Действий без последствий не бывает. Весь вопрос в том, кому расхлебывать в очередной раз заваренную кем-то горькую кашу.
Пришлось расплачиваться за чужие прегрешения и нашему герою. Тому, кто прежде был студентом Игорем из привычного для нас мира, а теперь занял место рыцаря-храмовника сэра Готтарда. Рыцарь-храмовник связан обетами, да и врагов себе нажить успел. И враги эти не упустят случая поквитаться.
Мало того! Вместе с алхимиком Аль-Хашимом Игорь задумал освободить проклятые души, за какие-то грехи заточенные в древней гробнице. Но ни рыцарь, ни алхимик не догадываются, что за сила стоит на страже тысячелетнего проклятья. Новый их враг могуч и беспощаден, совладать с ним простому смертному вряд ли по силам.
Но с другой стороны Игорь тоже не такой уж и смертный. И отнюдь не простой.
Содержание:
Тимофей Печёрин - Бремя чужих долгов 1
Вместо пролога 1
1. Запретный дар 1
2. Нежелательные встречи 6
3. Прорыв 12
4. Все глубже и глубже 18
Вместо эпилога. Дальше Небытия 22
Тимофей Печёрин
Бремя чужих долгов
Вместо пролога
Во времена столь же далекие, как далеки ночные звезды от всякой твари земной, властвовал над этими землями великий император Арвиндир. Правил он твердо, но мудро и справедливо - год от года неся подданным спокойствие и процветание.
Столица империи, чье имя людская память не сохранила, славилась в ту пору как величайший и прекраснейший город мира. Стены, высокие и неприступные точно скалы, окружали его. А золоченые кровли дворца императорского сияли ярче, чем солнце.
Но не дворцом единым красна была древняя столица и не стенами крепостными. Под императорской дланью благоденствовали и богатейшие из купцов и даже последний поденщик. Крепкие и высокие дома стояли, выстроившись вдоль широких, чисто убранных, улиц. Прекрасные фонтаны, дивные сады и статуи, сотворенные руками лучших скульпторов, украшали площади. И не было в столице империи Арвиндира места ни лачугам, ни грязи, ни деяниям злодейским и противозаконным.
И поговаривали даже, что в империи той никогда не заходит солнце.
Но однажды довелось императору гулять по прекрасной столице… гулять без страха, ибо народ любил и боготворил своего государя и не мог желать оному зла. И в день тот, роковой, подошел к Арвиндиру старик - добела седой, словно горные вершины на далеком севере, да сгорбленный чуть ли не до самой земли и на посох опиравшийся.
Поклонился старик императору да и со словами обратился: "о, ваше величество, да ниспошлют вам боги долгих лет жизни. Довольны ли вы делами своими, готовы ли с гордостью говорить о них?"
И отвечал Арвиндир: "преисполнено гордостью сердце мое, почтенный старец. Ибо велика моя империя, до закатных морей раскинувшаяся, да до северных гор. И до края света уже тянется - туда, где рождается солнце. И всякий ворог трепещет перед нею, хвост поджав. И всякий подданный ее, коль живет он честно, то не знает голода и милостыни не просит".
И молвил тогда старик: "о, ваше величество, величайший из государей. Дозволено ли будет мне спросить, как удалось вам достичь всего этого? Какие силы помогли вашему величеству основать империю, равной которой не бывало от сотворения мира и не будет вовек?"
Отвечал император: "рожден твой вопрос не смиреньем праведным, а дерзостным любопытством. Но нет здесь у меня секрета даже для самого последнего из подданных, как нет и чуда в свершениях моих. Лишь денно и нощно тружусь я на благо империи, и министры мои, и советники мои трудятся, себя не щадя и рук не покладая. Как муравей по крупицам земляным собирает свое жилище, так и мы шаг за шагом строим величайшую от века империю".
