– Я подумал, что пора от забав переходить к главному, ради чего я приехал в твои земли, князь, – ответил патриций. – Твое гостеприимство и славное застолье совершенно затуманили мой разум, и я совсем позабыл, что должен вручить тебе дары моего повелителя.
– Ты уже вручил их сегодня, когда я принял тебя! – со смехом сказал киевский князь.
– Не все, – возразил грек. – Пришла пора главных даров.
Один из слуг Софрония, повинуясь жесту господина, почтительно подал патрицию длинный сверток, аккуратно обернутый серебристой хорезмской парчой. Посол развернул ткань, и Хельгер увидел длинный прямой меч в алых ножнах, богато отделанных самоцветами. Рукоять меча была из литого золота.
– Меч дамасской работы, подарок моего императора для тебя, славный князь киевский! – провозгласил посол под одобрительные возгласы дружинников. – Надеюсь, тебе представится случай испытать в победоносной сече остроту и крепость этого джавахира. А для твоего воспитанника, благородного Ингвара-Рогволода, у меня есть другой дар, не менее ценный. Император Лев Шестой Мудрый прослышал о том, что благородный Ингвар собирается жениться, и прислал свадебный подарок. Конечно, такие подарки принято дарить в день свадьбы, но император искренне надеется, что его дар приблизит твое счастье, князь Ингвар.
Дамасский меч был настоящим сокровищем. Но то, что извлек Софроний из продолговатого золотого футляра и показал собравшимся, вызвало всеобщее восхищение. Никому из гостей Хельгера до сего дня не приходилось видеть такой искусной ювелирной работы. Пятиконечный золотой медальон, подвешенный на массивной затейливо скрученной цепи, поражал совершенством отделки и ажурным точением лучей. Юный Ингвар как зачарованный смотрел на драгоценную вещицу. Даже суровый Хельгер не смог удержаться от улыбки, наблюдая, как свет играет на долах медальона. Дар ромейского императора был поистине чудесной вещью.
– Клянусь Перуном, ничего краше я не видел! – воскликнул Ингвар, не задумываясь над тем, что его восторги по поводу подарка имперский посол может расценить как проявление неуместной алчности. – А ты, Хельгер?
– И я не видел, – признался норманн. – Это подарок, достойный императора Ромеи!
– Внешняя красота этого медальона ничто в сравнении с его чудесной силой, – сказал Софроний. – Ибо это украшение прославлено чудесами, сотворенными им. Его носил сам блаженной памяти император Константин в ту пору, когда он воевал с нечестивым Максенцием. И хоть нет на этом медальоне алмазов и сапфиров, ценность его велика. Я слышал, этот знак наделен силой защищать своего владельца и даровать ему победу над врагами. Он приведет тебя к славе и могуществу, князь Ингвар. Отныне ты владеешь этой реликвией.
– И я принимаю дар твоего императора с благодарностью и радостью, – заявил Ингвар и, прежде чем Хельгер что-то успел предпринять или сказать, надел его на себя.
– Рановато еще носить подарок к свадьбе, – заметил Хельгер, неодобрительно посмотрев на юношу.
– Я лишь выказал уважение к императору Ромеи! – возразил Ингвар, но медальон не снял.
– Я хотел сказать, что подарок подразумевается как свадебный, – заметил Софроний. – А скоро ли сама свадьба?
– На Руси молодых женят осенью, после того как убирают урожай, – сказал Хельгер.
– Значит, ждать недолго. Мы, римляне, сумеем преподнести достойные дары и невесте славного Ингвара. Позволено ли мне узнать, кто счастливая избранница будущего князя киевского?
– Дева, которая станет достойной супругой моему воспитаннику, – уклончиво ответил Хельгер и прикрикнул на слуг: – Почему ковши пусты? Пора выпить за здоровье высокородного посла ромейского!
