- Я честно не знаю, Дугал. И поверь мне, я много раз в первые годы задавал себе этот вопрос, - он покрутил перстень епископа, продолжая говорить. - На самом деле, должно было пройти по крайней мере несколько лет, прежде чем неприязнь между двумя кланами уляжется достаточно, чтобы мы смогли открыто рассказать о нашем браке. Беременность Маризы рассматривалась, как бесчестье клана, даже если бы она и призналась своей матери, что мы на самом деле женаты. И она, скорее всего, это сделала, поскольку именно твоя бабушка проследила за тем, чтобы ты получил брошь, которую я подарил Маризе. Никто не может сказать, сколько бы ей потребовалось времени, чтобы сообщить мне о случившемся. Ведь я не получил от нее никаких известий.
Он вздохнул.
- В любом случае, при сложившихся обстоятельствах, тебя, вероятно, растили бы, как сына ее матери - это самый легкий путь скрыть бесчестье дочери и сохранить честь клана. В конце концов, ты же на самом деле был внуком старого Каулая, даже если ты и не был его сыном. А он только что потерял сына. Со временем, когда гнев членов клана поостыл, не было бы проблем в признании брака.
- А ты бы это сделал? - настаивал Дугал.
Дункан пожал плечами.
- Мы этого никогда не узнаем, не так ли? Как и предполагалось, я осенью поступил в университет Грекоты. Если бы я этого не сделал, зародились бы сомнения и, кроме всего прочего, мне нравилась академическая жизнь. Но я откладывал принятие сана, ожидая, что кланы помирятся. Затем, когда я услышал новость следующим летом - что она умерла от лихорадки - у меня не осталось причин не следовать своему призванию, тем более, что я не подозревал о твоем существовании. Я страдал и гневался на небеса из-за этой несправедливости, но жизнь продолжалась. Мне выбрили тонзуру, и вскоре память о попытке зажить мирской жизнью стала приятным, но забывающимся сном. - Он посмотрел голубыми глазами прямо в янтарные глаза Дугала. - Тебя беспокоит, что я не могу заявить: "Да, Дугал, я определенно признал бы брак и сына, о существовании которого не знал"?
- Э… наверное, нет, - сказал Дугал неуверенно. - Как ты говорил раньше, мы никогда не узнаем. - Он громко сглотнул, поднял подбородок, но не мог смотреть отцу в глаза. - Однако я хотел спросить еще кое о чем. И в свете того, как все обернулось, возможно, это еще важнее.
- Если смогу, сын, я отвечу.
- Ты принял сан. Ты стал священником. Но ты знал, что ты - Дерини.
- Конечно, но…
- Тогда почему ты продолжаешь отрицать, что ты сделал и кто ты есть? - выпалил Дугал, поворачиваясь к отцу и глядя на него глазами юноши, не способного на компромисс. - Ты - Дерини и ты - священник. И ты - хороший священник! Ты доказал многими годами преданной и праведной службы, что одно и другое не является несовместимым. До Реставрации были священники из Дерини, и они тоже были хорошими!
- Это правда, - прошептал Дункан.
- Тогда почему ты в этом не признаешься? Почему ты играешь в эти игры и не отвечаешь ни так, ни сяк? Что они могут тебе сделать?
Дункан чувствовал, как громко бьется сердце в его груди, и молился, чтобы Дугал перестал задавать подобные вопросы.
- Они могут сделать очень многое, сын.
- Но не станут. Они не сделали. Некоторые из епископов знают наверняка, а остальные, несомненно, подозревают. Ты слышал, что сегодня говорил Вольфрам! И они знали об этом до того, как выбрали тебя епископом.
- Да, и Эдмунд Лорис тоже знал, - ответил Дункан, непроизвольно сжимая кулаки, когда воспоминания о пытках, устроенных ему архиепископом-отступником, всплыли у него в памяти. Ногти опять выросли на руках и на ногах, а раны зажили, но ужас, испытанный, когда он был прикован цепями к шесту, а языки пламени, поднимающиеся вокруг, начали лизать его тело, останется с Дунканом Мак-Лайном до его смертного часа.
