* * *
За центральным столом сидел хозяин замка, старый Черный Лис Гэлвин - невысокий сухопарый старик; на его загорелом морщинистом лице выделялись молодые, веселые глаза, словно бросающие вызов белоснежным сединам; на темно-зеленом камзоле тускло поблескивала баронская цепь черного золота - других драгоценностей Гэлвин не признавал. По левую руку от барона сидели две хорошенькие близняшки - его племянницы, по правую - его лучший друг и ближайший сосед, известный на все королевство врач и ученый Альвиц. За отдельными столами, уставленными внушительного вида утварью, сидели велигоры, разодетые ради торжественного случая в парадные меховые безрукавки: их длинные, обычно всклокоченные волосы были заплетены в множество косичек, каждая из которых заканчивалась деревянной бусиной; резные жезлы покоились у них на коленях. Рядом расположилась делегация цвергов, в серых, коричневых и серебристых одеждах, у каждого оба запястья были украшены массивными браслетами из металла клана; их прославленные усы, кое у кого спускавшиеся до середины груди, были щедро умащены благовониями. За другими столами сидели какие-то люди; эльфы расположились справа от баронского стою.
- Ну наконец-то, - приветствовал Хэлдара Геран, его давний знакомый по столице. - я было решил, что ты заснул. Усаживайся поудобнее, да не забудь возблагодарить судьбу, она к тебе более чем благосклонна: все поздравления уже сказаны, ответные благодарности высказаны, и все могут спокойно наслаждаться гостеприимством барона, не скребя в затылке, вымучивая цветистые речи.
В это время хозяин замка встал и поднял правую руку, призывая к вниманию. Гул в зале затих.
- Мои дорогие, достославные гости, - обратился к собравшимся Гэлвин, - сердечно благодарю вас за то, что вы почтили мой праздник своим присутствием. Не путайтесь. - он снова, на этот раз успокаивающе поднял руку, - я не собираюсь услаждать ваш слух долгой и нудной речью, скажу только, что сегодня, в последний день праздника, я желаю вам отменно повеселиться. Для вас, и только для вас, я представляю особую самое лучшее от Детей Лимпэнг-Танга!..
Гости ответили барону восторженным ревом и рукоплесканиями. Ну еще бы - ведь "самое лучшее" состояло именно из тех номеров, каковые кроме артистов, носящих в левом ухе два маленьких позвякивающих колокольчика, исполнить не мог ннкто. Это были их коронные номера, за которые их похвалил сам Лимпэнг-Танг.
Нa дощатый помост-сцену из-за сооруженных для такого случая кулис вышел высокий темнокожий мужчина с белоснежными, коротко стриженными волосами, одетый в просторный темно-зеленый плащ.
- Это Лиусс, - зашептал на ухо Хэлдару Геран, - их нынешний глава, музыкант и великолепный фокусник.
- Ты что, все их знаешь? - поразился Хэлдар.
- Друг мой, в своем лесу ты невероятно отстал от жизни… нельзя же так! Я видел их выступления дважды, между прочим, приезжал специально для этого на ярмарки - да-да!!! Ну ничего, я обо всем тебе расскажу… невежа.
Темнокожий Лиусс поклонился публике и сказал звучным, глубоким голосом:
- Господин барон и вы, досточтимые гости! Сегодняшнее наше выступление мы посвящаем славному хозяину замка Черного Лиса, да не умалится его пышный хвост!.. - и он резко вскинул руки, словно разбрасывая что-то из горстей, и вдруг из кончиков его пальцев вырвались десять снопов маленьких фейерверков. Тут же Лиусс сложил ладони вместе, развел их, и под потолком, прямо над головами гостей заклубилась совсем настоящая грозовая туча размером с небольшой ковер, глухо прогремел гром, сверкнула молния; фокусник дунул на тучку и она разразилась настоящим дождем, однако капли, не долетая до пола, исчезали. Затем он очертил руками в воздухе полукружие - и на месте тучи заискрилась всеми своими семью цветами радуга. Барон Гэлвин улыбнулся: его покойная матушка очень любила рассказывать, что ее любимый сыночек появился на свет в бурную грозовую ночь, под раскаты грома и перестук дождевых капель. Лиусс поклонился, благодаря за аплодисменты, и объявил:
- Рецина и ее стальные кружева!
