Трактирщика передернуло. Нет, нет! Как я мог подумать? Это розыскной лист, намалеван по описанию очевидцев, а гнусная харя принадлежит главарю шайки, учинившей смертоубийство в трактире "Три гнуэма"; только представьте себе, сеньор лекарь, этот подлец нарядился монахом!.. да, монахом, и зарезал не кого-нибудь, а дворового человека его сиятельства графа Баэльского!.. теперь "Три гнуэма" разорены, а хозяина, почтенного Муклу, хватил удар, и никто не знает, встанет Мукла или нет!..
Тайво захлебнулся от негодования.
О! Гильдия трактирщиков этого так не оставила!., пять златников назначил совет старейшин за поимку негодяя!.. целых пять златников!.. за такие деньжищи, прости Вечный, можно купить и голову благородного эрра, а уж этого меченого мерзавца и подавно… но теперь, когда мир встал на голову, а дорожная стража разбежались кто куда, всем, понятное дело, не до пяти златников…
Хозяин сокрушенно вздохнул, в два глотка допил эль и поспешил на кухню.
Я же вышел в общую столовую, присел за стол и прислушался.
Тайво недаром вертелся волчком.
По рассказам хуторян, "Тихий приют" в этих местах считался заведением, приносящим завидный доход. Но сейчас, когда мятеж, словно запруда, перегородил торговые пути, остановив поток путников, даже мой жалкий сребреник явился для него истинной манной небесной. Пустовало не только подворье: в зале, рассчитанном десятка на четыре едоков, я насчитал шестерых, да и с тех, судя по невзрачной одежонке, навар намечался небольшой. Сидели они плотной кучкой и, потягивая эль, вели неспешную беседу; компания подобралась уже несколько часов тому, и постояльцы успели перезнакомиться и пришлись друг дружке по душе.
На мое появление отреагировали вполне дружелюбно, нефритовая ящерка снова сыграла должную роль. Приличные случаю короткие приветствия, традиционные фразы, имена, штрафная, тост за пополнение компании, тост за знакомство, пригоршня осторожных, но неизбежных вопросов…
- Вот, загорбок, трах его тарарах, ломит к дождю, господин лекарь, так как тут быть?., ага, вот как!., ну, спасибо, господин лекарь, великое спасибо, от всей души!..
- А ежели вдруг колика, что тогда присоветуете?., о, благодарю, разумеется, позже!
…и я был признан своим и принят в беседу.
Угощал компанию высокий худощавый купчик с синеватым лицом южанина; судя по всему, он только что вернулся с запада, где мятеж набрал полную силу, и, чувствуя себя центром внимания, распинался вовсю.
- Цто и говорить, скверно нынце на жападе, - не привыкший к столь пристальному вниманию к своей особе, рассказчик был крайне польщен общим интересом и заметно волновался, отчего характерный южный говор казался пародией на самое себя; он округлял раскосые глаза и время от времени зловеще понижал голос. - Жамков челых и не осталось, а торговли нет, всех, кто с чепями, ижвели под корень, уз вы, господин лекарь, не обизайтесь…
Я кивнул: ничего, мол, из песни слова не выкинешь.
- Всех, да не всех, - ввернул кто-то въедливый, - Арбиха-то, сам говоришь, не тронули, обошли усадебку…
Компания зашевелилась.
- Так то ж Арбих, - рассудительно протянул пожилой хуторянин. - Кто ж его тронет? Таких больше нет…
Народ согласно заворчал, даже поглощенная друг другом парочка женоподобных, цветасто одетых юнцов - то ли переростки-школяры, то ли бродячие проституты - дружно закивала; речь, безусловно, шла о личности широко известной и, судя по всему, весьма примечательной. Один я был не в курсе, и это следовало исправить немедленно.
- Арбих? - вопросительно произнес я. - А кто это?
Сделалось тихо. Шесть пар глаз уставились на меня.
