Первый удар пошел в горло. Конечно, в горло. Демид ждал его. И были еще удары – быстрые, почти неуловимые, таранной мощи. Но они не дошли до цели. Демид не парировал их, он всего лишь двигался назад, уходил. Уходил очень быстро. Он это умел.
Человек уже отключился, вошел в транс. Демид знал этот секрет. Перед ним был уже не человек, но автомат. Он двигался как живая молния. А Демид несся вперед спиной вокруг машины, вокруг злополучного Ниссана. Мчался вперед спиной со всей скоростью, на которую был способен. И это было все, что ему пока оставалось делать, он не успевал ничего большего. Если бы он задержался на долю секунды, то попал бы в смертельную зону, заполненную руками и ногами противника, и превратился бы в мешок из переломанных костей.
Дема двигался не безрезультатно. Долгие часы секунд, когда бежал он, как в Зазеркалье, как в обратном кино, спиной вперед, пошли ему на пользу. И время уже спрессовалось, и взорвалось, и выплеснулось фонтаном перебродившего вина, и стало послушным, податливым, как пластилин, и хотя уже зашевелились человечки там, у вокзала, и начали свой невыносимо медленный стремительный бег к нему, он уже не боялся – знал, что успеет. Мозг его еще не начал анализ, но глаз уже нашел брешь – там, в круговороте бьющих насмерть конечностей автомата-убийцы. И даже мишень нарисовалась сама собой в этой бреши, в маленькой ошибке машины, работающей лишь в наступлении и не приготовившейся к обороне, мишень с перекрестьем пунктиров, и с черным кружком в центре, и даже маленькими циферками. И рука Демида уже готовилась, чтобы поразить цель, чтобы удивить всех стрелков в тире, и вытянулась в острие из титана, а, может быть, из нержавеющей стали или другого металла, не все ли равно. Демид пока придерживал свою ретивую руку. Еще рано было, нужно было оказаться в нужном месте, нужно было пробежать не меньше пяти шагов – целую вечность. И когда наконец настал его час, Дема с радостным криком выплеснул свою ярость, снял руку с предохранителя и позволил свершиться тому, что неизбежно.
Те, кто сидел в машине, не видели почти ничего. Они не успели даже как следует перепугаться, потому что все действо заняло не больше десяти секунд. Только что неизвестно откуда взявшийся человек гнался за Демидом, и казалось – еще миг, и догонит. И вдруг, когда Демид поравнялся с правой дверцей, он изменил направление движения, прильнул на долю секунды к своему противнику. Человек, неминуемо должный убить Демида, раздробить его на мелкие осколки, застыл, парализованный, расставив руки и ноги. А потом взлетел в воздух, прогрохотал по крыше машины, перекатился и свалился на другую сторону, на асфальт. Да так и остался лежать.
А Демид уже сидел в машине. Дышал тяжело, как загнанный зверь – попробуй, побегай так.
– Поехали, – просипел он, еще не переведя дух.
– Не поеду! – взвизгнул парнишка-водитель, пацан лет девятнадцати с лицом американского артиста Леонардо Ди Каприо, с аккуратной светлой челкой, по виду – мажор и любимчик девочек. – Это не моя машина! Я по доверенности! Мать меня убьет!!!
К ним бежали уже со всех сторон – милиционеры, ОМОНовцы, штатские. Демид удачно выбрал место – на дальнем конце стоянки. Но он потерял много времени.
– Мать не убьет, я убью. – Демид вытащил пистолет из кармана и приставил его к боку парня. – Ты мне не нужен, я и сам могу поехать. А тебя склюют вороны. Поэтому считаю до пяти. И если через пять секунд мы не будем ехать…
Считать не понадобилось. Парень, всхлипнув от ужаса, надавил на газ. Колеса с визгом закрутились, и Ниссан пулей вылетел на улицу, чудом разминувшись в двух сантиметрах с грузовиком. Джип начало заносить со страшной силой. Он совершил полный оборот и понесся боком на столб. Бабы дружно завизжали.
