Лэрц, пропустивший половину моих слов мимо ушей, вяло попытался свернуть в первый попавшийся переулок. Джулиано сокрушенно вздохнул, наградил певца коротким чувствительным ударом в живот, и, когда тот с оханьем согнулся пополам, мы подхватили его и поволокли в сторону "Прашны Браны", вопя, свистя и всячески стараясь изображать подгулявших прожигателей жизни из богатых семей. Стражники с топотом пронеслись мимо, не пожелав принять нас даже за подозреваемых.
- Что дальше? - вежливо, но озабоченно спросил итальянец, когда мы удалились на безопасное расстояние. - Краузера мы не поймали, этот тип, похоже, ничего не соображает... Я, признаться, тоже.
- Взаимно, синьор, - с истерическим смешком откликнулся я. - Как ни странно, я знаю не больше вашего. Потому сейчас мы добредем с горем пополам до трактира, сдадим этого неудачливого мстителя в заботливые руки подружки да отправимся по домам. Кстати, будет лучше, если вы воздержитесь от расспросов.
Орсини тряхнул головой, сбрасывая налипший на капюшон плаща снег, внимательно посмотрел на меня, но промолчал.
КАНЦОНА СЕДЬМАЯ
Цели и средства
Пресловутое "женское чутье", оказывается, существует на самом деле. Иначе я не представляю, чем объяснить то обстоятельство, что неподалеку от "Башни" нас перехватила юная и чрезвычайно целеустремленная особа в небрежно накинутой на голову длинной шерстяной шали. Она подкарауливала нас, прячась в чьем-то заметаемом снегом палисаднике.
- Так и знала! - горестно возопила она, увидев свое сокровище не слишком бережно влачимым двумя незнакомцами. - Стоило мне отвлечься, как он немедля во что-то встрял!
- Вы, мадемуазель, собственно, кто будете? - поинтересовался я. Начавший приходить в себя Лэрц завозился и промычал что-то маловразумительное. Джулиано огляделся и аккуратно прислонил его к облепленным мокрым снегом прутьям чугунной решетки.
- Я Жаннет, - назвалась девушка, торопливо приседая в полупоклоне. В ее речи явственно звучала французская картавость, что подтвердилось миг спустя. - Жаннет Обенкур из Лиона, Бургундское герцогство, актриса... А вы кто?
Мы представились. Жаннет смотрела на нас настороженно, но без боязни, и, еле дождавшись окончания ритуала знакомства, нетерпеливо спросила: - Так что случилось?
Орсини выжидательно покосился на меня, предоставляя право ответа, и я решил не ходить вокруг да около. Девица выглядела достаточно битой жизнью, чтобы не грохаться в обморок и не визжать на весь квартал.
- Ваш приятель четверть часа назад прикончил человека, работавшего на инквизицию, - с удивившим меня самого спокойным равнодушием сказал я. -Представители власти поспели к шапочному разбору, так что пока он вне подозрения. Из свидетелей имеемся только мы, и можете поверить - мы не собираемся кричать об этом на всех углах. Имя покойного - Каспер фон Краузер. Вам оно ничего не говорит?
- Merde! - красноречиво отозвалась Жаннет, безжалостно терзая концы шали. Ее беспечная физиономия стала чрезвычайно серьезной, а в карих глазах появилось недоверие.
- Можно поточнее? - мягко спросил я. - Видите ли, мадемуазель Жаннет, ваш друг лихо вмешался в события, затрагивающие интересы довольно обширного круга лиц, и тем нарушил многие планы... Я бы хотел знать, ради чего?
Девушка покосилась на своего приятеля, потянула меня в сторону и быстрым шепотом заговорила:
- Прошлым летом по доносу этого самого фон Краузера епископ города Пассау обвинил в колдовстве нескольких человек. В это число попали Лэрц и кое-кто из его друзей. Лэрцу удалось бежать, остальных судили и сожгли. Он пообещал найти доносчика, выяснил, что Краузер поступил на службу к чешскому наместнику, господину Мартиницу и срочно уехал с каким-то поручением в Париж. Нам сказали, что к осени он вернется, и мы ждали. Вот, дождались... - она вздрогнула, услышав громкие голоса, оглянулась, но это всего лишь изрядно набравшаяся компания студентов покидала трактир.
