Приказ начальника Иссканр исполнял старательно, он даже познакомился с братом Гланнахом - и вроде как сдружился с ним. Так было удобнее присматривать за монахом, да и беседовать с ним, оказалось, интересно и есть о чем. Гланнах охотно рассказывал юному (но не считавшему себя таковым!) охраннику о том, как устроен мир, о городах, где побывал или о которых только слышал, о людях, живущих за Сломанным Хребтом, о Трюньиле, о Вольных Землях… Иссканр же, в свою очередь, щедро делился тем, что узнавал в караванных переходах сам. конечно, не всем, учитывая предостережение Лукьерра, но многим. И всё удивлялся: вот ведь, с виду брат Гланнах кролик-кроликом, повстречал бы где на торжище - внимания не обратил. А умища сколько! А как рассказывать умеет. А слушать!..
Иссканровы пиршества духа закончились в Дьенроке, хотя еще на подступах к городу произошло первое из событий, повлекших за собой значительные перемены в жизни молодого наемника.
Они ехали в самом хвосте каравана: брат Гланнах на строптивом онагре, то и дело норовившем укусить монаха, Иссканр - на мощном черном жеребце, обманчиво ленивом и безразличном к окружающему. Речь зашла о Таллигоне и сама собою перекинулась на то, как и почему Иссканр стал караванным охранником.
Брат Гланнах, близоруко щуря глаза, в который раз удивлялся: обычно охранники караванов и кабаков были не столь образованы, как его уважаемый собеседник. Иссканр, до того момента не торопившийся рассказывать о заведении матушки Шали (стыдился!..), вдруг разоткровенничался.
- Как, говорите, ее звали, вашу благодетельницу? - нарочито небрежно поинтересовался Гланнах.
И Иссканр так же небрежно (хотя уже называл имя матушки и был уверен: монах отлично его запомнил) ответил. Ответил, даже не повернув головы, ничем не выдавая своей настороженности.
Некоторое время ехали молча. Потом брат Гланнах тихо, вполголоса сказал: "И что же дальше?" - неясно, обращаясь то ли к Иссканру, то ли к себе, то ли к самим зверобогам.
- Вы, кажется, знали матушку? - осторожно предположил Иссканр некоторое время спустя. - Не подумайте, что я хочу вас обидеть…
Гланнах сделал неопределенный жест рукой, мол, ничего-ничего, ты и не обидел. В глазах его ворочалось нечто такое, чему Иссканр тогда так и не смог найти названия.
К вечеру они въехали в город и, как обычно, остановились в караванном доме. Иссканр, едва выдалась такая возможность, отозвал Лукьерра в сторонку и шепнул насчет странностей с братом Гланнахом. Мол, ничего страшного, но на всякий случай предупреждаю.
А ночью…
- Тихо! - прошипел Фриний, для пущей убедительности махнув им посохом. Все четверо остановились, в том числе и Мыкун, послушный движению Быйцевой руки. - Слышите?
Иссканр, слишком углубившийся в свои воспоминания, хотел было ответить, мол, не-а, не слышим.
Услышал.
Едва различимое царапанье по камню, будто кто-то крадется там, где они прошли, - кто-то, у кого на лапах слишком длинные когти, которые ну никак не втягиваются.
Зато наверняка способны мастерски кромсать живую плоть.
* * *
Кому расскажешь - не поверят! Гвоздь бы и сам не поверил, если б еще день назад кто-то взялся утверждать, что Кайнор Мьекрский в минуту опасности закемарит - и где! в идоловом чреве!
Бред какой!
С другой стороны, в обходительных гвардейцев Гвоздь еще вчера тоже не поверил бы. …Или уже - позавчера?
Небо над головой серело то ли по-вечернему, то ли по-утреннему.
