорадке. Удивительно, как он вообще нашел дорогу сюда.
– Но так много укусов? Я никогда не слышал, чтобы крысы с такой яростью нападали на взрослого человека.
– Тут есть кое-что еще, – продолжила Софья.
– Что?
– Некоторые доктора считают, что инфекция, распространяющаяся в городе, разносится крысами, так что с этого момента в комнату никто не должен входить – на тот случай, если Павел заражен чумой.
– О нет, Павел… – прошептал Каспар, и волна грусти захлестнула его. Он уже потерял в Кислеве одного лучшего друга и горячо надеялся, что не потеряет второго.
– Мне жаль, Каспар, – сказала женщина.
В этот миг Павел поежился, пробормотав что-то неразборчивое.
Каспар рухнул на колени перед ванной:
– Я здесь, дружище.
Веки Павла дрогнули и приоткрылись, хотя в глазах товарища Каспар не увидел узнавания. Кислевит едва слышно стонал, стараясь произнести что-то.
– Что, Павел? – спросил Каспар, не будучи, однако, уверенным, что друг понимает его. – Кто это с тобой сделал?
Он приблизил голову к больному – возможно, смертельно больному – другу, снова пытающемуся заговорить. Лицо посла исказила гримаса гнева, когда в бреду Павла он разобрал одно-единственное слово.
Он встал и быстро направился к двери, бросив на ходу:
– Позаботься о нем, Софья.
– Подожди, Каспар, что это значит? Что он сказал? Он сказал, кто это сделал? – заторопилась Софья, по голосу посла поняв, что тот вот-вот взорвется от клокочущей у него в груди ярости.
Каспар сжал дверную ручку так, что костяшки пальцев побелели. Лицо его, напротив, пылало.
– Он сказал: "Чекатило".
V
– Посол, подумайте, что вы делаете, – сказал Курт Бремен.
– Я не хочу ничего слышать, Курт! – рявкнул Каспар, пристегивая к ремню пистолеты и затягивая вокруг талии пояс с мечом. – Ты же видел, что он сделал с Павлом.
– Мы не знаем наверняка, – резонно заметил рыцарь. – Когда речь идет о Павле, мы знаем, что с ним могло произойти все, что угодно.
– Он назвал имя Чекатило, черт побери, и что, ты полагаешь, я должен думать?
– В том-то и дело, посол, вы сейчас не думаете. Вы позволили своей ненависти к Чекатило ослепить себя.
Каспар накинул длинный плащ и повернулся к командиру Рыцарей Пантеры, стоящему между ним и дверью.
– Я должен это сделать, Курт.
Бремен скрестил на груди руки.
– Я однажды уже говорил вам, что мы не сможем исполнять наши обязанности, если вы будете вести себя так, что поставите нас перед необходимостью нарушить наш кодекс чести. И я снова повторяю это.
– Как скажешь!.. – прорычал Каспар, направляясь к двери.
Руки Курта Бремена разомкнулись и стиснули плечи посла. Глаза Каспара полыхнули яростью, кулаки сжались. А Бремен четко и ровно произнес:
– Если вы убьете Чекатило, то ни я, ни мои рыцари не будем считать себя связанными с вами клятвой.
Взгляды мужчин скрестились. Каспар понимал, что Курт прав, но он был слишком поглощен гневом, чтобы принять в расчет какой-либо другой вариант действий. Посол медленно освободился из рук Бремена, взглянул в мрачное лицо рыцаря и сказал:
– Либо иди со мной, либо убирайся с моей дороги. Потому что я уйду, так или иначе.
– Не делайте этого, Каспар. Подумайте о том, что вы собираетесь предпринять.
– Слишком поздно, Курт. Уже слишком поздно.
Каспар отстранил рыцаря и торопливо спустился в вестибюль. У подножия лестницы он задержался, услышав, что Курт Бремен идет за ним, а подняв глаза, увидел, что рыцарь застегивает перевязь с мечом.
– Что ты делаешь, Курт?
– Да спасет меня Сигмар, но я иду с вами.
– Почему?
