– Ах, простите, сударь, – сказала Ольга светским тоном. – Кто ж ведал о вашем старшинстве… Только, как бы там ни было, но в данный момент именно я это строение арендую, в связи с чем пользуюсь определенными правами, в том числе и недопущения в мои владения посторонних. О чем сделаны соответствующие записи в шнурованных книгах и соответствующим чиновником удостоверены. Согласно установлениям Российской империи касательно найма обитаемых строений. Ежели желаете, можете, конечно, оспорить в суде или у полиции, но сомневаюсь, чтобы вам свезло…
– Ехидна, – печально пропищало создание. – Я в ваши присутствия не ходок, чего ж издеваться-то?
– Я не издеваюсь, а иронизирую, это большая разница, – наставительно сказала Ольга. – Короче говоря, плевала я на твое старшинство с высокой колокольни. Что по человеческим законам, что по другим, это – мои владения, пусть и временные. И мне категорически не по вкусу, когда кто бы то ни было нарушает границы… достаточно ясно и недвусмысленно обозначенные забором, в котором ни одна доска не нарушена, а калитка с воротами заперты, я сама проверяла. Имеете ли, сударь, что сказать в свое оправдание?
– Отпусти меня.
– Ишь, чего захотел! – усмехнулась Ольга. – Я все это только для того и затевала, чтобы полюбоваться на твою мохнатую рожу, а потом отпустить восвояси. Может, тебя еще угостить бисквитами с прохладительным, а то и рюмочку поднести напоследок? Я сегодня гостей не ждала и вкусностей не запасла, уж не посетуй…
– Что я тебе сделал?
– Говорю же, нарушил границы чужого владения. С заранее обдуманным намерением.
– Случайно, из любопытства… Дом так долго стоял бесхозный, что мне стало интересно…
– Убедительно звучит, – сказала Ольга. – Честнейшим голосом произнесено, без тени фальши… Вот только, гостенек любезный, мне не далее как сегодня днем некий обаятельный господин по фамилии Нащокин признался, что отправлял сюда соглядатая. А поскольку никто другой, кроме тебя, мне на глаза не попался, я невеликим своим умишком поспешила рассудить, что ты тот самый соглядатай и есть… Ну какое в этом случае с тобой может быть галантерейное обращение? С соглядатаем-то, пойманном на горячем?
– Скотина…
– Будешь хамить – накажу, – деловым тоном сообщила Ольга.
– Да я не в твой адрес, – огрызнулось существо. – Я про него. Повелитель самозваный, чтоб его вывернуло… Сначала пугал и принуждал, а потом выдал…
– Сопротивляться надо было, – сказала Ольга. – Что, у тебя нет ни капли собственного достоинства?
– Да навалом! – саркастически протянуло существо. – Из ушей брызжет! Можно подумать, я ему могу высказывать собственные претензии и иметь свои желания, отличные от евонных… Ты что, новенькая? – Существо зашевелило носом, словно принюхиваясь, шумно и старательно. – Ага-ага, то-то и усердия не по разуму… Новичком шибает за три версты… Не наигралась еще? Ну что я тебе сделал? Отпусти, тут жжется…
– Не сдохнешь, я полагаю, – решительно сказала Ольга. Чуть подумав, продолжила вкрадчиво: – А не скажешь ли, гость дорогой, как твое честное имечко? Неудобно как-то получается: беседуем по душам, как старые добрые приятели, а я и понятия не имею, как тебя звать-величать…
Краем глаза она поглядывала в окно, да и другие чувства не оставляла в праздности. Пойманное ею существо, пусть Ольга слабо себе представляла, с кем именно встретилась, все же никакой угрозы не представляло по причине своей незначительности – уж это-то она могла определить. Но следом мог пожаловать и кто-нибудь посерьезнее, поопаснее…
– Ишь чего захотела! – фыркнуло создание. – Имя ей подавай… А потом, зная имя, ты из меня веревки будешь вить, как некоторые?