- О, это должен быть потрясающий номер. - снова зашептал Геран, - Рецина, по слухам, владеет любым оружием со всего обитаемого мира: она с острова Мизоан, а тамошние женщины одолеют конного рыцаря даже вязальной спицей. Смотри, смотри!
- Слушай, отвяжись… дай поесть спокойно… Ничего себе!
- А я что говорил!!!
На сцену вышла высокая, смуглая женщина, одетая в короткие штаны, безрукавку змеиной кожи и легкие сандалии, на поясе, украшенном устрашающего вида клыками, висел длинный кинжал; ее ярко-синие волосы были заплетены в толстую недлинную косу, такого же цвета глаза окружала затейливая татуировка; подобные рисунки были и на кистях рук воительницы, и на лодыжках. Она остановилась в центре помоста, невозмутимо рассматривая публику. Вышедший следом Лиусс нес целую охапку настоящего боевого оружия, превосходно отточенного и отбалансированного. Он раздал его всем желающим (увы, на всех не хватило), подав хозяину замка редкостные в этих краях серпы смерти; когда-то один из таких серпов оставил длинный тонкий шрам на правой щеке барона, вставшего в свои неполные семнадцать лет под знамена Одайна в войне Безумного Солнца; молодой Гэлвин сумел тогда посчитаться с владельцем серпов, выпустив содержимое его смуглого живота на раскаленный песок пустыни… По условиям номера, зрители сами кидали Рецине оружие, без предупреждения - кто когда захочет. (Не все разом, разумеется).
Пока зрители рассматривали оружие, проверяя его подлинность и боевую готовность, из-за кулис вышел рыжий тип с деревянным барабанчиком. Он уселся, скрестив ноги, на краю сцены и принялся выстукивать ритм - сперва тихо и невнятно, затем все громче и громче… та-там… та-та-там… та-там… та-та-там… Огромные люстры, щедро поливавшие зал светом белых восковых свечей, несколько поугасли, светильники, расставленные по окружности сцены, разом лизнули воздух красными языками пламени. Голоса в зале умолкли.
Первым не выдержал какой-то цверг, запустивший в голову циркачке боевым топором, который она поймала без малейшего усилия, почти не двинувшись с места… Рецина стояла, гордо выпрямившись, держа массивную рукоять в вытянутых над головой руках; дав публике пару секунд полюбоваться сим зрелищем, она резко присела, подпрыгнула, и, выкрикнув наиболее непристойную версию боевого клича гномов, принялась вертеть тяжеленным топором словно тросточкой.
Чуткое ухо эльфа уловило глухой стон воздуха, вспарываемого ятаганом - Рецина отбила его, перехватила в воздухе толстую, удобную только для орка рукоять, а отслуживший топор отшвырнула, вогнав лезвие чуть ли не на половину в деревянный пол сцены. Грубое орочье уханье - и широкое лезвие превратилось в порхающего мотылька, кружащегося вокруг смуглой красавицы. Выпад… и на руке циркачки повисла, обвившись на запястье, разбойничья цепь. Она раскрутила ее, так, что шипастые шары со свистом рассекали воздух; зрителям казалось, будто над ее головою парит блестящий зонтик.