"Стоп! - сказал себе Кайнор. - Вечер сейчас или утро, но точно - уже не сегодняшнее. В том смысле, что тогда была ночь, ночью мы выступали, ночью же я и драпанул от любезного господина Жокруа. Теперь, выходит, как минимум завтра. А то и…"
Тут Гвоздь вскочил на ноги, сообразив главное: важно не то, когда, важно то, где он сейчас находится. И как сюда попал.
Из идолового чрева, знаете, небо-то не очень поразглядываешь, хоть вечернее, хоть предрассветное!
То ли дело, если лежишь на берегу реки.
Кайнор длинно и смачно выругался. Не полегчало.
"Дело ведь даже не в том, что я ни шиша не помню. Допустим, идол Пестроспинной неведомым образом ожил, приволок меня сюда и здесь рассыпался вот лежит, деревянный, расколотым боком кверху. Но почему - непременно рядом с утопленником?!"
Досадливые упреки Кайнора невесть кому были вполне обоснованы. Действительно: вот речка, вот Сатьякал знает как оказавшийся на ее берегу Гвоздь, вот незнамо как прибывший сюда идол Пестроспинной, - чудес хватает. И вздувшееся тело мертвяка, деликатно пованивающее совсем рядом, - явный перебор в этой череде тайн.
Кайнор ругнулся для порядку и почесал затылок. В конце концов, во всём нужно находить и положительные моменты. Провал в памяти - да пусть его! - зато Гвоздь теперь точно сморгнул от гвардейцев. Узнать бы еще, куда именно, но с этим, кажется, особых трудностей не будет. Берег, где очнулся Кайнор, зарос невысоким кустарником, а чуть дальше тянутся поля и через них проходит дорога - во-он и дымки над горизонтом вьются. Там и спросим, если не удастся понять, куда судьбина забросила да Пестроспинная занесла.
Вот только в жонглерском костюме, пусть и перемазанном грязью, оно как-то не очень - на людях появляться. Кайнор зыркнул на утопленника - просто так, чтоб убедиться в его мертвом и пахучем присутствии. Ладно, не таком уж и пахучем, признаемся. Не гнилью пахнет, а пока только тиной.
А если еще и в проточной воде одёжку его ополоснуть - аккурат к рассвету высохнет…
Гвоздь шагнул к неподвижному телу и вздрогнул, когда оно шевельнулось. Потом заругался еще сильнее: это надо же так накрутить себя, чтобы не отличить покойницких движений от прыжка обычной лягушенции, отдыхавшей на теле утопленничка!
Правда, что-то не слыхал он, Кайнор, чтоб квакуньи любили отдыхать на мертвых телах - ну да мало ли чего он не слыхал! Об оживших идолах тоже вон раньше слышать не доводилось…
Гвоздь без особой спешки освободил утопленника от не нужной тому одежды, прополоскал ее в проточной воде и уже развешивал на кустах, чтоб быстрее просохла, когда услышал за спиной весьма узнаваемые звуки. Он сам, случалось, издавал подобные после пьянки - но, Неустанная, сколько же нужно выпить и съесть, чтобы разразиться эдакими?!.
"И - кому? Тут же никого…" - пришла запоздалая мысль.
Кайнор обернулся, как стоял, с утопленниковыми мокрыми штанами в руках.
Раздетое тело мертвяка (только портки ему Гвоздь и оставил) сидело, упираясь руками за спиной и, перегнувшись в поясе, натужно извергало из себя потоки воды. Причем прямо на себя же, ничуть этим не смущаясь. Мертвые, как известно, сраму не имут.
Гвоздь терпеливо ждал, когда утопленнику полегчает. Почему-то он был уверен, что сможет убежать от мертвяка, ежели тому вдруг взбредет в пучеглазую голову погнаться за Кайнором.
Утопленник гнаться и не думал. Прокашлявшись и проплевавшись, он молча уставился на Гвоздя. Печально так, вроде даже с обидой.
- Ну извини, - сказал Кайнор. - Хочешь, верну? - Он протянул утопленнику штаны, но мертвяк и не шелохнулся. Только напряг горло, словно хотел что-то сказать, - но сказать не вышло, получилось лишь глухо булькнуть и извергнуть очередной поток грязной воды.