– Я не стану помогать вам убивать Чекатило, но и позволить, чтобы вас убили, тоже не могу.
Каспар мрачно улыбнулся:
– Спасибо.
– Не благодарите заранее, – фыркнул Бремен. – Может, чтобы уберечь вас, мне придется разок уронить вас на задницу.
Мороз раннего вечера не мог охладить жар гнева Каспара, но он был абсолютно не готов к зрелищу, которое встретило его, когда они с Куртом Бременом подъехали к борделю, в котором они встречались с Чекатило в последний раз.
Вместо неописуемого здания из прогибающихся черных бревен и блоков грубо обтесанного камня, перед их глазами предстал лишь покосившийся обгоревший каркас притона. Закопченные осколки цветных стекол косо торчали из развалин, обугленные остатки малинового пояса безжизненно свисали с оплавленного конька крыши. Здания по обеим сторонам публичного дома избежали пожара – их спас снег, не давший перекинуться пламени на близлежащие строения, а там уж подоспели и пожарные, ликвидировавшие очаг возгорания.
Впрочем, посол не думал, что собравшийся у пожарища народ бросился вдохновенно спасать заведение Чекатило. Люди, толпящиеся с подветренной стороны здания, закутанные в меха и присыпанные свежим снежком, являли собой душераздирающее зрелище, и Каспар не мог представить, чтобы они помогали жирному мошеннику. Скорее уж они собрались, чтобы отогреться в утекающем в пространство тепле тлеющего дома.
– Какого дьявола тут произошло? – удивился Каспар, слезая с коня. В недоумении он пнул покореженную доску.
– Возможно, демонстрация чьей-то неприязни к Чекатило? – предположил Бремен.
– Тогда под подозрением оказывается весь город, – ответил Каспар и пошел по скрипящему снегу к остаткам борделя.
В морозном воздухе явственно витал тошнотворный густой запах, слишком хорошо знакомый послу: запах горелой человеческой плоти. В свое время он разжег достаточно погребальных костров.
Каспар показал на собравшихся у пепелища людей:
– Курт, ты лучше меня говоришь по-кислевски, спроси их, не знают ли они, что здесь произошло.
Бремен кивнул, а Каспар привязал Магнуса к выступающей балке, перелез через остатки стены уничтоженного здания и начал тщательно рассматривать руины борделя. Жители Кислева основательно разграбили пепелище, бревна, не прогоревшие дотла, утащили для костров, как и все уцелевшие безделушки, которые можно продать или выменять на еду. Почти уже сдавшись, Каспар заметил трупики нескольких крыс – опаленные, скорченные в неестественных позах тельца. Изучая их, он поразился размеру грызунов – добрых восемнадцать дюймов от носа до хвоста.
Посол опустился на колени возле обугленного трупика и какой-то сломанной щепкой перевернул окоченевшего зверька: Черная шерсть рассыпалась в пыль, но плоть на спине еще сохранилась, так что Каспар разглядел на коже крысы три пересекающихся красных рубца, образующих неровный треугольник.
– Что там? Вы что-то нашли? – окликнул Каспара Бремен от края развалин.
– Крысу, большую, – ответил Каспар, – но, чтоб мне провалиться, похоже, на ней какое-то клеймо.
– Клеймо? Кому в здравом уме придет в голову клеймить крысу?
– Понятия не имею, но…
– Но – что?
– Я просто вспомнил о том, что Софья сказала о чуме. Что городские врачи боятся, что ее распространяют крысы. Я увидел это клеймо и подумал, возможно ли, чтобы эпидемией кто-то управлял?
– Хотите сказать, что чума – дело чьих-то рук?
– Не знаю, возможно. – Каспар встал и стряхнул золу со штанов. – Ты узнал что-нибудь у людей?
– Немногое. Их рейкшпиль почти так же плох, как мой кислевский. Те немногие, кто был здесь, когда это случилось, сказали, что слышали доносящиеся из притона крики как раз перед тем, как вспыхнул пожар.
– И все?
– Все, – кивнул Бремен, пожав плечами. – Больше я ничего не понял.
