И все же еще одна собака нагоняла ее. Малфрида только и успела прижаться к развилке дерева, где располагался давно настроенный самострел. Бечева от спускового устройства уходила куда-то под снег, но Малфриде некогда было искать ее. Просто навела стрелу и сорвала петлю с крюка. Почти содрала кожу на пальцах от резкого щелчка тетивы, однако не промахнулась, и большая пегая собака рухнула, пронзенная, не успев и взвизгнуть. А теперь снова бежать, уходить, прятаться, убираться подальше. Обдумать все она успеет и потом. Если сможет оторваться от преследователей, если сумеет спастись.
Ведьма вновь протискивалась между плотно стоявшими стволами, взбиралась на какой-то косогор, и снег сползал под ней пластами, заставляя съезжать вниз. А каждый миг промедления был губителен, каждая заминка приближала нагонявших. У Малфриды взмокла спина, красота замороженного леса казалась колючей и страшной. Луна высвечивала оставленные беглянкой следы, за ней гнались волхвы и опытные охотники, и ведьма не успевала даже петлять, чтобы запутать след. Только одно немного приободрило: на деревьях больше, на встречалось огненных зарубок. Похоже, ее враги не ожидали, что она сможет уйти от их колдовства так далеко. Однако Малфрида была настолько утомлена, что не могла сосредоточиться на том, прибывает ли ее сила. Ее уже шатало от усталости. А ведь еще надо было...
Она все же остановилась, переводя дыхание. Надо попробовать. Самое простое заклинание – заговор на исчезновение следа. Она произнесла положенные слова, задыхаясь от бега. Едва не заплакала, заметив, как стал разглаживаться взрыхленный ею снег. Совсем немного, следы чуть припорошило, и они не стали такими глубокими. Сказать же в полную силу заклинание она уже не могла: сила, как появлялась, так и исчезла от усталости. Ей надо было хоть немного отдохнуть.
И тогда Малфрида приняла решение. Она не будет больше убегать, она подождет своих преследователей и станет копить силу. По капельке, по мигу. Сколько сможет. Она решила найти укромное место, замереть, передохнуть, сколько получится, и из своего укрытия творить заклинание, заметающее следы.
Подходящее укрытие нашла за кучей бурелома. Наваленные как попало, невесть, когда упавшие трухлявые стволы образовали среди еще живых деревьев что-то вроде шалаша. Малфрида протиснулась между корягами, спрятавшись как в норке, и замерла, прислушиваясь сквозь собственное бурное дыхание и стук сердца к звукам приближавшейся погони. Ах, как ей надо было передохнуть до появления преследователей, ну, хотя бы немножечко! Сколько же бежала? Луна сползла уже к самим деревьям, скоро рассвет. Вокруг все по-прежнему искрилось и мерцало. Какая красивая была эта ночь! Какая ужасная!
Крики слышались уже почти рядом, когда Малфрида стала шептать наговоры. Представила себе оставленный след, затем – как он исчезает. Ощущение силы чуть шевельнулось в ней, стало медленно расходиться. Это было упоительное чувство!
Теперь она знала, что следов больше нет, что снег за ней девственно чист. Ее не обнаружат. И если с ними больше нет собак-ищеек, ее могут и не найти тут.
Голоса теперь были так близко, что Малфрида могла расслышать, о чем переговариваются на ходу преследователи. Даже улыбнулась, не размыкая глаз, когда кто-то громко спрашивал у другого охотника, куда поделись следы. Потом прозвучала ругань. Ругался явно Мокей. Зло так, грубо. Чей-то смутно знакомый голос велел искать. Чей голос? Малфрида испугалась, когда узнала. Это были знакомые интонации ее бывшего учителя Маланича, того, кто пытался ее убить. Теперь он возглавляет преследователей.