Но сказал на то старик: "о, величайший из государей, чье имя, да восславлено будет в веках. О последнем тогда спрошу - не запамятовали ли, ваше величество, как ходили вы в рубище, всеми гонимый и презираемый? Как кляли тиранов и дельцов, последний кусок готовых вырвать изо рта бедняка? И как молили всех богов и все силы великие, темные и светлые, даровать вам власть? Чтобы употребить ее во благо народа да в наказание всем тварям кровожадным в человечьем обличии? Как молили вы - и кто откликнулся на ваш зов?"
Сколь бы ни был милостив император Арвиндир, но и он не мог снести дерзких речей. "Лжет твой грязный язык! - прикрикнул он на старика, - боги даровали мне власть, одаривать достойных и карать злодеев. И да будет благословенна империя - творенье мое! А теперь сгинь от моих очей, лживый старик! И не отравляй боле клеветой душу мою и души моих подданных".
Сверкнул тогда очами старик - точно молнии блеснули в ясном небе. Голос возвысил, говоря: "достойных одариваете, ваше величество. А долг свой самый главный, отдать не хотите ли? Тот долг, что звонкой монетой не измерить, и который не простится вам даже в смерти!"
Разгневался тогда император. Кликнул стражей своих, велев выставить старика за городские ворота. Но прежде, чем подоспели воины, верные и могучие, сумел старик вымолвить последние свои слова. "Так будьте же вы прокляты, ваше величество, император Арвиндир, - возопил он, выпрямившись, да воздев посох над головой, - и весь род ваш, и вся империя! Да не будет вам покоя даже в смерти! И милости богов боле не будет!"
Подскочил к старику императорский страж. Занес меч, дабы срубить голову его, речи лживые да нечестивые произносящую. Но исчез старик в последний миг - растаял бесследно, точно его и не бывало.
1. Запретный дар
Наверное, редкая птица перелетит через леса, коими славятся северные земли Фьеркронена - Тергон, Остенвинд. Но это не беда: перед сойкой, которую на сей раз удалось мне поймать, цели стояли гораздо скромнее. Пролететь вдоль тракта, пересекавшего лес. На милю-другую, не более. Сообщая мне, в реальном, так сказать, времени, если удалось заметить что-нибудь интересное.
Хотя стоп, каюсь. Выразился я не совсем точно. Все-таки птица есть птица. И, даже будучи плененная заклинанием, позаимствованным мною у одного знакомого алхимика, даром речи она, увы, не обладает. А значит, и не может мне что-либо докладывать. Как и исполнять мои указания - чай, не собака.
Скорее уж, это я смотрел на мир глазами вышеупомянутой сойки. Душою переселившись в нее, управляя, хоть и не без труда, маленьким крылатым телом. Тогда как собственное мое тело осталось лежать бездыханным у опушки - кое-как замаскированное в траве и под листьями.
Время в подобных случаях было дорого. Без души тело подолгу не живет. Не говоря уж о том, что покуситься на оное, беспомощное, мог и хищный зверь, и лихой человек. Потому неслась сойка-лазутчица мимо леса, как могла быстро. На пределе сил и буквально пронзая воздух. Рискуя, разумеется, при этом врезаться в ствол какого-нибудь, растущего на пути ее, дерева.
Пару раз лишь в последний момент, резкими рывками в сторону, мне удавалось избежать столкновения. А гнусная память не преминула лишний раз коснуться того, главного события, из-за которого я и оказался в этом не шибко гостеприимном мире. Опять-таки столкновения - маршрутки со встречным автомобилем. Маршрутки, чей водитель спешил тогда не меньше, наверное, чем я сейчас.
Деревья проносились мимо меня сплошной зеленой стеной… темно-зеленой, если говорить точнее, из-за сосен, преобладавших в здешних лесах. Лишь изредка их разбавляли пятна более светлых и, можно сказать, нежных красок. Березы, клены, дубы.
Деревянную повозку, торчавшую у обочины, мы с крылатой разведчицей внимания почти не удостоили. Повозка ведь, мало того, что давно стояла пустой. Так, вдобавок, успела лишиться двух из четырех колес. Нечего ловить, иначе говоря. Наверное, проходи здесь люди почаще, даже такой повозки-калеки я мог и не встретить. Прикарманили бы ее всю. На дрова хотя бы.
