Саламандра взмахнул рукой, и чондрин присел в странной позе. Руки его взметнулись. Ронин не уловил движения, но услышал какой-то жужжащий звук. Что-то царапнуло кирпичную стену у него за спиной чуть слева. Ронин обернулся. На стене виднелись две глубокие насечки не далее чем в сантиметре друг от друга, а на каменном полу лежали те самые украшенные каменьями кинжалы, которые еще мгновение назад висели в ножнах на груди и на бедре Восса. Всего лишь доля секунды понадобилась ему для того, чтобы метнуть их через весь зал с потрясающей меткостью.
- У него действительно нет чувства юмора, - заметил Ронин, повернувшись обратно к Саламандре.
Сенсей рассмеялся.
- Меня всегда поражала твоя манера давать мне понять, какие люди тебе не нравятся. - Он почесал нос. - А не нравятся тебе почти все...
Щелкнув пальцами, он отпустил чондрина. Тот подобрал кинжалы и вышел, закрыв за собой дверь.
Саламандра сделал глубокий вдох:
- Ах... ты чувствуешь, какой воздух? Такой он, наверное, был на поверхности лет триста назад. Слышишь, как поют птицы? Узнал? О птицах ты должен знать.
Он взмахнул рукой, и жест - обычно небрежный - сейчас вышел резким.
- Не зря же ты столько всему учился, что-то должно у тебя остаться.
Ронин с трудом заставил себя промолчать.
Рука Саламандры, лежавшая на спинке стула, вдруг угрожающе напряглась.
- Я хочу тебе кое-что рассказать. Ты не был здесь столько лет... С той поры все изменилось.
Он склонил голову набок, как будто прислушиваясь к чему-то неимоверно важному.
- Как здесь тихо, - продолжил сенсей, помолчав. Впечатление было такое, что он просто думает вслух. - Уютно и спокойно. Я потратил немало времени, чтобы все это устроить. Вот эта комната, например. Ее начали сооружать еще в твою бытность здесь. Собрать все, что нужно, доставить, отделать - столько усилий затрачено. С освещением были проблемы, но, как видишь, мы их успешно решили. Но птицы... птицы, мой мальчик! Я уже даже отчаялся. Думал, что с этой затеей вообще ничего не выйдет.
Он опять склонил голову. Сладкозвучное птичье пение заглушало журчание воды.
- Нет, ты только послушай! Не зря я вложил столько сил. Это место дарит мне сказочное наслаждение.
Саламандра умолк. Ронин тоже молчал. Казалось, на них снизошло какое-то мечтательное успокоение.
- А ты изменился, мой мальчик, - проговорил наконец сенсей, как будто очнувшись. - Ты больше не мой ученик. Ты теперь меченосец. Что само по себе уже кое что значит.
- Да? - выдохнул Ронин.
- Это значит, что ты пока еще не напоролся на какого-нибудь саардина, напрочь лишенного чувства юмора.
Саламандра опять рассмеялся. Ему, наверное, нравится слышать свой собственный смех, решил про себя Ронин.
Но внезапно смех оборвался:
- Или все-таки напоролся? До меня тут дошли кое-какие не очень приятные слухи. Похоже, ты оказался не в самой веселенькой ситуации.
Саламандра приподнял бровь, и что-то хищное промелькнуло в его лице.
- Что еще за слухи? - насторожился Ронин.
Сенсей поерзал на стуле.
- Да всякие разные слухи... но мне их хватило, чтобы понять, что ты кое-что подзабыл из того, чему мы тебя тут учили. Фрейдал не доверяет тебе, а это не есть хорошо. - Он принялся изучать свои руки, потом снова поднял глаза. - Он может... гм... немного расстроиться...
Ронин внутренне весь напрягся.
- Я не поэтому к вам пришел.
- Правда? Однако, осмелюсь заметить, тебе все же придется смириться с тем фактом, что ты очень здорово прокололся. Он взял тебя на заметку. Возможно, они за тобой следят. Мне достаточно только...
- Нет.
- Я так и думал, что нет. Я не совсем понимаю, но ладно... - Он пожал плечами. - Может быть, скажешь тогда, зачем ты пришел.
Ронин кивнул.
- Это касается одного колдуна.