Упоминание имени Лориса вернуло Дугала назад в реальность. Он понимал, что могло бы случиться, поскольку именно Дугал прорвался сквозь строй людей Лориса, чтобы спасти отца. Дугал резко вздохнул, поняв, какие воспоминания он разбудил, и снова перевел взгляд на дождь.
- Прости, - тихо сказал он. - Я не имею права спрашивать тебя об этом. Я еще не привык к тому, кто я есть. Тебе пришлось жить с этим всю жизнь. Это должно быть твоим решением. Просто Морган и Келсон могут быть такими открытыми…
- И ты тоже так хочешь, не правда ли? - мягко спросил Дункан. - Я знаю, сын. Поверь мне, я много думал об этом, но…
Он замолчал, заметив, что в альков зашел Морган. Аларик кашлянул, объявляя о своем присутствии.
- Простите, что перебиваю, - сказал Морган. - Дункан, ты не забыл, что у нас есть еще важные дела с епископом Ариланом?
Дункан моргнул и кивнул. Он не забыл, но не ждал этого с нетерпением. Дугал и Келсон еще не знали, что предстоящей ночью, как договорились Морган и Дункан, Арилану следует впервые дать двум молодым людям мерашу. Сама мысль вызывала у Дункана спазмы в животе, потому что Лорис давал ему самому это зелье, когда он попал в плен к архиепископу-отступнику прошлым летом. Для простых людей оно было успокоительным средством, но даже малое количество мераши лишало Дерини возможности пользоваться своей силой. Морган тоже знал об опасности мераши из личного опыта, но было важно, чтобы и Дугал, и король попробовали ее разрушительный эффект в безопасном месте под наблюдением друзей, а не встретились с ней впервые в гораздо менее благоприятных условиях. Противоядия не существовало, но иногда ее действие можно было свести к минимуму или даже получить положительный эффект, если субъект знал о нем.
Келсон сидел в трапезной за чистым столом перед очагом, Нигель устроился напротив: они решили, что дяде короля следует присутствовать, как регенту, потому что оставшуюся часть ночи король будет недееспособным. Дугал вопросительно посмотрел на Келсона, садясь слева от короля. Его отец сел рядом. Король только пожал плечами, когда Морган устроился справа от него. Арилан вернулся к столу с кожаной флягой в руках и странным, натянутым выражением на лице.
- Я приношу извинения, если это покажется слишком резким, - сказал епископ-Дерини, садясь напротив двух молодых людей и не обращая внимания на тревожные выражения их лиц, когда он поставил флягу на стол перед ними. - Однако у меня есть свои причины. Государь, сомневаюсь, что ты видел эту флягу в тот день, когда умер твой отец - или что ты ее помнишь, если и видел. Однако следовало бы. Именно это убило твоего отца.
Глава II
Открой уста твои и выпей то, чем я напою тебя
Ведь именно это убило твоего отца…
Слова Арилана, подобно клинку, пронзили сердца четверых мужчин, близко знавших Бриона Халдейна. Кровь отлила от лица Келсона, теперь оно стало подобным белой посмертной маске, а серые глаза напоминали потухшие угли. Нигель, пораженный до глубины души, беззвучно открыл рот. В это мгновение он, словно по волшебству, сделался похож на своего любимого старшего брата, умершего у него на руках. Дункан перекрестился, в ужасе и изумлении. И только Морган отреагировал: он привстал, готовясь броситься между Келсоном и епископом.
- Не тронь меня, или ты об этом пожалеешь! - рявкнул Арилан, не моргнув глазом, когда рука Моргана сжалась в кулак прямо у его лица. - Сядь. Ты подумал, что я убил Бриона? На самом деле его убило даже и не это, - он потряс флягу, которую держал в руке. - Хотя именно мераша сделала его уязвимым для врагов. Но ты же не думаешь, что я каким-то образом участвовал в заговоре?
Когда Морган отступил и сел, не решаясь сказать ни слова, так как не был в себе уверен, Дункан медленно выдохнул воздух и бросил взгляд на Арилана. Губы Нигеля что-то шептали, но ни слова не произносилось вслух.
