И тут вдруг Туон резко развернула "лезвие" и галопом направилась в сторону деревьев, так что плащ захлопал на ветру. Через мгновение Селусия уже летела следом. Придерживая шляпу, чтобы ее не сдуло ветром, Мэт пришпорил Типуна и последовал за ними. Со стороны фургонов послышались крики, но он не стал придавать им значения. Все его внимание было сосредоточено на Туон. Сколько бы он отдал за то, чтобы знать, что у нее на уме! Нет, она не собралась сбежать, это точно. Скорее всего, это ее очередная попытка вынудить его рвать на голове волосы. И на сей раз ей это почти удалось.
Типун быстро обошел мерина в яблоках и оставил скрежещущую зубами Селусию позади хлестать поводьями по шее животного, но вот "лезвие" вместе с Туон продолжали держаться впереди на пути к холмам. Из-под копыт кобылы вспархивали испуганные птицы – стайки серых голубей, пестрые перепелки, а порой и хохлатые куропатки. Только не хватало еще, чтобы лошадь испугалась. Даже самый выдрессированный скакун может взбрыкнуть и встать на дыбы, если птица неожиданно выпорхнет у него из-под ног. Но что хуже всего, Туон продолжала нестись вперед, словно сумасшедшая, объезжая только особо густые купы кустарника и уверенно перепрыгивая стволы деревьев, поваленные бурей в незапамятные времена, как будто бы зная, что ждет ее по ту сторону. И самому Мэту приходилось лететь за ней, словно наскипидаренному, хотя он каждый раз вздрагивал, заставляя Типуна перескакивать через очередной ствол. Некоторые препятствия не уступали в высоте взрослому человеку. Мэт непрерывно всаживал пятки в бока Типуна, понукая его припустить еще быстрее, хотя знал, что бедняга и так старается изо всех сил. Эта проклятущая кобыла-"лезвие" оказалась слишком хороша. Они продолжали мчаться сквозь лес.
Так же внезапно, как начала эту бешеную скачку, Туон натянула поводья – от дороги их отделяла уже добрая миля. Здесь на приличном расстоянии друг от друга росли старые деревья – черные сосны в сорок шагов в высоту и раскидистые дубы, чьи ветки спускались до земли. Если спилить один такой, за пнем спокойно смогут пообедать человек десять. Валуны и камни были опутаны густой ползучей растительностью, но кроме нее едва ли можно было найти какую-нибудь зелень. Громадные дубы убивали все, что могло вырасти в нижней части леса.
– Твой конь оказался лучше, чем я думала, – заявило это безмозглое чудо, когда Мэт поравнялся с "лезвием". Туон поглаживала своего скакуна по шее. Да она просто воплощенная невинность на благопристойной прогулке! – Должно быть, у тебя и правда нюх на лошадей.
Капюшон сдуло, отчего миру явилась шапочка черных коротких волос, шелковисто поблескивавшая в лучах солнца. Мэт подавил острое желание прикоснуться к ним.
– Пропади пропадом этот нюх, – проворчал он, нахлобучивая поплотнее шляпу. Мэт знал, что нужно вести себя как ни в чем не бывало, но не смог избавится от резкости в голосе. – Ты всегда носишься, как полоумная? Ты же могла сломать бедному животному шею, даже не успев дать ему имя. Или того хуже – свернуть шею себе. Я обещал доставить тебя домой в целости и сохранности, и я собираюсь выполнить обещанное. Так что если каждый раз, отправляясь на прогулку верхом, ты будешь выкидывать такие фортели, я просто запрещу тебе даже подходить к лошадям.
Мэт очень хотел бы, чтобы последние слова так и не сорвались с языка. Но было поздно. Мужчина, если повезет, обратит всю эту угрозу в шутку, а вот женщина… Теперь остается только ждать взрыва. И ночные цветы Алудры побледнеют на его фоне.
Туон накинула капюшон и аккуратно его расправила. После чего воззрилась на Мэта, сначала склонив голову в одну сторону, а потом в другую. Наконец, она кивнула, будто бы соглашаясь сама с собой:
– Я назову ее Акейн. Это значит "ласточка".