- Сеньор лекарь и впрямь иждалека прибыл, чистосердечно удивился купчик. - Арбих дан-Лал-ла, он… он…
- Он - маанак мехес, - негромко, но внушительно подсказал старик.
- Иначе не скажешь, - согласился хмурый дядька, похожий на отставного кнехта, и, ставя точку на пустом обсуждении очевидного, вновь развернулся к южанину: - Слышь, дорогой, а ты мне вот еще что скажи…
Я не стал настаивать на продолжении темы - святой так святой, потом разберемся, - а приободрившийся купчик уже припоминал все новые подробности, сыпал именами, названиями замков, испепеленных полностью и частично, живописал - явно с чужих слов - расправы; он заметно дрожал, говоря об этом, ему, как и всякому порядочному человеку, было не по себе, но и остановиться он не мог, его тянуло вспоминать и рассказывать снова и снова, как и всякого, вырвавшегося из крупной передряги.
- А товар? С товаром-то как же? - с придыханием спросил кто-то
Южанин печально улыбнулся.
- Поцти все бросил, самую малость только и смог уберець. Нет, братья, Вецный с ним, с товаром, зизнь дорозе, ладно, хоть ноги унес, так цто больше, братья, я никуда не ходок, покуда жаваруха не концится, хоть так, хоть эдак.
Слушатели супили брови, качали головами, переглядывались. Школяры-проституты украдкой посмеивались; ну, этим все трын-трава, что ни происходи, - была бы бутылка да где приткнуться на ночь, желательно, чтобы матрас помягче и бок потеплее. Пожилой хуторянин хмурился; ему было жаль не столько даже незадачливого купца, сколько потерянного товара, и он не считал нужным это скрывать. Отставник свирепо сопел, сжимая тяжелые кулаки.
А я просто слушал, прикладываясь время от времени к нежному, слегка горчащему элю, слушал - и размышлял.
Ай да "Айвенго", ай да сукин сын! Он не бросил свое скопище прямиком на столицу, как поступил бы на его месте какой-нибудь пассионарный андроид; он ведет бунтарей по провинциям, концентрическими, неуклонно сужающимися кругами.
Это было бы глупо, находись Империя в расцвете. Но, к несчастью для Империи, ее расцвет миновал; сеньоры, еще не понюхавшие гари, вряд ли помчатся на помощь собратьям, напротив, пока жареный петух не клюнет их собственные драгоценные задницы, они станут с удвоенным усердием решать под шумок личные проблемы. А когда спохватятся, спасать будет уже некого, а драться - бессмысленно.
Вот тебе и хлам. Вот тебе и сбой логических контуров.
С некоторым удивлением я понял, что улыбаюсь.
Приятно, черт побери! Если даже бракованные наши киберы способны мыслить столь стратегически, значит, Федерацию рано еще списывать со счетов, что бы там ни вопили в Ассамблее…
И значит, мне, Ирруаху дан-Гоххо, тем более нужно спешить, ой как нужно спешить, нужно не жалеть бедного Буллу, чтобы догнать это воинство до того дня, когда оно добьет последних сеньоров и возьмет столицу. Потому что победа сделает вождя бунтарей не просто настоящим королем, но и бессмертным богом, сошедшим с небес на землю, и подобраться к нему у меня уже не будет никакой возможности, поскольку за три месяца мне уж точно ни в жрецы, ни в фавориты не выбиться.
Я расспросил купчика о дорогах. Мои карты в этих местах уже не годились.
Дорогой друг ведь понимает, что мне не хочется подвергать племянницу опасности? Нужно ли говорить о том, как я опасаюсь озверевшего мужичья? Нет, дорогому другу все ясно, он, правда, не советует сеньору лекарю путешествовать в столь неспокойное время, он лично, если сеньора лекаря интересует мнение очевидца, порекомендовал бы пересидеть весь этот ужас дома, но если сеньор лекарь настаивает, то он, разумеется, готов подробно и обстоятельно все объяснить…
Мне оставалось лишь поблагодарить и откланяться.