– Газку, плавнее! – сказал Демид таким ледяным голосом, что парень неожиданно опомнился. – Я научу тебя водить джипы, сынок. Бутылку потом поставишь. – Дема лег на сиденье на бок – левой рукой слегка притормозил ручным тормозом, правой схватился за руль. Ниссан вильнул в последний раз, едва не завалившись на бок, а затем вдруг выровнялся и полетел вперед.
– Держи, Тельма, – Демид протянул руку с пистолетом назад. – Возьми эту пушку. Если парень будет плохо себя вести, стреляй ему в затылок. Я машину удержу, не бойся.
Парнишка вцепился в руль еще крепче. Не так уж плохо, оказывается, он водил. По прямой вполне мог ехать. Стрелка спидометра остановилась добралась до ста сорока. Машины мелькали в окнах размазанными светящимися полосами, но дорога была широкой – шестирядный магистральный проспект – и парень пока умудрялся не сбрасывать скорость.
– Дерьмо! – раздался голос Тельмы. – Эта чертова пушка – игрушечная! Это игрушка! Ты обманул его!
– Разумеется. – Демид улыбнулся. – Разумеется, это игрушка. У меня нет разрешения на ношение оружия. Но ты все равно стреляй, дружище. Только не забудь сказать "Пу-Пу"!
Неуемный хохот раздался сзади и не стихал, пока Демид не заорал: "Заткнитесь, идиотки"! Рано еще было смеяться.
Точно. Первая машина появилась сзади. Два маленьких фонарика фар были еще очень далеко, но медленно приближались.
– Как тебя зовут, братишка? – Дема повернулся к парню.
– К-кирилл.
– За нами хвост, Кирилл. Ты можешь ехать быстрее?
– Н-нет. – В глазах Кирилла стояли слезы – наверное, он уже мысленно писал завещание, уверенный, что, если его не пристрелят, то он неминуемо врежется во что-нибудь очень твердое. Может быть, он даже представлял себя на месте принцессы Дианы – прощание с любимым телом, толпы плачущих людей, цветы…
– Знаешь что, Кирилл, у меня для тебя хорошая новость. Я не собираюсь тебя убивать. Я пошутил. Можешь даже остановиться. Только знаешь, плохая новость тоже есть. Если ты остановишься, то убьем тебя не мы. Убьют тебя плохие дяди, которые сидят у нас на хвосте.
– А это разве не ГАИ? – в голосе парнишки еще теплилась надежда.
– Нет, это не менты, друг мой. У ментов нет таких машин, чтобы ездить со скоростью под двести (конечно, Демид знал что такие машины у ГАИ есть, но парнишке знать это было пока необязательно). Это очень плохие люди, Кирилл, это настоящие скоты. Они не будут разбираться, чья это машина, твоя или мамина. Они просто догонят нас и расстреляют из автоматов. Так это делается.
– А ваш пистолет?
– Я дам его тебе, – сказал Демид. – Ты будешь отстреливаться. Все ж таки нас с тобой только двое мужиков здесь. Остальные… с позволения сказать, женщины. Почти.
– Я б-больше т-так не могу, – сказал Кирилл, стуча зубами.
– Я сам сяду за руль, – сообщил Демид. – Только останавливаться нельзя. Скорость снижать тоже нежелательно. Ладно, разрешаю скинуть до стольника, потом наверстаем.
– А как? Как пересаживаться-то?
– Очень просто. Я подлезу под тебя. Подлезу, возьму руль. И все дела. Шпарь ровно по левому ряду. Никуда не виляй – улетим к чертовой матери. Видишь, впереди КАМАЗ? Через сорок секунд мы упремся ему в зад. За это время мы должны успеть. Начали!
Демид аккуратно, стараясь не задеть рычаг коробки передач, стал перемещаться на левое сиденье.
– Задницу подними! Подними, сказал! Места хватит. Здесь джип, не Запорожец! Так, еще маленько. Руль держи! Что ты делаешь, кретин?!