- Никто никого ни в чем не обвиняет, - осторожно сказал Дункан, в то же время мысленно прося других помолчать, пока он ищет объяснение. - Хотя теперь нам всем приходит в голову, что ты мог это сделать. Предполагаю, что это - та самая фляга, из которой пил в тот день Колин Фианский. Однако мы так и не узнали, как туда попала мераша.
Арилан сел, усмехнувшись, откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Его худое красивое лицо, с синеватыми отблесками на щеках от выступившей к вечеру щетины, казалось слегка сатанинским, когда на него падал отсвет играющих в очаге языков пламени. Голубые глаза стали темно-синими и в полумраке приняли почти такой же цвет, как его ряса.
- Не будь глупцом. Если помнишь, Нигель, именно я первым сказал тебе, что, по словам Колина, он получил ее от таинственной дамы.
- В таком случае где ты взял флягу? - парировал Нигель. - Мы все обыскали, но ничего не обнаружили. Колин считал, что потерял ее, возвращаясь с охоты.
Арилан кивнул.
- Так и есть. Только это я "потерял" ее для него. Когда я оказался рядом с Брионом и увидел, как он умирает, я понял, что он получил дозу мераши. Всего за несколько минут до этого я наблюдал, как они пили с Колином. Поэтому я поймал Колина во дворе после того, как мы вернулись. Все тогда суетились и смотрели, как тело Бриона вносят в тронный зал, а я отобрал у Колина флягу. Она на самом деле оказалась с мерашей. Конечно, он так никогда и не вспомнил ту часть нашего разговора. Я дал вам прийти к правильному заключению: смертельный подарок принесла Карисса. Тогда я не мог вам сам этого сказать, и не мог даже упомянуть о мераше, не открыв, что я - Дерини.
- Я… предполагаю, ты также не мог ничего сделать, чтобы спасти моего отца, - наконец сказал Келсон, впервые заговорив. - Мне не хочется верить, что ты мог что-то сделать и не сделал, просто ради того, чтобы защитить себя.
Арилан посмотрел на свои скрещенные руки.
- Келсон, я не стану отрицать, что не единожды был повинен в том, в чем ты меня обвиняешь. Я имею в виду лишь твои последние слова. Кошмары, мучающие меня из-за этого, гораздо ужаснее, чем ты можешь представить, однако они - ничто в сравнении с ответом, который мне придется держать перед Верховным Судией. Но мои руки не запятнаны кровью твоего отца. Вред уже был нанесен, когда я оказался рядом с ним. Я сомневаюсь, что его смог бы спасти даже настоящий Целитель - если бы только у нас они были.
- Это правда, или ты говоришь так просто для того, чтобы успокоить меня? - спросил Келсон, впервые осмелившись использовать свои способности определять, говорит ли человек правду, на епископе из племени Дерини.
Мягко улыбнувшись, поняв, что его проверяют, Арилан кивнул и раскрыл руки, этим жестом выказывая покорность.
- Я сказал тебе только правду, Келсон. Я ничего не мог сделать для твоего отца, кроме как еще на несколько минут продлить агонию. Не думаю, что он бы это выбрал. Ты был там. Ты знаешь, как он страдал.
- Да.
Келсон сглотнул комок и отвернулся на несколько секунд, закрыв себя для ментальных вопросов Моргана и даже робкой попытки Дугала успокоить его. Он старался не смотреть на флягу, все еще стоявшую на столе перед ним.
- Итак, - наконец сказал он, снова рискнув взглянуть на Арилана. - Все это время фляга хранилась у тебя. Почему ты достал ее сегодня?
- Думаю, ты знаешь.
Арилан демонстративно опустил руку в карман рясы и извлек маленький стеклянный пузырек из толстого стекла, который торжественно поставил рядом с флягой.