А вот мимо людской беды я пройти уже не мог. Настигла оная на сей раз пару монахов в скромненьких, сереньких таких, как воробушек, рясах. Они как раз преодолевали лесной участок тракта на спинах мулов. И оттого имели несчастье встретиться с четверкой разбойников. Грязных, косматых, до ушей заросших бородами молодчиков, одетых в замызганные до неприличия лохмотья.
Ситуация на мой взгляд была - яснее некуда. Как и весьма вероятный ее исход. Сопротивления от смиренных служителей божьих ждать не приходилось. И не только по причине подавляющего численного превосходства противной стороны. Вдобавок, в смысле боевитости несчастной парочке в рясах было ой, как далеко до псов инквизиции, не так давно преследовавших меня со спутниками через полстраны.
Один из монахов был юнцом, почти мальчишкой - оружия, очевидно, сроду не державшим. Второму же, вероятно, его наставнику, драться было, скажем прямо, поздновато. Пожилой и рыхлый, он уже даже за сердце схватился при виде лесных головорезов. А лицо его, морщинистое и с жиденькой бородкой, аж побледнело, перекосилось. Краше в гроб кладут.
Само собой разумеется, на богатую поживу четверка разбойников рассчитывать не могла. Но, видимо, в этой глуши выбирать им было особо не из чего. А с голоду помирать не хочется. И, в крайнем случае, спастись от голодной смерти могли помочь мулы. Чье мясо, может, и не ахти какое вкусное, зато хоть съедобное.
Спасало монахов до поры лишь то, что просто убить их парой верных ударов лесной шайке было… банально скучно. Вот и решили негодяи покуражиться напоследок. Пиная мулов под зад, потрясая дубинами и ножами да без перерыва гогоча. Потом, вдобавок, разбойники повалили молоденького монаха на траву и принялись дружно пинать.
О, я не сильно удивился бы, захоти те четверо татей еще и надругаться над несчастным юнцом. Ведь едва ли с женщинами для обитателей остенвиндских лесов дела обстояли лучше, чем с трофеями. Но, слава Хранителю, до этого не дошло. Не успели… паскуды.
А не успели потому, что в дело наконец-то вмешался я. Для начала предприняв кое-что, дабы выиграть время. Понятно, что боевая единица из разведочной сойки никакая. Ну так в том и прелесть здешних заклинаний - в универсальности.
Подлетев почти вплотную к куражащимся разбойникам, сойка на миг замерла, встретившись взглядом с одним из них. Маленькие круглые глазки вперились в глаза одного из головорезов: рыжего верзилы с шипастой дубиной. Мгновение… и всполошенная птица ринулась наутек. Немало, видимо, напугавшись. Сомневаюсь, что она вообще понимала, куда, а главное, на кой леший ее занесло.
Ну а я взирал на мир уже глазами рыжего верзилы.
На какой-то миг я замер. Замешкался, что не осталось незамеченным для его подельников. На меня… вернее, на верзилу покосился, по меньшей мере, один из разбойников. Тоже отвлекшийся от своей жестокой забавы. Но коль уж время было все-таки дорого, я не стал и дальше тратить его впустую.
Взмахнув дубиной, я обрушил ее на макушку именно этому, не в меру внимательному разбойнику. Он и сообразить ничего не успел. А, охнув, завалился на траву, хватаясь руками за голову и ловя ртом воздух. Чем напомнил аквариумных рыбок… еще одно воспоминание из прошлой жизни.
- Янис, ты… чего? - окликнул меня из-за спины какой-то сдавленный, грубый пропитой голос.
- Кто сказал? - прохрипел в ответ я. И, резко развернувшись, устремил свое оружие в направлении ближайшего из головорезов.
Не тут-то было. И на сей раз мне так не повезло. Разбойник отпрянул, бранясь сквозь зубы. А подельник его, худо-бедно смекнув, что к чему, пырнул в мою сторону ножом. Целя в бок.