Мэт моргнул. И что? Взрыв отменяется?
– Точно. Хорошее имя. Оно ей подходит.
А что теперь ей взбрело в голову? Эта женщина всегда поступает против его ожиданий.
– Что это за место, а, Игрушка? – поинтересовалась Туон, задумчиво оглядывая деревья. – Или лучше сказать, что это было за место? Ты знаешь?
То есть что это за место? Это же треклятый лес – вот что это. Но тут Мэт заметил, что огромный булыжник, лежащий прямо напротив него, почти полностью скрытый вьюном, напоминает покосившуюся набок голову. Женскую голову, решил он: вот эти кружки, видимо, изображали украшения в ее волосах. Судя по всему, статуя была гигантских размеров. Из земли торчал целый спан, но видны были лишь макушка и глаза. А вон тот продолговатый белый камень, опутанный корнями дуба, – кусок витой колонны. И повсюду вокруг вдруг обнаружились наполовину скрывшиеся под землей осколки колонн, большие плиты – вероятно, части каких-то крупных архитектурных сооружений, – и даже нечто, что некогда было каменным мечом в два спана длиной. Что ж, руины городов и древних монументов можно встретить везде, и даже Айз Седай вряд ли скажут, что некогда было на этом месте. Открыв рот, чтобы ответить, что он понятия не имеет, Мэт вдруг обратил внимание на три холма, расположенных в ряд где-то в миле отсюда. Вершина того, что посередине, была рассечена надвое, а у того, что слева, оказалось две верхушки. И Мэт узнал. Вряд ли где-то еще можно найти три таких же холма.
Эти холмы назывались Танцующими, а это место – Лондарен Кор, столица Эхарона. Дорога, оставшаяся позади, была когда-то мощеной, она пролегала через сердце города, который простирался на мили вокруг. Говорили, что то искусство, которое каменщики Огир вложили в создание Тар Валона, сторицею отразилось в Лондарен Коре. Конечно, все жители городов, выстроенных мастерами Огир, заявляли, что их город превосходит по красоте сам Тар Валон, но это лишь еще раз подтверждало – Тар Валон остается эталоном. Мэт сохранил кое-какие воспоминания об этом городе – бал в Лунном Дворце, пирушки в солдатских тавернах, танцы гибких танцовщиц в вуалях, Шествие Флейт во время Освящения Мечей. Странно. Потому что он помнил то, что случилось спустя пятьсот лет после того, как троллоки не оставили в Лондарен Коре и камня на камне и утопили Эхарон в реках крови и пожарах. Зачем Неревану и Эссанадре понадобилось вторгаться в Шиоту – так эта земля тогда называлась, – Мэт не знал. Эти старые воспоминания были обрывочными и полны пробелов. Он не представлял, почему три холма нарекли Танцующими или что такое Освящение Мечей. Но он помнил, что был эссандрским лордом и сражался в этих руинах, помнил, как смотрел на эти холмы, когда стрела пронзила ему горло. Тогда он упал, где-то в полумиле от места, где сейчас сидит в седле Типуна. Упал, захлебываясь собственной кровью.
Свет! Как жутко вспоминать, как ты умираешь! думал Мэт, и эта мысль была словно горящий уголь. Уголь, который с каждым разом жжет все сильнее и сильнее. Он помнил смерть этого мужчины, и не одну, а еще дюжину смертей. Он – помнил – как – умирал.
– Игрушка, тебе нехорошо? – Туон заставила кобылу подойти поближе и заглянула Мэту в лицо. Ее огромные глаза были полны беспокойства. – Ты вдруг побледнел как полотно.
– Не переживай, я как огурчик, – пробормотал Мэт.