– КАМАЗ!!! – заорал парень – уже ненужный, лишним грузом лежащий на Демиде. Парнишка судорожно вцепился в руль и пытался повернуть вправо. Они летели прямиком в огромный фургон, справа от КАМАЗа злополучно болтался старенький "Москвич", места на дороге не было. Бабы заорали снова.
– Мать твою! – Кирилл получил локтем в бок и свалился с Демида. Демид рванул влево, удачно миновал КАМАЗ, мотающий многотонным задом, и вылетел на встречную полосу. Встречная машина ослепила светом фар, с ревом шарахнулась наискось через три полосы, закрутилась на обочине, но справилась, остановилась. Демид не видел этого – не до того ему было. Джип снова начал вальсировать, шел боком, но Дема и не думал его останавливать. Когда Ниссан развернулся на сто восемьдесят, Демид сыграл ручником, плавно сгазовал, выровнял занос и поехал в противоположную сторону. Теперь они мчались обратно к вокзалу.
– Лека, смотри в окно, постарайся увидеть их! – Демид выключил фары и лупил вперед в темноте, наращивая скорость. Машина шла плавно, дамочки успокоились – настолько очевидны были достоинства Демида как водителя.
– Вот они! – крикнула Лека. – Машина преследователей промчалась мимо них по встречной полосе и моментально скрылась из поля зрения. Нелегко затормозить и развернуться, если на спидометре сто пятьдесят.
– Хорошо. Пока мы оторвались. – Демид немедленно начал тормозить, и вдруг нырнул вправо, в какую-то темную улицу, на которой висели все возможные знаки, запрещающие движение. – Какая машина у них была?
– Не поняла. Что-то типа Фольксвагена.
– Ладно, пусть они теперь нас поищут. Теперь у нас другая опасность – менты. Их тут до черта.
Они снова находились в нескольких километрах от вокзала. Дороги, как таковой, здесь не было. Демид включил фары и почти наощупь поплюхал по совокупности колдобин, ям, вонючих луж и наваленного как попало строительного дерьма. Измученный джип болезненно реагировал на каждый подскок металлическим грохотом днища.
– Чего там гремит? – спросил Кирилл тонким голосом. Он сидел, бледный, бедный парнишка, держался за ушибленный бок. Не повезло ему сегодня.
– Подвеска задняя полетела, – сообщил Демид, в очередной раз тормознув так, что все пассажиры дружно полетели вперед. – Я же говорю – дохлая машина. Здесь не Ниссан, а УАЗ нужен.
– Черт! – Парень схватился за голову. – Вы хоть знаете, сколько это будет стоить?
– Знаю… Нечего выпендриваться. На Ниссанах и Тойотах, и прочей корейско-японской лабуде надо во Владивостоке ездить. Здесь вся эта роскошь – до первого ремонта. Как привезут тебе запчасти из Японии, как залудят на них цены со всеми накрутками – и ты уже без штанов, дружище.
– Ну что ж мне, на Жигулях что ли ездить?
– Езди на Жигулях! – Демид резко остановился, и все снова попадали вперед. – Или купи себе БМВ, если уж тебе так иномарку хочется. Она хоть на машину похожа. Все, приехали, Лека! Вылезаем!
– А как же мы дальше? – раздался голосок Леки. – Нас здесь пешком в два счета загребут! А нам на ту сторону реки надо. Может, еще проедем?
– Я не о нас, о них думаю! – Демид ткнул пальцем в притихших бабенок. – Если мы сейчас на магистралку вылезем, то им конец. А ты, братишка, не скорби о машине, – хлопнул он по плечу Кирилла. – Починишь ее. Вот если тебя шлепнут, чинить уже нечего будет. Стой тут пока, и не дергайся. Пару часиков подожди. Я думаю, все обойдется.
– А милиции что говорить?
– Что хочешь. Они тебе сами расскажут, как лучше написать. Тельма, – Демид перешел на английский, – пистолет подаришь этому парню, я ему обещал. Пусть знает, из чего его чуть не пристрелили. Мы уходим. Спасибо за помощь. И извините, что втянул вас в эту историю.