Однако думать о Маланиче было опасно. Он ведун, он многое чует. Наверняка это он или его подручные начертали вокруг ее избушки колдовские знаки. Этот волхв непонятно почему так невзлюбил ее, что готов преступить неписаный закон волхвов – не грозить смертью себе подобным. Но, скорее всего Маланич и не собирается сам убивать ее. Он натравил на нее родовичей из Сладкого Источника. Умно. И страшно. Так страшно... Малфрида сжалась в комок, стала тихо бубнить заговоры о том, что ее нет здесь, что она не она, а сухая валежина, ствол дерева, ветка, все что утодно, только бы волхв не учуял ее, только бы ее силы... не было у нее больше сил. Может, потом появятся, сейчас же, когда она исчерпала их до последнего усталого дыхания, она вновь стала бессильной. Стала дичью, которую разыскивают ловцы. И от того, как тихо она сможет отсидеться в своем укрытии, зависит ни много ни мало ее жизнь.
Они были совсем рядом с ней. Но прошли мимо. Искали следы в лесу, что-то кричали про чародейство. В какой-то миг Малфрида осмелилась приоткрыть глаза. И увидела Маланича. Он стоял в стороне, у больших сросшихся деревьев, а возле него – еще три служителя. Их, одетых во все светлое, не спутаешь с другими облавщиками – те с факелами, в тулупах и с топорами в руках. Волхвы же держались как будто особняком, хотя и дышали так же учащенно, обволакиваемые сероватым морозным паром. Потом, немного посовещавшись, двинулись в сторону затаившейся ведьмы. Малфрида зажмурилась, повторяя, что она это не она. А волхвы остановились совсем рядом, но не стали взбираться на выступающие из снега корневища – просто совещались, и она могла разобрать каждое слово.
Маланич говорил дрожащим от сдерживаемого волнения голосом:
– Может, ты обернешься псом, Шелот, да попробуешь напасть на след? Она не могла далеко уйти.
– Нам нельзя делать это на глазах смертных, – заметил другой волхв. – Или ты хочешь, чтобы они отвлеклись и потеряли интерес к облаве? Да и какая из меня ищейка получится, особенно если учесть, что ведьма, видимо, все же нашла в себе силы заговорить след.
– Сними тогда морок, Пущ, – не унимался Маланич. – Сними наколдованное ведьмой. Ибо она где-то здесь, близко, я это чую.
Малфриде показалось, что она и дышать перестала, такой обуял ее страх при последних словах ведуна. И стоит ведь так близко... Она могла бы снежком в него бросить, если бы пожелала.
Что ответили Маланичу, Малфриде было не разобрать. Сидела, застыв, пока постепенно все же стала различать, о чем они толкуют. А говорили волхвы о том, что странно, как это к ведьме так быстро вернулась сила. Только вот надолго ли вернулась? После стольких огненных знаков Малфрида не могла сразу восстановить свое умение в полную мощь. Значит, еле держится в ней волховство. Что, если Маланичу, как наиболее опытному из волхвов, самому обернуться ищейкой да поискать следы. На что Маланич как-то обреченно отозвался: дескать, сейчас, когда он еще находится под чарами зелья послушания, он может превращаться только в одно существо.
– Эй, служители, отойдите-ка оттуда! – раздался вдруг совсем рядом голос Мокея. И дальше, раздраженно: мол, что теперь делать?
– Искать, – только и ответил кто-то из волхвов. – Искать, обшаривать округу, разослать людей во все ближайшие селения да предупредить, что в лесу объявилась ведьма, наславшая мор на скот, что волхвы наградят того, кто поможет справиться с колдуньей.
Скрипел снег под шагами собиравшихся людей, слышались раздраженные голоса, мелькал отсвет зажженных факелов. Наконец голоса стали удаляться. Малфрида сидела без движения, не чувствуя, как ее пробирает холод, а тело затекло от неудобного сидения, не ощущая текущих по лицу счастливых слез. Неужели они уходят? Неужели она спасена?
Звуки удалялись. Слышно было, как среди затихающих мужских голосов раздаются визгливые голоса женщин, словно отчитывающих за что-то, потом кто-то сердито и возмущенно огрызался.