Что я и сделал.
Еще часа полтора снизу в нашу с Оллой комнатку доносились голоса, потом все понемногу стихло, и только Тайво еще какое-то время возился во дворе, вполголоса распекая некую Зорру за непотребство и беспутство, каковые, понимаешь, никак не терпимы в столь почтенном заведении, каким, хвала Вечному, является "Тихий приют", и по поводу коих невесть что подумает сеньор лекарь, а ведь сеньор лекарь наверняка будет рассказывать своим почтенным друзьям о трактире Тощего Тайво, а ежели мерзавке Зорре на репутацию заведения плевать, то пускай она и пеняет только на себя и ни на кого больше, потому как на ее место охотницу найти раз плюнуть, а позорить себя и своих предков Тайво никому не позволит; монолог завершился и начался снова, девушка, до сих пор покорно молчавшая, заплакала навзрыд, и суровый хозяин, сменив гнев на милость, отпустил бедняжку переживать разнос, напомнив, однако, что такое поведение больше спускать не намерен и чтобы Зорра не обижалась, потому как предупреждена и надзор за нею впредь будет особый.
Полоска света под нашим окном потускнела: в большой зале погасили свечи, оставив лишь два-три светильника для запоздалых путников.
Нельзя не признать, Тайво и впрямь поставил дело неплохо, сеньор лекарь, во всяком случае, охотно порекомендовал бы "Тихий приют" друзьям и знакомым, имейся у него таковые на Брдокве: комната выглядела чистенько и уютно, простыни дышали хрусткой чистотой, в настенной плошке курился розоватый дымок, отгоняющий комаров и прочую гадость; от пучков травы, подвешенных к потолку, исходил пряный, слегка приторный, мягко усыпляющий аромат, в ногах постели свернулось пушистое одеяло, а в кровати напротив, разметавшись во сне, посапывала Олла.
Я погасил светильник и моментально вырубился.
Но, похоже, совсем не надолго.
Потому что во дворе зафыркали кони, и донесся негромкий говор.
Для придорожного трактира - звуки самые обычные. Но я не стал засыпать. Потому что снова, как на подходе к Козьим-Воздусям, почувствовал неладное. То ли голоса звучали уж слишком глухо, то ли кони фыркали и топотали слишком громко…
Я встал, подошел к окну и осторожно выглянул.
Кони топтались посреди двора, около распахнутых настежь ворот.
Интересные, однако, путники. Добрались до постоя, а лошадей ни расседлывать, ни вываживать не спешат. Возможно, конечно, спешат, ночевать не собираются, а только харчами хотят запастись. Но и это вряд ли; незачем было им в гаком случае заезжать во двор всей кодлой. И самое главное, ворота - настежь. А ведь Тайво не мог не запереть их, впустив ночных гостей. Никак не мог. Согласно уставу гильдии, не имел права…
Протянув руку, я нащупал панталоны. Что бы все это ни значило, любые неожиданности следует встречать при полном параде.
Скрипнула лестница, кто-то сдавленно охнул, поперхнулся.
Опять ни звука.
В коридорчике - шаги, с пятки на носок, вперекат.
Нехорошо…
Я уже дошнуровывал рубаху.
Ничего страшного. Судя по шагам и голосам, их там человек пять. Еще один, скорее всего - главный, дожидается во дворе. Но он пока что не в счет: окно высоко, да и ставни уже заперты.
В дверь деликатно постучали.
- Кто там? - спросил я. - Вы, дорогой Тайво? Но, милейший, я сплю, и племянница спит, неужели нельзя подождать до утра?
- Премного извиняюсь, сеньор лекарь, имею до вас настоятельную надобность, - голос Тайво звучал напряженно, рядом с ним дышали, правда, очень тихо, но совсем не дышать эти ребята все-таки не могли.
- Тайво, нельзя ли завтра? Я, кажется, уплатил вперед, и я вправе надеяться, что смогу отдохнуть.
