Ласковое солнышко уже поднялось высоко над лесом и на открытом месте, где стоял Иржи, ощутимо припекало. Он снял куртку и положил на камень. День искрился и переливался бриллиантами водных струй, падающих с каменного утеса в темно-голубые воды лесного озера. Серо-желтый камень скалы под мокрыми брызгами получал какой-то фееричный зеленовато-красноватый оттенок, словно драгоценный камень, вначале неказистый, под умелой рукой огранщика принимает свой истинно королевский вид. Там, на уступах, куда зимой не долетает леденящий ветер, а от воды всегда тепло, росли небольшие березки, тянущиеся к небу еще не окрепшими веточками, а на одной из них хитрая птичка свила себе гнездо. И действительно, ни один хищник не полезет за яйцами или птенцами в водопад! Иржи с удовольствием любовался этой чудесной природной картиной, нанося на холст уверенные мазки. На душе было спокойно и радостно, как и всегда в те минуты, когда к нему приходило вдохновение. И вот уже холмы, водопад и озеро, как живые, смотрели на него с небольшого холста. Художник порадовался: действительно, прекрасное место. Он схватил еще один холст, закрепил и стал набрасывать сами скалы, их цвет, оттенки, причудливо падающие тени и замершие на вершине камни. Разделяя различные цветовые пятна, его опытный глаз вдруг уловил едва намеченную тень на той стороне водного потока. Уж очень она была ровной и округлой. Пещера? Грот? Иржи очень захотелось туда попасть и посмотреть, что же такого замечательного прячет там дивная природа. Он аккуратно сложил эскизы в ящик, замотал тряпкой испачканные краской кисти и куском лоскута протер руки. Ну что ж, пора подниматься! Кинув последний взгляд на радужные струи и запомнив расположение пещеры, он полез вверх, к оставленным наверху людям.
На поляне с видом на озеро, там, где лежали оставленные кем-то бревна, горел небольшой костер. Спиной к нему и лицом к солнцу на сложенном вчетверо непромокаемом плаще сидел Ковач. Пиджак он тоже снял и засучил кверху рукава плотной водолазки.
- Загораем? - Подошел к нему художник.
Ковач сразу открыл глаза и вскочил, опуская рукава.
- Сиди, - махнул рукой Иржи. - Где наш лодочник?
- Пошел вверх по течению реки. Вы же изъявили желание перебраться на ту сторону, ну вот он и вспомнил про мостик, что когда-то здесь был. Сейчас уж должен прийти. - Охранник посмотрел на часы. - Нам пора возвращаться. Обед почти прошел. - Закончил он уныло.
- Не огорчайся, закажем в номер. А потом сходим на ужин.
Иржи присел на бревно, надел куртку и пошарил в карманах. Достал сигареты.
- Вы же вроде не курите?! - удивленно посмотрел Ковач.
- Зато много думаю. Особенно в последнее время. - Иржи чиркнул зажигалкой и прикурил. А потом пояснил: - Отвлекает.
Выдыхая дым, он смотрел на искристое серебро водопада, словно сквозь туман. И, будто наяву, увидел на краю скалы, над самой бездной, легкую девичью фигурку в цветастом платье. Она стояла, прижав руки к лицу. Ветер развевал длинные белые волосы, украшая их россыпью мельчайших капель, играющих на солнце разноцветными искрами. Вдруг девушка отняла от лица руки и посмотрела прямо Иржи в глаза. Ее губы что-то сказали, а рука показала на тот берег. Он вскочил, разгоняя рукой едкий сигаретный дым, и попытался ее разглядеть. Но на утесе никого не было. Художник с досадой бросил вниз окурок.
- Что случилось? - завертел головой охранник.
- Голову напекло. - Буркнул Иржи.
Тем временем, из кустов вылез лодочник и помахал им рукой.
- Ну что, господа хорошие, не пропало желание перебраться за реку? Или все же домой?
- Идем! - Иржи решительно встал. - Веди.
Охранник нехотя отклеился от бревна, поправляя мятый и испачканный в пепле пиджак.
- Ты можешь подождать нас здесь. Мы недолго. - Сказал Иржи.
