Острено поднял бровь:
- Господа, ведь можно охлаждать…
- Но только не водой, Феофан Христофорович, Тифор меня предупреждал. Испортим движки.
- Тогда уксусом. Мне дед рассказывал, при государыне Екатерине так орудия охлаждали…
- Вот уж не знаю. Опять же к Тифор Ахмедовичу.
Протокол был составлен по всем правилам. Вечером Семакова принял сам Нахимов. Разумеется, перед тем начальство получило подробные сведения от адъютанта.
- Ваше превосходительство, разрешите представить протокол ходовых испытаний… предельная скорость двадцать один узел с половиной… замечание по поводу перегрева двигателей при длительной работе… еще гашение волнения…
В кабинете из посторонних было двое адъютантов. В конце доклада оба были выставлены из комнаты под благовидными предлогами.
- Владимир Николаевич, не томите: сколько там на самом деле?
- Тридцать восемь узлов, Павел Степанович, - тихим голосом, как будто боясь спугнуть удачу, отвечал Семаков, - и, осмелюсь доложить, двигатели не греются.
- Завтра подъем флага, лейтенант. С отцом Александром уж оговорено, с утра доставят икону. Флаг вручит капитан первого ранга Ергомышев. Вы его знаете?
- Лично не знаком, Павел Степанович, но слышал, что в Синопском сражении отличился. Однако тут есть деликатное дело… вам уже доложили, что возможно неблагоприятное влияние…
- Это я помню. А как же с командой?
- Так ведь, Павел Степанович, всех до единого проверяли. Лично капитан Риммер. Не было негаторов. Однако просто так на борт никого пускать нельзя. Защита справится, но специалисты говорят: не стоит ее задействовать без особой надобности.
- Так проверьте всех, кто собирается подойти.
Семаков помчался к Ергомышеву за мелкими указаниями. Тот, несмотря на опытность, купился, приписав эти хлопоты волнению юного и неопытного командира перед подъемом флага. На деле же Семаков потихоньку проверил капитана первого ранга на негацию. По счастью, эта напасть миновала. От него Семаков забежал к Тифору, попросив об оценке возможности и стоимости защиты всех двигателей, а заодно и других важных кристаллов на корабле.
Рыжий магистр уверил, что нужные алмазы наверняка могут найтись среди тех, что привезли из последней экспедиции, но даже он не знал наверное, сколько времени понадобится для огранки.
В день подъема флага вся команда оделась в обмундирование первого срока и находилась в полной готовности задолго до события. Больше всех волновался (хотя и не показывал этого) мичман Шёберг: именно он отвечал за построение. Иноземцы скромно стояли на причале в сторонке.
Но все шло должным образом. Икона была доставлена в срок; вручал ее лично протопоп Михайловской церкви отец Александр. Корабль был освящен по всем правилам. Капитан первого ранга Ергомышев громко зачитал приказ о вступлении корабля в строй и вручил Семакову небольшой (по размеру "Морского дракона") Андреевский флаг.
Лейтенант Семаков на вытянутых руках пронес флаг вдоль строя и закрепил его на фале. Последовала ожидаемая команда Ергомышева:
- Военно-морской флаг, гюйс, стеньговые флаги и флаги расцвечивания поднять!
Командир "Морского дракона" продублировал приказ и лично поднял Андреевский флаг. Грянуло протяжное "Ура!" Офицеры взяли под козырек. Все положенные флаги взвились в полном соответствии с уставом.
Официальная церемония закончилась. Капитан Ергомышев уехал на пролетке, еще раз поздравив всех офицеров. И тут последовало неофициальное продолжение.
По сходням почти что пробежал Риммер Карлович. Его целью был командир "Дракона". Начал он с учтивого:
- Владимир Николаевич, я вас поздравляю с вступлением в командование настоящим боевым судном.
На эту тираду Семаков самую малость поморщился: во флотском лексиконе слова "боевое судно" являли собой оксюморон. Только сочетание "боевой корабль" имело право на существование. Но замечания на этот счет он делать не стал. Тем временем несколько взволнованный германец продолжал:
- Откуда взялся этот флаг?
Проходивший рядом мичман Шёберг чуть не споткнулся от этой фразы. Взяв себя в руки, он прикинулся, что ничего не слышал, и продолжил движение. Нижние чины, сновавшие неподалеку, также изобразили спинами полную глухоту.
Должно заметить, что, работая на разведку, Семаков научился думать и анализировать Правда, первым его побуждением был бесхитростный ответ: мол, это официальный флаг Российского императорского флота, но по прошествии не более секунды вариант был отвергнут. Вместо этого лейтенант спросил:
- Я вижу, флаг вам знаком, Риммер Карлович?
