Лернейская кампания – самая страшная война в истории Страны Эльфов – закончилась Майкл снимает офицерский мундир, надеясь вернуться к мирной жизни. Но эхо прошлого не отпускает его.
Под сводами Золотого Леса зреет коварный заговор. Лапа иблиса тянется к шпилю священного минарета Кавалерия орков надвигается из бескрайней степи…
Содержание:
ПРОЛОГ 1
Часть I - ЗАГОВОР В ЗОЛОТОМ ЛЕСУ 2
ГЛАВА ПЕРВАЯ 2
ГЛАВА ВТОРАЯ 8
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 21
Часть II - СЕРДЦЕ МШАРЫ 40
Часть III - КАВАЛЕРИЯ ОРКОВ 58
Денис Чекалов
Между двух войн
ПРОЛОГ
Лернейские болота
За шесть дней до конца Лернейской кампании
– Война закончилась, офицер, – сказал человек, стоявший у края скалы.
– Это была не война, – ответил я.
Всполохи доносили до нас свет далекой грозы.
– Ты прав, офицер.
Его губы скривила злая усмешка.
– Здесь никто ничего не завоевывает и не защищает. Туг просто дохнут, как мухи. Хочешь, чтобы твой друг тоже умер?
Тот, кто замер на скале рядом с ним, был в форме эльфийской гвардии. Темно-зеленая материя успела потемнеть и покрыться пятнами. Руки его были связаны за спиной, к шее приставлено дуло пистолета.
– Вы целы, доктор Стравицки? – негромко спросил я.
Скалы окружают Лернейские болота – невысокие, неба с них не достать.
Я стою на одной из них, сложив руки на груди.
Пятеро эльфийских снайперов, спрятавшись за камнями, держат на прицеле Дорроса Бланке, человека с маленькими холодными глазками и пистолетом в правой руке.
Я не знаю, сколько стрелков целится в меня – да и какая разница?
Хватит и одного.
Доктор кивает.
– Он будет цел, если вы выполните мои условия, – произносит Бланке. – За что я люблю эльфов – вы всегда готовы к сделке. Уж очень дорожите своими паршивыми шкурами.
– Ты никого не любишь, Доррос. Даже себя. Человек с пистолетом улыбается шире – я вижу его зубы, ровные, злые, как у хищного зверя.
Но в любом звере есть теплота, а в Дорросе ее нет.
– Не надо обличительных речей, офицер. Это война, а мы с тобой мужчины. Такова наша работа.
Маленькие камешки осыпаются за моей спиной.
Один из снайперов поменял позицию.
Возможно, он что-то заметил, что-то, чего не должно было быть. Возможно, сейчас они начнут стрелять.
Тогда всем нам конец – мне, Дорросу и доктору Стравицки.
Глупо будет умереть вот так, ведь, в конце концов, Бланко прав, война заканчивается.
– Ты называешь это мужской работой? – спрашиваю я. – Ты пришел в чужую страну и убиваешь людей, которых даже не знаешь. Я назову это кровавым убийством, а тебя сволочью.
Бланко смеется – громким, искренним, чистым смехом. Но не таким, к которому тебе захотелось бы присоединиться.
– Такова война, офицер. Здесь нет убийц – есть одни жертвы.
– Ты сам сказал, что война скоро кончится, – негромко говорю я.
– Теперь и ты называешь это войной?
– Нет, я имею в виду не Лерней. Я говорю о сражении между тобой и мной. Между людьми, которые считают резню мужской работой, и теми, кто презирает насилие. И для тебя оно закончится там, где и должно – на каторжных рудниках.
– Слишком много слов, офицер! Маги Черного круга три дня назад привезли в ваш полевой лагерь бочку – и в ней не мармелад. Тц говоришь, что презираешь насилие?
Из горла Дорроса черным вороном вырывается короткий смешок.
– Тогда зачем тебе полный бочонок драконьей пыли? Если рассеять его с этой скалы – шесть деревень внизу превратятся в смердящие кладбища. А через день там можно будет возить на прогулку младенцев – яд уже рассеется. Идеальное оружие для войны, оружие трусов. И придумали его эльфы – вы.
