В рощице, сбегающей в лощину по противоположному косогору, блеснули матовым металлом дула охотничьих ружей. Метта не стала дожидаться выстрелов. Она выбросила вперед руку – ружья вылетели из кустов и, описав дугу, шлепнулись в высокую траву на середину луга, вспугнув спасенных оленей. Маруф и Метта одновременно стремглав понеслись к месту их падения. Навстречу из рощи, матерясь и чертыхаясь, бежало пятеро мужчин в камуфляжной форме – двое выглядели откормленными здоровяками, остальные были похлипше, но не менее агрессивны. Маруф на ходу сбил одного с ног и незамедлительно накинулся на следующего. Подоспели Андрей с Доменгом и активно включились в потасовку. Рене прибежал последним и, сразу же получив удар в лицо, рухнул в траву. Мари, еще не успев ничего как следует сообразить, наблюдала за кипевшей посреди луга жаркой битвой и не могла разобрать, кто кого бьет. Метта тем временем искала в траве ружья. Один из здоровяков, сбросив насевшего со спины Доменга, метнулся к Метте, увидев у нее ружье, вырвал его из рук девушки и ударил ее прикладом в грудь. Маруф, тесня другого верзилу, услышал сдавленный вскрик Метты. Он с бешенством обернулся, увидел, как она упала, одним прыжком преодолел расстояние, отделявшее его от обидчика Метты, и обрушил на него удар страшного кулака. Тот охнул и шмякнулся на землю, даже не успев навести на него ружье. Маруф бросился к Метте.
– Со мной все в порядке, – успокоила она. На ее груди, в разрезе блузки расползался багровый кровоподтек. – Лучше помоги Доменгу.
Худощавого юношу осаждал брошенный Маруфом детина.
– Хорошо же, братья шайтанов, – процедил сквозь зубы Маруф, – теперь вы меня по-настоящему разозлили.
Видимо, в нем снова взыграл Белый Шейх. Он вклинился в самую гущу свалки и завертелся, как вихрь.
– Я покажу вам, как бить девушку, – рычал он.
Двое побежали к лесу. Андрей, распалившись не меньше, чем Маруф, кинулся следом с победным кличем и сшиб одного наземь. На другого наскочил Доменг. Оседлав беглеца, он с увлечением тузил его куда ни попадя. Бой был яростным, но коротким. Контрабандистов связали ремнями, ружья и охотничьи ножи собрали и сложили в кучку. Рене осматривал Метту, а у самого под глазом наливался фиолетовый синяк. На победителях рубашки были разорваны, волосы всклокочены, в глазах догорал бойцовский огонь. Все тяжело дышали, еще не отойдя от воинственного настроя.
– Что теперь с ними делать? – спросил Доменг.
– Дадим знать Григорьичу, – решил Андрей, – надо пострелять в воздух – он услышит.
Доменг схватил одно из ружей, но Маруф отнял его со словами:
– Дай сюда, это не игрушки, – и разрядил стволы всех ружей в воздух. – Надо сбегать за ракетницей, сам и пойду. Андрей, проследи за ними.
– Я с тобой, – поднялась Метта, – один ты можешь заблудиться.
Через час они вернулись, еще издали возвестив о своем приходе смехом и ласковой возней – он пытался ее обнять, она игриво отбивалась.
Андрей разговаривал с одним из плененных охотников – тот уговаривал их отпустить.
– Что он говорит? – подходя, спросил Маруф и узнал человека, ударившего Метту. – Не отвечай ему. Не может быть переговоров с недостойным, который способен поднять руку на женщину, – и брезгливо отвернулся.
Запустили в воздух ракету и сели ждать на пригорке в тени стройных деревьев, сияющих свежей зеленью. Туда же оттащили пленных, которые, оставив бесполезные уговоры, монотонно сыпали грубыми ругательствами и угрозами. Мари, намочив в речке платок, прикладывала его к подбитому глазу Рене. Доменг с любопытством копался в разряженных ружьях, а Андрей лежал рядом в траве, жевал тонкие стебельки, глядя в высокое небо, подернутое летучими разреженными облаками, и впервые после отъезда из Москвы чувствовал себя превосходно.