– Ничего, – голос Летиции звучал чуть печально. – Вам нужно было помочь, это я поняла сразу. Мне кажется, вы – хорошие люди, Иван и Ирина. Удачи вам!
– К тому же, будет что вспомнить! – хрипло добавила Тельма. – Не могу поверить, что со мной случилось такое fuckin' приключение!
Блондинка молчала. Ее тошнило. Натрясло по ухабам, наверное.
– Lurdes, – сказал Демид по-испански. – Como estas?
– Estoy mejor ahora. – Черные глаза Лурдес блестели, и она улыбалась. – Yo vomite, deveras, pero aun asi todo fue estupendo. Estubiste bravisimo, Ivan, o como te llamas. A nosotros no nos mataran? No?
– No. – Демид тоже улыбнулся. – Dile eso a todos, van a estar bien. Solo… sabes, deja todo esto, tu eres una chica encantadora. Con que fin estos juegos de solo sexo? Te casaras, y tendras magnificos hijos.
– Yo quiero un nino tujo. – Лурдес провела язычком по пересохшим губам. – Te deseo, Ivan.
– Сейчас это невозможно, – грустно, почему-то на русском языке сказал Демид. – Когда-нибудь, в другой жизни…
– Хватит на испанском секретничать! – Лека уже ревниво тянула его за рукав. А с другой стороны не менее ревниво глядела асфальтоукладчица Тельма. – Пойдем.
– Прощай, Лурдес, – Дема послал девушке воздушный поцелуй. – Ты поняла меня?
– Si. Hasta luego.
И бедный Дема с несчастной Лекой почавкали по ночной, никогда не просыхающей грязи.
ГЛАВА 25
Демид шел впереди, Лека не отставала, хотя было довольно трудно не отставать в завалах мусора. Трущобы – вот какое название больше всего подходило для этого места. И ведь было это в самом центре города.
Когда-то, сто лет назад, здесь была слобода, в которой жили самые что ни на есть зажиточные купцы и мещане. Ярмарка была рядом – огромная, всероссийская, с товарами со всего мира. А потом пришли большевики и навели порядок. Не стало ни ярмарки, ни купцов, ни мещан, ни товаров. Остались только трудящиеся.
А теперь здесь жили в основном представители популяции со странным названием "лица кавказской национальности". А также лица среднеазиатской, восточноазиатской и других непонятных национальностей. Потому что рядом был центральный рынок – самый большой в городе, и все эти лица торговали там всем, чем только можно было торговать, а зачастую и тем, чем торговать было совсем нельзя. А двухэтажные домишки, такие аккуратные и ухоженные всего лишь сто лет назад – что же они? Они разваливались помаленьку, сбрасывали с себя древнюю кожу заплесневелой штукатурки, скрипели и оседали стропилами, балками, досками и прочими деревянными внутренностями. Никому не было до них дела. Они предназначались под снос, да только никто не собирался их ни сносить, ни ремонтировать. Так и жили они, как приговоренные к высшей мере наказания, год за годом в ожидании – то ли расстреляют, то ли помилуют.
– Плохое место, – сказала Лека, с отвращением разглядывая свою кроссовку, вымазанную чем-то подозрительно коричневым. – Даже не то плохо, что народ здесь живет необтесанный. Плохо то, что на ментов здесь нарваться – раз плюнуть. До ментовки районной – два квартала. Угораздило нас…
– Нормально! – бодро произнес Дема. – Чего это ты на милицию взъелась? Очень у нас даже хорошая милиция, порядок бережет. Вспомни двух орлов в вагоне – любо-дорого посмотреть! К нам отнеслись со всем вниманием. Не милицию нам надо с тобой бояться. Уж с ними-то мы как-нибудь разберемся.
Бодрость в его голосе была фальшивой, вот оно что.
Они вышли на другую улицу – более широкую, более освещенную. Здесь даже находились люди – разгружали фургон, таскали коробки с бананами, апельсинами, ананасами и прочими дарами леса. На Демида с Лекой косились любопытно, но никто с вопросами не приставал.