- Нет. Теперь я с Вами. Вдруг понадобится подстраховать?
- Не, там тропа нормальная. - Поведал лодочник. - Пойдемте, господа.
И они отправились в кусты, раздвинув которые, обнаружилась вполне приличная, правда, несколько сыроватая, тропа.
Постепенно, идя друг за другом, они вышли к прыгающей по камням и неширокой в этом месте реке. Поперек ее русла лежала толстая сучковатая ель. Так как она упала на камни, то под ней свободно, не запруживая окрестности, текла вода.
- Вот, господа, хороший мост! - И лодочник первым вскарабкался на толстый комель. А потом, придерживаясь за одни ветки и переступая другие, он перешел на ту сторону и махнул рукой. Иржи подтянулся на руках и запрыгнул на дерево. Не торопясь, и стараясь не касаться сухих сучьев, он прошел над рекой. За ним следом перебрался и охранник.
- Куда господа хотели попасть? - поинтересовался лодочник.
- К водопаду. - Лаконично ответил Иржи.
И вот они стоят на противоположной скале. На озере, под ними, видна их малюсенькая красная лодка. А рядом с бревнами - желтый этюдник Иржи. Он посмотрел по сторонам, разыскивая приметы. Так. Вот гнутая березка.
- Туда. - Скомандовал он.
От березки - большой серый камень с черным пятном на боку. Дальше - небольшая осыпь. За ней - еще камень. Иржи оперся на него рукой и спрыгнул на площадку перед входом в небольшую пещеру.
- Смотри-ка! - Удивился лодочник. - Сколько здесь бывал - не видел ни разу!
Иржи достал зажигалку, чиркнул и зашел в грот. Сырая тьма моментально окружила его своими объятьями. Художник немного постоял, осязая ее всем своим существом. Спустя несколько минут глаза стали различать серый свет, льющийся откуда-то сверху. Он потушил зажигалку и двинулся вперед. За ним - охранник. Замкнул их группу ворчащий про причуды господ и природы лодочник. Неширокий, но ровный ход неожиданно расширился, и они попали в небольшой каменный зал. С потолка на середину падал пыльный солнечный луч. Стены пещеры терялись во мраке, но ее центр, с красной каменной глыбой в цвет скалы под водой, довольно ясно освещался неярким рассеянным светом. И там что-то лежало, явно не относящееся к творениям природы. Пока остальные глазели по сторонам, Иржи подошел к камню и присел перед ним на корточки. Там, в углублении, стояла небольшая деревянная шкатулка. Иржи достал из кармана нож и поддел крышку его кончиком. Внутри, на красном бархате, лежал огромный черный алмаз. Внезапно солнечный луч попал на его грань, и камень, словно звезда, вспыхнул мириадами искр, рассыпав их по своду пещеры.
Охранник и лодочник тут же заоглядывались по сторонам в поисках источника необычайного сияния. Но поиск был недолгим, поскольку исходило оно от художника. Тот сидел на корточках, а из его рук вырывался бьющий вверх разноцветный фонтан. Иржи спрятал нож и опустил в коробку руку. Под восторженные крики спутников он достал камень и сжал в ладони. И вдруг волосы зашевелились на его голове: камень пульсировал и грел руку, словно живое человеческое сердце.
- Давайте заберем, продадим… - шептал стоящий рядом лодочник. - Все нашли - деньги пополам!
Иржи смахнул со лба холодный пот.
- Руку дай! - приказал он мужику.
И, когда тот протянул руку, Иржи вложил в нее живой камень и сжал.
Лодочник на секунду застыл, а потом закричал тоненько, словно его режут на тонкие полоски:
- Нет! Не надо! Оно проклято! Проклято! Проклятое место!
У него закатились глаза, и он рухнул вниз, выпустив из руки сверкнувшую звезду. Ковач бросился вперед, желая подобрать и отдать хозяину. Но тот страшно сверкнул на него огненными очами и прошептал так, что у того мелко задрожали руки:
- Не трогать!
И, словно тень, вышедшая из ада, бесшумно подошел к лежащему на земле алмазу. Осторожно и бережно взяв в ладонь камень, он убрал его обратно в шкатулку, снова закрыв и поставив ее на алтарь. После чего выдохнул и провел по лицу рукой. Глаза, сиявшие отблеском призрачного пламени, потухли.