Увернуться мне во-первых не удалось… а во-вторых, было и ни к чему. Первый шаг и без того был сделан. Я посеял неразбериху в нестройных рядах противника. Ослабил лесную шайку, отвлек от добычи. И тем самым выиграл время для следующего этапа. Когда мне надлежало явить себя настоящего и супостатам, и их жертвам.
Мысленно произношу другое заклинание… вернее, вариацию прежнего. И со скоростью, в материальном мире едва ли кому доступной, возвращаюсь в свое тело. Промелькнул перед глазами лес - и вот уже я снова обнаруживаю себя, лежащим в траве. Вернее, тело, обретенное в этом мире: богатырского вида человек в доспехах рыцаря-храмовника.
Голова раскалывалась как с похмелья. И гудела, словно колокол собора, в который со всей дури врезал ни в меру ретивый служка. В глазах двоилось.
Увы и ах - к некоторым вещам привыкнуть невозможно. Но можно пересилить себя. Как, кстати, того требуют обстоятельства. Да и роль отыгрывать, имидж, на себя взятый, тоже не помешает. Что в моем случае значит: молиться, поститься, блюсти заповеди. И терпеть, терпеть, терпеть. Превозмогая, в том числе, и боль бренного тела.
Так что, рывком поднявшись, и стряхивая листья с доспехов, я постоял несколько секунд, пошатываясь и восстанавливая дыхание. После чего, выхватывая меч, со всех сил бросился к месту встречи монахов и разбойников. Было до него недалеко - по моим прикидкам, меньше полкилометра. Или тысяча-полторы футов.
Когда же, с мечом наперевес, я добрался до места, увиденное меня вполне порадовало. Потери шайка успела понести существенные. Рыжий верзила, названный Янисом, валялся на обочине тракта - на потемневшей от крови земле. Еще один разбойник сидел, привалившись к дереву и обхватив руками голову. При этом он тихо-тихо стонал и, судя по остекленевшему взгляду, едва ли хотя бы воспринимал действительность. Третий из лесных "работников ножа и топора" стоял, опустив вышеупомянутый топор. Другой рукой он зажимал разбитый нос, из которого на траву падали темные капли.
Так что, по большому счету, полноценный противник у меня остался один-одинешенек. Зато со свирепой физиономией и здоровенным ножом, лезвие которого успело испачкаться в крови.
Хуже было то, что молоденький монах уже не подавал признаков жизни. Но валялся на траве словно большая выброшенная кукла. Его даже не пинали… да что там - и внимания не обращали.
Спутник юнца в рясе неподвижно сидел на своем муле и лишь бормотал скороговоркой молитву, шевеля обескровленными губами. О чем просил старик-монах, об отпущении грехов или о ниспослании помощи, узнать мне было не дано. Вероятнее, желал он все-таки последнего. Ибо очень уж заметно просиял лицом при виде могучего рыцаря, движущегося по тракту в его сторону. Тем более, что доспехи оного рыцаря украшал местный символ веры - растопыренная пятерня.
Ах, если бы мое появление заметил только старый монах! Все прошло бы гораздо легче. Но нет, тот разбойник, что менее всех пострадал в подстроенной мною потасовке, приметил меня чуть ли не раньше. Причем ни доспехи, ни меч, ни даже внушительный рост его не устрашили. Видимо, не рад оказался головорез, давнему неприятному инциденту с дракой между подельниками. Вот и решил хоть на ком-нибудь выместить злость.
Коротко рявкнув - ни дать ни взять, старый дворовый барбос - разбойник ринулся на меня, умело целясь ножом. Атаку эту я парировал выставленным плашмя мечом… но, видно, неуклюже, не слишком умело. Потому что противник мой злорадно гоготнул, отскакивая и уходя от возможной контратаки. Да и бросил так небрежно:
- Э! Тебя где драться учили? В монастыре?..
- В женском, ага, - вторил, воспрянув духом, и второй из головорезов.
Забыв вроде даже о разбитом носе, он поднял свое оружие. И двинулся ко мне, обходя с боку. Да примериваясь для атаки сзади - например, чтоб обрушить топор на мою многострадальную голову.