– Пыль – залог окончания резни. Довод, с которым никто не поспорит. Каждая из сторон готова сложить оружие. Из миролюбия? Нет, из страха перед Черным кругом. Мы не собирались использовать этот бочонок.
– Вот как?
Доррос смеется снова.
– А вот те люди, которые наняли меня, – собираются. И я спрашиваю тебя, офицер, что для тебя дороже – жизнь одного паршивого эльфа или сотни, тысячи человек, которых мои наниматели осыпят драконьей пылью?
Пистолет крепче упирается в горло доктора.
– Легко говорить красивые слова, офицер. Выбор сделать сложнее.
– Здесь нечего выбирать.
Я вынимаю из левого рукава сложенную втрое бумагу.
– Это прямой приказ от Высокого Совета эльфов. Я должен совершить обмен.
Тело Дорроса содрогается. Он словно получил пулю в грудь. Ему приходится сделать небольшой шаг назад, чтобы устоять.
Он не может поверить, что все так просто.
– Обмен? Высокий Совет согласился на это?
– Не будь ты так труслив, Доррос, ты бы подошел и прочитал сам или позволил бы подойти мне. Но что же ты удивился – разве не на это ты рассчитывал, когда взял в плен безоружного полевого врача?
Холодные глазки Бланке становятся еще меньше. Шестеро человек выступают из-за его спины, и у всех подняты автоматы.
Значит, их больше, чем нас.
Их всегда больше.
– Я отвечу за тебя, Доррос. – Я снова скрещиваю руки на груди. – Ты думал, что сможешь надавить на меня, а я скрою все от Совета. Эльфы не поступают так. Мы все заодно.
– Я не верю.
Доррос наконец делает то, чего ему долго хотелось, – облизывает губы.
Он нервничает – и злится, что не смог этого скрыть.
– Я знаю, как поступают эльфы. Вы всегда лжете. Это какой-то трюк. Высокий Совет не мог отдать такого приказа.
– Не хочешь, не верь.
Я смотрю на него оценивающе, словно собираюсь купить.
– Но теперь я скажу тебе то, во что ты поверишь. Сейчас ты пойдешь вперед, а на полпути остановишься и позволишь доктору Стравицки подойти ко мне. Тем временем двое моих солдат передадут тебе бочку.
– Я же сказал, что не…
– Я не закончил. Мне известно, что у тебя три сестры, Доррос. Если ты или кто-то из твоих людей примется делать глупости – начнет стрелять, попробует похитрить… – Я развожу руками. – Завтра же ты получишь небольшое ожерелье. Из трех миленьких ушек.
Лицо Бланке темнеет. Он опускает голову, как бык, готовящийся атаковать.
Но я знаю, что этот бык уже попал к мяснику.
– Мои сестры в надежном месте. Тебе не добраться до них, офицер.
– В надежном месте, – сейчас. Будь они у меня, думаешь, я отдал бы тебе бочку? Но завтра, Доррос. Кто может быть уверен в завтрашнем дне?
– Ты не посмеешь убить их.
– Я и не убью. Ведь послезавтра мне надо будет послать тебе новое ожерелье. Тоже из свежих ушей. А потом настанет очередь пальцев… Или лучше глазных век?
– Ты не посмеешь.
– Разве?
Зубы Дорроса стиснуты.
– Вот как ты презираешь насилие, офицер.
– Никто и не говорит о насилии. Я просто отрежу им уши.
Бланке молчит. Я повышаю голос:
– Теперь ты теряешь время на болтовню. Иди ко мне, Доррос. Мы совершим обмен, и с твоими сестрами ничего не случится… По крайней мере из-за меня.
Доррос идет вперед. Горная тропа широка, как выбор судьбы. Но человек с пистолетом ступает по ней так осторожно, словно идет по натянутому канату.
Заложника он ведет перед собой.