Маруф, естественно, занял место подле Метты, что-то нежно нашептывал ей на ушко, отчего она поминутно вспыхивала карминным румянцем, и все время норовил поцеловать в ушибленное место. Она смеялась и мягко отводила рукой его лицо.
Противостоять опытному обольстителю неискушенной Метте было крайне сложно. Его притягательная близость, настойчивый, полный темного огня взгляд, горячее дыхание у щеки лишали ее воли и сил. Поэтому ему все же удалось осуществить свое дерзкое намерение и запечатлеть страстный поцелуй чуть выше ее ключицы. Ее объяло жаром. Она вдохнула опьяняющий запах его волос, но в следующую секунду у нее перехватило дыхание, грудь пронзила жестокая боль, и она инстинктивно его оттолкнула.
– Что случилось, свет очей моих? – испугался Маруф, увидев, что она побледнела и вся сжалась от боли.
– Мне что-то нехорошо, – пролепетала она, проводя рукой по лбу. – Сейчас пройдет, не обращай внимания.
– Рене, Андрей, – позвал Маруф, – Метта себя плохо чувствует.
– Надо возвращаться, – забеспокоился Рене, опускаясь рядом с девушкой на колени и снова пытаясь определить, нет ли у нее скрытых повреждений. – Какое легкомыслие отправиться в лес без аптечки!
– Черт бы нас всех побрал! – в сердцах сказал Андрей. – Мы не должны были подвергать ее риску. Четверо взрослых мужчин, и такая непростительная беспечность!
Меттой, казалось, овладела какая-то мучительная мысль. Она с трудом отвечала на настойчивые расспросы, не в силах сосредоточиться, и украдкой бросала на Маруфа тревожные взгляды, быстро отводя глаза.
– Идут, идут! – закричал Доменг. – Лесник и с ним еще трое.
Срезая луг наискось, своим размашистым профессиональным шагом приближался Григорьич. За ним, запыхавшись, спешили участковый и двое молодых парней из поселка.
– Уф, напугали, – сказал, подходя, Григорьич, – я уже думал, с вами какая беда приключилась. Ну, что тут у нас? – Он оглядел связанных охотников. – Кого я вижу? Семен Николаевич, ты ли это? То-то я смотрю, что за гости к тебе пожаловали. А ты говорил, родственники, – он повернулся к Андрею. – Односельчанин наш, – кивнул он на худого мужика с испитым лицом, – давно мы голову ломаем, кто это у нас здесь орудует. Ты, значит, вроде как проводником заделался. Ну а теперь мы вас всех проводим куда следует.
– Слушай, Григорьич, ты горячку-то не пори, – быстро заговорил односельчанин, многозначительно указывая глазами на мнимых родственников, – ты хоть представляешь, что это за люди?
– Догадываюсь, – насмешливо сощурился лесник, – только природе это без разницы. Для нее, да и для нас, все вы рвачи и мерзавцы и отвечать будете по всей строгости закона.
– А вам спасибо. – Он пожимал по очереди руки Андрею и его спутникам. – А это что за девонька? – спросил он, в изумлении глядя на Метту. – Ее с вами не было.
– Я здесь живу, – произнесла девушка, поднимая невиданные глаза на лесника.
– Мать честная! – вырвалось у одного из парней.
Григорьич молчал, но взгляд его выдавал глубокое волнение; на лице исподволь проступала радость узнавания. Он чувствовал всем своим существом что-то родное, близкое, давно знакомое, обретшее наконец зримые черты. Как человек, отдавший себя служению природе, он верил, что лес, полный тайн и загадок, рано или поздно явит свою милость верному другу и защитнику.
"Ох, уж эта ее правдивость", – думал тем временем Андрей.
– Она со мной, – поспешил он вмешаться, – из Москвы. Она чуть позже приехала. Мы ее сами встречали.