Кораблестроитель задержался с ответом, потом произнес:
- Профес приказал держать именно этот флаг на всех наших кораблях.
- И на вашем тоже?
- Да.
Обдумывать значение сказанного было некогда, поэтому Семаков кратко объяснил происхождение Андреевского флага. Риммер кивнул.
Сразу же после принятия в состав Российского императорского флота "Морской дракон" получил приказ готовиться к разведывательному походу. Семаков и другие офицеры носились по порту, обеспечивая снабжение. Это не могли не заметить.
День был теплым для начала апреля. Почти полный штиль дополнял идиллию. Но та была нарушена, когда капитана изловил неугомонный хорунжий.
- Владимир Николаевич, судя по тому, что грузят на подводы, "Дракону" предстоит плавание?
- Бога ради, Тихон Андропович, побыстрее излагай дело. У меня хлопот - сам понимаешь, сколько.
- Владимир Николаевич, дозволь с вами!
Первое, что сделал на это заявление-просьбу Семаков: усомнился в здравости рассудка хорунжего. Второй мыслью было: "А что сухопутный казак собрался разведывать?" Наконец, моряк предпринял самый здравый ход:
- Тихон Андропович, на какого лешего тебе это надо? Это все ж боевой корабль!
- Вот как попу на исповеди: нутром чувствую, что с победой вернемся, и хабар можно достать.
- Да всеми святыми поклянусь, разведка нам приказана, и только! Крест на том готов целовать!
- А я и не говорю ничего такого. Да только, не в обиду будь сказано вашим офицерам и матросам тоже: я-то навострился стрелять из иноземного ружья куда получше. Авось да пригодится. Есаул Вернигора знает и согласен.
Но не один лишь Неболтай напросился на участие в походе. Как-то получилось, что желающих оказалось намного больше, чем предполагал Семаков.
В разгар дел по подготовке посыльный принес записочку от Тифора, в которой содержалась просьба о встрече "по известному вам адресу". Записка была начертана таким некрасивым почерком и содержала столько ошибок, что посчитать ее подложной не решился бы ни один контрразведчик. Что до "известного адреса" - это был тот дом, что удалось снять иностранцам (кроме дракона, конечно).
По прибытии к пришельцам командир корабля столкнулся - нет, не с ультиматумом, а с крайне настойчивыми просьбами.
Капитан Риммер резонно указывал, что его присутствие на "Драконе" необходимо хотя бы в силу того, что только он, Риммер, в полной мере представляет собой все возможности этого корабля и, не претендуя на командование в бою, берется дать ценные советы. Равно присутствие кораблестроителя позволит вовремя выявить недостатки конструкции, буде таковые найдутся.
Магистр Тифор, со свой стороны, сделал упор на то, что если (не дай Пресветлые) потребуется некое нестандартное (не боевое, конечно) заклинание, он готов оказать помощь. Вот тут командир потребовал уточнений:
- Тифор Ахмедович, а чем вы можете посодействовать?
- Да хоть повреждение исправить. Я ведь умею форму железу придать - да вы сами видели. Опять же водные потоки…
Госпожа Мариэла с легкой снисходительностью отметила, что пускаться в бой, не имея под рукой возможности получить квалифицированную медицинскую помощь, по меньшей мере, неразумно.
- И вот еще от Таррота Гарриновича…
В своей записке Таррот напомнил, что он, умея летать, может оказать огромную помощь товарищами разведкой с большой высоты, на которой никто из землян его и не разглядит. А вступать в бой он, Таррот, разумеется, не предполагает.
Лейтенант Малах с полным на то основанием напомнил, что именно он отвечает за всех членов экспедиции Маэры и как командор обязан быть там же, где они.
Командир "Морского дракона" обдумал все тщательно. В конце концов он рассудил, что разведывательная помощь дракона без сомнения, полезна. Также на борт корабля были допущены капитан Риммер, магистр Тифор и госпожа Мариэла. Что до командора Малаха, то ему было отказано. Не последней причиной тому послужил явный недостаток места на "Морском драконе".
- Ладно! Таррот Гарринович, вы меня слышите? Нам понадобится встретиться, чтобы обсудить в деталях ваше участие. Вы, Мариэла Захаровна, если прикажу, спрячетесь в трюме и носу на палубу не кажете!
- А как же, если раненые…
- А если кого ранят, то к вам принесут.
- Тогда, Владимир Николаевич, благоволите выделить угол в трюме, чтобы работать с ранеными. Чтоб там стол был и койки, не меньше двух. И еще один уголок для меня с койкой: мне тоже надо высыпаться.
- Это возможно.