"Если мне очень припрет свести счеты с жизнью, никогда топиться не полезу", - решил для себя Гвоздь.
- Не ходи, - утробно выдавил из себя утопленник.
- Не хожу, - покладисто отозвался Кайнор.
- В Три Сосны не ходи, - уточнил мертвяк. - Сразу в столицу, как собирался.
- Значит, там, за горизонтом, Три Сосны, - догадался Гвоздь. - А чего не ходить? Неужели это в Соснах тебя так…
Поздно. Мертвяк снова неестественно преломился в поясе, ткнулся образиной в загаженные колени и затих - кажется, теперь навсегда.
- Чего ж я такого сделал, что вся моя жизнь кувырком пошла? - в сердцах вопрошал у молчаливых кустов Гвоздь. - Гвардейцы обходительные, идолы живые; утопленники вот со своими советами лезут!.. Если это и есть всемирная слава, так избавьте меня от нее, во имя человеколюбия!
Само собой, кусты не отвечали. И даже, стервозы колючие, не захотели отдавать высохшую одежду, царапались, как живые. Но Кайнор с ними управился; переоделся в утопленниково, свое - не поленился, - напялил на него (только плащ себе оставил и свисток для Друлли да монеты переложил в карман) - и отправился вдоль берега на юг, в столицу.
Примерно полчаса спустя он услышал детский плач…
* * *
Существа появились не позади, а перед ними - и первым заметил их Мыкун, а Быйца догадался, заметив дрожание руки полудурка, и тотчас обернулся. Фриний и Иссканр еще мгновение вглядывались во тьму, откуда они все пришли, а потом, почувствовав неладное, посмотрели туда же, куда таращился сейчас горбун.
Существ было шестеро, и еще два, кажется, маячили чуть дальше по коридору. Или то просто тени гуляют? - не разобрать…
Но этих, впереди, точно было шестеро, и они совсем не походили на тени. На людей, впрочем, тоже. Люди - они и ростом поменьше, и в плечах поуже, и…
"И хвосты у них позади не телепаются", - подытожил Иссканр, вынимая меч из ножен. Левой рукой он повел из стороны в сторону - знал уже: при движении огненный браслет на несколько мгновений разгорается и ярче освещает пространство вокруг себя.
Шестеро хвостачей по-прежнему оставались безоружными, однако Иссканра это не обманывало. Во-первых, попробуй достань чудиков в таких панцирях да шлемах, во-вторых, латные перчатки у обитателей Лабиринта особые, шипастые: двинь под дых - человек пополам и сложится.
Иссканр плавным полушагом выскользнул вперед, закрывая собой Быйцу и Мыкуна. Фриний и без того стоял от незнакомцев дальше всех - чародей вслушивался в странные звуки, доносившиеся оттуда, где был вход в Лабиринт.
- Погоди. - И не поймешь, как Фринию удалось оказаться совсем рядом, ведь только что был на расстоянии трех-четырех шагов! - Погоди. Оружием всегда воспользоваться успеем.
Иссканру было что возразить, но он промолчал. С чародеями не спорят.
А тот выбрал взглядом вроде как главного среди этой шестерки (и не сказать, чтобы самого рослого или в наиболее богатом доспехе… ну, доспехи-то у них почти одинаковые) - выбрал и обратился к нему на неведомом языке.
- Пыл изаздэр? Тэ ханнэпгэр эдо?
Спросил властно, как хозяин у дерзких слуг, посреди ночи вломившихся в спальные покои.
Шестеро промолчали. Лишь один из них, что стоял вторым слева, вздрогнул и напрягся, будто прислушивался к далеким словам - не словам даже, одному эху слов.
Потом хвостачи отступили назад и так же бесшумно, как пришли, скрылись во тьме.
- Откуда они взялись? - прохрипел Иссканр, только сейчас обратив внимание, как сильно пересохло в горле. - Ты знаешь их?