Малфрида, наконец, смогла перевести дыхание, чуть пошевелилась, только теперь заметив, в какой неудобной позе провела столько времени. Немного расправила затекшие ноги, отодвинулась от больно упиравшейся в бок коряги, сняла застывшую на волосах сосульку. От пронизывающего холода зубы мелко стучали. Голоса преследователей были уже еле слышны, и Малфрида позволила себе выглянуть из укрытия, потом стала потихоньку выбираться. Вокруг на снегу виднелись следы, на других участках снег светлел нетронутой массой. Она могла и дальше сидеть тут, если не боится окончательно заледенеть на таком морозе, но могла незаметно выбраться и уходить. Куда? Вряд ли они успели сообщить в округе о преследуемой ведьме, однако там, где в дело вступают волхвы, ни в чем нельзя быть уверенным. Волхвы могли чарами распространить такое известие, и Малфриду схватят, как только она попросит где-нибудь убежища. А если весть о падеже скота действительно верна, то ее наверняка ни в один дом не впустят. Когда в селениях мор, любого чужака могут убить, обвинив в гибели скотины. Но идти все-таки лучше, чем медленно замерзать тут. Мороз сейчас, под утро, усилился, и спина ее, еще недавно мокрая от бега, стала леденеть. Малфрида сжалась, растерла снегом застывшее от холода лицо и всхлипнула, так болезненно горели руки от снега, так онемели пальцы ног в валеночках. Нет, если она не хочет окончательно подчиниться воле жестокого Мороза, ей следует двигаться. И двигаться в сторону большака. Там среди незнакомых людей она может и затеряться, а также узнать направление на Киев. Хватит с нее древлянских лесов. В Киеве она найдет, у кого схорониться и дождаться князя. А там и сила к ней постепенно вернется.
Еще раз, прислушавшись к отдаленным голосам, Малфрида осторожно выбралась из завала бревен. И тут же поскользнулась на еще непослушных ногах, свалилась вниз на снежную насыпь. Снег съехал под ней, и она оказалась в присыпанной снегом яме, упала, а когда стала подниматься и оперлась рукой, так и закричала – острая боль обожгла руку у запястья.
Капкан. Волчий капкан, установленный в проходе между бревнами бурелома.
Малфрида непроизвольно рванулась, но капкан впивался в руку, и она снова не смогла сдержать крик. Тут же рухнула лицом в снег, заглушая голос. Дрожа и всхлипывая, Малфрида с ужасом смотрела, как выступает кровь, там, где стальные зубья вцепились ей в руку. Теперь не убежать. Надежный капкан из кожаных ремней и деревянных защелок с плотно вделанными железными зубьями. И зубья эти крепко держат ее, деревянные лопасти сжимают.
Малфрида шипела сквозь сжатые зубы, чтобы не кричать, возилась, ползала и извивалась, даже зубами впилась в капкан. Сейчас она понимала, как пойманный зверь предпочитает отгрызть собственную конечность, только бы вырваться. И как же она не догадалась, что тут может быть ловушка! Мокей ведь предупредил волхвов, чтобы они не приближались к этому месту. Именно сюда, куда она по своей глупой неосторожности умудрилась попасть.
И тут самое страшное: голоса и скрип снега.
– Точно кричали тут?
Малфрида вжалась в снег, моля, чтобы ее не обнаружили. Тщетно. Шаги приближались. И тогда она ощутила ярость. Такую отчаянную, что в душе все всколыхнулось. Глаза вспыхнули желтизной.
Первый же, кто появился над ней, был отброшен с невероятной силой. И тотчас вокруг раздались крики, вопли, опять шаги. Малфрида еще никого не видела, но была настороже, в ней все бушевало: то начинала биться сила, то опять наваливалась слабость, боль то оглушала, а то словно растворялась в жгучей ненависти и в страхе.
– Попалась! Она угодила в ловушку!
– Глаза ей надо закрыть! Голову! – властно приказал кто-то. Малфрида вертелась затравленным зверем, рвалась и падала, удерживаемая стальными зубьями. А потом на нее навалились сразу двое, накинули на голову тулуп, вдавили в снег.
– Все, есть! Тащите сюда кол!
От ужаса в Малфриде так все рванулось, что накинутый на нее кожух стал тлеть, державшие ее руки ослабли.
– Колдует! Загоримся ведь!
– Кол тащите! Во имя всех богов, неужели в погоне вы растеряли то, чем можно прикончить эту тварь?