Рассердившись было, что ее хитрость моментально разоблачили, Ольга вдруг придумала великолепнейшую каверзу. Что-то ей назойливо шептало: умом подобные не блещут…
– Успокойся, – сказала она. – Мне просто было интересно, скажешь ты сам или начнешь кочевряжиться. Ты, бедненький, этого не знал, но господин Нащокин был настолько откровенен, что тогда же мне твое имечко назвал…
– Прохвост! – возмущенно ахнуло создание.
– Совершенно с тобой согласна.
– Мерзавец!
– Как говорится, в яблочко… – сочувственно кивнула Ольга. – Ну кто бы сомневался…
– Он так и сказал – "Нимми-Нот"?
Загадочно улыбаясь, Ольга помедлила с ответом, потом решила рискнуть. Убрала одним движением клетку и, прежде чем ошарашенная тварь успела осознать изменения и предпринять что-либо к собственной выгоде, вытянула руку:
– Живо сюда, Нимми-Нот!
Она готова была вмиг либо накрыть незваного гостя клеткой, либо, если он окажется проворнее, закрыть окна "решетками", но партия была и без того выиграна: мохнатый Нимми-Нот поплелся к ней на задних лапках, остановился в шаге от кресла и, понурив голову, печально поинтересовался:
– Чего изволите?
Ольга окончательно уверилась, что победила, – влип, дуралей, по собственному тугодумию…
– Ты совершенно прав, – сказала она. – Можно сказать, я новенькая. Но даже мне теперь понятно, что, если ты вздумаешь удрать, я тебя, зная твое имя, быстренько верну назад, и ничего хорошего тебя в этом случае не ожидает…
– Знаю, – уныло отозвался Нимми-Нот.
– Приятно иметь дело с умным собеседником… – сказала Ольга. – Так что же, поговорим свободно и непринужденно? Коли уж, прости за циничную откровенность, деваться тебе все равно некуда, друг мой Нимми-Нот?
– Куда денешься… – проворчал тот. – Опять началось… Тебе что нужно – клады? Или кому-нибудь устроить что-нибудь… недоброжелательное?
– Ты, может, и удивишься, но клады я могу искать сама, – сказала Ольга. – И пакости кому-то, если уж нужда такая возникнет, предпочитаю устраивать сама…
– Тогда зачем ты меня ловила?
– Говорю тебе, из чистого интереса. Хотела узнать, что ты за создание.
– Узнала… Легче стало? Нашла дурачка… – уныло протянул Нимми-Нот. – Вы же испокон веков таких, как я, используете исключительно к собственной выгоде. Нет, мне приятнее думать, что случаются исключения, но что-то я на своем веку исключения видывал редко…
– Но ведь видывал?
– Редко.
Одним молниеносным движением он взмыл на подлокотник массивного Ольгиного кресла, удобно там расположился, оказавшись совсем рядом. Ольга и не подумала отшатнуться – было бы кого опасаться… Мохнатая мордочка вовсе не выглядела страшной. И пахло от создания вполне приемлемо – чистой сухой шерстью.
Мордочка сделала кругообразное движение, при этом нос усиленно шевелился, словно меха мужицкой гармони.
– Кто тебя знает, – задумчиво протянул Нимми-Нот. – Вообще-то от тебя, и правда, шибает любопытством и не более того, но кто вас разберет, может, ты особенно хитрая… Научен горьким опытом.
– Сердце разбито, бедняжечка?
– Научен, и все тут. Знаю я вашу породу. Или ты сказочек начиталась? Мужик, каждый вечер ставит блюдце молочка, а мы ему в благодарность всю ночь убираем в доме…
– По правде, доводилось мне читать что-то подобное.
– Ага, жди! – фыркнул собеседник. – Нет, никто, конечно, не против, если так сложится, – честная плата за нормальную работу, чего ж не поубирать. Молочка, знаешь ли, хочется, а у самой коровы его не допроситься – не любят они нас, может так брыкнуть, что ребер не соберешь… Нет, я имею в виду, попадаются и такие, что в самом деле платят молоком или кашей за ночную уборку и ничего больше не домогаются, но таких один на сотню наберется, а то и меньше. Остальным, чтоб их молния спалила со всем хозяйством, обычно нужно совсем другое: корову у соседа уморить или хотя бы изурочить, чтобы молока не давала, посевы попортить, домашнюю птицу поморить, амбар спалить и тому подобное… А мы, между прочим, на добрую половину таких подвигов изначально не способны… но разве ж объяснишь иному?