- Я не знаю ни их, ни того, откуда они взялись. Но ведь это Лабиринт, место, где оживают мертвые и становятся бесплотными тенями живые. Так что нечего удивляться. И прошу тебя, впредь не торопись обнажать клинок. - А затем спросил, повернувшись к Быйце: - Ты хорошо рассмотрел их?
- Этот защитничек мне своей широкой спиной почти всё закрыл! - прокаркал горбун. - Но… да, я рассмотрел их как следует.
- Что скажешь?
- Бояться нужно не того, что видно, но невидимого.
- Ты где нахватался таких мудрых мыслей? - хмыкнул Иссканр. - Или это из личного опыта?
- Молись, чтобы не довелось на собственной шкуре убедиться в моей правоте! - отрезал старик. - И давай, двигайся, чего встал? Я хочу как можно дальше убраться от этих звуков за спиной!
Иссканр пререкаться не стал пожал плечами и отправился вперед. Почему-то он не сомневался: тех шестерых (или сколько их было?) впереди уже нет. Их вообще нет в коридоре.
Стараясь подстроиться под неспешный шаг Мыкуна и Быйцы, Иссканр шел медленнее, чем мог бы. Поэтому он и услышал, как горбун бормочет себе под нос нечто неразборчивое.
- Значит, правда… - долетело до Иссканра. - Неужели?!. - И потом вообще какие-то дивные слова: - "Атэлви… атэ-лвакъи, иммастэр, нэп?!.."
Насчет последнего Иссканр так ничего и не понял, а вот Быйцево "неужели?!" опять напомнило ему о ночи в дьенрокском караванном доме. Потому что брат Гланнах тогда сказал точно так же…
- Неужели?! - В голосе монаха смешались страх и отчаянье. И, кажется, самая толика надежды, которой и жить-то не позволяешь, не допускаешь самой вероятности ее осуществления. - Значит, правда…
Иссканр пожал плечами: ну да, правда. Он растерялся и не понимал, что, собственно, происходит. И вел себя не как правая рука начальника охраны, а как до смерти перепуганный паренек, всегда живший верой в незыблемую истину и выяснивший, что обманывался.
…Брат Гланнах постучался к нему ночью, когда Иссканр только-только задремал. Он было решил: что-то стряслось, - и да, судя по осунувшемуся лицу монаха, действительно что-то стряслось, но не с караваном, как подумал Иссканр, а лично с Гланнахом. И - догадался Иссканр минутой позже - не в Дьенроке, а еще в пути, когда этот странный человечек, который умеет интересно рассказывать и увлеченно слушать, узнал о матушке Шали.
- Простите, я несколько не вовремя… я уйду, если вы скажете, но, откровенно говоря, дело не терпит отлагательств.
Иссканр жестом предложил монаху войти. В конце концов, раз "не терпит отлагательств"… да и интересно было, каким боком брат Гланнах имеет отношение к матушке Шали.
То есть, может, конечно, и не боком вовсе, но в самый правдоподобный вариант верилось с трудом. И пусть так - всё одно: не стал бы Гланнах так волноваться, будь его встреча с заведением матушки даже единственным за всю жизнь случаем недозволенной услады плоти, не стал бы, точно!
В дряхлом гостиничном креслице и при свете свечи этот человек-кролик выглядел еще незначительней, безобидней, чем обычно. Но, как обычно, стоило ему заговорить, и всё переменилось.
- Скажите, Иссканр, откуда у вас такое имя? Оно ведь не слишком распространенное, верно?
Другой бы разозлился: стоило ли вламываться посреди ночи, чтобы задавать дурацкие вопросы?! Но Иссканр понимал, это лишь прелюдия, зачин, так сказать.
- Матушка Шали говорила, так когда-то звали древнего героя, что ли… Еще из пралюдей.
