Люди с факелами, вилами, топорами окружили застывшую, как натянутая тетива, знахарку. С хищной медлительностью она спустили с плеча котомку, украдкой запуская туда ладошку, чтобы в первую очередь бросить в лицо самым резвым чихательный порошок.
Крестьяне продолжали выкрикивать обидные прозвища и проклятия, потрясали своим незамысловатым оружием, но сделать что-то еще не решались, – точь-в-точь как собаки в ожидании охотника. "Кто же охотник?".
– В чем дело? – попробовала подражать тетушкиному рыку Ива.
– Ведьма! Ведьма! Ведьма!
"Ага. И что из этого?"
– Кто посмел?! – вновь зарычала девушка, проклиная себя за невысокий рост, миловидность и глупость. – Кто посмел меня так назвать?! – закричала она. – Кто?!! Кому жизнь немила?! Кто хочет испытать мою силу?!
Толпа чуть отхлынула. Ободренная, Ива вскинула руки и потрясла ими:
– Кому тут устроить огненный дождь?!
На лицах отразился вопрос: "Неужели? А вдруг!.."
"Может, все-таки удастся уйти без кровопролития?!" Безумная надежда!
– Прочь! Пошли прочь!!! – взвыла Ива, сверкая глазами, надеясь, что все это сойдет за гнев могущественного мага. – Пошли прочь!!!
Она прямо-таки чувствовала колебания людей. Однако вдруг что-то изменилось. Некоторые стали коситься куда-то за ее спину. Знахарка начала стремительно оборачиваться, уже зная, что опоздает. Что-то с силой ударило ее по затылку, и черный вечер стал еще более темным. Последнее, что она услышала более-менее четко:
– Тащите ведьму на костер!
"Кому же это там так весело?!"
Боль пронзила девушку от самых пят до макушки. С трудом разлепив веки, Ива обнаружила перед своим взором собственные ступни. Не сразу ей удалось сообразить, что она просто висит, привязанная, очевидно, к столбу. Боги! Что же случилось?! Память услужливо прокрутила последние разумные воспоминания, и знахарка пришла в ужас. Боги!!! Да она же привязана к столбу, вокруг которого кто-то щедро подкладывал поленьев и хвороста. А судя по шуму, ее не оставили в гордом одиночестве. Сквозь туман в голове и пелену в глазах Ива слышала ликующие и злобные крики. Зачем же им столько факелов?! И кто там так вдохновенно толкает речь?! Боги! Как же больно! Девушка попыталась еще раз сфокусировать зрение. Что-то очень похожее на ее котомку валялось у ее ног, вот только добраться до нее не было никакой возможности. Что же делать?!!! Неужели и мне умереть?!!! Умереть! Не может этого быть!
– Ведьме – пламя!!!
– Колдунью – на костер!!!
– Поджигай!!!
– Пусть горит!!! – продолжала надрываться толпа.
Ива решила пока не подавать признаков жизни, может, удастся что-то придумать, однако мысли были похожи на стаю тушканчиков и ни в какую не хотели выдавать что-то разумное. Вдруг на девушку обрушилась мощная струя влаги, заставив ее вскрикнуть, дернуться и оглядеться в поисках хама с ведром колодезной воды. Какой-то незнакомый молодчик ухмылялся рядом со старостой.
– Нечего ведьме умирать без страданий! Пусть мучается, как нас мучила!
Толпа поддержала энтузиаста нестройным одобрительным хором. Ива же не могла отвести взгляда от старосты. Он явно был организатором всего этого действа.
– Поджигайте! – закричал он.
И несколько фигур бросились исполнять приказ. Девушка вскрикнула. Еще не веря в реальность происходящего, она вновь кинула взгляд на старосту: так просто – не может быть! Его лицо было напряжено. Знахарка растерянно оглянулась. Дров навалили от всей широкой души, так что пламя было еще далеко. Но она прекрасно знала, что сухой хворост о-очень быстро горит. Скоро огонь доберется до ее кожи и…
– Нет!!! – закричала она.