Ничего не ответил Петр Григорьевич. Он всю свою жизнь прожил в лесу, сросся с ним душой и сплелся корнями и видел он то, чего не видели другие. Глядя на эту сказочную красавицу, он думал: если бы его родной лес, сопки, луга, ручьи, травы, цветы вдруг приняли облик девушки, то это была бы она, в этом у него не было никаких сомнений. Он всегда подсознательно ждал этого часа, и вот свершилось: что-то приоткрыл ему старый заповедник.
– Знал я, что когда-нибудь мой лес заговорит со мной. – Лесник смахнул невольную слезу со щеки. Он посмотрел на Андрея и увидел правду в его глазах. – Значит, не зря я прожил свою жизнь. Вышла и мне благодарность от матушки-природы.
Он хитро улыбнулся:
– А ведь у меня и до вас здесь были помощники. Сколько раз такие вот любители "красивой жизни" возвращались из лесу обалделые и без ружей, и ни они сами, никто другой не могли объяснить, что же с ними здесь приключилось.
Он подошел к Метте и спросил:
– Как зовут тебя, красавица?
– Метта, – отвечала она.
– А по-нашему?
– По-вашему – Любовь.
– Любовь, Любушка, – проговорил он задумчиво, – все правильно, так и должно быть. Мог бы и сам догадаться.
С трудом заставляя себя вернуться к пленным, он добавил:
– Ты, девонька, помни: если нужна будет помощь, я всегда рядом, и зимой и летом.
– Я знаю, – сказала Метта.
– Ну, пошли, – заспешил Григорьич, – нечего таращиться. Девушка эта не про вас, из Москвы она, барышня столичная, деликатная. Давайте, берите арестованных. Вечереет уже, поторапливаться надо.
Пришедшие с ним парни собрали ружья, ножи, ягдташи, набитые мелкой дичью, подняли на ноги браконьеров и медленно двинулись в сторону поселка. Участковый замыкал шествие.
Глава 9
Утро следующего дня началось, как обычно. Метта отсыпалась до полудня, Мари и Рене выслеживали в лесу бурундуков, не удаляясь далеко от лагеря, Маруф ушел к ручью. Доменг с Андреем решили воспользоваться его отсутствием.
– Бежим скорей купаться, пока наше водоплавающее не объявилось, – предложил Доменг.
Только они надели ласты, а он тут как тут – с довольным видом оглядел берег и начал раздеваться.
– Надеюсь, ты не собираешься заходить в воду? – с подозрением спросил Доменг.
– Непременно, – ответствовал тот с лучезарной улыбкой, – сегодня обязательно все должно получиться.
Он разбежался и канул в воду.
– Поздравляю, приехали! – Доменг с досадой сорвал с себя маску. – Похоже, мы добирались сюда для того, чтобы работать спасателями.
Они промучились с Маруфом два часа, но дело с места не сдвинулось – тот неизменно шел ко дну, как камень.
– Видно, плаванию надо учиться с детства, – заключил Маруф, отложив наконец свои упражнения до следующего раза, при этом ничуть не утратив оптимизма и решимости довести начатое до конца.
Он сел обсыхать на солнце, глядя на белые гребни волн. Два скалистых мыса вдавались в море с обеих сторон, отрезая дикий пляж от побережья.
Над головой, на скалах, лепились пахучие ели; аромат хвои смешивался с запахом нагретых камней.
Андрей с Доменгом, получив долгожданную свободу, скользили в голубовато-зеленой воде, выставив на поверхность трубки. Рядом белыми челнами качались любопытные чайки.
Метта подкралась к Маруфу со спины и закрыла ему ладошками глаза.
– Кто бы это мог быть? – спросил он, зная, что она радуется, как ребенок, когда ей подыгрывают.
– Иди-ка сюда, шалунья, – привлек он ее к себе. – О чем это вчера говорил лесник? Ты что же, бегаешь одна по лесу и охотишься за браконьерами?
Содержание рассказа лесника добросовестно перевел Андрей.