Тишина. Короткая возня. Вскрик. Низкий, достаточно спокойный голос:
- Открывай, лекарь, разговор есть. Не бойся, не обидим.
Затем на дверь налегли, и она чуть подалась, хотя засов и выдержал первый толчок.
По натуре я достаточно уступчив и, уж конечно, не скуп. Но когда среди ночи неведомые люди мешают спать, да еще и ломятся в двери, трудно выдержать даже маанак мехесу. А я все-таки не святой. Не этот… как его?.. Арбих дан-Лалла.
- Пшли вон, хуэ вонючие! - сказал я двери - тоже тихо и спокойно.
В ответ матерно выругались. По понятиям местных братков за "хуэ" полагается резать на месте и не быстро.
За дверью, посовещавшись, ударили - похоже, ногой.
Краем глаза я увидел, как вскинулась и замерла на кровати Олла; девочка прижалась к стенке, натянув одеяло на грудь, в округлившихся глазах ее снова были мутный ужас и тоскливая пустота.
Дверь содрогалась и трещала, щеколда прыгала в пазах, скрипела, петли заметно отходили от филенки. Нет, ребята, не знаю, кто вы и что вам нужно, но еще полдесятка ударов - и дверь слетит с петель, а Олла и так уже перепугана до крайности…
Зря вы, пацаны, лезете на рожон, Тайво ж наверняка объяснил вам, что здесь квартирует лекарь с дипломом Борсонны; вы не можете не знать, что Вечный запретил нам делать людям больно, и потому мы просто убиваем - раз и навсегда, зато абсолютно безболезненно. Похоже, хорошие мои, вы или полные, очумевшие от жадности идиоты, или думаете, что тоже что-то умеете делать руками…
…Дверь подалась еще сильнее, дерево треснуло, по доске зигзагом молнии пошла глубокая щель, а потом сзади загнанным зайчонком вскрикнула О ила, и с этого момента я перестал давить эмоции.
К сожалению.
Потому что убивать я все-таки не собирался, но сеньор лекарь, оказывается, думал иначе, и, когда все кончилось - гораздо скорее, чем я думал, - живых не осталось.
Переступив через лежащие вповалку тела, я выглянул в коридор: на полу напротив дверей дрожал Тайво, левый глаз его покраснел и слезился.
- Тс-с-с, - прошипел я, приложив палец к губам, и трактирщик торопливо закивал.
По лестнице простучали шаги - последний из ночных гостей, оставив лошадей, спешил проверить ситуацию. Ему повезло, он столкнулся уже со мной, а не с добрым, но вспыльчивым доктором Ирруахом. Коротко объяснив парню, что к чему, я усадил обвисшее тело спиной к стене и развернулся к подвывающему Тайво.
- Сеньор лекарь, сеньор лекарь… я ни при чем… меня заставили…
Он не лгал.
И, увидев, что я верю, мгновенно взбодрился и приступил к докладу.
Это не грабители, сыпалось дробной скороговоркой, все местные братки Тайво уважают, они люди солидные, серьезные, им ни к чему портить себе репутацию и ссориться с гильдией, а потом - крыша у "Тихого приюта" железная, никому не охота потом с Оррой Косым и Вупыркой Дуддо разбираться. Нет, это не наши, сеньор лекарь, это люди залетные, очень опасные… Тайво не трус, нет, но скрывать ни к чему: он струхнул, когда увидел этого, ну, который теперь лежит на пороге… разве сеньор лекарь не узнает его?., так пусть посмотрит внимательнее!
Сеньор лекарь поглядел и узнал.
Сходство трупа с харей на розыскном листе было безусловным.
- Поверьте опытному человеку, - частил Тайво, - это люди умелые, сами видите: никого ж не разбудили!.. и не за поживой они пришли; сразу спросили: где лекарь с девчонкой?
- С девчонкой? - переспросил я.