- Пришло время познакомиться с тем, что может свести на нет всю твою силу, - сказал он. - Ты никогда не испытывал на себе разрушительное действие мераши. Не делал этого и Дугал. Для представителя Дерини, которому повезло пройти обучение, это - важная часть подготовки. Мераша, вероятно, является единственным полностью разрушающим наши способности зельем, которое может быть использовано против нас. Знающий человек иногда может свести к минимуму этот эффект и даже отчасти обратить в свою пользу. Дункан, я уверен, может это подтвердить.
Дункан кивнул, поджав губы и накрыв руку Дугала своей ладонью. Келсон перевел обвиняющий взгляд на Моргана.
- Аларик, ты знал об этом? - спросил он.
Морган резко вдохнул воздух и громко выдохнул.
- О фляге - нет. Мы с Дунканом обсуждали с Ариланом необходимость дать тебе попробовать мерашу перед тем, как ты уедешь на лето. Мы согласились, что это было бы логично сделать сегодня. Я не говорил тебе об этом раньше, поскольку не хотел, чтобы ты об этом думал, когда тебе требовалось сосредоточиться на утреннем заседании. Однако, как ты можешь догадаться, я не ожидал, что он представит как раз ту мерашу, от которой умер Брион. Это удар ниже пояса, Арилан.
Арилан развел руки в примирительном жесте.
- За это я прошу прощения. Не предполагал, что раны еще не зажили. Но мне показалось, что это - яркий способ подчеркнуть, почему для них так важно познакомиться с мерашей. По крайней мере, думаю, таким образом я показал то, что хотел.
- В достаточной мере, - пробормотал Келсон. Взяв в руки пузырек с пробкой, он поднес его к свету, чтобы рассмотреть получше. Сквозь зеленоватое стекло он смог едва различить прозрачную жидкость, заполняющую его наполовину. Келсона передернуло, когда он поставил пузырек назад. - Значит, вот она какая - мераша.
Он неловко посмотрел на Дугала, который казался еще более обеспокоенным, чем он сам, затем перевел взгляд на сидящего рядом Дункана, несомненно вспоминающего свое собственное не такое уж давнее знакомство с зельем. Дункан глядел на короля и Дугала сочувствующе. Затем Келсон посмотрел на Нигеля, усиленно пытавшегося не передать свой иссушающий горло страх всем остальным. Нигеля охватило нехорошее предчувствие, несмотря на то, что его даже не просили участвовать в эксперименте. Затем Келсон посмотрел на непроницаемого Арилана и наконец на Моргана.
- Думаю, я предпочел бы иметь в запасе время свыкнуться в этой мыслью, Аларик, - сказал он тихо, пытаясь не допустить упрека в голосе. - Ты мог бы сказать мне об этом раньше.
- Прости меня, - произнес Морган. - Я неправильно оценил ситуацию. Мы обсуждали целесообразность этого, насколько я помню - однажды поздно вечером осенью. Дугал, ты был там. Но, я полагаю, ты забыл об этом, поскольку я сам не мог достать мерашу. Но необходимость не исчезла из-за отсрочки. Жизненно важно, чтобы вы знали, с чем можете столкнуться и как с этим бороться.
- А почему такая срочность?
- Потому что ты больше не ребенок, мой принц, - излишне резко сказал Морган. - Потому что через три дня ты будешь посвящен в рыцари. Это официальное признание твоего совершеннолетия. И поэтому те, кто раньше не трогал тебя, так как ты был еще юношей, теперь могут строить против тебя козни, тем более, по мере того, как о твоих талантах становится широко известно. Когда ты отправишься в путешествие и, в особенности, когда ты в Кардосе встретишь послов Торента, ты подвергнешься особой опасности.
- Ты намекаешь, что я не рисковал последние четыре года?
- Тебе везло. Нельзя быть уверенным, что тебе и дальше будет так везти. Если бы Брион знал, что сейчас узнаешь ты, он мог бы остаться в живых. Это моя вина. Я понимал, каким злом может быть мераша, по крайней мере, в теории. Мне следовало также донести это и до него.