Я не смотрю на доктора, я не вижу своих солдат, которые выносят из-за скалы драконью пыль. Бочонок такой маленький, что, кажется, поместится в твоем кармане; а еще он черный, как душа человека, прошедшего через войну.
Сгорбленный человек в темной рясе жреца выходит под неверный грозовой свет. Эльфы ставят перед ним свою ношу; и он проводит раскрытой ладонью над запечатанной крышкой.
Ее открывать нельзя.
Но я не слежу за этим.
Мои глаза прикованы к Дорросу Бланке.
– Все в порядке, – негромко шелестит жрец.
Он исчезает так же внезапно, как и появился. Бланко толкает доктора Стравицки вперед.
– Мы еще увидимся, офицер, – говорит он. – Никто не смеет угрожать моей семье.
Я молчу.
Реплик у меня больше нет, потому что пьеса отыграна.
Бланко и его бандиты исчезают в темноте, почти так же быстро, как жрец. Черный бочонок они уносят с собой.
Я знаю, что снайперы за моей спиной по-прежнему держат на прицеле тропу – теперь опустевшую.
Доктор Стравицки подходит ко мне, его лицо дрожит, я развязываю ему руки.
– Вы не должны были делать этого, командир, – произносит он. – Нельзя отдавать им это.
– Все в порядке, Эдди. – Я кладу ему руку на плечо.
Так я смогу поддержать его, если ноги у него сейчас подогнутся, и в то же время не обижу лишней заботой.
– Доррос не уйдет далеко, наши люди перехватят его, стоит ему только спуститься с отрогов.
В глазах Эдди я читаю облегчение, потом он спрашивает:
– То, что вы сказали ему, командир. О его сестрах. Вы действительно сделали бы это?
Я почти смеюсь – теперь мне можно смеяться.
– Конечно же нет, Эдди. Но я должен был убедить Бланко, что мы не шутим. А он понимает только один язык – язык угроз.
Последнее слово напоминает мне еще об одном. Я поворачиваюсь к небу и щелкаю пальцами.
Темные облака медленно исчезают, и щупальца молний втягиваются обратно в них под затихающие раскаты грома.
– Что это? – спрашивает врач.
– Шум далекой грозы, одно из самых простых заклинаний, Эдди. Думаете, ваш командир в детстве прогуливал уроки?
– Но для чего вы это сделали? Понимаю! Чтобы их автоматчикам было труднее прицелиться. Верно?
– Эдди! У вас столько вопросов… Вам не кажется, что это я должен расспрашивать вас? Как вас там хоть кормили?
– Ужасно! Знаете, самым страшным во всем этом была кормежка. Они давали мне какое-то отвратительное печеное мясо. Но знаете, что смешно? Они сами его ели! И даже нахваливали!
– Эдди, вас взяли в плен, запросто могли убить, а вы говорите, что это было смешно? Вы как ребенок…
Мы спускаемся по тропе; яркое солнце ласкает Лернейские скалы, и тянутся над ними веселые белые облачка.
Война заканчивается, и за ней наступает мир.
Короткая передышка перед началом новой резни.
Часть I
ЗАГОВОР В ЗОЛОТОМ ЛЕСУ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Равнина Драконов два года спустя
День клонился к закату. Солнце замерло на далеком небосклоне – как-то неуверенно, словно даже оно не знало, наступит ли завтрашний день.
Мне предстояло решить, какая перспектива нравится мне больше – продолжать путь в темноте или заночевать здесь, среди зеленых холмов.
В первом случае я мог нарваться на гигантского дракона, поджидающего бродячий ужин. Во втором – наверняка привлеку внимание ночных хищников, которые выйдут на поиски ужина спящего.
Поскольку расовых предрассудков у меня нет, я никак не мог выбрать между драконом и огром-людоедом.
Оставалось одно – тщательно проанализировать ситуацию, учесть все "за" и "против" и принять наиболее рациональное решение.
Я вынул из кармана монету и подбросил ее на ладони.
"Решка" означала продолжать путь, и выпала именно она. Раз судьба уже приняла решение за меня, оставалось только подчиниться. Я сбросил плащ, расстелил его на траве и устроился поудобнее.