А затем почти одновременно в пол воткнулся ятаган, вокруг него, тускло зазвенев, обвилась цепь, а Рецина, взлетев в воздух, поймала глефу, отправленную в полег эльфийской рукою, приземлилась, перекувырнувшись через голову… и тут, нарушая ритм барабанной дроби, кто-то из гостей швырнул на сцену дротик, явно метя в сторону рыжего. Удар был отбит мастерски, быстро и точно; а барабанщик, подхватив один из обломков дротика, тут же изменил рисунок мелодии, дополнив глухие удары ладонью звонким постукиванием палочки. А глефа порхала в руках Рецины, взлетала и кружилась. Потом в руки циркачки словно сами собой прилетели серпы смерти и, встреченные гортанным криком-клекотом, заплясали, повинуясь ее мастерству. И, наконец, пришел черед меча - серпы поймали его, словно два когтя; в помощь ему заблистал выхваченный из-за пояса кинжал. Вместе, в руках неутомимой воительницы, они действительно ткали в воздухе стальные кружева, неуловимый, звенящий и убийственный узор. Последний выпад, свистящий - "ха-а-ах…" - выдох, и меч дрожит, воткнувшись в пол, и замирает барабанная дробь, и огненные языки светильников вновь взлетают над бронзовыми чашами, осыпая тысячами искр замершее на краю сцены смуглое тело… а зрители, восхищенные и наэлектризованные, орут от восторга и неистово рукоплещут…
Пока гости барона Гэлвина приходили в себя и заливали возбуждение содержимым его винных погребов, Лиусс вместе с каким-то верзилой ("это их силач, Орсон" - пояснил Геран) убрали со сцены оружие, вбили в пол несколько железных штырей для крепления растяжек и принялись устанавливать необычную трапецию: два высоких шеста, и на каждом поблескивают металлические скобы, с которых свисают серебристые веревки. Работа была закончена как раз тогда, когда зрители созрели для нового номера.
Оставшийся на сцене Лиусс повел руками и расположенные перед сценой светильники сами по себе несколько поугасли, зато ярко полыхнули другие - на стене позади помоста.
- Досточтимые гости, я с гордостью представляю вам "Паутину" - новый лучший номер Криоллы. Вы будете первыми, кто увидит и оценит его.
Как только фокусник покинул сцену, из-за кулис полилась негромкая, тягучая мелодия. Вскоре перед затаившими дыхание зрителями появилась девушка в костюме акробатки, словно облитая черным мерцанием; ткань обтягивала и голову Криоллы, полностью скрывая ее лицо. Под музыку, похожую на вечерние лесные шорохи, девушка принялась плести настоящую паутину, словно перепархивая с одного шеста на другой. Вскоре сеть была готова - серебристые концентрические круги, пересеченные прямыми линиями, гостеприимно светились в воздухе; в центре же застыло тело Криоллы - изящное и невесомое. В этот момент из-за кулис, с разных сторон появились еще два участника номера - двое мужчин, оба в костюмах, очень похожих на одеяния Вольных Лесных Стажей. Они приблизились к паутине и замерли, околдованные опасной красотой. А Криолла, изгибаясь и принимая немыслимо соблазнительные позы, начала спускаться вниз. Вот она ступила на пол и подошла к одному из них; он раскрыл ей свои объятия и она не уклонилась от них, и, увлекая его все ближе и ближе к паутине, обвила тело мужчины тонкой нитью и он замер, спутанный ее смертоносной любовью. Второй Лесной Страж предпринял попытку подчинить хозяйку паутины своей воле; он наступал на нее, пока она покорно не отдалась в его руки, но подчиняясь и уступая, она незаметно вела мужчину в свою сеть. Артисты не сказали ни слова, только блестели их глаза и тела ткали музыку танца, но Хэлдар отчетливо слышал бьющиеся в воздухе властный голос и нежный шепот…
"Ты только моя!… О да, мой повелитель… Ты не смеешь!.. Никогда, о господин… Подчинись, забудь обо всем, кроме меня!… Я принадлежу тебе вся, навсегда… и поэтому… ты… принадлежишь… мне…" Тонкая нить падает на плечи возжелавшему хозяйку паутины, и все его попытки освободиться бесполезны - каждый отчаянный рывок лишь позволяет ей накинуть новую петлю на его тело. И вот наконец вторая жертва бессильно повисает в серебристом сплетении, запутавшись в собственных желаниях и нитях паутины, а госпожа паучиха поднимается наверх, где и застывает, распластавшись в зовущей, провоцирующей позе, - поджидать новых охотников за своей любовью.