- Не льсти себе, Аларик, - сказал Арилан. - Это не помогло бы в случае Бриона. Брион всегда с подозрением относился к этому наследию Халдейнов и не научился использовать силу так, как мог бы. Это не твоя вина: ты сам был только наполовину подготовлен. Что-то в самом Брионе сдерживало его, что-то не позволяло использовать данные ему силы. Мне кажется, я догадываюсь, что именно, но я не могу говорить об этом. Если помните, я был его духовником последние шесть лет.
- Он говорил с тобой об этих вещах? - спросил Келсон.
- Только вскользь и очень редко. Но как ты думаешь, почему он никогда не учил тебя тому, чем владеют Халдейны? Подумай. Вспомни. Только Аларик и Дункан пытались научить тебя магии и эзотерической философии.
Келсон сглотнул, поерзал на стуле и с опаской одним кончиком пальца дотронулся до кожаной фляги.
- Если… если бы мой отец знал, как свести к минимуму эффект от мераши, это спасло бы его?
Все глаза вопросительно повернулись к Арилану.
Епископ медленно покачал головой.
- Я не могу ответить, Келсон. Могло бы. Если бы он знал… если бы он боролся, когда я понял, что происходит - возможно. Но он ничего не знал, и у него определенно не было ни единого шанса. Это я могу утверждать с полной уверенностью.
- Понятно.
Келсон взял в руки флягу и наклонил ее вначале в одну сторону, потом в другую. В ответ остающаяся внутри жидкость булькнула.
- Хорошо. Здесь достаточно зелья, чтобы сделать нужную работу, или оно испортилось за эти годы?
Нигель побледнел, Морган с Дунканом обменялись удивленными взглядами, но Арилан только слегка улыбнулся.
- Боюсь, вино прокисло, а мераша потеряла свою силу за это время, но мне кажется, я понимаю, что ты на самом деле имеешь в виду. Я намеревался начать с нового вина, но если хочешь, мы можем попробовать оставшееся во фляге.
- А это не опасно? - спросил Морган, прежде чем Келсон успел ответить.
Арилан кивнул.
- Настолько безопасно, насколько мерашу вообще может считать безопасной. Во фляге осталось слишком мало зелья, поэтому мне все равно придется добавить того, что я принес, - он кивнул на зеленый пузырек. - Я хотел дать большую дозу. Даже пока изначальное снадобье оставалось свежим, оно было слишком слабым для наших целей. Однако, как я догадываюсь, его величество считает этот эксперимент частично памятью об отце. Ради этого я готов пожертвовать абсолютной точностью дозы. Я также принес снотворное, на потом, чтобы снять напряжение.
Он протянул небольшой пергаментный пакетик недовольному Дункану, который тут же отправился за чашей воды. Тем временем, пока другие удивленно наблюдали, оставаясь в постоянном напряжении, Арилан по-деловому открыл затычку кожаной фляги, понюхал содержимое и сморщился. Затем, взяв два кубка из стопки посуды, отодвинутой в сторону после трапезы, он наполнил один из них, добавил большую часть содержимого зеленого пузырька, а затем несколько раз переливал смесь из одного кубка в другой и обратно. В конце концов, в каждом осталось одинаковое количество жидкости. Без каких-либо церемоний он поставил их на стол перед королем и Дугалом. Рядом с Ариланом сел вернувшийся Дункан, помешивая чашу с водой небольшой костяной ложечкой.
- Это снотворное? - спросил Морган.
Дункан кивнул.
- Доза большая, и оно им понадобится. Дугал, мне кажется, ты знаешь, что это такое.
Дугал проходил подготовку как военно-полевой хирург. Он понюхал чашу, которую протягивал ему Дункан, нахмурился, затем осторожно опустил палец в жидкость, лизнул и сморщился.
- Да, я знаю, что это. Мы не проснемся до утра. Если не считать способностей Дерини, это лучшее средство усыпить больного, чтобы его прооперировать. Они тогда практически ничего не чувствуют.
- И вы не почувствуете, - сказал Арилан, забирая чашу у Дункана и ставя ее в центре стола.
Он посмотрел на Келсона, затем на Моргана и Дункана, наконец на Нигеля, которому также улыбнулся. Нигель состроил в ответ гримасу. На его лице была написана тревога. Одной рукой он нервно тер другое предплечье.