– Интересно… – задумчиво сказала Ольга. – Речь у тебя правильная, грамотная вполне…
– А чего же ты хотела? Я ведь не безмозглое животное.
– Может, ты и читать умеешь?
– Не обучен.
– А кто ты вообще такой? Домовой?
– Ну, можно называть и так, хоть это будет не совсем правильно…
– А все-таки?
– Ну, брашок я! Доподлинный: неподдельный, учено говоря, классический брашок, вот тебе и весь сказ. Легче стало?
– А что такое – брашок?
– Брашок – он и есть брашок. Вот ты мне объяснишь, что такое человек? То-то… Я, красотка, пережиток. Так меня называет один ученый господин…
– Ты и с учеными общаешься?
– С одним-единственным. Попробуй не пообщайся, когда он, прохвост, вызнал мое имя… Вот и приходится для него делать кое-какую работенку…
– Интересно, какую?
– Да не лезь ты в чужие дела! Меньше знаешь – крепче спится. Слышала такую премудрость? Так вот: если тебя интересует, я – пережиток, осколок седого прошлого, как выражается мой ученый работодатель. Когда-то мир был совсем другим… пока вы, двуногие, не взялись его корежить под себя. Совсем другой был мир, в нем жило превеликое множество… всяких, разнообразных. Теперь одних – жалкие остатки, а от других и памяти не осталось… Ты, между прочим, тоже пережиток, так что не задирай нос. Таких, как ты, все меньше и меньше, мы с тобой, если хочешь знать, в одинаковом положении.
Он замолчал и озабоченно дергал носом, по-прежнему что-то вынюхивая. Ольга не препятствовала – вряд ли этот недотепа мог ей сколько-нибудь навредить.
– Значит, ты здесь давно…
– Давненько, – сказал Нимми-Нот. – Сначала тут были редкие деревеньки, потом вы начали строить город… Я подумал и остался. Скажу тебе по правде, тут легче, чем там, откуда я пришел, – он неопределенно указал в сторону севера. – Здесь, чем дальше, тем больше, народ в таких, как я, не верит совершенно, а значит, не беспокоит. А там, – он снова показал через плечо на север, – народишко по сию пору обитает, как вы, горожане, выражаетесь, темный и дремучий – а значит, верит в нас, а это жизнь не облегчает – кто норовит заставить на себя работать, кто по поводу и без повода швыряется заклятьями. А иные старые, надежные заклятья… все равно, что для тебя – поленом по затылку. Вот и ушел я в свое время. А потом и тут началось… Объявился, чтоб ему ни дна, ни покрышки… ночной самодержец…
– Кажется, я догадываюсь, про кого ты, – сказала Ольга уверенно. – Господин Нащокин?
– Именно.
– Расскажи-ка мне про него подробнее, ты его должен неплохо знать…
– Была охота…
– Друг мой Нимми-Нот, – произнесла Ольга нежнейшим голоском, в котором тем не менее явственно позвякивал металл. – Уверяю тебя, мною движет вовсе не праздное любопытство. Означенный господин меня пытается насильно затянуть в свою компанию. И он обо мне знает гораздо больше, чем я о нем. Это мне не нравится. И потому честно скажу: если ты мне не пойдешь навстречу, я могу и неблаговидно поступить…
– Все вы одинаковы…
– Возможно, – терпеливо сказала Ольга. – Но меня, сам видишь, нужда заставляет быть жестокой… Хотя что такого особенно жестокого в моих вопросах?
– Охота мне была барахтаться между двух жерновов…
– Давай заключим сделку, – сказала Ольга ангельским тоном. – Молоком я тебя обеспечу… хоть бадейками. А взамен прошу не многого: будешь мне время от времени рассказывать что-нибудь о городе и его обитателях, когда понадобится. Сомневаюсь, что это будет очень уж часто. Ну, а если что… У меня ведь твое имя имеется…
– В угол загоняешь?