– Исполать! – взревела дружина. Засуетились слуги, загремели ковши, забулькал мед в глотках. Хельгер бросил быстрый взгляд на византийца. В глазах Софрония Синаита было торжество, они больше не были пустыми и отстраненными. Справа от Хельгера счастливый Ингвар рассматривал висевший у него на шее драгоценный медальон. И Хельгеру, многоопытному вещему мужу, повидавшему на своем долгом веку всякого, прошедшему через невиданные и непостижимые испытания, внезапно показалось, что драгоценная вещица что-то ему смутно напомнила. Но вот что? До самого конца пира Хельгер не раз и не два возвращался мыслями к медальону на шее своего воспитанника и пытался выхватить из памяти то, что там, казалось, неуловимо присутствовало и могло подкрепить смутную тревогу старого князя. Он пытался вспомнить – но не смог.
Над ночной степью прокатился высокий тоскливый вой. Араха зажмурился, бросил в горевший перед ним костер еще горсть порошка. Пламя немедленно окрасилось в синеватый цвет, и по ущелью поплыл белый дым с запахом степных трав. Глаза старого колдуна широко открылись, губы зашевелились, бормоча что-то на неведомом языке.
– Эрлик! Эрлик! Эрлик! – вздыхал старик, глядя в огонь невидящим взглядом. – Пришло время ступить на Сумеречную тропу. Велика мудрость Эрлика! Наши враги отомкнули Круг, и теперь твой гнев, Эрлик, падет на их дома, на их стада, на их жен и детей. Глупые руссы приняли Знак Беды. Теперь Сумерки поглотят их. Пришла пора выпустить Стаю. Пришла пора начать травлю, Эрлик!
Вой повторился, на этот раз на него откликнулись еще несколько тварей, прячущихся в ночи. Араха снова зажмурился, будто сытый довольный кот, протянул костлявые руки к огню. Он смотрел в пламя и видел в нем искры того могучего пожара, который скоро пожрет ненавистные русские города. Он слушал вздохи ветра и различал в нем жалобные предсмертные крики руссов. Велик Эрлик, бог хазар! Скоро исчезнет племя врагов, и солнце и луна еще тысячу лет будет всходить над дворцами Итиля.
– Мы победили, господин мой Эрлик! – шепнул старик, наклонившись к огню. – Это хорошая ночь. Ночь полнолуния. Сегодня Стая возьмет след русской волчицы…
Софроний Синаит был доволен собой. Так доволен, что, едва оказавшись в отведенных ему покоях в княжеском тереме Вышнеграда, тут же потребовал от слуги налить ему вина. Потом другой слуга помог ему снять пропахнувшую потом и дымом хламиду и тунику из тонкого льна, облачиться в свежие одежды. А затем пришел Евсевий, его секретарь.
– Что с Маркелом? – первым делом осведомился патриций.
– Он на нашем корабле, деспот. Твой врач осмотрел его. Боюсь, Маркел долго не сможет выполнять обязанности твоего телохранителя. Этот варвар сломал ему нос и челюсть.
– Клянусь спасением души, я недооценил этого дикаря. – Софроний отпил вина из кубка. – Маркел, верно, в обиде на меня?
– Он твой слуга, деспот. И, как верный слуга, делал то, что ему было приказано. Ты велел ему проиграть поединок – он проиграл его. Правда, выглядит он слегка ошеломленным. Никто не мог предположить, что у армянского дикаря будет такой мощный удар.
– Странно, что армянский аристократ оказался при дворе киевского князя. Уж не ищет ли царь Ашот Армянский союзников против Хазарин или против нас?
– Не думаю, деспот. Он сидел с дружинниками. Посла так не сажают.
– Верно, я как-то упустил это из виду… Передай Маркелу, что я его щедро награжу. Благодаря его искусству спектакль для варваров получился даже эффектнее, чем я ожидал.
– Ты добился своего, деспот?
– Я добился всего, чего хотел. Хельгер принял дары. Он чувствует себя победителем, и он горд и доволен собой. Сегодня у руссов праздник, и мы приглашены принять в нем участие. Ты встретился с нашим человеком?
– Да, деспот. Я как раз собирался тебе рассказать о нашем разговоре.
– Тебя никто не видел?
– Никто. А если и видел, что за беда? Для непосвященных я всего лишь негоциант, которого интересует только одно – прибыль. Оцени мою смекалку, деспот: благодаря моим стараниям, наш корабль вернется в Херсонес с хорошей партией воска, меда и зерна на борту.