Завороженные волшебным зрелищем, зрители не сразу опомнились, но невнятные вначале хлопки переросли в поистине оглушительное одобрение. Артисты подошли к краю сцены, поклонились и Криолла сняла с головы капюшон. Хэлдар увидел миниатюрное, почти треугольное личико, раскосые желтые глаза и прямые черные волосы, подстриженные лесенкой; один из актеров оказался очень похож на Криоллу - только выше ростом и длинные волосы собраны в хвост, скрепленный несколькими золотыми кольцами.
- Шонно, - протягивая ему руку, сказала зрителям Криолла и, повернувшись ко второму партнеру, засмеялась (было видно, что она очень радуется успеху) - и Лорка!
У этого были огненно рыжие волосы, вьющиеся вокруг головы лоскутами лесного пожара, зеленые, как молодой крыжовник, глаза, задорный нос и большой рот, любящий смеяться и целовать. Артисты еще раз поклонились и скрылись за кулисами. Вскоре на сцене оказался небольшой трон, украшенный с нелепой, бьющей через край роскошью. Зрители, переговариваясь и опустошая тарелки и кубки, запоглядывали на кулисы, гадая, кто же сейчас появится. И вот па сцену вышел высокий, стройный юноша; обратив к публике свое слишком красивое для человека, бесстрастное лицо, он негромко объявил:
- Его величество Хвергельмир Сокрушитель!
В тот же миг артист невероятным образом преобразился: все в нем вроде бы осталось прежним, но походка, осанка, выражение лица, взгляд… Вместо стройного юноши на сцене оказался кряжистый, приземистый старик с хитрым, упрямым лицом и бегающими прищуренными глазками. Под хохот публики, в котором выделялись всхрюкивания цвергов, он величественно прошествовал к трону и уселся, предварительно скинув на пол невесть откуда взявшуюся дохлую крысу.
- Э-э-э… тык-скыть, эта… ну, как эта… э-э-э… в общем, мое велицтво желает всем бла-ародным гостям процветать и зра… сва… вава… вать, - и он оглядел собравшихся с нескрываемым торжеством, весьма довольный своим красноречием.
Казалось, что от дружного хохота вздрагивают каменные стены замка и покачиваются люстры, смеялись все, даже эльфы, настолько злой и точной была эта пародия на короля гномов. Велигоры от восторга молотили своими жезлами по столам, грозя превратить их в щепу, снежно-седой Альвиц утирал выступившие от смеха слезы; прикрывая лицо рукой, постанывал насмеявшийся до икоты Геран, но солонее всех пришлось цвергам - они уже не в состоянии были смеяться, только повизгивали и похрюкивали, держась за бока. А шут Лимпэнг-Танга все поддавал и поддавал: он потребовал пива и выхлебал поднесенную кружку (разумеется, воображаемую) с неописуемой жадностью, булькая и давясь; затем принялся радушно угощать невидимого посла невиданным лакомством - целым яйцом всмятку, и при этом все бубнил про себя, что авось этот посол не такой обжора, как предыдущий, оставит и ему чуток угоститься…
Наконец, король гномов ушел за кулисы, волоча за собою дохлую крысу и объявив напоследок, что из нее выйдет недурной воротник на домашнюю мантию… Несмотря на все рукоплескания довольной публики, он так и не вышел на сцену.
- Геран, кто это был? - наклонившись к соседу, спросил всерьез заинтересованный Хэлдар.
- Это Арколь, их шут. Мог бы стать великим артистом, если бы обратил свой дар па что-нибудь более серьезное. Но он предпочитает смешить…
- Но ведь он… эльф?