Когда Ронин закончил рассказ, Саламандра еще долго молчал. Запах гвоздики, разлитый в воздухе, стал, казалось, еще насыщенней. "Птицы" по-прежнему пели. На стенах влажно поблескивал зеленоватый мох, который здесь выращивали специально. Ронину было немного не по себе. Ему даже не верилось, что все это происходит на глубине в несколько километров под землей. Это странное ощущение оторванности от всего, к чему он привык у себя на нижних этажах, обернулось вдруг пониманием: Саламандра не случайно принял его именно в этой комнате - он хочет сделать ему какое-то предложение.
- Как ты думаешь, - неожиданно спросил сенсей, - почему я могу себе это позволить? - Он развел руками, словно развернул в воздухе огромный веер.
Нет, наверное, я ошибся. Не стоило мне приходить, решил Ронин и встал.
Саламандра уставился на него, широко распахнув глаза.
- Что случилось?
- Было время, когда это было действительно необходимо, - сердито проговорил Ронин. - А теперь...
- Прости.
- Вы сами сказали, что все изменилось.
- Разве я не учил тебя, что всему свое время?
- Я больше не ваш ученик.
- Да, ты мне ясно дал это понять.
Взгляды их встретились. Зрачки Саламандры расширились, черные и сверкающие. В воздухе, казалось, накапливается электрический заряд.
- Хорошо, - произнес наконец сенсей. - Хорошо. Ты сядь. У меня есть для тебя ответ. Только, пожалуйста, не торопи меня.
Как по сигналу, открылась дверь, и на пороге возник Восс. Он быстро прошел через зал и встал навытяжку перед Саламандрой.
- Открой линзы, - коротко распорядился тот.
Бросив на Ронина быстрый взгляд, Восс поклонился и скрылся за маленькой узкой дверью, которую Ронин до этого почему-то не заметил.
- Так на чем мы с тобой остановились? - Саламандра тряхнул головой. - Ах да, мы обсуждали мои шикарные апартаменты. Здесь действительно много места. Раньше, будучи учеником, ты видел лишь ту их часть, которую полагается видеть ученикам. Ты мог бы... Ладно, теперь уж скрывать ни к чему. - Он почесал ладони о подлокотники стула. - Я, знаешь ли, занимаю весь сектор.
- Нет, я не знал. - Ронин действительно был удивлен.
- Да, - кивнул Саламандра. - Эта чудесная комната - так... декорация. Чтобы производить впечатление на нужных людей. Но это лишь малая часть моих "скромных" владений. Но иметь - это не самое главное. Главное - как ты добьешься того, что имеешь. А для того, чтобы такого добиться, нужно только одно: власть. - Он резко подался вперед. - А у меня она есть.
- Да, так все говорят.
Сенсей внимательно изучал лицо своего бывшего ученика.
- И ты не боишься ее, - выдал он наконец с некоторым, как показалось Ронину, презрением. - Вот в чем твоя ошибка.
- Просто я не считаю власть предметом для преклонения.
- Тебе следует все же прислушаться к моим словам.
- На этот раз...
- Вот именно. - Саламандра грациозно поднялся на ноги. - Пойдем.
Он провел Ронина к узкой двери, и они шагнули в темноту.
* * *
Свет впереди, еле-еле пронзавший сумрак, был бледным и тусклым. Цвета казались размытыми, грязными - словно это была картина, небрежно, на скорую руку написанная на холсте, который покрылся тонким слоем пыли.
Ронина охватило вдруг странное чувство. Так, наверное, чувствует себя ребенок, оказавшийся в комнате, где все для него слишком большое. В глухой тишине ощущалось какое-то напряжение. Было жарко, и Ронин расстегнул ворот рубашки. Ему казалось, что он задыхается. Почему-то он вспомнил свою сестру. Жаль, что ее здесь нет. Она была совсем юной, еще неоформившейся девчонкой. Он ее очень любил. Она приходила к нему, когда ей было грустно и одиноко. Или когда она с кем-нибудь подерется... И он утешал ее, как мог. Она смеялась, обнимая его за талию, и ее радость передавалась ему. Она знала, как сделать так, чтобы он улыбался. Где она? Почему ее нет сейчас рядом? Почему здесь столько людей, что случилось? Кто-то сказал: "Бесполезно. Они все закончили". Кто-то склонился над ним. Что происходит? Ему сказали: "Твоя сестра умерла. Ты понимаешь? Она умерла". Ронин заплакал. Его ударили по лицу. Кто-то сказал: "Он еще маленький". Его снова ударили по лицу. Еще раз и еще. Пока он не перестал плакать.