– Где ты встречался с человеком Василия?
– В порту. Там есть неплохая корчма, где проводят время заезжие купцы. Не думаю, что в толпе булгар, армян, арабов и норманнов я сильно выделялся.
– Перескажи мне ваш разговор, – потребовал патриций.
– Говорили мы недолго. Я затеял с булгарскими купцами разговор о здешних ценах, тут он к нам и подсел. Заговорил со мной о Константинополе и будто невзначай подал условленный знак. После этого я угостил его медом. – Евсевий усмехнулся. – Наверное, со стороны мы выглядели забавно. Я всеми силами пытался показать, что не понимаю языка руссов, а человек Василия старательно делал вид, что не знает греческого.
– Что он тебе сказал?
– Не знаю, важно это или нет, но по Киеву ходят упорные разговоры, что Хельгер всерьез задумал женить своего воспитанника. По русским обычаям юноша, женившись, становится совершеннолетним. Возможно, Хельгер хочет передать ему киевский престол.
– Это я знаю. Что еще?
– За последние три месяца в Киев дважды приезжали послы от венгерского короля. О чем с ним говорил Хельгер неизвестно, но одарил он венгров очень щедро. Полагаю, киевский князь пытается заключить с венграми союз. Или сосватать за Ингвара одну из дочерей их короля.
– Меня интересуют планы Хельгера. – Софроний допил вино. – Я видел этого варвара, и он заинтересовал меня. В нем живет дикая и необузданная сила. Это настоящий воин. С начала своего правления он беспрерывно воевал и будет воевать дальше. Вопрос только – с кем?
– Полагаю, поход Хельгера на болгар был бы нам очень выгоден.
– Более чем выгоден. Но Хельгер не из тех людей, которых легко обмануть. Мне сегодня показалось, что он что-то заподозрил, когда его воспитанник надел на себя медальон. Что-то было в его лице.
– Прости меня, деспот, но верно ли, что эта вещица и в самом деле обладает какой-то таинственной силой?
– Вздор, Евсевий. Обычный кусок золота. Просто дикари придают магии слишком большое значение, а наше дело – заставить их поверить в эту магию. Пусть считают, что римский дар даст им особую силу. Быстрее увязнут в войне с соседями. Войны варваров нам только на руку. Однако я устал. Скоро рассвет, и моя голова раскалывается. Этот твой собеседник в корчме больше ничего тебе не рассказал?
– Ничего, деспот. Так, болтал о всяких пустяках, нахваливал себя. Хвастал, что сам князь киевский Олег ему доверяет.
– Олег?
– Так славяне называют Хельгера. Я передал ему деньги от Василия и взял с него расписку, что он их получил. На прощание он поклялся всеми их богами, что будет и дальше сообщать нам обо всем, что творится в Киеве.
– Скоро в Киеве начнут твориться очень необычные вещи, – пробормотал Софроний.
– Что ты сказал?
– Ничего. Мне уже грезятся сны наяву.
– Понимаю, деспот. Позволишь ли мне удалиться?
– Иди.
Евсевий поклонился и вышел. Софроний велел слугам покинуть опочивальню, с наслаждением раскинулся на широком ложе, покрытом великолепными мехами. Вино и усталость сделали тело неподъемным, глаза закрывались сами собой. Патриций еще успел подумать, что наступающий день принесет новые испытания – ему, потомку римских императоров, снова придется изображать восторги по поводу варварского гостеприимства. Однако Хельгера обижать нельзя. Придется терпеть. Тем более что старый дикарь необыкновенно проницателен. Он что-то заподозрил, когда увидел медальон. Что-то почувствовал Надо постараться рассеять его сомнения. Очень постараться.
Софроний закрыл глаза и заснул крепким сном.
III
Вокруг был лес, древний и священный. Огромные сосны выплывали из клочковатого сизого тумана, в котором тонул шум его шагов. Земля под ногами была черная, будто выжженная. Потом он услышал топот множества мягких лап, и доносился он со всех сторон. Сразу появилось чувство опасности. Он потянулся к своему мечу, но с удивлением и страхом обнаружил, что меча с ним нет.