- Возьми нашего водилу. - Сказал художник вполне обычным голосом. - Ему нужен свежий воздух. Здесь очень душно.
И точно, Ковач явственно ощутил, как хочется поглубже вздохнуть. Луч спрятался за тучу, и в пещере стало сумрачно. Иржи щелкнул зажигалкой и пошел впереди, освещая им обоим дорогу.
Лодочник пришел в себя, как только они поднялись на утес.
- Что со мной было? - слабо простонал он. - Мне показалось, что я видел необыкновенный свет…
- Подземные газы вызывают галлюцинации. Если вовремя не вылезти на воздух, можно умереть. - Ответил Иржи. - Вон, Ковач тоже еле вылез.
- А Вы, господин?
- А я выкурил перед этим сигарету. Иногда это спасает жизнь. - Флегматично пожал плечами Иржи.
Когда они спустились к лодке, ее хозяин был вполне весел и даже шутил. Иржи закинул этюдник на лавку и прикрыл своим плащом. Потом застегнулся и натянул капюшон до самого носа. Красоты озера его больше не волновали.
Глава пятая. Певица
Вечером спокойный и задумчивый Иржи в сопровождении молчаливого охранника спустился в ресторан. К ним тут же подошел улыбающийся, как своим любимым родственникам, оставившим наследство, метр Сапеш.
- Мы так Вас ждали к обеду! - Мягко укорил он графа Измирского.
Тот опустил ресницы и очаровательно улыбнулся:
- Вы же знаете, что художники - народ увлекающийся. Стоит увидеть живописную поляну, и сразу забываешь о времени. Поэтому я попрошу у Вас ужин для двух весьма голодных и перебравших свежего воздуха людей.
По взмаху пальцев метра к ним тут же подскочил официант и записал все их пожелания.
- Господин Измирский! - Лучащийся счастьем администратор все никак не хотел отходить от их столика. - Сегодня у нас вполне домашний вечер. Перед публикой выступают только свои: джаз-квартет маэстро Гильони и госпожа Эстер со своими балладами.
- Приятно слышать, что у руководителей отеля хороший вкус. Синьор Гильони чрезвычайно одаренный человек, а его партитура к балету "Любовь гондольера" позволяет расставить акценты там, где фантазия либреттиста оказалась бессильной.
- Истинно, истинно так! - с загоревшимися глазами подтвердил слова художника мэтр Сапеш. - Что стоит только "прохождение гвардии по старому мосту"! Какая мощь заложена в единении барабанов и гобоя! А в конце, помните, вторая скрипка нежно и тихо: ти-ти-ти…
- Очень хорошо. - Иржи поднял бокал с принесенным официантом красным вином: - Ваше здоровье, господин Сапеш. И попрошу Вас передать мое приглашение госпоже Эстер.
- Обязательно! - приложил к сердцу руку метрдотель. - Приятного аппетита!
И унесся между столиков встречать и рассаживать очередных гостей.
Охранник уважительно посмотрел на господина Измирского.
- Вы настолько хорошо разбираетесь в балете?
- Нет, мой дорогой друг, скорее, в балеринах. - Разрезая крылышко, ответствовал Иржи.
Пока Ковач внимательно слушал пассажи великого маэстро, граф Измирский пытался встроить еще один открывшийся ему кусочек в большую картину. Но, либо опять деталей было маловато, либо картина предназначалась не ему.
Медленно поедая подтаявшее мороженое, Иржи сопоставлял и пытался разобрать имеющуюся у него информацию. Девушка - привидение. Кроме него, ее видели раньше совершенно разные люди. Она о чем-то хотела предупредить, но не смогла. Говорила, что он - чей-то потомок. И какая-то женщина хочет до него из-за этого добраться. Говорила про ритуал и жертвы. И просила вернуть сердце. Совершеннейшая ерунда!
Иржи с досадой провел рукой по волосам. Как иногда говорит его грамотный старший брат: баланс не сводится! Но, пока зреют не зависящие от его желаний и поступков события, он может сделать только одно: разобраться со своей родословной и попробовать найти в череде дат, имен и намеков того предка, родство с которым сулит ему возможные неприятности.