– А что еще остается делать слабой и беззащитной девушке, которую затягивают в интриги?
– Да какие там интриги… – проворчал Нимми-Нот. – У него в первую очередь другое на уме, ты ж красивая, как это у вас, у людей, считается. Вот ему и хочется, ну, сама понимаешь… И потом, еще одна сильная колдунья в свите ему не помешает… Приятное с полезным, так сказать…
– Приятного он не дождется, – отрезала Ольга. – Полезного, впрочем, тоже… Послушай, он и в самом деле стал у… иных чем-то вроде предводителя?
– Почему – вроде? Натуральный предводитель. Вот уж лет двадцать. Раньше все жили сами по себе, как-то меж собой устраивались с грехом пополам, чтобы не ссориться, не переходить друг другу дорогу… А потом объявился Нащокин. И начал всех подгребать. Он и сам колдун, если ты не поняла…
– Поняла уже.
– Вот то-то. Не особенно могучий и замысловатый, но все же кое-что может… За год-другой сбил всех в стаю. Дисциплина, иерархия, всяк знает свое место, и все повинуются… а те, кто пробовал сопротивляться, горько пожалели – сейчас, когда он набрал силу, против и словечка не пискнешь. Видишь, мне самому приходится прислуживать – тяжеленько в мои годы перебираться в новые места, здесь я прижился, а что будет на новом месте, еще неизвестно…
– А зачем ему все это?
Нимми-Нот подпрыгнул не менее чем на аршин, ухитрившись с поразительной точностью приземлиться на то же самое место. Взъерошил шерсть на спине, фыркнул, зашипел:
– Ты что, такая уж дурочка? Во-первых, власть. Вы, люди, на нее падки, о чем бы речь ни зашла, усмотришь человеков, которые лезут к власти… Во-вторых, ему от этого идет нешуточная выгода. При некоторой оборотистости услуги своих подданных нетрудно перевести в звонкую монету – не всех, конечно, но очень и очень многих легко приспособить к какому-нибудь делу, которое приносит множество золотых кругляшков… Тебе, я думаю, подробности не особенно интересны? Вот и хорошо, а то мне бы не хотелось тебе все выкладывать – еще дойдет до него, и придется мне потом бежать куда глаза глядят…
– Ладно, избавь меня от подробностей, – великодушно согласилась Ольга. – Мне они ни к чему, главное было уловить в общих чертах, с кем придется иметь дело…
– С законченным прохвостом, говорю тебе. Ну, а коли уж ты его интересуешь по помянутым двум причинам, он не отвяжется. Может, тебе перебраться отсюда?
– Если бы все было так просто… – задумчиво сказала Ольга. – Есть ведь и другой путь. Нащокин, надо полагать, не всемогущ?
Нимми-Нот съежился, ухитрившись уменьшиться чуть ли не вдвое, втянул головенку в плечи, клубком свернулся:
– Ты что, драться с ним собралась?
– А почему бы и нет?
– Не стоит…
– Это – по-твоему, – сказала Ольга. – Ты, как я понимаю, создание, категорически чуждое всякой драке и войне…
– И горжусь этим! – отрезал Нимми-Нот. – Война – не в наших традициях, нам бы понезаметнее проскользнуть подальше от любых сложностей и опасностей… Я понимаю, вы, люди, другие, но ты подумай здраво и не связывайся… Тут не в могуществе дело, а в том, что ты будешь одна против множества…
– Ладно, мне твои советы на сей счет не нужны, – оборвала Ольга. – А что ты думаешь о…
И она вообразила себе образы камергера и графа Биллевича, превосходно зная, что сейчас, когда она открылась, собеседник сможет их узреть.
Словно взорвалась бесшумная бомба – Нимми-Нота будто порывом бури смело с подлокотника, он прошелся кругом по комнате: по полу, по стене, по потолку, по другой стене. Ольга и не собиралась следить за его шальными метаниями, сидела в прежней позе, терпеливо ожидая, когда собеседник успокоится.
– С тобой не соскучишься… – сказал Нимми-Нот, вернувшись на подлокотник, поеживаясь, подергиваясь, то и дело оглядываясь на темные окна. – Выбрала ты себе компанию… Это самые опасные существа на свете, каких я знаю…
– Но ведь это, насколько я понимаю, тоже пережиток?