Толпа единым организмом захохотала. Бабы похватали детей на руки, чтобы тем было лучше видно. Ива стала дергать руки, пытаясь освободить их из цепких объятий веревки. Та не поддавалась. Люди вокруг подпрыгивали на месте от радости, наблюдая ее беспомощные попытки освободиться. Против воли Ива вновь обвела крестьян полным мольбы взглядом. Напряжение на лице старосты сменилось торжеством. "Чего-то он все-таки опасался", – подумалось ей. Она перевела глаза на изголодавшийся по человеческой плоти огонь.
– Нет, – обреченно повторила Ива и попыталась мысленно сосредоточиться: "Я же маг, в конце концов! Я могу управлять огнем. Это же одна из стихий. А я – маг. Я смогу!" Она напряглась, пытаясь призвать пламя к порядку, приоткрыла один глаз, чтобы убедиться, что получается. Увидев горящие ветки у самых своих ног, она запаниковала. Страх помутил рассудок, совершенно выбив из нее способность соображать. В следующее мгновение взвился ветер, девушку заволокло дымом, она закашлялась, глаза заслезились. И, конечно, у такого недоученного мага не осталось ни одного шанса при подобной потере самоконтроля.
– Пошли прочь!!! – Людской хор поменял тональность. Ива только не могла понять причину этого, впрочем, она сейчас вообще ничего не понимала. – Пошли прочь!!! – Мужской голос с легкостью перекрыл весь этот шум. Кто-то позади заверещал, как свинья под ножом палача, и что-то с задорным звоном врезалось в столб, к которому травница была привязана. Ива дернулась. Веревка неожиданно легко поддалась, и она рухнула прямо в огонь. Тут же подскочила и начала судорожно оглядываться.
– Давай сюда! Быстро!!! Прыгай, Ива!!! – Голос принадлежал всаднику на здоровенном коне. Мужчина азартно размахивал мечом, а скакун не менее увлеченно отбрыкивался и кусал всех, кто имел неосторожность сунуться в пределы досягаемости его наглой морды. Правда, неразумных крестьян было намного больше, и оставалось опасение, что как только они это сообразят, от неожиданного спасителя ничего не останется. Он сам тоже понимал это намного лучше других, поэтому еще раз на пределе громкости и злости заорал:
– Да иди же сюда, дура!!!
Тут Ива как раз и сообразила, что от нее требуется, и, подхватив котомку, бросилась прямо сквозь огонь к всаднику. Схватив его за локоть, знахарка прыгнула и оказалась в седле позади мужчины.
– Держись крепко! – крикнул он ей. Конь, получив шпоры, рванул вперед, явно не считая тех, кто не успел увернуться, препятствием. – Пошли вон, собаки!!!
Ива обхватила мужчину руками и постаралась сжаться в комок, чтобы летящие вслед камни и палки ее не задели.
Конь мчался вперед, словно ему было абсолютно все равно, несет ли он одного или двух человек.
Вскоре темнота скрыла их. Деревня с пылающим костром осталась далеко позади. А рыцарь скакал и скакал вперед. Ива, однако, совсем не возражала.
Когда всадник все-таки остановил коня, девушке было уже все равно. Мужчина спрыгнул на землю, посмотрел на Иву, хмыкнул, безо всякого почтения стаскивая ее со своего жеребца. Усадив знахарку на бревно, он принялся разводить костер.
– Ну как ты? Молчишь? Это твой первый костер? Непривычная, значит. Ничего, еще успеешь. Ладно, ладно, не вздрагивай. Это у меня юмор такой. Эй, ты еще здесь? Если упадешь в обморок, скажи.
Фраза поразила мало соображающую девушку своей образностью настолько, что она смогла ненадолго вырваться из тумана, плотным кольцом окружающего сознание. Она даже смогла опознать в спасителе Тхэнна. Но заговорить с ним так и не сумела.
Он сказал что-то еще, но Ива уже не слушала. Ей было плохо. Просто по-человечески плохо. Да, она была знахаркой, в достаточной степени равнодушной и циничной, а также грубой, невоспитанной и непочтительной, как верно подметил ее спаситель, но при этом Ива была еще очень молода. И так же, как сотни и тысячи девчонок и мальчишек всех времен, считала, что призвана в этот мир нести людям добро, как банально бы это ни звучало, и за него ее будут любить и уважать, не говоря уже о простой человеческой благодарности.