Белоснежная волчица появилась в следующую секунду. Она выскочила из тумана и встала прямо перед ним, словно позволяла ему себя хорошенько рассмотреть. Его глаза и глаза зверя встретились, и странно – он не ощутил страха, хотя знал, что встреча с белым волком не сулит ничего хорошего. В белых волках живут духи Севера, которые редко бывают расположены к человеку.
Волчица мягким прыжком бросилась к нему и села на задние лапы у его ног. В ее янтарных глазах он прочел то, чего никак не ожидал увидеть во взгляде дикого зверя – мольбу о помощи. Чего может бояться белая волчица в лесу, посвященном асам?
Топот в тумане стал громче, послышалось глухое рычание. Волчица прижалась к земле, оскалила клыки в злобной гримасе. Он увидел, как в тумане замелькали зловещие тени, а потом увидел и самих пришельцев из Мглы, почувствовал их зловоние. Его и волчицу окружили черные псы с человеческими головами.
"Убей их!" – прочел он мысли волчицы. Но как их убить? Ведь меча у него нет. Теперь он умрет без меча в руке, никогда не попадет в Валгаллу!
"Убей их!"– повторила волчица, прижимаясь к его ногам.
Он не может их убить, потому что безоружен. Он не может ответить ей. Язык его не слушается, тело будто вросло в черную землю, а кровь застыла, словно этот вязкий белесый туман растворился в ней, подобно яду. Страшные псы уже рядом, их взгляды, полные кровавого безумия, обращены на него. Потом он видит, как черная стая, рыча и разбрызгивая смрадную пену с оскаленных клыков, бросается на волчицу.
Тень упала на него, и Хельгер открыл глаза. У ложа стоял Энгельбрект, его старый товарищ еще по ромейским походам. Утро было славным, яркий солнечный свет заливал опочивальню князя, но лицо Энгельбректа почему-то было мрачным.
– Проснулся? Вставай, тебя ждут новые неприятности, – сказал он.
– Вещий сон, – пробормотал Хельгер, сел на ложе. – Ты всегда был вестником радости.
– Волхвы прислали за тобой, – отвечал Энгельбрект. – Требуют, чтобы ты немедля явился к ним.
– И только-то? – Хельгер почувствовал неожиданное облегчение. – Сегодня Велесов день. Верно, поэтому я им нужен. Чего молчишь?
– А что мне сказать? Посланник мне ничего не сказал. Волхвы хотят говорить с тобой. Только вот на вечевой площади толпа собралась – чуть ли не весь город. Говорят, волхвам было знамение страшное.
Хельгер не стал медлить. Набросил поверх рубахи суконный плащ, опоясался мечом, с помощью подоспевшего слуги натянул сапоги. Второй слуга подал ему чашу с медом, но Хельгер сердито сверкнул глазами:
– Рассолу дай или взвару! Или просто воды.
У крыльца терема уже стояли оседланные кони – Энгельбрект позаботился. Когда-то Хельгер легко взлетал в седло, теперь ему требовалась помощь. Взяв десять гридней сопровождения, князь выехал из Вышнеграда.
Энгельбрект сказал правду: вечевая площадь была заполнена людьми. Увидев князя, киевляне рванулись к нему. Хельгер видел их испуганные глаза, слышал крики:
– Княже! Княже пресветлый! Защити!
– К волхвам-то едешь, княже? Тады сам все узришь!
– Страх-то какой! Такого на земле полянской никогда и не бывало!
– Княже, рятуй! Избави от напасти!
Со всех сторон к князю тянулись руки; мужчины потрясали кулаками, женщины поднимали над головой своих младенцев, чтобы Хельгер мог их видеть. В их глазах был ужас и тревога. Хельгер и сам ощутил сильное беспокойство. Творилось что-то непонятное. Он проехал по живому коридору, все больше мрачнея.
У входа в святилище, перед кругом костров, их встретили старшие волхвы – облаченный в белое старый Pax, верховный жрец Сварога, чернобородый кряжистый Свар, жрец Перуна и костлявый, закутанный в овчины Борут, жрец Велеса. За их спинами встали толпой младшие волхвы. Князь сошел с коня, обменялся со жрецами церемонным поклоном. Несколько мгновений все молчали. Первым заговорил Хельгер.