- Вы не знаете, какого рода миссию исполнял фон Краузер в Париже? - осторожно поинтересовался я, не надеясь, впрочем, на успех.
- Нет, - Жаннет с сожалением покачала головой. - Думаю, он опять погубил какие-нибудь невинные души, обвинив их в занятиях колдовством. Говорят, у него хорошо получалось влезать в доверие или прикидываться одержимым, чтобы вызвать к себе сочувствие... Мне ни капельки не жаль, что его убили! - почти выкрикнула она и уже спокойнее добавила: - Я только боюсь за Дерека. Знаете, его мать сожгли как ведьму спустя два месяца после его рождения. Наверное, поэтому он стал таким...
- Где это произошло? И как ее звали? - по какому-то наитию спросил я.
- Моника Шиммель из Вормса, - удивленно ответила актриса. - Это случилось почти двадцать пять лет назад, какое отношение...
- Никакого, - отрезал я, переходя к более практическим вопросам: - Мадемуазель, вы сможете провести вашего друга туда, где вы обитаете, не показываясь на глаза посетителям трактира, и позаботиться, чтобы он больше не отколол никаких трюков?
- Мы войдем через черный ход, - подал голос очнувшийся Дерек. - Потом мне придется спуститься в зал и спеть им что-нибудь, иначе начнутся расспросы, куда я подевался... За мной теперь долг, и я непременно постараюсь его вернуть. Спасибо.
Он преувеличенно торжественно поклонился, развернулся и не очень уверенно заковылял к "Башне". Жаннет бросила на нас короткий благодарный взгляд и убежала следом. Серая шаль развевалась за ее плечами, как обрывок снеговой тучи.
- Поздравляю, отныне мы соучастники преступления, - саркастично произнес Орсини. - Впрочем, если этот Краузер действительно таков, как его описывали, он получил по заслугам. Человек, сознательно и в поисках выгоды клевещущий на невиновных... Бр-р! Вы, кстати, уходите или посидите еще?
- Ухожу, - мрачно сказал я. - В Клементину. Не бойтесь, не собираюсь врываться к герру Мюллеру с радостной новостью, что знаю убийцу его осведомителя. Пусть у городской стражи и пана Мартиница головы болят. Правда, мне необходимо кое с кем посоветоваться...
- С отцом Алистером? - сообразил Джулиано. Нахмурился, обдумывая, и нерешительно спросил: - Вы настолько ему доверяете?
- Да, - в свою очередь насторожился я. - Он, конечно, инквизитор, но человек разумный и здравомыслящий...
- Вам виднее, - пошел на попятный Орсини, не пожелав объяснить свои подозрения. - В любом случае желаю удачи. Addio!
Куранты Старомястской ратуши гулко отбили десять часов вечера, их протяжный звон разлетелся над всем Старым Градом. Воскресенье подходило к концу, и я направлялся к своему временному жилищу. Сколько их еще наберется в моей жизни, этих временных крыш над головой, лишенных тепла и покоя? С другой стороны, хочу ли я упомянутых тепла, покоя и незыблемо-скучной уверенности в завтрашнем дне?
Возле тела безжалостно убиенного Краузера, несмотря на поздний час, собралась небольшая толпа, состоявшая из жителей окрестных домов и гвардейцев городской стражи. Сборище охало, ахало, оживленно обсуждало подробности и наперебой строило самые невероятные предположения. Самые притягательные зрелища в мире - пожар и насильственная смерть ближнего твоего. Никогда не приедаются.
Обойдя зевак стороной, я пошлепал по лужам дальше, припоминая начатки правил построения логических рассуждений и по мере сил применяя их к нынешним обстоятельствам. Получавшаяся картина неприглядно сверкала множеством белых пятен, но давала возможность свести часть известных мне событий воедино и прикинуть, кто в них замешан.