Столкнувшись с действительностью, Ива должна была или пересмотреть все свои взгляды и представления, или как-то оправдать крестьян. Ни то ни другое для нее не представлялось возможным. В первом случае – потому что она была слишком юна, во втором – слишком умна.
В данный момент Ива не думала о таких высоких философских материях. Она просто страдала. Ей было так плохо, как бывает плохо каждому человеку (читай – эльфу, гному, хоббиту – нужное подчеркнуть) хоть раз в жизни. И Тхэнн это понимал.
Поэтому он, тяжко вздохнув, обошел травницу, прижал большие пальцы рук к основанию ее черепа, а указательные – к вискам, несильно надавил на известные ему точки и отработанным движением успел подхватить тело девушки. Закутав ее в одеяла, он еще долго сидел у костра, наблюдая за непрекращающейся пляской языков пламени. Тхэнну тоже было плохо.
– Это упырь! – запоздало взвизгнула знахарка, тараща глаза на порубленное в капусту тело. Они преспокойненько все утро продолжали свой путь, но ближе к полудню на них выскочило это чудовище. Тхэнн не растерялся, одним ударом снеся ему голову и затем разделав тело, как свинину на обед, – "во избежание последствий".
– Где? – Рыцарь стал судорожно оглядываться, не забывая, однако, одним глазом коситься на поверженного врага, слишком хорошо зная по собственному опыту, что те очень быстро забывают, как положено вести себя порядочным трупам. – А-а, ты про это? Это не упырь.
Ива честно высказалась по поводу того, что она думает о неких излишне непонятливых рыцарях. Мнение это было отнюдь нелицеприятным и, дабы не разжигать межклассовые конфликты, здесь не приведено.
– Это не упырь, – продолжал упорствовать "непонятливый" рыцарь.
– Это нежить, так?
– Так.
– А превращаться в другие существа могут только упыри! Значит, это упырь.
– Что за глупость! Это мертвый оборотень. Только и всего!
– Мертвые не умеют превращаться, если это не вложено в них изначально, как в упырей!
– Упыри не могут как раз превращаться. А вот всякая мелкая пакость, вроде этого гада, может.
– Тогда объясни мне, почему он казался человеком, причем раза в два меньше, чем есть на самом деле. Только вампиры могут превращаться да еще наводить чары.
– Ерунда! Во-первых, вампиры – это вполне живая раса. Иногда вампирами называют определенный вид нежити, но это их не настоящее название. И поверь мне, девочка, если бы мы встретили это недружелюбно настроенное существо, то лежать бы нам обоим на холодной земле и уже никогда не вести тут высоконаучные беседы на тему нежити и ее видов. Во-вторых, упыри и вампиры – это разные виды. Упыри – злобные проклятые всеми богами твари, у которых в голове есть только одна мысль и та – гастрономическая. В-третьих, оборачиваться могут очень даже многие виды нежити, так что не обольщайся. Тебе еще учиться и учиться, бестиарий пополнять и пополнять. И, в-четвертых, никакие иллюзии он не наводил.
– Но он выглядел маленьким! – попыталась Ива отстоять свою правоту.
– Ну и что? Это же оборотень.
– Тхэнн, так не бывает. Нельзя быть в одном обличье одного веса, а в другом – другого. Вот ты когда-нибудь видел кого-нибудь из клана медведей? Ведь все как один бугаи! А почему? А потому что, будь по-твоему, медведи из них вышли бы очень уж хиленькие! И опять же, почему никто из людей не превращается, например, в кошек или мышей? А потому, что кошки и мыши очень маленькие. Куда оставшиеся пуды девать? – Знахарка победоносно улыбнулась.
– А как же драконы-оборотни? – ехидно вопросил рыцарь.
– А драконов-оборотней не бывает, – не менее ехидно припечатала знахарка. – Это все ложь и бабушкины сказки.
Ее спутник явно хотел что-то возразить, но тут точку в этом высоконаучном споре поставил "не-упырь", просто зашевелившись. Так что оппоненты отвлеклись на его обезвреживание, и последнее слово осталось за Ивой.