Малфриде все же удалось сорвать с себя тлевший кожух, царапнула ногтями чье-то лицо.
– Ах, тварь!
Мокей-вдовий сын. Бросил ей в лицо пригоршню снега, опять накрыл голову полой тлевшего кожуха. А потом...
– Делай, что велю! – крикнул почти рядом Маланич. – Так сразу и надолго лишим ее сил.
Малфрида не разобрала, в чем заключалось его повеление, но неожиданно завизжала в своей удушающей дымной темноте, когда ей задрали подол, когда почувствовала, как сильное колено раздвигает ей ноги. Она поняла, что с ней сейчас сделают. Рычала и извивалась, но ее, распластав, уже держало несколько рук. Боль от впивавшегося капкана не проходила, но сильнее были стыд и обреченность, понимание того, что после этого у нее совсем не будет сил.
Она закричала, когда ощутила, как ею овладели, двигались толчками, быстро и ритмично, вжимая в холодный снег. Потом рядом кто-то засмеялся, загоготали и остальные. Душивший ведьму кожух все же сполз с ее лица, и она совсем близко увидела напряженное и злое лицо насильника, его сосредоточенные серые глаза. И возненавидела его. А ведь когда-то он был ей так мил...
Глаза Мокея затуманились, он задвигался быстрее, слабо застонал и обмяк, упав на нее.
– Все, ведьмочка, теперь ты моя.
– Я никогда не была твоей.
– Ну, не моя, так наша. Правильно? – обратился он к остальным. – Ну, кто еще попробует лишить колдунью ее чар?
Маланич наблюдал, стоя наверху. Чуть усмехнулся в бороду, когда на попавшую в капкан ведьму налег следующий мужик. Потом еще один. Малфрида хотела закрыть глаза, чтобы не видеть их, но отчего-то смотрела. На Маланича, на других волхвов, на довольных, ухмыляющихся мужиков, которых когда-то лечила. Вот и несколько баб стоит над ловушкой, но эти не смеются, а Простя даже отвернулась. Да и каково ей смотреть, когда муж Мокей в охотку второй раз покрыл собой чародейку. И так весел при этом, еще и целовать стал, больно сжимая грудь.
– Знал ведь, что все равно подо мной будешь, – шептал, задыхаясь.
Толчки внутри, сухие, болезненные, рвущие на части. Было невыносимо стыдно. И отвратительно. Так отвратительно... Лучше бы ее убили. Маланич сказал:
– После такого она нам больше не страшна. А сейчас отыщите осиновый кол. Или срубите, если кто знает, где растет осина. Эй, там, будет, будет вам. Теперь надо ее проткнуть, а тело сжечь и пепел развеять.
И он довольно и зло усмехнулся.
Малфрида медленно повернула к нему лицо. Не верилось, что некогда почитала его как мудрого наставника. Перед ней стоял враг и мучитель. И она выдохнула зло, не сводя с него темных, полных ненависти глаз.
– Змея ты подколодная, Маланич.
То, что произошло потом, было столь неожиданно, что очередной пристраивавшийся к распростертой жертве насильник утратил свой пыл. Глядел только... Все они глядели. Даже тихо стало. Ведь такого им видеть еще не приходилось.
Величественный волхв в светлом одеянии и золоченом обруче на длинных волосах вдруг стал извиваться, вертеться, дергаться, а потом сузился и уменьшился прямо на глазах у всех. В следующий миг темная гадюка заметалась по снегу, юркнула под коряги, лишь след еле заметный на снегу остался.
Все застыли, только потрескивали факелы в холодном сероватом сумраке. Потом все враз загомонили, закричали, бросились врассыпную. Насильник карабкался прочь от Малфриды, чуть не плача, не успев как следует натянуть штаны. Зато волхвы так и кинулись к завалу бревен, куда уползла гадюка, стали звать своего старшего, бросать какие-то порошки, говорить заговоры. Потом махнули рукой.