Итак, все или почти все, случившееся с момента нашего столь бурного знакомства с Каспером фон Краузером, можно считать заранее подстроенным. Каспера, уже зарекомендовавшего себя удачливым доносчиком и провокатором, отрядили в Париж, поручив с шумом и треском явиться в апостольскую нунциатуру Консьержери и любым способом привлечь внимание инквизиторов к определенным событиям и лицам, как-то: венецианское посольство, делла Мирандола и Андреола Фраскати, исчезновение и предполагаемая смерть наместника фон Клая, Орден Козла (что-то они в последнее время подозрительно притихли), пражские оккультисты со Златой улички, и так далее, и тому подобное... Он с блеском выполнил свое задание, герр Мюллер под грохот барабанов и с развернутыми знаменами явился в Прагу, результаты не замедлили последовать. Кардинал Маласпина изобличен в самозванстве, почти что лишен священнического сана и постепенно сходит с ума, делла Мирандола за решеткой, сидевший смирно Леонард вот-вот вырвется на свободу, театр под угрозой истребления, и за всем этим неотвратимо маячит фигура зловещего пана Мартиница, мы же как не знали ничего толком, так до сих пор не знаем. И не хотим знать.
Вот такую речь я произнес перед отцом Алистером, мирно коротавшим вечер перед камином в обществе толстенного фолианта и бутылки розового анжуйского. Он терпеливо выслушал мой крайне эмоциональный монолог, по окончании коего заботливо подвинул ко мне на три четверти полную бутыль, оловянный стакан и вазочку с мелкими сухариками, а сам впал в глубокую задумчивость. Я ел, пил и терпеливо ждал, какое решение вынесет человек, безоговорочно признаваемый мною изрядно умудренным жизнью и ее проблемами.
- Неплохой план, - наконец проронил Мак-Дафф. - Несколько рискованный, но, кто не рискует, как известно, не ездит в карете четвериком и не пьет мозельского... На многое теперь можно взглянуть иначе. Жаль, конечно, что у вас нет никаких вещественных доказательств, только подозрения и логические выводы.
- Укажите хоть один процесс, где ведьму осудили бы на основании предъявленных вещественных доказательств, а не доносов, чья истинность более чем сомнительна, - нахально заявил я. - Вопрос в другом, святой отец: что нам делать с этим знанием? Господин Великий Инквизитор вряд ли прислушается ко мне, но вам-то он должен поверить!
- Возможно, - без особого рвения согласился отец Алистер и побарабанил пальцами по столу. - Полагаете, когда мы ознакомим его с истинным положением дел, задержанных немедля отпустят и вежливо извинятся перед ними за причиненный ущерб? Как по-вашему, коли за всем этим стоит Мартиниц, он молча смирится с крушением своих замыслов?
- Какая нам разница, смирится он или нет? - недоуменно спросил я. - Он, конечно, имперский наместник и все такое прочее, но за герром Мюллером - сила Ордена и возможности Рима! Отец Густав пользуется расположением святейшего Папы Павла! Разумеется, нет никакой необходимости устраивать из освобождения Мирандолы и Маласпины грандиозное представление с шествиями и фейерверками. К тому же бывшему кардиналу понадобится долгое и серьезное лечение, а Мирандоле можно недвусмысленно намекнуть, чтобы сидел тише воды, ниже травы, и радовался жизни.
- А демон? - многозначительно напомнил Мак-Дафф. - Демон, заточенный внутри Мирандолы? Вы что же, всерьез намерены заново открыть ему дорогу в мир?
- Мир справлялся не с такими напастями, - беспечно отмахнулся я, наливая второй - а может, и третий - стаканчик. - Отче, скажите откровенно: какую опасность может представлять демон, давным-давно лишившийся могущества и угодивший в этот мир несколько против собственного желания?
Поскольку ответа не воспоследовало, я продолжил разглагольствовать, для пущей убедительности помахивая опустевшей бутылкой:
- Убедив господина председателя в невиновности обвиняемых, мы совершаем сразу несколько благих дел. Натягиваем нос Мартиницу - раз! Восстанавливаем справедливость - два! Опровергаем клеветнические измышления о произволе инквизиторов - три! Разве этого мало? Мы сюда козлопоклонников ловить приехали, помните? Орден Козла выпалывать! А чем занимаемся? Какой-то бессмысленной ерундой! Дался вам этот Мирандола с его выходками!..