- Да-да, с девчонкой. Уж вы не взыщите, сеньор лекарь, такое у меня в заведении, почитай, впервые. Не гневайтесь, а я вам за такое беспокойство неустойку, как положено, могу хоть сейчас сребреник ваш вернуть…
Я встряхнул его за шкирку; он умолк, преданно поглядывая снизу вверх.
- Повтори-ка еще раз, только слово в слово: как они сказали?
- Извольте, извольте, - закивал Тайво. - Что же, я вам врать стану? Как слезли с коней, так тут же: где лекарь с девчонкой?., и кинжал к горлу…
- Хватит, - велел я.
Оглянулся и не увидел Оллы; на ее кровати громоздился большой, дрожащий и всхлипывающий комок тряпья.
Дернул веревку на костистых запястьях хозяина.
- Ну-ка, Тайво, прибери здесь, да поскорее.
- Я мигом, мигом, - всхлипнул трактирщик и заковылял к лестнице - едва ли не на цыпочках, постоянно оглядываясь и выполняя нечто, похожее на книксен.
Я вернулся к трупам.
Совесть не мучила. Нисколько. Пацаны, конечно, попали конкретно, но виноваты сами: за базар надо отвечать, что на Земле, что на Брдокве. Мучило любопытство. Если не просто богатенького путника покойнички целились пощипать, то кому ж это так запонадобился скромный лекарь Ирруах дан-Гоххо, у которого под здешним небом не то что врагов, а и знакомцев-то нет? В этом ребусе необходимо разобраться. Но пока что я, по крайней мере, выиграл время; тот, кто послал бедолаг по мою душу, будет ждать их возвращения и не скоро узнает, как повернулось дело…
На полу застонало, закопошилось; уцелевший налетчик приходил в себя.
…а может, кстати, и вообще не узнать.
Только сперва, конечно, нужно поспрашивать.
Парнишка был молод и очень боялся боли. Но отвечать отказался наотрез. Хрипел, скрипел зубами, обмочился - но молчал.
- Жить хочешь? - сказал я спустя минут пять интенсивного допроса.
Он быстро-быстро заморгал: да, хочу, хочу, хочу!
- Отвечай, и я отпущу тебя. Клянусь Первым Светлым!
Такими клятвами на Брдокве не разбрасываются, и ему неоткуда знать, что мне плевать и на Первого Светлого, и на всех Четырех.
- Ну!
По щекам паренька потекли крупные слезы.
Он явно хотел говорить.
Но - не мог.
Блок, что ли?
Не знал я, что туземцы умеют вытворять такое.
- Хорошо, - сказал я. - Расслабься и смотри мне в глаза.
Он послушно обмяк, и я, сосредоточив взгляд на точке между густых, почти сросшихся бровей, дал импульс.
- Аи! - пискнул пацан.
Челюсть его отвисла, с губы побежала слюнка.
Мыслеобразы были темны, путаны: узкая улочка, зеленый садик, квадратная темная дверь, украшенная массивным медным трезубцем; крыльцо в три ступеньки, тесный коридор, еще одна дверь, тоже с трезубцем; крохотный кабинетик - почти келья, тяжелый стол, заваленный свитками и книгами в кожаных переплетах; сидящий за столом откладывает перо, надтреснуто кашляет, поднимает голову…
Обрыв картинки.
Точно, блок.
Прорваться невозможно.
А когда я попытался вторично, усилив импульс, парнишка вдруг задрожал, отпрянул, ударившись затылком об стену, захрипел, и глаза его начали стекленеть, а из носа брызнули фонтанчики ярко-алой крови.
Перестарался.
Жаль, что я так ничего и не узнал об этом, который за столом, но, с другой стороны, хорошо, что и он теперь обо мне нескоро услышит. А бедолаге Тайво придется позаботиться о яме на пятерых. Ничего, руки не отвалятся. Между прочим, он, как представитель гильдии, теперь должен мне целых пять златников…