Покинув негостеприимное место, они еще долго ехали вдаль по бесконечной змеящейся меж холмов дороге. А серебристых берез становилось все больше, и они своим живым шелестом сопровождали их молчание. Последние лучи солнца скользили по листьям, и даже закат, казалось, отливает не золотом, а серебром.
Ива шла рядом со спутником и слушала тишину, а еще думала о том, что с каждой верстой ее спаситель становится все более печален. И в этом вовсе не виноваты серебряные деревья, но, кажется, они тоже грустят.
Потом они сидели у вечернего костра, и знахарка смотрела на луну, а лес тихо нашептывал ей свои тайны, и боль постепенно уходила. Оставили ее и обида, и чувство безнадежности. Ночь ласкала прохладой ее кожу и мечтами ее душу. Ночью всегда легче. Если, конечно, ты такой же вот одиночка, как Ива, и не боишься ночных своих страхов.
Травница и Тхэнн говорили о чем-то, но это было неважно, потому что знахарка видела, что мыслями он где-то далеко. Она понимала, что все это неспроста.
Утром он посмотрел на нее и сказал, что хочет ей показать что-то очень для него важное и просит ее о помощи. Они долго шли мимо серебристых берез, пока не оказались на краю освещенной утренним светом долины. Она была похожа на неглубокую чашу, вокруг высились холмы с дивными деревьями. Внизу вилась река. Игривые солнечные лучи еще не разогнали утренний туман. Он рукой любовника стлался по склоненным травам. И даже отсюда Ива чувствовала, как свеж пьянящий воздух утра.
Где-то синевой грезились горы. И нигде, насколько хватало глаз, не было видно людских поселений.
– Это мой дом, – прошептал Тхэнн. – Я каждый раз забываю, как он прекрасен.
Ива полюбовалась на его вдохновенный профиль и сказала:
– Но я не вижу ни одного строения.
Внезапно рыцарь засмеялся: незло, весело, совсем по-мальчишечьи. Все еще хохоча, он отпустил поводья коня, потрепав того по гриве, и широко шагнул вперед, разбежался и бросился к крутому склону холма. Ива вскрикнула.
И в следующий миг над утренним непроснувшимся миром простер огромные крылья смеющийся дракон. Он был серебристого цвета.
Тебе не нужно строений. Небо – твой дом.
Много позже они вновь сидели у костра, и Тхэнн снова отпаивал знахарку какими-то травками. А она смотрела на него столь восторженными глазами, что ему становилось неудобно за собственный выпендреж.
– Значит, ты дракон, – уже в который раз повторила Ива.
Тхэнн послушно согласился:
– Дракон.
– Боги, дракон! – Ива немного истерично засмеялась. – Боги, я сижу у костра и распиваю чаи с драконом!
– Это не чай, – привычно поправил ее вышеупомянутый представитель местной фауны.
– Зато ты дракон. – Знахарка весело рассмеялась. Тхэнн с опаской подумал, что, наверное, переборщил с конопляными листьями. – Дома мне точно не поверят, даже если ты придешь как доказательство. – Ива еще немного мысленно позабавилась, представляя лица соседей в подобной ситуации. Но потом глянула на хмурое "доказательство". – Ну ладно. Я так понимаю, что ты мне открылся не затем, чтобы я хвалилась нашим знакомством перед земляками. Так что встает вопрос: зачем я тебе, Тхэнн? Да, кстати, как тебя, гоблин побери, зовут?
– Да, собственно, так и зовут, – пожал плечами "рыцарь". – В сокращенном варианте. Полный, позволь, мне тебе не приводить. Это займет очень большую часть чудесного утра. А затем… если честно, то я очень надеюсь на помощь.
– Но чем я смогу помочь тебе? Я знахарка. А ты серебристый дракон. Если сказки не врут, вы практически бессмертны, ничем не болеете, даже магия вас не берет! И я не думаю, что ты влюбился и тебе нужен любовный эликсир.
– О нет! – засмеялся в ответ он, хоть глаза его и искрились болью.