- Угомонитесь, - резким и непривычно жестким голосом приказал отец Алистер. От неожиданности я осекся, поняв, что в запале вскочил с кресла, осторожно поставил бутылку на стол и присел обратно, мысленно наказав себе в следующий раз не злоупотреблять дармовой выпивкой. Мы немного посидели в тишине, нарушаемой потрескиванием поленьев в камине: я приходил в себя, Мак-Дафф собирался с мыслями. Когда он наконец заговорил, мне сперва показалось, будто я ослышался.
- Нет, - внушительно произнес отец Алистер. - Нет и еще раз нет. Я не собираюсь участвовать в предлагаемом вами беззаконном деянии и... И запрещаю вам беспокоить господина Мюллера подобными прожектами.
Никогда в жизни я не трезвел так стремительно, как сегодня. Мир летел кувырком в глубочайшую пропасть, на дне которой плясали огненные языки, небо и земля поменялись местами, а мне оставалось только растерянно хлопать глазами.
- Даже если эта итальянская парочка невиннее новорожденных младенцев, это не играет большой роли, - бесстрастно продолжал Мак-Дафф, а я оцепенело внимал. - Утверждаете, их оклеветали? Пусть так. Вы же не станете отрицать, что один из них подложно занял чужое место, а второй одержим злым духом? Они все равно пойдут на костер, но прежде послужат делу Церкви, обличив своих сообщников и единомышленников. Признаться честно, меня ни в коей мере не волнует предполагаемое участие в этом деле господина Мартиница. Процесс должен состояться и состоится, невзирая ни на что, а вам следовало бы беспокоиться не об участи взятых под стражу еретиков, а о своей судьбе. Вы знаете, что в Саламанке вами весьма недовольны?
- При чем тут Саламанка? - попытка изобразить полнейшую неосведомленность бездарно провалилась. Откуда, откуда ему известно о моих делишках?
- Вы сами себя выдали, - отец Алистер наклонился вперед, деловито поворошив россыпь углей в камине. - Слишком образованы и сообразительны для бездельничающего юнца из хорошей семьи, подозрительно хорошо осведомлены о церковных тайнах. Поначалу, еще в Англии, я принял вас за соглядатая, приставленного лично ко мне, затем решил, что ваше задание - присмотр за делами Консьержери, но для пущей уверенности глянул в бумаги отца Густава. Не вы один пробавляетесь невинными шалостями. Я не удивился обнаруженному, ибо подозревал нечто подобное - но мне хочется узнать: неужели вам не совестно? Ведь вас уже уличали в преступном небрежении своими обязанностями и потворстве тем, кто должен был пасть под ударом карающего меча Церкви? Ведь так?
Я вымученно кивнул, от всей души желая оказаться где-нибудь далеко отсюда и не слышать этого укоризненно-обвиняющего голоса.
- Генерал вашего Ордена, помнится, дал вам возможность оправдаться? - сочувственно поинтересовался старый доминиканский лис. - Вас отрядили в распоряжение Бирмингемского инквизиционного трибунала, куда вы благополучно не доехали, предпочтя отправится со мной, грешным, на континент. Отец Густав закрыл глаза на ваши минувшие прегрешения и до недавнего времени отзывался о вашей работе в весьма лестных выражениях, но теперь вы, кажется, опять взялись за старое. Я буду вынужден сообщить об этом господину Мюллеру... Как думаете, что он сделает, узнав о ваших похождениях?
- По головке точно не погладит, - буркнул я. Очень хотелось заорать, сорвать на ком-нибудь злость за собственную доверчивость и непредусмотрительность, но я прикусил язык и затолкал все мечты о возможной мести как можно глубже.