Они уже почти добрались до конца улицы, когда из-за угла вышли двое в серой форменной одежде, с дубинками на поясах. Вышли и замерли остолбенело. Вытаращились на наших беглецов. А чего таращиться-то? Никогда опасных преступников не видели, что ли?
Дема сделал шаг назад и оба мента одновременно, как близнецы, потянули руки к поясу. Что менты делали дальше, Дема с Лекой не видели. Потому что секунду спустя они уже летели назад, к спасительной темноте.
Коробки с бананами оказались на их пути, Демид сделал замечательный прыжок, на зависть любому бегуну с барьерами, и оказался по ту сторону картонной баррикады. Лека тоже не осрамилась. А вот милиционеры не прыгнули. Может быть, посчитали ниже своего достоинства скакать через какие-то там неотечественные коробки. А может, физподготовкой мало занимались. И пока блюстители порядка с начальственным ревом расталкивали и пинали несчастную картонную тару, беглецы нырнули в первую же подворотню и затаились.
Слышно было, как патрульный орет в рацию: "Максимов! Тут они! Оба! Восьмой дом! Давай машину быстрее!" Подворотня выходила в глухой двор, воняющий бог знает чем, и заваленный черт знает чем. Удрать отсюда не было никакой возможности.
Дема побежал вдоль дверей, пытаясь открыть их. Третья дверь, в самой глубине двора-колодца, неожиданно поддалась. Демид напрягся, дернул изо всех сил. Старый замок не выдержал, треснул, вылетел из гнезда и дверь распахнулась, едва не въехав Леке по лбу.
– Не пристрелят нас тут? – Лека тяжело дышала над ухом.
– Пристрелят, – оптимистично пообещал Демид и первым нырнул внутрь.
Пахло здесь так, что обгаженный двор казался по сравнению с этим парфюмерным магазином. Сперва Лека решила, что это склад, или, в крайнем случае, старый чулан – столько здесь было всякого неописуемо пыльного барахла, сундуков, покрытых паутиной, полуистлевших тряпок, висящих, лежащих и даже сидящих и стоящих, догнивающих свой век в обществе рыночных крыс. Однако, и здесь кто-то обитал. Ворох одежд в середине клетушки зашевелился, и оттуда появилась голова
(Короля Крыс? Демиду на мгновение показалось, что он узнал запах гниющей плоти, сопутствующий гнусной твари)
голова старухи – жирной, древней, черной и носатой настолько, насколько вообще дозволяет человеческая природа. Если бы нос этой мегеры был горбатее и длиннее еще хотя бы на сантиметр, ее уже можно было бы классифицировать как представителя нового человеческого вида – что-то типа "Homo nasalis" или "Антропоидус шнобелис".
"Хармандаргы!" – заорала старуха. Хотя возможно, это было слово "Варкантарашхындары!" или "Арбиндарбакылджан!", Лека точно не помнила. Бабка завопила что-то не по-нашему, и можно было ручаться, что это был не английский. Но ее услышали, и даже поняли, судя по тому, что где-то наверху захлопали двери и началась беготня и вопли на том же самом непонятном языке. А потом ступени лестницы, спускавшейся в эту самую комнатушку, заскрипели, и по ним скатился человек лет сорока. Слушай, тэбэ гаварю, читатэл, этат челавэк бил такой гарачий, что кров в жила кыпэл! Человек был подобающим образом черен волосом, выражение лица имел невеселое, перекошенное, к тому же левый глаз его был заклеен неопрятным куском пожелтевшего лейкопластыря и сразу было видно, что ничего под этим пластырем нет – никакого глаза. А в руке этот абрек держал нож – такой огромный, что им можно было зарезать средних размеров слона.
Он был очень проворен. Демид не успел моргнуть глазом, как одноглазый оказался перед ним и выставил нож перед собой, уперев его Демиду чуть ли не в солнечное сплетение. Однако, что-то еще сдерживало их обоих: одноглазого – от того, чтобы попытаться зарезать Демида, а Дему – от того, чтобы разозлиться, вырубить одноглазого и прекратить разом неприятные посягательства на свое драгоценное здоровье.