- Михаил Григорьевич командует артиллерией, его место на палубе. Мичман Шёберг отвечает за трюмную команду. Так что нам троим место в рубке будет. Да и то сказать: если, избави Христос, кого ранят, то наша Мария Захаровна будет в том самом помещении, что выделено для нее. Нашем корабельном лазарете.
Глава 13
Разумеется, никто бы не послал Таррота на разведку без инструкций. Их он получил, но сам для себя посчитал необходимым также проверить собственные навигационные способности. С этой целью он вылетел в погожий день (дабы с большой высоты видеть берег) и с радостью убедился, что чувство направления осталось неизменным.
Инструкции же отличались, по понятиям драконов, вольностью. Правда, Семаков показал крылатому разведчику карту Черного моря и ткнул на Босфор; задание же было выражено примерно так:
- Таррот Гарринович, вашей главной задачей полагаю остаться незамеченным противником. Во всяком случае, если погода будет облачной, то подлетать належит, прячась. Названия вы прочитать, конечно, можете, но не ценой вашего обнаружения! Постарайтесь запомнить вид кораблей, позднее вы нам нарисуете. Хотя нет, я вам дам на время справочную книгу с силуэтами; это все же больше, чем ничего. Но если вы сочтете, что риск неприемлемо велик - ограничьтесь пересчетом кораблей противника. Если я правильно понял Тифора Ахмедовича, то это вы можете сделать, даже будучи в облаках.
Дракон кивнул.
- И конечно, никаких боевых действий!
Дракон постарался не показать обиду, причиненную сомнением в его памяти.
- Владимир Николаевич, я этого и не собирался делать.
Крылатый разведчик вылетел, когда восточное небо над горами только-только начало светлеть, и вернулся поздно вечером в тот же день. На следующее утро дракон выдал то, что с натяжкой можно было бы назвать докладом.
В пещере вокруг каменного стола разместились сам Таррот, представитель землян (лейтенант Семаков), а также капитан Риммер, лейтенант Малах и магистр Тифор. Наибольшую трудность представлял перевод драконьих представлений на человеческий, точнее, на земной. Обсуждение выглядело примерно так.
- А если считать от поворота на восток, это какая по счету бухта? Нарисовать можете?
- Зачем? Вот карта…
- Так это Золотой рог. Те корабли с трубами, на которые, как вы говорили, входили люди с мешками - у какого пирса они стояли?
- …уголь грузили, тут без вопросов.
- Интересно, а продовольствие? Ах, нельзя одновременно…
Между тем погрузка продовольствия как раз и была бы несомненным признаком скорейшего выхода в море. Семаков про себя отметил, что это еще предстоит выяснить.
К сожалению, в полный штиль дракон не смог разглядеть флаги. Он, правда, утверждал, что все они были с красным цветом, но, как на грех, этот цвет имелся на флагах и Турции, и Франции, и Англии. Иначе говоря, только разведывательный корабль мог доставить полный набор сведений.
Нахимов был сильно занят, поэтому командира "Морского дракона" принял контр-адмирал Истомин. Приказ поступил краткий и категоричный.
- Приказываю произвести разведку вблизи Босфора. Риск для корабля запрещаю! Посему в бой без необходимости не вступать.
- Ваше превосходительство, разрешите опробовать вооружение на дальней дистанции. Осмелюсь доложить: риска при этом никакого.
Истомин чуть задумался, потом ответил:
- Повторяю: без малейшего риска. Никаких повреждений быть не должно!
В самый последний момент доставили кристаллы для защиты. Тифор вызвался установить их на нужные места уже на ходу.
Пятого апреля "Морской дракон" вышел в море. А рано утром шестого апреля три пароходофрегата (английские "Один" и "Донтлесс", французский "Эридис") первыми вышли из Босфора навстречу русскому разведчику. Правда, они сами об этом не подозревали. Командором этого отряда назначили французского капитана. Вслед за ними шла эскадра: семь пароходофрегатов, девятнадцать линейных кораблей и два транспорта под командованием адмирала Гамелена. У них был приказ атаковать Одессу.
Командир "Дракона" отнюдь не собирался напрягать экипаж и двигатели. Железный корабль шел ходко, но без особой спешки, делая шестнадцать узлов (по лагу) даже без постановки "Гладкой воды".
- Три корабля прямо по курсу!
От крика сигнальщика в рубку поспешили и подвахтенный офицер (им был лейтенант Мешков), и все прочие высшие чины. Своих в этих водах не могло быть по определению. Но пока что над горизонтом были видны только мачты. Судя по отсутствию дыма, неприятель шел под парусами.
Не прошло и четверти часа, как над горизонтом уже завиднелись корпуса трех противников. А на расстоянии не более двух миль за ними шла целая эскадра. Командир взялся за подзорную трубу.