Если ночью меня кто-нибудь съест, я ведь все равно этого не узнаю, верно?
Вот так я прилег поспать, под шелест колокольчиков, и знать не знал, какая гадость приключится со мной, когда проснусь.
Конечно же, я не такой остолоп, чтобы взять и так просто растянуться на пути ядовитых сороконожек. Если я до сих пор верю в удачу, то только потому, что никогда на нее не полагаюсь.
За поясом я ношу обычно небольшую флягу.
Капни на траву чуть-чуть из фляги – и все твари на несколько миль вокруг будут уверены: ты не ты, а гигантский черный дракон. И сразу же передумают знакомиться.
Поэтому, завернувшись в плащ под цвет травы и выбрав местечко поукромнее, я мог быть уверен – просплю всю ночь как младенец.
Меня разбудили, не прошло и пары часов.
Кто-то грохнулся на меня сверху, да еще с такой силой, словно с грифона свалился. Вот что бывает, когда слишком хорошо прячешься – на тебя могут наступить.
Ладно если б я лег поперек столбовой дороги – так нет же, вокруг на многие мили тянутся зеленые холмы, иди себе да иди, коли не боишься попасть драконам на ужин. И надо же было ночному страннику споткнуться именно об меня.
Понадеявшись, что растяпа упал и благополучно сломал шею, я перевернулся на другой бок и попытался снова заснуть. Как я уже сказал, толку от меня, сонного, в бою никакого, поэтому за оружие я хвататься не стал.
Еще порежусь.
Но то ли шея у незнакомца оказалась крепкая, то ли упал он неудачно – я имею в виду, неудачно для меня, – только он поднялся на ноги, и звук, который раздался следом за этим, сильно мне не понравился.
Так свистит обоюдоострый меч, вынимаемый из ножен.
Есть ребята, которые полагают: крепкий клинок, если он достаточно длинный – вот все, что вам нужно для борьбы с драконами. Слава богу, у меня достаточно ума, чтобы этому не верить.
Но вот если вы решили заколоть кого-нибудь спящим – например, меня – вот тогда меч будет в самый раз.
– Уймись, Френки, – пробурчал я. – Мало того, что разбудила меня, так еще и зубочисткой своей гремишь.
Незнакомец, оказывается, таковым не был. Девица, да еще хорошо мне знакомая. И за что бог наказал именно меня? А ведь я так сладко спал. Мне снилось, что я нашел шкатулку, полную светящихся кристаллов, и я уже прикидывал, где смогу выгоднее их продать.
Меч просвистел снова – на сей раз возвращаясь в ножны.
– Майкл, – процедила девушка. – А какого гнома ты здесь разлегся?
Позвольте представить вам теперь Франсуаз – рост под шесть футов (если вы не умеете считать, поясню, что это много), каштановые волосы, длинный меч и мускулы, замешенные на самоуверенности.
Франсуаз красива как богиня, упряма, как буйвол, и опасна, как стая драконов. Иными словами – именно тот человек, которого вы, по пробуждении, не захотите видеть с занесенным мечом.
Впрочем, по пробуждении я предпочитаю никого не видеть – хотя бы с полчаса, пока полностью не проснусь.
И как живут эти фермеры, которым приходится вставать в шесть часов утра и доить коров? Просто не понимаю.
– Я пытаюсь спать, – сварливо ответил я. – А тебя разве еще никто не съел?
– Тебя самого съедят, если будешь лежать как бревно, – ответила девушка и присела рядом.
Само собой, у меня и в мыслях не было ее приглашать – мне больше по душе деревенские красотки, которые щебечут мне на ушко милые пустячки. А вовсе не те девицы, что считают охоту на драконов веселым развлечением.
– Лучше бы меня съели, – кротко ответил я, – чем получить кованым сапогом под ребра. Ты вообще смотришь, куда идешь?
По этим сапожкам я и узнал девушку – она всегда ставит на носки металлические наконечники.