- Верно. Не совсем, но верно… А она, выходит, про отца или про мать ничего тебе не рассказывала? Вообще - откуда ты взялся, может, какие-нибудь подробности… - И тут до Исскаира допёрло!
- Простите, брат Гланнах, а вы, часом… не в отцы ли мне метите, а? - Не зря, видно, монах с "вы" на "ты" перескочил!
Тот медленно покачал головой:
- Ни в коем случае.
- Тогда, может, вы знали моих родителей?
- И да, и нет. И да, и нет… Так что насчет подробностей?
- Ничего не припоминаю. Подумать бы надо…
- Думай. А я пока вот что скажу. Время от времени в Ллаургине случаются события, которые люди несведущие называют чудесами.
- Это вроде тех россказней про человека, которого зверобоги прокляли и обрекли на бессмертные скитания?
Брат Гланнах как-то странно взглянул на Иссканра.
- Да, вроде того. Ну вот, я не верю в чудеса, хотя не раз видел такое, что иные поспешили бы назвать чудом. Всему в Ллаургине Отсеченном есть свое объяснение. Всему. Кроме одного. Загадка эта мучает меня вот уже больше двадцати лет, но ответа на нее я не нашел до сих пор. И я бы никогда не поверил, что это не досужая выдумка, не совпадение, дивное сочетание непроясненных обстоятельств, если бы собственными глазами не видел, как некий младенец… да что там, ты, ты!.. - вот кто был тем младенцем!..
Резкий стук в дверь прервал монаха на полуслове.
- Скорей! - заорал кто-то за дверью. - Иссканр, ты там заснул, что ль?!
За дверью обнаружился встревоженный Толлиш, еще один помощник Лукьерра.
- В чем дело?
- Да какая-то напасть!.. - Он только махнул рукой, весь в изодранном платье, со свежим шрамом на виске. - Идем скорей, сам увидишь.
Иссканр схватил меч и поспешил за Толлишем, даже не взглянув иа Гланнаха. Он не сомневался, что монах во что бы то ни стало дождется его возвращения.
И тот действительно дождался. Когда спустя примерно полчаса Иссканр ввалился в комнату - как и Толлиш, в изодранной одежде, в перьях, с многочисленными легкими ранами от птичьих клювов, - Гланнах по-прежнему сидел вкресле.
- Я думал, вы не успеете, - сказал он тихо, снова переходя на "вы". - Что это было?
Иссканр не ответил - он в ужасе уставился на черную плеть змеиного тела, лежавшую посреди комнаты.
- Мертва, - проронил монах. - Вползла через окно и успела укусить, но я убил ее.
- Это тайяга!
- Я знаю. Ее яд смертелен, но действует не сразу. Я боялся, что вы не успеете. Скажите же наконец: там, на улице, - что это было?
Иссканр дернул плечом:
- Сдуревшая стая цапель ни с того ни с сего набросилась на ослов и лошадей. Заклевали до смерти двух погонщиков, нас вон потрепали, пока мы всех перебили. Но как же вы…
- Цапли, говорите?! - Иссканру показалось, что монах даже привстал в кресле, хотя этого быть никак не могло: яд тайяги постепенно парализует тело, и удивительно, что Гланнах вообще еще жив и может говорить. - Неужели?!.. Значит, правда…
Иссканр пожал плечами: ну да, правда. Он растерялся и не понимал, что, собственно, происходит…
- Значит, действительно никаких чудес! - торжественно заявил монах.
- О чем вы?
- О вас… Тем ребенком были вы, Иссканр, вы!
- Каким ребенком?!
- Которого я нашел в… - Он замолчал, будто всего лишь хотел перевести дыхание, Иссканр терпеливо ждал, но монах так и не сказал больше ни слова.
Ибо брат Гланнах, как это и случается во всех историях подобного рода, умер. Слишком рано, чтобы успеть рассказать всё до конца, и слишком поздно, чтобы Иссканр не заинтересовался своим происхождением.
Следующие два года он потратил на поиски правды. Они же завели его сегодня в Лабиринт.