- Два англичанина, один француз, - объявил он. - Трубы виднеются, но дыма нет. Значит, котлы холодные. Полагаю, узлов одиннадцать на полном ходу дадут, а то и все двенадцать.
Мичман Шёбёрг чуть заметно качнул головой:
- Осмелюсь возразить, Владимир Николаевич. Сейчас идут бакштагом, да только ветер слабоват. И девяти узлов не делают; даже когда пар дадут - и то в двенадцати сомневаюсь.
И поскольку именно второй помощник исполнял обязанности штурмана, то он добавил:
- По счислению: не более сорока миль от входа в Босфор.
Казалось, Семаков был всецело поглощен зрелищем идущей навстречу эскадры и потому никак не отреагировал на слова мичмана. Но тут командир отвел глаз от подзорной трубы, и на лице его появилась улыбка, в которой начисто отсутствовала доброжелательность.
- А наш-то - зубастый, - несколько двусмысленно шепнул младший унтер Зябков стоявшему рядом боцману. Тот согласился:
- Точно, зубастый.
С этого момента прозвище прилипло.
Характер улыбки подтвердился:
- Корабль к бою!
Эта команда была хорошо усвоена экипажем. На учениях командир был достаточно требователен (хотя в зубы не совал), и нижние чины затвердили порядок действий накрепко. Матросы довольно быстро сняли рамы со стеклами, отнесли их в трюм, а другая группа поставила тяжеленные броневые заслонки. На самом деле эта броня, конечно, таковой не являлась (обычная низкоуглеродистая сталь без термообработки), но и для капитана Риммера, и для российских моряков сама концепция бронирования боевого корабля с помощью специально подготовленного металла была в новинку. Дверь до особой команды оставили открытой.
Несомненно, на кораблях противника заметили "Морского дракона". Последовал интенсивный обмен сигналами. Из трубы "Эридис" повалил черный дым.
Капитан Мерсье отсигналил англичанам, что сам займется преследованием. Француз радовался, что победу не придется ни с кем делить. Победу при Синопе он считал не успехом русских, а провалом турок. Зная о превосходном состоянии машины и котлов на своем корабле, он не сомневался в исходе боя - конечно, если русскому не удастся каким-то чудом удрать. Вероятно, не последнюю роль сыграло подсознательное стремление утереть нос гордецам-англичанам.
Английские капитаны дисциплинированно и даже охотно подчинились командору. Надобно заметить, что командир "Одина" не страдал отсутствием честолюбия. Но он не был знатного происхождения, поэтому не заканчивал элитную школу и, хотя ухитрился дослужиться до мостика боевого корабля, но большее ему не светило. Мистер (не сэр, тем более не лорд) Фрэнсис Скотт опирался в своей морской работе на силу ума, а не характера. А еще он наблюдал битву при Синопе (издали), и это зрелище навсегда излечило его от недооценки русских. Как раз в данном случае недооценка прямо напрашивалась. Крохотный кораблик, водоизмещение которого на глаз не составляло и двухсот тонн, заведомо не мог быть серьезным противником. На его юте в хорошую подзорную трубу просматривалась пушечка (одна!) мизерного калибра - и ни единого пушечного порта по бортам. Парусов и быть не могло: некуда ставить. То есть этот корабль приводила в ход только паровая машина. Правда, не было дыма, но англичанин знал, что другое топливо, например, земляное масло, будучи употреблено вместо угля, может быть бездымным. Полностью беззащитное суденышко. Однако капитан Скотт не поверил в глупость командира этой скорлупки. И предположил, что защита явно разведывательного кораблика в его скорости. Почти наверняка гоняться за ним бесполезно, а вот навести на огонь замаскированных русских батарей этот якобы безобидный корабль в состоянии.
Командир "Донтлесса" видел то же самое, но у него была другая позиция. Сразу же после выхода в море механик доложил о возможных проблемах с обоими котлами, и капитан Филипс-Райдер втихую обрадовался приказу не ввязываться в погоню. Еще не хватало, чтобы машина стала мертвым грузом аккурат во время похода или, того хуже, в бою.
Командир "Морского дракона" не давал команд типа "Право на борт" - ни к чему. Легкий штурвал и без того делал дело.
Пока длился разворот, противник приблизился на пару миль. Пароходофрегат под французским флагом явно прибавил в скорости, поскольку опередил англичан не меньше, чем на полмили. Погоня началась.
Котлы "Эридис" разогрелись; скорость, соответственно, возросла, но пока что расстояние между беглецом и преследователем сократилось незначительно. А вот от английских кораблей тот и другой оторвались.