Художник доел мороженое и оглядел зал. Как и вчера, известные господа и дамы сидели за столиками, обсуждая друг друга и новости. Отель и его ресторан постепенно становились модным местом. Вон там, за раскидистой пальмой, ближе к сцене, сидел в компании "золотой молодежи" один известный скандальными публикациями художественный критик. Периодически, когда все легкие жертвы были съедены, а каждая их косточка обсосана, он обращал свое пристальное внимание на работы графа Измирского. Язвительным языком, приплетая не к месту и вообще, почем зря, художников Возрождения и иже с ними авангардистов, он проходился по одной из последних работ Иржи, мешая ее с грязью. Вследствие этого охаянная картина выкупалась очередным заграничным банкиром за баснословную сумму, а искусствоведы дружно страдали тем, что страна лишилась одного из своих лучших шедевров. Затем критик приезжал к Иржи домой и, размазывая по щекам коньячные слезы, объяснялся Измирскому в любви, предлагая свои услуги в качестве прикроватного коврика. И вещественным доказательством этому, пока не проспится, валялся за диваном в гостиной. В результате, какая-нибудь сердобольная актриса, уже под утро, обязательно накрывала пледом его бесчувственную тушку.
В vip-зоне, у закатного окна, сидел во всех местах силиконовый модельер в белом костюме, расшитом пайетками. Уходящее солнце, посылая миру прощальные лучи, весело перебирало многочисленные блестюшки, рассылая по потолку и стенам шкодливых и вертлявых зайчиков. Высокие молоденькие девушки, только вступающие в заманчивый и обманчивый рекламный мир, с придыханием слушали каждое вылетающее из его уст слово. Вот одна из них ненароком оторвалась от созерцания совершенств кумира и наткнулась взглядом на насмешливые глаза графа. Бровки на ее белесом личике поднялись, словно она увидала ожившую мумию из блокбастера "Любовь в гробу". Ротик немедленно округлился, а костлявые плечики чуть не выскочили из широкого ворота свободной блузы. Иржи, забавляясь, послал ей воздушный поцелуй. Девушка вспыхнула и отвернулась. Но как раз в этот момент на него взглянул сам вершитель моды. Возомнив, что красавец-граф послал этот поцелуй ему, дизайнер кокетливо повел расшитым на плече погончиком и затрепетал ресничками. Пайетки от этого движения пришли в неистовство, разбрызгивая малиновый свет в глаза сидящим рядом. Иржи хмыкнул и прикрылся бокалом.
Тем временем на сцену, меняя квартет, вышли два гитариста и любимая всеми певица Эстер. Зал, оторвавшись от поедания закусок, дружно похлопал в ладоши. Девушка пела народные песни в своей обработке, а также те, которые заказывала публика. Улыбнувшись горячо встречавшим ее зрителям, она встала к микрофону и, найдя глазами графа Измирского, махнула ему рукой.
- Сегодня я хочу порадовать всех уже полюбившимися песнями, а также некоторыми новинками, написанными известным песенником Матяшем специально для дорогих гостей.
У этой миловидной женщины был чудесный сильный голос, берущий три октавы, и консерваторское образование. Поэтому слушали ее с большим удовольствием. Гитарист сыграл вступление, и женщина запела простенький, но тем не менее постоянно покоряющий сердца, текст о неразделенной любви.
Иржи вздохнул и посмотрел на забытого им в раздумьях охранника. Ковач уныло гонял по пустой тарелке зеленую маслину. Граф поймал взгляд пробегающего мимо официанта.
- Нам еще по тарелочке мяса с овощами и бутылку красного. - Он кивнул на пустую емкость.
Официант ловко забрал посуду и через пару минут поставил перед ними горячие блюда. И налил вино.