Про фляжку с запахом дракона я говорить ей, естественно, не стал – а то еще попросит поделиться.
2
Сон с меня полностью слетел, а от Франсуаз все равно просто так не отделаешься, поэтому я решил поужинать. Достав из поясного кармана немного вяленой саранчи и сушеных фруктов, я спросил:
– Если тебе так не терпелось в путь, что ты потащилась ночью, наступая на мирных путешественников, то что же теперь остановилась?
Франсуаз снова вынула свой меч и принялась затачивать – прекрасный, надо сказать, звук, если хотите созвать хищников со всей округи.
– Да вот думаю, зачем ты здесь оказался.
– Как всегда, – с готовностью ответил я. – Сногсшибательно действую на девушек.
– Ты идешь в Сурабаю, верно? – Девушка взглянула на меня так, словно надеялась воззвать к моей совести. – Решил, что на большом празднике будет чем поживиться?
Я скромно потупился – люблю, когда меня хвалят.
Франсуаз посмотрела вокруг, хотя смотреть вокруг было совершенно не на что, потом сделала большие глаза и наигранно улыбнулась.
Три всадника Апокалипсиса…
И четвертого уже не надо.
Три вернейших признака того, что женщина собирается вызвать тебя на откровенность.
Проклятье.
Я устроился поудобнее в мягкой траве. Если я сейчас закрою глаза и представлю, что Франсуаз нет – она исчезнет?
Стоило бы попробовать.
– Ну? – спросила Франсуаз. – Где же медали? Орденская лента? Почести? Все-таки она не исчезла… Может, мне следовало дольше не открывать глаза?
– В столице, – ответил я.
– А ты, – девушка опустила глаза, ее пальцы начали теребить траву, – почему ты не в столице?
Боже, даже растения не может оставить в покое. Я снова закрыл глаза.
– Френки, – ласково сказал я, – это не твое дело.
– Спасибо, что не сказал "не твое собачье".
– Френки, я джентльмен…
– Это не помешало тебе ударить меня в челюсть.
– Я джентльмен, когда это мне удобно, а если бы я тогда не вырубил тебя, нас бы давно сожрали гигантские сороконожки.
– Но в челюсть, Майкл… Девушек так не бьют. Я смотрел на мирно темнеющее небо, я думал о другом.
– Наверное, мы просто отвыкли воевать, Френки… Эльфы не вели войн вот уже несколько тысяч лет. Мы слишком сильны, чтобы на нас нападали – и чересчур богаты, чтобы нападать самим.
– Но Лернейская кампания не была войной.
– Только глазами историка… Когда нарушился баланс Мирозданий и раскрылся Гниющий портал, эльфы просто не могли оставаться в стороне. Измерения смешались, твари и нетвари сыпались из Врат, как горох из распоротого мешка.
– Жителям Лернея не повезло, что это произошло именно в их стране.
– Да, катастрофа могла произойти где угодно. Высокий Совет решил, что надо направить туда войска, помочь навести порядок.
– Жалеешь об этом решении?
– Нет. Мы действительно многим помогли, Френки. А теперь – мне просто надо отдохнуть.
– Многие офицеры вернулись в столицу.
– В основном из командного звена. Те, кто не видел крови и гноя на своих пальцах… Я их не осуждаю – они делали свою работу, такую же важную. Что же до солдат и полевых командиров, то нам, как только мы сняли форму, захотелось так же легко отделаться и от воспоминаний.
А вернуться в столицу, где все только и говорят о конце кампании… Ты понимаешь.
– А почему такое занятие?
– Воровство? Френки, это ремесло, в котором эльф может проявить свои лучшие качества – ум, лживость, лицемерие и коварство. Впрочем, это придумал не я, такова древняя традиция. Многие молодые эльфы отправляются в дальние края и живут там как странники, на время отказываясь от богатства и привилегий, и эти странствования дают им право потом занять в обществе более высокое положение.
Я развел руками.
– Ладно, сеанс психотерапии закончен. А теперь можешь встать на колени и начать умолять меня.