– Что у вас стряслось? – спросил он сурово.
– Ступай за нами, – велел Pax.
Князь вслед за волхвами вошел в святилище – площадку на вершине холма, окруженную дубовым частоколом, на кольях которого белели черепа жертвенных животных. Хельгер почувствовал сильный запах разложения, который не мог перебить даже дым костров, в который младшие жрецы постоянно подбрасывали ароматные смолы и травы. Жрецы ввели его в круг, образованный вырубленными из цельных деревьев изображениями богов и подвели к идолу Велеса. У подножия идола лежали трупы жертвенных овец, над которыми гудящим облаком роились мухи. Хельгер глянул и поморщился от омерзения. Животы овец были распороты, внутренности выглядели так, будто две недели пролежали под палящим солнцем, и кишели мириадами червей. Из-за этих червей казалось, будто овечьи потроха шевелятся сами собой.
– Что это за мерзость, поглоти меня Хель! – воскликнул князь.
– Знамение, княже, – сказал Pax.
– Я не понимаю.
– Когда мы нынче утром по обычаю принесли этих овец в жертву Велесу, то увидели то, что сейчас видишь ты, – сказал Борут.
– Это невозможно, клянусь Одином! Эти овцы были живы утром? – Хельгер похолодел. – Не могли они жить с этим внутри!
– Однако это так, – покачал головой Pax. – Смертельная гниль, пожирающая нас изнутри, завелась в нашей земле. Боги предупреждают о грядущем ужасе.
– О каком ужасе ты говоришь, жрец?
– Не знаю. Одно мне ведомо: великое зло придет в наши дома. Кто защитит нас от него, княже?
– Если это зло из плоти и крови и с мечом в руке, то я, – ответил Хельгер. – А с демонами бороться я не умею. Это ваша забота. Или не для того существуют волхвы, чтобы при помощи тайных обрядов оборонять русскую землю от злых сил?
– Так, княже. – Pax склонил голову в знак одобрения.
– Тогда чего вы хотите? Для чего показали мне эту пакость? – Хельгер плюнул на смердящие туши овец. – Коли хотите принести жертву, я дам вам скотину из моих стад.
– Ты не понимаешь, княже, – проскрипел Борут, сверкнув глазами. – Велес не принял нашу жертву. Это знамение. Знак Беды.
– Знамение, знамение! Заладили одно и то же. – Хельгер шагнул к выходу из святилища. – Есть ли моя вина в том, что Велес не хочет принимать ваши подношения? Если есть, скажите о том прямо. Я воин и не понимаю языка иносказаний.
– Не горячись, княже, – ответил Pax. – Мы и сами пока не знаем, что за напасть пришла в нашу землю. Мы будем гадать и дадим тебе ответ.
– Вот это другой разговор! Клянусь Одином к Перуном, моими богами, мне нужна ясность. Если в Киеве угнездилась черная измена, я выжгу ее огнем. Если ворожба тайная – тут уж ваша власть и ваше слово. И говорю тебе, Pax – успокой народ! Люди испуганы. Невместно нам слухи страшные распускать.
– Князь! – крикнул Pax вслед Хельгеру, когда князь уже был в воротах святилища. – Сон твой говорит тебе, что ты должен поступать решительно и быстро.
– Сон? – Хельгер удивленно посмотрел на старого волхва. – Откуда ты знаешь о моем сне?
– Я увидел в твоих глазах, – сказал Pax. – Иди, делай свое дело!
– Что там, конунг? – спросил Энгельбрект Хельгера на обратном пути в Вышнеград.
– Смерть, – мрачно ответил Хельгер и больше ни слова не произнес до самого Вышнеграда.
Ингвара киевский князь нашел в сокольне, где молодой князь вместе с двумя юношами из младшей дружины развлекался, прикармливая охотничьих птиц кусочками мяса. Хельгер вошел в сокольню с таким видом, что Ингвар сразу понял – случилось что-то нехорошее.
– Ты с самого утра тут? – спросил Хельгер.