– Должен же кто-то заботиться о животных, – ответила она. – Это совершенно безопасно – я охотников вижу, а они меня – нет. Я отключаю их на время, а ружья забираю и выбрасываю в море. Я и вчера бы так поступила, но боялась, что вы тоже попадете в поле.
– Ты и меня можешь отключить?
– Тебя не могу. – Она обвилась вокруг него как гибкий волнующий хмель и смотрела с нежностью ему в лицо. – Знаешь, какие у тебя глаза? Как мех норки, усыпанный золотыми искрами. Их вечерний свет проникает в сердце и рождает неизъяснимое томление.
Он завороженно смотрел, как шевелятся ее свежие губы цвета терпкого гранатового сока, и клонился к ней все ниже, уже не слыша и не разбирая слов, а она продолжала впервые высказывать свои чувства:
– Ты так же прекрасен, как солнце на закате, когда оно висит над холмами в рубиновом сиянии, и так же горяч и светел, как чистое пламя, бушующее в его недрах. Я видела это еще тогда, на острове, когда ты скрывал свое лицо и был на шаг от смерти.
– Вот вы где! – хлопнул Маруфа по плечу Рене. – Хороши друзья, втихомолку ушли купаться. Может, я вам помешал? – с запозданием осведомился он, широко улыбаясь.
– Нет, ты как нельзя вовремя, – возвратил ему кислую улыбку Маруф, одновременно перебирая в уме самые красочные ругательства.
– Я как раз искала Мари, – встрепенулась Метта.
Она подбежала к подруге, и они, о чем-то тихо и оживленно разговаривая, ушли на дальний конец пляжа.
– Почему женщины так обожают секреты? – Рене растянулся на камнях рядом с Маруфом. – Как Метта, оправилась после вчерашнего?
– Разве она скажет? На вид с ней все в порядке. Кто знает, что творится в их красивых головках.
– Это уж точно. Мари мне на днях такое выдала! Оказывается, она давно мечтает о ребенке, а мне – ни полслова.
– А ты? Ты сам хочешь?
– Конечно, хочу. Я не решался с ней об этом заговорить, а она от меня скрывала, что не может забеременеть. Словом, перехитрили мы самих себя.
– Не расстраивайся, Метта у нас кудесница. Она вылечит Мари лучше всяких врачей. Видишь, а ты не хотел брать Мари с собой.
Когда все вернулись в лагерь, Мари предложила:
– Не набрать ли нам к обеду грибов? Тут их полным-полно. Мы с Рене сейчас видели. Испечем на костре на палочках.
– Чудесная мысль, – обрадовалась Метта, – это должно быть ужасно вкусно.
– Я наберу, – сорвался с места Маруф, схватил большую сумку и устремился в лес.
– Нашли, кого посылать, – привычно загудел Доменг, – после его набега в лесу не останется ни одного грибка.
– Я пойду с ним, – сказала Метта, – ко мне он прислушивается.
Мари с Рене сели просматривать отснятый материал, а Доменг и Андрей отжимались по очереди на толстой дубовой ветке. Влюбленные были где-то недалеко. Из чащи поминутно доносился их смех. Голос Метты разливался серебряными звоночками, перекликаясь со щебетом лесных птиц. Сбор грибов превратился в любовную игру, которая, как и следовало ожидать, обернулась тем, что настойчивый поклонник в очередной раз пустил в ход свои опасные чары, правда слов ему подбирать не приходилось, потому что шли они от самого сердца.
– Как ты хороша, любовь моя, – говорил он, обнимая девушку, – я каждый раз смотрю на тебя и не верю своим глазам. Ты создана из пения птиц, из тонкого аромата цветов, из отблесков самых далеких звезд и свежего дыхания ранней весны. Ты – сгусток солнечного света в моих руках. Нельзя уйти от тебя, волшебница, ибо ты – сама земная красота под небесами.
В то же самое время Мари не поляне попросила:
– Мальчики, сходили бы за водой – у нас все емкости пусты.
– Сейчас принесу, – вызвался Андрей и пошел к ручью.