Особенно когда он переводил взгляд на серебристые березы. Ива давно заметила, что чем ближе к долине, тем более безжизненными они выглядят. Они теряли свою душу, свою чистую нежную магию, которая так ясно отличала их от остальных растений. Травница тоже посмотрела на листья.
– Серебристые березы! – прошептала она. – Это вы! Ваше дерево! Серебристые березы так же нереальны как драконы-оборотни. Но они живы, потому что вы живы. Они обладают душой, потому что вы ею обладаете… Но что-то случилось… Что могло случиться с серебристым драконом, Тхэнн?
– Со стальным…
– Что – со стальным?
– Я не серебристый, я стальной дракон. Так правильно называть.
– Один гоблин!
– Ты права, – печально покачал головой дракон. – Ты права, я ломаюсь, как старая дева перед единственным женихом. Просто… пойми, Ива, мне трудно. Мы… стальные драконы, никогда не просили ничьей – тем более человеческой – помощи. Мы владыки небес и земли. Мы непобедимы, всесильны, неподвластны никому и ничему. Ты права, нас почти невозможно убить, и магия на нас практически не действует. Но…
– Но и на старуху бывает проруха, – закончила она за него. – Так ведь?
Ива заглянула в его глаза – они были на самом деле стального цвета – и ужаснулась. Неужели возможна такая боль? Говорят, древние существа (к которым относят и драконов) вообще не имеют чувств. А другие утверждают, что, наоборот, только они и умеют чувствовать, а людям и прочим молодым расам не дано так любить… и так страдать.
– Ты слишком умна для человека, – невесело усмехнулся Тхэнн.
– Сейчас я не человек, Тхэнн, и ты прекрасно это понимаешь. Я сейчас знахарка – от слова "знать". И я чувствую твою боль, как чувствую страдания этих листьев нереального цвета. И магия вокруг тебя и этой долины плачет от боли. Что-то случилось: что-то ужасное, с чем не смогло справиться одно из самых могущественных существ этого мира. Так что же заставило тебя, стальной дракон, обратиться к знахарю?
И Тхэнн рассказал ей, а Ива согласилась помочь. Хотя она не слишком верила в успех, но не попробовать не могла.
Стальные драконы – впрочем, как и все другие – были словно бельмо на глазу для большинства магов и местных барончиков. Слишком свободолюбивые, слишком независимые, слишком мудрые, слишком опасные, они являлись силой, с которой приходилось считаться. Кому хочется такую гоблиню иметь у себя под боком? Но сделать ничего не могли. Драконы же привыкли держаться от людей – особенно от магов – подальше. И эта долина долго была их тайным любимым убежищем, домом, крепостью, древним замком. Здесь ничто не могло их победить: никакая магия мира не имела власти. Но парадокс – беда настигла драконов именно в этом месте.
– У меня есть сестра. Совсем еще маленькая девочка по нашим меркам. По вашим – она подросток. Я не знаю, что произошло, только она не может двигаться, не умеет говорить, и я чувствую, как жизнь из нее уходит. И долина это чувствует. Видишь, как плачут листья берез? Это они ее оплакивают.
Ива очень опасалась, что сейчас ей уже придется отпаивать Тхэнна травками. Но он себе такого не позволил. Общими усилиями они выяснили, что ни одна из возможных причин болезни девочки-дракона не является истинной. Только магия тут ни при чем, и она бессильна. Откуда это знал дракон, Ива так и не поняла, и почему Тхэнн считает, что у знахарки есть шанс, – тоже. Но, как говорится, клиент всегда прав, особенно если это дракон. С драконами вообще как-то не принято спорить.
Они спустились к реке, отправились вдоль ее русла куда-то вдаль. Тхэнн попросил разрешения завязать ей глаза и посадил ее на коня. Нельзя сказать, что Иве понравился такой способ передвижения, зато магию она стала чувствовать намного острее. Хоть купайся в ней: ее было так много, что девушке хотелось смеяться и кружиться, – переизбыток чар всегда вызывал у нее такую реакцию.
Единственный раз девушка нарушила молчание:
– Скажи, Тхэнн, а как же это возможно, что такая махина, как ты, превращается в человека, даже не особенно крупного?
– Это магия, девочка. Ей все подвластно.