- Полукровка, - дернув щекой, ответил Геран, - какая-то из наших высокородных дам развлеклась с человеком… ребенка, как водится, подбросила в приют Дочерей Добродетели… м-да…
Пир продолжался своим чередом. Гости развлекались в свое удовольствие: желающие напиться - опрокидывали бокал за бокалом, заливая вином парадные одеяния; желающие накушаться про запас - опустошали тарелки и подносы, распуская пояса; жаждущие общения
- беседовали, и все без исключения ждали следующего выхода кого-нибудь из храмовой труппы Лимпэнг-Танга. Бесшумно сновали слуги, внося все новые и новые перемены блюд, меняя чересчур запачканные скатерти, опрыскивая пол душистой водой; праздник определенно удавался на славу. Хэлдар давно уже отодвинул от себя серебряный столовый прибор и, прихлебывая отменное баронское вино, рассматривал гостей. Все шло своим чередом, как и должно, но внутренний голос нашептывал ему, что вряд ли сегодняшний вечер закончится тихо и мирно, что-то назревало в воздухе… но вот что именно? Порой он ощущал, как мимо него проносятся дуновения чьих-то чувств - ревности? страха? радости? Вот и Геран как-то озабоченно потер лоб кончиками пальцев… На сцену снова вышел Лиусс.
- Гости славного барона, представляю вам Орсона и всю силу его рук!
А затем на подмостках снова появился Арколь. На этот раз его сопровождал Лорка, переодетый в женское платье; он следовал за шутом по пятам, вздыхая и охая. Сделав круг по смене, "девица" обратилась с жалобою к зрителям:
- И угораздило же меня, несчастную, втюриться в ельфа! Ну что ты будешь делать с эдаким кавалером, и добро бы я ему не ндравилась, так ведь нет, говорит, что мила я ему…
Хэлдар вздрогнул, Геран удивленно глянул на него.
А на сцене тем временем артисты разыгрывали настоящую комедию. В otbет на все улыбки и томные взгляды девицы, Арколь-"ельф" принимал изысканные позы, словно срисованные из придворного трактата о хороших манерах, и начинал воспевать достоинства своей избранницы… Она недвусмысленно подмигивала ему, а он распевал серенады. Она задирала подол чуть ли не до подбородка, демонстрируя полосатые чулки и кружевные панталоны, а он с изысканным подвыванием читал ей стихи. Сидящие за столом эльфы помрачнели и с деланным недоумением переглядывались, Хадор так и вовсе покраснел от негодования, и все порывался встать и вмешаться… Но вот артисты скрылись в кулисах: под конец "ельф" почти что убегал от своей ретивой красавицы, а она, перед тем, как скрыться окончательно, обернулась к зрителям и крикнула, обращаясь явно к Хадору:
- Эй, мастер эльф, может, ты не такой недотепа, а?! Приходи нынче на сеновал, проверим! - и под одобрительный смех публики нырнула под занавес. А уже через несколько секунд оттуда вышла ужа другая пара: на этот раз Арколь изображал влюбленного цверга, который отнюдь не утомлял девушку чтением стихов, но стремился без лишних слов уволочь ее в ближайшие кусты… Хэлдар все более поражался незаурядному актерскому мастерству шута - настолько полно перевоплощался он в своего персонажа, доводя до зудящей оскомины самые характерные его черты. Ему не было нужды прибегать к сложному гриму или каждый раз переодеваться: он изменялся с а м - и этого было довольно.
А на сцене бедная девушка не знала, как ей отбиться от чересчур назойливого кавалера Она то принималась просить его спеть любовную песню, то предлагала полюбоваться на восходящую луну, то требовала стихов в свою честь… Влюбленный же цверг в ответ на все ее инсинуации не мог связать и двух слов, мялся, мямлил и поминутно распускал руки … получал оплеухи и, под подбадривающие крики зрителей, снова лез на приступ. В конце концов, девушка посулила ему немалую трепку и принялась кричать караул. Цверг ие дожидаясь, пока сбежится вся ее мужская родия, дал тягу во все лопатки, не забыв напоследок пригласить ее выйти ночью в сад…
Вдоволь, от души насмеявшиеся гости все еще хлопали актерам, когда на сцепе снова появился Лиусс.
- Самые лучшие номера обычно приберегают напоследок, не так ли, досточтимые гости? Но для вас мы не станем скупиться. Вскоре вы увидите то, ради чего многие из вас переезжают из города в город, удостаивают своим посещением ярмарки… - тут он мельком, почти незаметно (но не для эльфа…) глянул на Герана.