Доменг продолжал подтягиваться, причем каждое его усилие сопровождалось таким натужным рычанием, что Мари даже пожалела парня:
– Доменг, детка, зачем же так напрягаться? Ты себе голос сорвешь.
– А это не я, – отозвался юноша, соскакивая на землю и отряхивая ладони.
Из-за кустов неслось негодующее урчание, которое перешло в довольное чавканье.
У Мари и Рене камеры выпали из рук. Открыв рты, они вслушивались в непонятные звуки, силясь определить, что за существо их издает. Вернулся Андрей, и друзья всей гурьбой опасливо двинулись к деревьям.
– Готов поспорить, что это корова, – сказал Доменг.
– Какая еще корова? Это медведь, – возразил Андрей.
– А вдруг это тигр? – зашлась страхом Мари.
За кустами кто-то одобрительно заревел.
– Не волнуйся, я с тобой, – небрежно бросил Рене, мужественно играя плечами.
– Ну, что я говорил! Это медведь, – торжествующе воскликнул Андрей, заглядывая в заросль, – причем уплетает нашу колбасу.
– Какая прелесть! – восхитилась Мари при виде небольшого черного медведя, который с вожделением копался длинными когтями в сумке с провизией, как клошар в мусорном баке.
Появление людей не произвело на него ровным счетом никакого впечатления.
– Не разделяю твоего восторга, – строго сказал Рене, – Пока ты умиляешься, косолапый уничтожает наш провиант.
– Значит, малютка голоден! – твердо заявила Мари, вознамерившись грудью защищать обездоленное животное.
Медведь между тем удовлетворенно фыркнул, извлек еще одну палку копченой колбасы и с наслаждением вгрызся в нее солидными клыками.
– Любопытно узнать, сколько он уже успел умять, – нервозно заметил Рене.
В ответ зверюга поднял голову и окинул людей младенчески невинным взглядом.
– Вот те раз! – не выдержал Доменг такой невоспитанности. – Жрет нашу колбасу и не краснеет. А ну, давай, вали отсюда, чревоугодник! – замахал он на мишку руками.
Топтыгин нехотя попятился, встал на задние лапы, обиженно хрюкнул и пошел в лес, презрительно виляя меховым задом, не забыв прихватить недоеденную колбасу.
– Оказывается, за нашими вещами нужен глаз да глаз. Что ж, давайте подсчитывать убытки. – Доменг потащил растерзанную сумку к палаткам.
Вдруг раздался частый топот ног, и на поляну ворвался Маруф с Меттой на руках.
– Помогите, – выкрикнул он, едва переводя дух, – ей совсем плохо, она умирает!
Девушка задыхалась, воздух вырывался из ее груди со свистом, лицо побледнело до синевы и исказилось мучительной судорогой.
В лагере началась паника. Побежали за лекарствами, принесли шприцы. Мари держала голову Метты на коленях и пыталась ободрить ее ласковыми словами.
– У нас есть что-нибудь от астмы? – закричал Андрей.
– Есть, у меня все есть, там, в аптечке! – откликнулся Рене. – Что произошло? – спросил он Маруфа.
– Я ничего не понимаю, – совершенно потерявшись, бормотал тот, – я ее только поцеловал, и ей стало плохо.
– Скажи лучше, что ты зацеловал девушку до смерти, изувер! – взбеленился Доменг.
– Я не… – хотел оправдаться Маруф и умолк, опускаясь на землю и сжимая голову руками.
Благодаря общим усилиям Метте скоро стало лучше – дыхание выровнялось, лицо порозовело; ее перенесли в палатку, и она уснула.
– Что бы это могло значить? – озабоченно размышляли Рене с Андреем, перебирая всевозможные заболевания. – Они устроены не так, как мы, если учесть их феноменальные способности. Может, это связано с ее энергией?
– Я знаю, что это, – сказал Маруф, вставая. – Она предупреждала меня, но я, самонадеянный глупец, не думал, что все настолько серьезно. Я для нее нечто чужеродное, она меня просто не принимает. Пойду пройдусь, мне надо побыть одному.