- Рад, что вы это понимаете, - снисходительно кивнул отец Алистер. Мне показалось, что он еле заметно улыбается. - Значит, мой совет не пропадет втуне. Перестаньте мутить воду и совать всюду свой любопытный нос. Полагаю, завтра вы приступите к выполнению своих обязанностей, не доставляя никому излишних хлопот? Кстати, вы не знаете, при каких обстоятельствах погиб несчастный фон Краузер?
- Понятия не имею, - чуть заплетающимся языком ответил я и нерешительно предположил: - Возможно, его убили те, кто не желал допустить его выступления на грядущем дознании...
- Хорошо, - по достоинству оценил мои мучения Мак-Дафф. - Так как насчет Маласпины?
- Закосневший грешник, еретик, безбожник, самозванец, вероятно, баловался с черной магией, заслуживает самой строжайшей кары, - уже живее отбарабанил я, проклиная все на свете.
- Просто замечательно. Видите, как все просто? - одобрительным тоном доброго дядюшки проворковал святой отец. - Про Мирандолу, так и быть, я вас не спрашиваю, ибо любому верному сыну Церкви должно быть ясно, что такое чудовище в человеческом обличье недостойно существовать на свете... Шли бы вы спать, в самом деле, - он внезапно переменил тему. - Ваши шатания по пражским вертепам не доведут до добра.
Я послушно поплелся к двери, удачно избегая столкновения с предметами обстановки, и почти добрался до створки, когда в спину мне прилетело слегка ехидное:
- Кстати, я совсем забыл сообщить вам последние новости. Его высокопреподобие распорядился взять под стражу театральную труппу Фортунати. Не представляю, зачем ему это понадобилось? Еще он возжелал усилить караулы возле камеры демона - монахи заметили там подозрительного типа, передававшего Мирандоле какие-то свертки, и встревожились: как бы обвиняемый не ускользнул колдовским способом.
Выбравшись в коридор, я бездумно зашагал сам не знаю куда, и очнулся от холода. Оказывается, я расположился на покрытых тонкой коркой льда ступенях дома настоятеля и глубокомысленно пялился в ноябрьскую темноту, разрываемую двумя тусклыми фонарями над входом. Мое душевное состояние описывалось одним емким словечком - "паршивое", и я совершенно не представлял, как буду выкручиваться. Стоит мне завтра открыть рот, и отче Алистер из лучших побуждений позаботится, чтобы мне отвели камеру по соседству с Мирандолой. Актеры "Таборвиля" под арестом, значит, предупреждения Краузера достигли цели. Единственное хорошее событие сегодня - безвременная кончина пана Каспера. Герр Мюллер и господин Мартиниц лишились своего драгоценного осведомителя и доносчика. Аминь. Однако я тоже хорош, напрочь забыв, какие нынче царят времена на земле. Никому нельзя доверять больше необходимого, а если вынужден довериться, позаботься сперва о том, чтобы знать что-то тайное о своем союзнике...
Стоп. Эта мысль заслуживает, чтобы над ней тщательно поразмыслили. Мне ведь известно кое-что из секретов отца Алистера. Если он решил действовать по принципам итальянца Николо Макиавелли, то почему я не могу поступить точно также? Правда, я понятия не имею, к чему это приведет, но ведь не ошибается только тот, кто ничего не делает, верно?
Я посидел еще немного, обдумывая возможные трудности в осуществлении своего плана, и нашел, что их не так много, как кажется на первый взгляд. Настроение слегка улучшилось, выволочка, полученная от господина Мак-Даффа, представала вполне заслуженной - впредь буду умнее и осторожнее.
"Почему бы тебе не последовать мудрому совету и не угомониться?" - исподтишка осведомилась боязливая часть сознания, но я велел ей заткнуться. Ненавижу, когда на меня пытаются оказывать давление. Из принципа поступлю иначе, чем от меня ожидают. Соваться к председателю трибунала со своими подозрениями я, конечно, не рискну, однако предпринять кое-какие шаги не помешает. Главное - не слишком задумываться, не позволять колебаниям завладеть собой и не останавливаться. Рановато сбрасываете меня со счетов, господа хорошие. Мы еще побрыкаемся, покажем, на что способны!..