Если он чуть-чуть наклонится вперед, то сможет поцеловать ее. Но он не стал. Просто не мог. Мэт так напряженно думал, что у него не было времени на всякие движения. Каким-то образом, одному Свету известным, Илфин собрали эти воспоминания и засунули ему в голову, но как они могли добыть воспоминания из трупа? Трупа в человеческом мире, по крайней мере. Мэт был уверен, что они не подходили к искореженному входу в тер’ангриал больше, чем на пару минут. Так, час от часу не легче. Быть может, Илфин создают нечто вроде связующей нити с теми, кто приходит к ним, – нити, которая позволяет копировать все воспоминания человека с момента встречи с ними вплоть до самой смерти. В некоторых из этих чужих воспоминаний Мэт был уже сед, а в некоторых оказывался лишь на пару лет старше, чем есть на самом деле. Отсутствовали только детские и юношеские воспоминания. Так зачем же Илфин напичкали его этими несвязными кусками и обрывками, мусором или отходами памяти? И вообще, что они делают с воспоминаниями? Должна же быть причина тому, что, прежде чем выбросить, они сначала их собирают. Нет, что-то не хочется додумывать эту мысль до конца. Сгори он на месте, эти лисы все еще копошатся у него в голове! Иначе и быть не может. Другого объяснения просто нет.
– Ну, видишь ли, мне кажется, что тебя вот-вот стошнит, – заметила Туон и отстранилась, состроив гримаску. – У кого-нибудь из труппы есть травы? Я немного в них разбираюсь.
– Все в порядке, я же сказал.
На самом деле желудок был очень даже не против выплюнуть содержимое. Лисы, копающиеся в голове, куда хуже игральных костей, как бы громко те ни громыхали! А могут ли Илфин видеть его глазами? Свет, что же делать?! Вряд ли даже Айз Седай смогут исцелить его от этого. Хотя он не стал бы им доверять, ведь тогда придется расстаться с медальоном в форме лисьей головы. Тут ничего не поделаешь. Придется просто смириться. От этой мысли хотелось выть.
На полном скаку осадив своего мерина в яблоках, Селусия окинула Мэта и Туон быстрым взглядом, словно прикидывая, что они могли делать, пока были наедине. И все же пока она их нагоняла прошло некоторое время, которым они могли воспользоваться. Это обнадеживает.
– В следующий раз ты сам поедешь на этом нежном создании, а я заберу твоего коня, – сообщила Селусия Мэту. – Верховная Леди, люди из тех фургонов идут по нашему следу с собаками. Они передвигаются пешком, но уже скоро будут здесь. Собаки не лают.
– Ну значит, это хорошо обученные собаки, – заметила Туон, собирая рукой поводья. – Верхом мы легко уйдем от них.
– Не стоит пытаться, да это и ни к чему, – возразил Мэт. Такого поворота событий следовало ожидать. – Это же Лудильщики, Туата’ан. Они не причинят никому вреда. Они не умеют быть жестокими, даже если от этого будет зависеть их жизнь! И это не преувеличение, а сущая правда. Но они видели, что вы бросились прочь от меня, а я как будто бы погнался за вами. А теперь их собаки взяли след, и Лудильщики будут идти по нему вплоть до самого лагеря, чтобы убедится, что вас обеих не похитили и не причинили вам вреда. Поэтому мы пойдем им навстречу, чтобы сэкономить время и не ввязываться в неприятности.
Сейчас его беспокоили вовсе не Лудильщики. Люка, возможно, не особо расстроится, если из-за кучки Лудильщиков караван тронется с места несколько позже, но вот Мэту это совсем не на руку.
Селусия негодующе нахмурилась и возмущенно взмахнула рукой, но Туон рассмеялась:
– Игрушка решил сегодня покомандовать, Селусия. Пусть командует, а я посмотрю, как у него это получается.
Ну просто сама доброта!