– Проклятие, тут произошло что-то важное, я это чувствую, но пока не понимаю, что именно.
– Возможно, чекисты или городская стража что-то знают. Должно быть, они уже здесь побывали.
– Да уж, не могу представить, чтобы Пашенко не проявил интереса, когда один из притонов Василия Чекатило сожгли дотла.
– А если и проявил, думаете, он сообщит вам что-нибудь?
– Стоит попробовать, – ответил Каспар, снова взбираясь на лошадь. – Худшее, что он может сделать, это сказать "нет".
Бремен в последний раз оглянулся на руины борделя и сказал:
– Интересно, Чекатило был внутри, когда возник пожар?
Каспар тряхнул головой:
– Нет, не думаю, чтобы нам так повезло. Держу пари, этот скользкий ублюдок слишком ловок, чтобы его можно было так просто прикончить.
Каспар слегка занервничал, когда они с Бременом повернули на Урский проспект, вспомнив их прошлый проезд по этой улице и устроенную здесь бойню. Подстреленный Рыцарь Пантеры потерял руку и вскоре скончался от загадочной болезни, которую Софья не сумела вылечить.
Они держались обочины переполненного проспекта, и Каспар, заметив, что Бремен тоже озирает крыши и темные окна, глядящие на улицу, ощутил некоторую уверенность от того, что не одинок в своих опасениях.
Отряд вооруженных коссар промаршировал по центру проспекта. В своих ало-зеленых доспехах, со сверкающими железом и бронзой нагрудниками они были великолепны. Солдаты несли широкие секиры и короткие кривые луки. На всех были меховые колпаки и толстые шарфы, прикрывающие нижнюю половину лица. Черные нарукавные повязки говорили о том, что они патрулируют части города, закрытые из-за чумы, и обосновавшиеся на проспекте люди в страхе пятились от солдат.
Каспар кивнул командиру коссар, но тот проигнорировал приветствие и вместе со своими людьми прошагал мимо, едва отметив присутствие чужестранцев.
Наконец они добрались до здания чекистов и заявили о себе двум часовым у ворот. Обоих солдат, кажется, захватило врасплох требование Каспара впустить его – люди обычно молили выпустить их отсюда. Но, узнав имперского посла, стражники с некоторым трудом открыли ворота и позволили Каспару и Бремену въехать на мощеный двор.
Когда ворота захлопнулись за ними, Каспар увидел, что створки укрепили толстыми перекладинами, а дыру, проделанную неизвестным оружием снайпера, залатали листом железа. Пашенко, очевидно, решил не рисковать – мало ли какой меткий стрелок захочет пустить пулю в тоже отверстие.
Черная дверь в мрачном фасаде здания открылась, и в сумерки уходящего дня шагнул лидер чекистов. Темные доспехи отразили свет горящих у входа факелов.
– Посол фон Велтен, – как обычно отрывисто, произнес Пашенко. – Какое совпадение. Надеюсь, вы не принесли к моим дверям очередных неприятностей.
– Нет, на этот раз нет, – ответил Каспар. – А почему совпадение?
– Неважно, так зачем вы здесь?
– Я только что оттуда, где стоял публичный дом, принадлежащий Василию Чекатило. Вы что-нибудь знаете о том, что там произошло?
– Он сгорел.
Каспар проглотил раздраженную реплику и сказал:
– Я подумал, вы можете иметь представление о том, кто это сделал.
– Могу, но потребуется год, чтобы арестовать всех вероятных подозреваемых. Чекатило в городе не любили, посол.
– Мой друг серьезно пострадал и может умереть. Думаю, он был там той ночью, когда притон загорелся. Я просто хочу выяснить, что случилось.
Пашенко махнул рукой паре конюшенных, чтобы они забрали лошадей Каспара и Бремена, и предложил:
– Пройдемте в помещение. Рассказать что-то о пожаре сверх того, что вы уже, вероятно, знаете, мне почти нечего, но, как я и сказал, то, что вы пришли сюда сегодня, – удивительное совпадение.