- ...в этой комнате, - услышал он окончание фразы.
Комната оказалась совсем-совсем крошечной. Ее освещали лишь точки зеленого цвета, мерцающие переливами самоцветов. Ронин протер кулаками глаза.
- Сюда мало кто заходил, в эту комнату, - продолжал Саламандра. - И мало кто знает о ней.
Восс сидел перед каким-то широким и низким металлическим ящиком, из крышки которого выдавался овальный цилиндр длиной примерно в метр. Руки чондрина скользили по сложной панели управления, переключая кнопки.
- Ты идешь?
Саламандра встал у Восса за спиной и положил руку в перстнях ему на плечо.
- Ты все-таки молодец, что решил задержаться, - сказал он, обращаясь к Ронину.
Он повернулся, и глазки ящерки у него на шее сверкнули черным, отразив зеленые блики. Сама ящерка при таком освещении казалась темной и тусклой, как мутная пленка на затхлой, стоячей воде.
- Так он в своем уме, этот колдун, или нет? Или ты сам еще толком не понял?
Сенсей поднял руку. На фоне черных одежд ладонь его смотрелась мертвенно-бледной. В тусклом мерцании странных точек даже алый кушак Саламандры казался черным.
- Это линзы. Мы не знаем, как они работают и для чего они вообще предназначены. Но сейчас ты увидишь такое, что мало кто видел. Смотри. Смотри наверх.
Он стиснул плечо Восса.
Сначала Ронину показалось, что это раскрылся потолок. В темноте засветился какой-то мутный овал, вращающийся над головой. Но потом Ронин понял, что это всего лишь проекция луча, исходящего из цилиндра линз.
Под потолком замелькали перламутрово-серые и нежно-сиреневые пятна. И вдруг беспорядочный их рисунок принял отчетливые очертания. Ронин застыл в изумлении. "Быть такого не может, - мелькнула мысль. - Так не бывает".
Над ним клубились пунцовые тучи, окутанные серебристой дымкой. Через мгновение картинка исчезла, и вместо туч возник свет - холодный, рассеянный. Казалось, он изливается из бесконечности.
- Да, - сказал Саламандра несколько, может быть, патетично. - Мы видим небо над нашей планетой. Это, Ронин, не что иное, как внешняя оболочка мира.
Пятна света поплыли куда-то в сторону - это линзы сменили фокусировку. Свет, уходящий из поля зрения, становился все тоньше, прозрачнее и яснее.
- А теперь посмотри на поверхность нашей планеты.
Ослепительная белизна. Ужасающая замороженная пустота. Пелена снега и льда, по которой скользят продувные ветра, покрывала замерзшие горы. Кругом только лед, снег и камни. И кроме этого - ничего. Потому что никто там не выживет... просто не сможет выжить...
- Вот он, наш мир, - продолжал нараспев Саламандра. - Мир, разрушенный Древними. Опустошенный без всякой надежды на возрождение. Пустой, умирающий и никчемный. Ты видишь то, что находится прямо над нами, Ронин. Вот почему мы сидим под землей, на глубине в три километра. Выйти наверх означает погибнуть. Там нет ни еды, ни тепла, ни крова. Там нет никого.
- И так вот везде? - спросил Ронин. - Колдун говорил о земле, где почва коричневая, а растения на ней зеленые.
Саламандра еще сильней сжал плечо Восса. Перстни на пальцах его сверкнули. Картинка над ними сдвинулась, переместилась. Но везде было одно и то же: только снег и лед.
- Диапазон линз ограничен. Однако для нас это более чем достаточно. То, что ты видишь сейчас, находится на расстоянии в пятьдесят километров от нас. А теперь... - линза опять поменяла фокус, - сто пятьдесят километров. - Новая смена фокуса. - Более пятисот. И ничего не меняется, как ты видишь. В мире нет никого, кроме нас. Мы - последние. Остальные Фригольды давно погибли. С ними нет связи уже несколько веков. Колдун - сумасшедший. Может быть, он помешался уже после того, как они им занялись... эти крутые ребята на что угодно способны. А может быть...
Ронин резко повернулся к нему:
- Что вам об этом известно?
Саламандра улыбнулся.
- Дорогой мой, я знаю лишь то, что ты сам счел нужным мне рассказать. Но я знаю и нашу доблестную службу безопасности. И их методы иногда... гм... плохо сказываются на здоровье. Все зависит от того, чего хочет Фрейдал.