Они направились обратно по дороге, по которой приехали, – на сей раз объезжая поваленные деревья, хотя порой Туон перехватывала поводья так, будто собирается прыгнуть, а потом бросала на Мэта озорной взгляд. И вскоре в поле зрения появились Лудильщики: они бежали сквозь лес вслед за огромными мастиффами. Зрелище напоминало полет бабочек – пятьдесят, или около того, человек в нарядах ярких цветов в самых безумных сочетаниях. На мужчине запросто могла быть надета красно-синяя полосатая куртка и желтые мешковатые штаны, заправленные в высокие сапоги, или фиолетовая куртка и красные штаны – а то и того хуже. Кое-кто из женщин был одет в полосатые платья, полоски на которых тоже были разноцветными, причем иногда Мэт затруднялся дать цветам названия. Остальные щеголяли в юбках и блузах разнообразных и не всегда сочетающихся друг с другом оттенков. У некоторых оказались шали, что тоже вносило свою лепту в этот безумный цветовой коктейль. Всем, за исключением седовласого мужчины, который правил ведущим фургоном, было лет по тридцать. Очевидно, он – Ищущий, предводитель каравана. Мэт спешился, Туон с Селусией последовали его примеру.
Лудильщики остановились и отозвали собак. Животные припали к земле и вывалили языки, а люди медленно двинулись вперед. Ни у кого не было даже палок. И хотя у Мэта на первый взгляд оружия заметно не было, Лудильщики поглядывали на него с опаской. Мужчины сомкнули круг вокруг него, а женщины окружили Туон и Селусию. Никакой угрозы не было, но они отвели в сторону Туон и Селусию, чтобы женщины могли их спокойно расспросить. На секунду Мэту в голову пришла мысль, что Туон ради веселья может сказать, что он пытался на нее напасть. Ее и Селусию спокойно отпустят, а Мэту придется убеждать Лудильщиков, что ничего такого не было, – ведь теперь они плотным кольцом обступили их с Типуном, и быстро вскочить в седло тоже не представляется возможным. Другого выхода не было, но вот расчищать себе дорогу силой не хотелось. Они могут продержать его здесь пару часов, чтобы позволить парочке "сбежать".
Седовласый мужчина прижал руки к груди и поклонился:
– Мир вам и вашим спутницам, милорд. Простите наше вторжение, мы боялись, что собаки напугали лошадей дам.
Мэт ответил таким же поклоном:
– Мир и тебе, Ищущий, и твоему народу. Лошади вовсе не напуганы. Просто дамы порой бывают так… порывисты.
Но что же там говорят эти двое? Мэт попытался разобрать, но услышал только лишь тихое бормотание.
– Вам что-то известно о нашем народе, милорд? – Ищущий, казалось, удивился. Что ж, он имеет на это полное право. Туата’ан привыкли держаться подальше от крупных населенных пунктов. Поэтому им редко встречаются господа в шелковых камзолах.
– Лишь немногое, – отозвался Мэт. Совсем немногое. У него в голове обнаружились какие-то воспоминания о встречах с Лудильщиками, но лично он никогда их не видел. Нет, но что там болтают эти проклятущие закадычные подружки? – Вы не могли бы удовлетворить мое любопытство? За последние пару дней я видел несколько ваших караванов, гораздо больше, чем обычно. И все они направлялись в Эбу Дар. С какой целью?
Мужчина помедлил, оглядываясь на женщин. Они все еще шептались, и, видимо, он пытался понять, почему беседа так затянулась. Ведь на то, чтобы сказать "да" или "нет", много времени не требуется.
– Все дело в народе Шончан, милорд, – пояснил он наконец. – Среди нашего народа ходят слухи, что там, где властвуют Шончан, мы найдем безопасность и справедливость, равную для всех. Ведь в других местах… Понимаете, милорд?
Мэт понимал. Как и цирковая труппа, всюду, куда бы ни занесла их судьба, Лудильщики оказывались чужаками, причем чужаками с незаслуженной репутацией воров, – ну, допустим, воровали они не чаще, чем все остальные, – чужаками, которые склоняют молодежь присоединиться к ним, – что, правда, соответствовало действительности. И вдобавок ко всему Лудильщики не умели постоять за себя, если кто-то пытался ограбить их или выгнать прочь.