Художник рассеянно шарил по залу взглядом, задевая знакомые и незнакомые лица, как вдруг за одним из столиков увидел Эву. Она виделась ему в пол-оборота, нежно поглаживающая по плечу мужчину, сидевшего спиной. Он, сдерживая внезапно стукнувшее с перебоем сердце, опустил глаза. Ему так не хотелось снова бороться самому с собой! Выпив сразу бокал, он поднялся и, извинившись перед охранником, вышел на широкую веранду, опоясывающую ресторан. Солнце уже село, и на синий бархат неба высыпали разноцветные звезды. Луна еще не поднялась, но ее сияние уже пробивалось через шуршащие под ветром древесные кроны.
На улице было достаточно прохладно, поэтому, немного постояв и успокоив сердце, граф зашел в маленький стеклянный тамбур, и прислонился к широкому окну плечом. Из открытой двери зала слышалась музыка и приятный голос Эстер. Но вот, взяв микрофон в руки, певица сказала:
- Каждый вечер, когда я выступаю здесь, то исполняю одну из написанных мной баллад, навеянных легендами этого места. И сегодня я хочу спеть о горячем сердце.
Были мы друг для друга желанны.
Согласилась твоею я стать.
Но не ведала: страшным обманом
В дом войдет, словно с ножиком татьКрасноглазая странная дива
В дождь просила ее приютить.
Ночь стонала грозою бурливой…
Вина выпила, стала шутитьЧто однажды мой муж не узнает,
Как невольно с другой изменил.
Что жена от печали истает,
Белый свет станет больше не мил.Рассмеялся мужчина и обнял
Плечи милой прекрасной жены:
Брак с ней выстрадал. Верю сегодня,
Мы безумно друг другу нужны!Слезы льет дождь всю ночь безутешно
Муж в объятьях возлюбленной спал,
Что юна и душою безгрешна.
Но занес рок кровавый кинжалНад наивной и нежной женою.
Красноглазая жадная тварь
Заменить ее хочет собою,
Как однажды проделала встарь.Но мужчина не понял подмены.
Все ласкал, о любови шептал.
Только утро окрасило стены,
Он проснулся и гостью узнал.Рассмеялась нагая колдунья:
- Ты мне сердце мечтал подарить!
Завтра ждем первый час полнолунья,
В этом доме я буду царить!- Где жена моя? - Ведьма смеялась.
Тень души молча слезы лила.
- Жертва первая сделала малость:
В мир бессмертья тропу провела.Сердце дашь - и я жить буду вечно,
Неподвластна песочным часам!
Жизнь до смерти, увы, быстротечна.
Убедишься сейчас в этом сам.И руками взмахнула чертовка -
Дом затрясся и корни пустил,
И к стене прикрутил парня ловко,
Хоть тот дрался из всех своих сил.- Твое сердце пылает пожаром,
Пламя страсти сокроет рубин.
Я тебя обманула недаром:
Ты мой пленник навек, господин!Пока бьется сердечко в рубине
Не исчезнет моей жизни нить.
В муках вечных пребудешь отныне
Смогут только тебя схоронитьЛишь украв у меня камень-сердце
И разбив… но природа людей
Не допустит. Ведь жадности дверца
Шире прочих открыта страстей.До сих пор ведьма ходит по свету:
Темный пламень вливается в кровь
Тем, кто жаждет ее до рассвета,
Заменив вожделеньем любовь.
Публика от всей души хлопала певице. Ведь слушать страшилку, сидя в уютном зале с бокалом вина - это ж не принимать участие в событиях!
Женщина, раскланявшись и собрав подаренные цветы, вышла за кулисы. Ее снова сменил джаз-квартет с присоединившимся к нему известным певцом, исполняющим по различным кабакам соул и блюз.
Через некоторое время, переодевшись в скромное темное платье, к их столику подошла госпожа Эстер. Мужчины встали, приветствуя гостью.
- Как поживаете, госпожа Эстер? - поинтересовался граф Измирский. - Вы сегодня очень душевно пели!
- Спасибо! - улыбнулась певица. - Просто я получаю удовольствие от своей работы. Как, наверное, и Вы, граф.
- Конечно. - Он сделал для нее заказ официанту. - Но последняя баллада была выше всяческих похвал. Признаться, у меня мурашки бегали по коже.
- О, да. Вглядываясь в темное и кровавое прошлое этого места, невольно порадуешься за светлое настоящее.