Малфрида чуть приподнялась, пытаясь натянуть на голое тело смятый подол. Невольно взглянула на капкан и свою окровавленную руку. Как вышло, что после всего, что с ней сделали, она сумела совершить такое колдовство, как обращение волхва? Ведь ощущала – сил по-прежнему нет. Теперь долго сила не вернется к ней. Теперь она простая баба. Подстилка для похотливых мужиков, изнасилованная и беспомощная. И ей вдруг стало все безразлично. Опрокинулась на снег, закрыла глаза. Хотелось умереть.
Один из волхвов стал скликать испуганных людей.
– Это не ведьмино умение. Тут иное заклятие. Ну, чего стоите? Наш собрат и впрямь теперь проспит под колодами до тепла, а нам дело закончить надо.
"Сейчас опять начнут осину искать, – вяло подумала Малфрида. – Пробьют меня. Убьют".
Думала с безразличием, но все же невольно вслушивалась, как собравшиеся люди спрашивали, не ведьма ли вновь силу обрела, а волхвы объясняли им: после того как чародейка под мужиком побывает, колдовские способности к ней не скоро вернутся. А значит, с ведьмой все же можно разделаться.
Но тут неожиданно и твердо прозвучал молодой женский голос:
– Нет, не тронем ее! Если она уже не страшна, то нам лучше не убивать ее сейчас.
Малфрида приоткрыла глаза, посмотрела на стоявшую над ямой Простю. В голосе дочери прежнего старосты сейчас прозвучала твердая воля. Она глядела сверху вниз на поверженную соперницу холодно и без жалости, но продолжала утверждать свое:
– Убить Малфриду мы всегда успеем. Но ее надо казнить, и казнить прилюдно. Причем не в наших лесах. Мы с выплатой дани никак не управимся, так не лучше ли вместо дани передать древлянскому князю чародейку, которая наслала мор на скот во всей округе? Теперь здесь многие не смогут выплатить дань полюдникам да прокормить их на постое. А князь Мал всегда богато одаривал тех, кто доставлял ему темных чародеев. Вот и пусть отменит нам выплату дани. Мы ему ведьму для прилюдного зрелища казни, а он нам – освобождение от подати.
Дочь старосты знала, что говорила. И хотя волхвам подобный расклад не понравился, однако многие родовичи нашли это вполне разумным. Год-то у них был непростой: и недород, и зверя мало, и коровы-кормилицы пали, а тут еще дань плати. Уж куда лучше откупиться колдуньей.
– Отвезем ее в Искоростень! – загалдели люди. – Отвезем, и все тут.
Мокей спустился в яму и освободил руку плененной чародейки из капкана.
– Я сам отвезу тебя! – молвил с улыбочкой.
И даже не оглянулся на недовольно нахмурившуюся жену, когда вытаскивал бессильное тело ведьмы наверх. Только махнул волхвам, чтобы посторонились.
Глава 9
Древлянский град Гольско, хоть и был невелик, однако имел внушающий вид. Построенный на высоком рукотворном холме над речкой Случь, он был ощетинен кольями, опоясан рвами, окружен ловушками. Частокол из мощных заостренных бревен окружал его со всех сторон, строений за ним не видно, кроме дозорной вышки на столбах, а как въехали полюдники во главе со Свенельдом, то увидели, что внутри частокол гораздо ниже – до половины вкопан в земляную насыпь, да и постройки все ушли в землю, лишь холмики заснеженных крыш то там то тут выступают, вьется из-под стрех дымок от очагов. Кажется, что вообще тут пусто, однако и амбары, и хлева, и колодцы – все здесь, в земле. Пусти кто зажженную стрелу, вроде и возгореться нечему будет. Только большие навозные кучи недавно выгребены, еще исходят паром, а взъерошенные на холоде воробьи порхают над ними, когда голодные пичуги ищут пропитание.
– Строились, как кроты, – отметил Свенельд, оглядывая Гольско. – Однако одобряю. Хорошо укрепились.
– Гольско ведь на спорных землях, – пояснил сопровождавший его Малкиня. – Не один набег выдержал. И люди тут всегда настороже, всегда готовы и отбить набег, и самим напасть. Волыняне-то близко. Да и Дикий Лес недалеко. А никто не ведает, чего ожидать оттуда.
– Но уж вы-то, волхвы, о Диком Лесе должны уметь ворожить, – с усмешкой отметил посадник.