– Осторожнее, Ищущий. Эта безопасность отнюдь не бесплатна, некоторые их законы безжалостны. Знаете, как они обходятся с женщинами, которые умеют направлять?
– Благодарю за заботу, милорд, – спокойно ответил мужчина, – но мало кто из наших женщин когда-либо умел направлять, а если такое случается, мы поступаем так же, как обычно, – отправляем ее в Тар Валон.
И тут женщины, – гром и молния! – расхохотались. Ищущий заметно расслабился. Если женщины смеются, то Мэт не тот, кто станет раскидывать и убивать людей на своем пути. А вот сам Мэт нахмурился. Ему совсем не понравился этот смех.
После очередной порции извинений со стороны Ищущего, Лудильщики направились прочь, однако женщины продолжали периодически оглядываться и тихонько посмеиваться. Некоторые мужчины подходили к ним и наклонялись поближе, видимо спрашивая, в чем дело, но женщины только качали головами. И снова, смеясь, оглядывались.
– Ну и что же ты им такое поведала? – кисло поинтересовался Мэт.
– О, это не твое дело, Игрушка, так ведь? – откликнулась Туон, а Селусия засмеялась.
Проклятие, она чуть ли ни гоготала! Мэт решил, что ему действительно лучше не знать причины. Женщины просто обожают втыкать в мужчин иголки.
Глава 9
Короткий путь
Конечно, Туон и Селусия были не единственными женщинами, которые досаждали Мэту. Иногда казалось, что все беды у него в жизни от женщин, чего Мэт никак не мог понять, потому что вроде всегда с ними хорошо обращался.
Даже Эгинин добавила очередную ложку дегтя, хоть и крошечную по сравнению со всеми остальными.
– Я была права. Ты и вправду думаешь, что сможешь сделать ее своей женой, – протянула она, когда Мэт попросил ее помочь ему с Туон.
Новоиспеченная жена с мужем сидели на ступенях фургона, взявшись за руки. Над трубкой Домона вилась тоненькая струйка дыма. Стоял ясный полдень, хотя стягивающиеся над горизонтом тучи предвещали к вечеру дождь. Артисты выступали перед жителями четырех маленьких деревень, которые все скопом едва ли достигали размеров Рунниенской Переправы. Идти смотреть представление у Мэта не было никакого желания. Нет, ему все так же нравилось наблюдать за гимнастами, а еще лучше за акробатками, но когда ты видишь шпагоглотателей и жонглеров каждый день, даже Мийора и ее леопарды становятся менее интересными, что ли, если не сказать скучными.
– Ну не все ли равно, что я думаю, Эгинин? Расскажешь мне все, что знаешь о ней? Расспрашивать ее – это все равно что голыми руками, вслепую ловить кролика в колючем кустарнике.
– Меня зовут Лильвин, Коутон. Не заставляй меня напоминать тебе об этом, – отчеканила она тоном, достойным капитана, отдающего приказы на палубе. Тяжелый взгляд ее голубых глаз оказался весьма веским дополнением. – Зачем мне тебе помогать? Ты целишься слишком высоко, ты – крот, томящийся по солнцу. Тебя казнят только лишь за то, что ты просто заявишь о своем желании. Это отвратительно. И кроме того, я оставила все позади. Или все оставило меня, – горько добавила она. Домон обнял ее одной рукой.
– Ну, так если это все в прошлом, какая тебе разница, что меня снедает совершенно отвратительное желание жениться на ней?
Вот, пожалуйста. Он заявил об этом открыто. Ну, почти.
Домон вытащил трубку изо рта и выдул в сторону Мэта колечко дыма:
– Если она не хочет помогать тебе, оставь ее в покое.
Он тоже произнес это тоном, не терпящим возражений.
Эгинин вздохнула и что-то пробормотала, будто бы спорила сама с собой. Наконец, она покачала головой:
– Нет, Бэйли. Он прав. Если уж меня бросили на произвол судьбы, нужно найти новый корабль и новый курс. Я никогда не смогу вернуться к Шончан, поэтому следует перерезать канат и покончить с этим.