– А какая разница? Это, между прочим, пережиток настолько древнего и жуткого зла, что о нем и думать-то страшно, не то что близко подходить… Вот уж от кого нужно бежать без оглядки… – его голос преисполнился нешуточного страха. – У тебя что, и с ними контры?
Ольга закрылась, заслонила мысли от всякого чужого проникновения – побоялась, что перепуганный Нимми-Нот, чего доброго, навсегда ее покинет, удерет так далеко, что его, даже зная имя, назад не дозовешься.
– Да нет, с чего ты взял, – сказала она самым естественным тоном. – Просто-напросто я их однажды видела… за весьма интересными делами, ну и стало любопытно…
– Хорошо еще, что они тебя не видели, иначе бы ты тут не сидела так спокойно… На будущее – держись от них подальше. Целее будешь и дольше проживешь.
– Страшнее кошки зверя нет… – задумчиво произнесла Ольга.
– Ты о чем?
– Так, рассуждаю о своем, девичьем… Вот еще что. Может, ты знаешь, что это такое?
Она достала медальон и, раскрыв его, поднесла к мордочке собеседника. Ожидала, что вновь, чего доброго, начнутся акробатические пляски по стенам и потолку, но Нимми-Нот сидел смирнехонько, вглядываясь в золотую вещичку, чуть наклонив набок косматую головенку. Из шерсти показались длинные уши – ага, и уши у него имеются…
– Ну?
– Вот честное тебе слово, не представляю, что это такое, – наконец протянул Нимми-Нот. – Не могу понять. И усмотреть решительно не в состоянии. Какое-то оно… не наше. Нездешнее. Никогда не сталкивался с подобными ощущениями. Бездна… или не бездна? Как пропасть… Ну не понимаю я! – вырвалось у него прямо-таки со стоном. – Нездешнее что-то…
– От него может быть опасность? Вообще вред?
– Ха, вроде бы не чувствуется. Ты где это взяла? Может, узнавши, откуда это, удастся найти концы?
– Не удастся, – сказала Ольга. – Это находка.
И подумала, что говорит чистую правду. Именно находка, ведь верно?
– Не люблю я лишних непонятностей, – признался Нимми-Нот. – Как только они объявляются – обязательно жди беды или крупной пакости, учен житейским опытом… Ты вот тоже во многом – сплошная непонятность, боязно связываться…
– Я же говорю, что намерена лишь время от времени задавать тебе вопросы, – сказала Ольга. – И ни во что втягивать не собираюсь. Так что смело можешь идти, ты мне сегодня больше не понадобишься, а когда будешь нужен, и не знаю. Вот только об одном душевно прошу: ты Нащокину о нашем разговоре не рассказывай, ладно?
– Я ж не болван, – пробурчал Нимми-Нот. – Хуже нет оказаться между двух жерновов… Но он же начнет расспрашивать, что я видел… А что я видел, собственно? Как вы любезничали с…
– Ну-ну, поаккуратней в выражениях, – сказала Ольга, чувствуя, как у нее жарко багровеют уши и щеки. – Доложил?
– Ну и доложил. А куда денешься?
– Так вот, докладывай-ка ты впредь, что я, прах меня побери, на окна какие-то решетки повесила, сквозь которые совершенно ничего не видать. Да вдобавок они еще и жгутся похлеще крапивы. Уяснил?
– Уяснил, – проворчал Нимми-Нот. – Боязно только… Он меня не умеет видеть насквозь, но кто его знает, что там у него в загашнике…
– Ну, а что делать? – пожала плечами Ольга. – Я тебя в это дело впутываться не заставляла, уж попался, так попался, теперь со всем старанием служи двум господам… Ступай.
Нимми-Нот обрадованно порскнул к окну, одним прыжком оказался на подоконнике и, уже взявшись за приоткрытую створку, обернулся:
– Нет, ты меня точно отпускаешь? И ничего не собираешься мне поручать, никакой работы?
– Говорю тебе, ступай, – сказала Ольга. – На сегодня все.