- Но они не имеют права...
- Мальчик мой, власть - вот единственное право, - жестко оборвал его Саламандра, но тут же смягчился. - Хотя все зависит от человека, в чем ты, наверное, сам уже убедился.
Он убрал руку с плеча своего чондрина, и окно в пустой мир наверху закрылось. Снова зажегся зеленоватый свет.
- Вообще-то с этим твоим колдуном всегда были проблемы. С самого начала. В чем его только не обвиняли! И в инакомыслии в том числе. Хотя они все, колдуны, через это проходят.
Зеленые точки гасли одна за одной. Все окутала мягкая бархатная темнота, в которой звучал тихий и вкрадчивый голос сенсея:
- Надеюсь, мой мальчик, впечатляющее это зрелище рассеяло все твои сомнения.
* * *
- Сейчас у нас двадцать девятый цикл.
Крепкий, широкоплечий мужчина, инструктор был ростом чуть ниже среднего, с каковым обстоятельством как поговаривали, он так и не смог смириться. Короткие темные волосы начинали расти очень низко, едва ли не от бровей, что придавало его лицу выражение грозной свирепости, которое он тщательно "культивировал" с целью производить впечатление на окружающих. Глубокие морщины тянулись вниз от уголков его всегда плотно сжатого рта.
Одетый во все белое - он всегда одевался в просторные белые балахоны, видимо, полагая, что в таком одеянии он смотрится выше ростом, - инструктор стоял на небольшом возвышении и обращался к своим ученикам: меченосцам, выстроившимся перед платформой стройными рядами. Его зычный голос гремел, многократно усиленный эхом, под гулкими сводами зала боевой подготовки.
- В этом цикле меч должен скреститься с мечом, - тарабанил он явно заученный текст, и при этом его голова смешно покачивалась на тонкой шее. - Это цикл Руки и Меча. Боевая труба призывает нас к бою.
Инструктор закончил. В тишине, воцарившейся после того, как замерло эхо, послышался шелест движения - это меченосцы быстро и четко перестроились, расступившись в четыре стороны, так что посередине зала образовалось открытое пространство идеальной квадратной формы. Они стояли навытяжку, ожидая команды.
Раздался сигнал к бою. Оглушительный и резкий звук горна. Эхо разнесло его по всему залу. Звуки, отскакивая от стен, меняли тональность и перед тем, как затихнуть совсем, становились как будто громче. Сигнал повторился еще два раза.
- Это двадцать девятый цикл, - продолжил инструктор. - Боевая труба отзвучала. Сигнал этот - напоминание и предостережение. Напоминание о нашем прошлом. О том, что призваны мы сохранять до последнего вздоха. И предостережение нашим врагам, настоящим и будущим. Пусть они знают: мы всегда начеку. Мы готовы исполнить священный наш долг и защитить Фригольд от тех, кто стремится его разрушить...
Инструктор все бубнил и бубнил слова, предписываемые Традицией. Одно и то же, подумал Ронин, на протяжении целых столетий. Одни и те же слова. Для него лично они давно уже утратили всякий смысл. Если вообще изначально его имели. Но в одном Саламандра был прав: все действительно зависит от человека. Проникновенные речи Фрейдала о великой Традиции были таким же обманом, как и его объяснения по поводу "изоляции" колдуна. Однако Ронин не сомневался в том, что вера саардина по безопасности в эту самую великую Традицию непоколебима. Все зависит от человека.
- ...ваш обет всегда помнить о нашем священном долге и ставить Фригольд превыше всего остального.
Инструктор умолк. В зале опять воцарилась полная тишина, лишь изредка нарушаемая шелестом одежды или скрипом кожи.
Инструктор прищурился, выставив нижнюю челюсть вперед, и обвел взглядом ряды застывших навытяжку учеников. Он наслаждался сознанием своей власти. Здесь были его безраздельные владения, и до тех пор, пока эти меченосцы - его ученики, они будут слушаться его приказов беспрекословно. Вдруг его ноздри раздулись. Он принюхался к воздуху. Сквозь тяжелый запах пота от двух сотен тел, разгоряченных физическими упражнениями, неожиданно прорвался особый и странный запах - запах страха. Инструктор пошевелил носом, вдыхая этот пьянящий аромат, такой сильный, что от него, казалось, сейчас закружится голова. Он скривил губы в подобии улыбки и вцепился руками в перила, которые шли по периметру возвышения.