Что ж. Лучше бы он этого не делал. Ибо, хоть и боец из меня - не чета сэру Готтарду, прежнему владельцу этого тела, но уж такие, столь очевидные, намерения распознать было под силу даже мне. Распознать и упредить.
Резко развернувшись, я встретился с обладателем топора лицом к лицу.
"Хр-ранитель со мной!" - проревел я для формы. Одновременно устремляя вперед руку с зажатым в ней мечом. То был добротный клинок, выдержавший множество схваток. Тело разбойника, не защищенное доспехами, он пронзил легко. Пронзил насквозь и с хрустом.
Топор упал на землю из разжавшихся пальцев. Следом повалился и сам разбойник - когда я, с усилием извлек клинок из его тела. Одновременно отпихивая бывшего противника ногой.
К сожалению, времени я на это потратил многовато. Более чем достаточно для того, чтобы другой головорез сообразил, что достать меня ножом, даже большим, скорее всего, не получится. Отступив на несколько шагов, он ловко, буквально на ходу подхватил дубину мертвого Яниса. И снова метнулся ко мне.
Атаковал он умело, нечего сказать. Выставленный мною блок разбойничья дубина без труда обошла… чтобы достичь-таки цели: моей, упакованной в закрытый шлем, головы. И, слава богу, что упакованной, хотя и без того врезал мне разбойник, что называется, от души.
У меня заложило уши, а под черепной коробкой будто взорвали маломощный, но все же пороховой, заряд. Я зашатался, еле устояв на ногах. И еще большего труда мне стоило удержать в руке меч. Ох, в тот момент я вообще едва не забыл о его существовании!
Следующий удар, нанесенный почти беспрепятственно, пришелся в грудь. Аккурат в черную пятерню - она же Длань Хранителя. Я попятился, заваливаясь на спину. От падения спасло лишь одно из росших поблизости деревьев. К его стволу я и привалился в последний момент.
С нечленораздельным воплем и потрясая дубиной противник мой ринулся в последнюю, как он думал, решающую атаку. Уже уверенный, что пожаловавший незваным рыцарь-храмовник почти повержен… почти. А значит, исход схватки уже предрешен.
И напрасно! Тем более, что самонадеянность еще никогда в бою не помогала. Я же… может, я и не ахти как владею мечом. Но с кое-какими рефлексами у меня был порядок. Рванувшегося ко мне разбойника я встретил даже не оружием - пинком. В живот, а может, немного ниже.
Ударил я сильно, даже пальцы ноги заболели. Взревев теперь уже от боли и согнувшись, разбойник отлетел на пару шагов и рухнул на спину. В последний момент, впрочем, он успел выставить перед собой дубину. Она-то и встретила удар моего меча, когда я перешел в наступление.
Удар - и то, что прежде могло сойти за оружие, теперь превратилось в пару бесполезных обрубков. Однако противник мой успел не только их отбросить, но и проворно так отползти… в направлении монахов, смиренно ожидавших развязки.
Выхватив нож, другой рукой разбойник ухватил за волосы, приподнимая с земли, мальчишку в серой рясе… все-таки живого. И приставил к его горлу лезвие.
- Эй, ты, - выкрикнул лесной головорез, обращаясь ко мне, - слышишь? Плевать, где ты смог добыть эти доспехи… с кого снял. Но, сдается мне, ты такой же рыцарь-храмовник, как я - Родрик из Тергона!
Удивительно, что слава одного моего… неплохого, так скажем, знакомца дошла и до этих мест. И ведь без телевидения и Интернета, что примечательно.
- …плевать, - меж тем все бесновался разбойник, - в любом случае, это наша добыча… моя. Одно движение - и эта сопля в рясе останется без башки. Слышишь? Ты не успеешь… хе-хе, ты просто неуклюжий вол в доспехах. Мы же оба это знаем! Так что вали-ка по-хорошему. А я, может, этих богомольцев и в живых оставлю. Ну? Неча приключений на свою задницу искать…