- Делать им больше нечего, - фыркнул Смилшу. - Им приходится сибов да фортвежцев усмирять, на море воевать с Лагоашем, и валмиерцы пытаются прорвать их фронт на юге. Котелок у них полон. Нас рыжики еще не скоро тронут.
- Ну вот, ты сам сказал, - воскликнул Талсу. - Если они нас тронуть не могут, разве не самое время нам за них взяться?!
- Надоел ты мне. Пойду назад, в лагерь.
Смилшу ушел. С него капало.
Талсу остался. Душу ему грело осознание выигранного спора. "Ну и много ли мне в том проку?" - подумал он внезапно, и сердце стиснул холод.
Глава 11
Когда в дверь заколотили, в голову Ванаи пришла одна мысль: беда. Она уже научилась различать кауниан и фортвежцев по одному тому, как те стучат в дверь. Кауниане стучали тихо, как только могли, лишь бы их услыхали в доме - словно заранее извинялись за беспокойство. Фортвежцы Ойнгестуна приходили в дом, который Ванаи делила с дедом, реже, а когда являлись - решительно объявляли о себе.
Нынешний стук - пока Ванаи бежала к дверям, в них заколотили снова - нельзя было назвать ни "извинительным", ни "прямолинейным". Он словно говорил: "Откройте, или мы не отвечаем за последствия" или даже "Откройте, а за последствия мы все равно не отвечаем".
- Что за ужасающий грохот? - донесся из кабинета голос Бривибаса. - Ванаи, будь любезна, сделай что-нибудь!
- Да, дедушка, - ответила Ванаи.
Даже Бривибас почувствовал неладное, и это встревожило девушку. Старик старался не обращать внимания на столь обыденные мелочи, как разновидности стука в дверь. Ни один из древних каунианских философов, знакомых Ванаи, и ни один современный журнал о каунианских древностях не писали о них, а потому для археолога их словно и не существовало вовсе.
Она распахнула дверь, продолжая твердить себе, что ей мерещатся глупости и на пороге стоит фортвежский коробейник и раздраженно прикидывает, что же так задержало хозяйку. Но то был не фортвежец. Стучавший был высок и худощав. Рыжая бородка и длинные усы его были навощены до остроты иголок. На голове у него красовалась широкополая шляпа, щегольски сдвинутая набок и украшенная заткнутым за ленту фазаньим пером. Одет он был в рубаху, плоеную юбочку, гольфы и башмаки. Проще сказать, он был альгарвеец - чего Ванаи и опасалась с первой минуты.
Ванаи хотела было захлопнуть перед незнакомцем дверь, но не осмелилась. Кроме того, девушка сомневалась, что это поможет.
- Чего… чего изволите? - спросила она, стараясь подавить дрожь в голосе.
Альгарвеец изумил ее. Сорвав с головы шляпу, он склонился перед ней едва не до земли. А потом поразил снова - ответив не на фортвежском, а на древнем каунианском:
- Не это ли жилище прославленного ученого Бривибаса?
Ловушка? И если да, то как из нее вырваться? Оккупанты не могли не знать, где живет дед. И никогда не церемонились. Если бы престарелый археолог потребовался им в неких зловещих целях, рота солдат вышибла бы дверь и перевернула дом вверх ногами в поисках старика. Но, хотя соображения эти казались Ванаи неоспоримыми, произнести она смогла лишь:
- А кто его спрашивает?
И то по-фортвежски.
Альгарвеец снова поклонился.
- Имею честь быть майором Спинелло. Не окажете ли любезность представить меня вашему… деду, не так ли? Я желал бы обратиться к источнику его мудрости в делах, имеющих касательство к древней истории этого края.
Он продолжал изъясняться на старинном каунианском, и получалось у него превосходно. Даже причастия его не смущали. Только раскатистое "р" выдавало в нему чужака.
Ванаи сдалась.
- Проходите, прошу вас, - проговорила она на родном языке. - Я передам, что вы желаете его видеть.
Спинелло вознаградил ее очередным поклоном.
- Вы столь же добры, сколь и прелестны.
Ванаи отступила более поспешно, чем фортвежская армия. Руки альгарвеец, к счастью, не распускал, но она и не позволила ему подойти близко.
Когда Ванаи заглянула в дедов кабинет, Бривибас раздраженно глянул на нее.
- Кто бы там ни барабанил в дверь, - промолвил он, - надеюсь, ты напустила ему блох в уши. Составлять черновик научной работы на фортвежском достаточно тяжело и без лишних помех.
- Дедушка… - Ванаи набрала воздуха в грудь и с некоторым удовольствием огорошила деда: - Дедушка, с вами желает говорить альгарвеец, майор по имени Спинелло, касательно ойнгестунских древностей.
У Бривибаса отвисла челюсть. Он вернул ее на место и попробовал заговорить:
- А… альгарвеец? Майор? - Каждое слово, судя по всему, требовало особенного усилия. - И что же мне делать? - пробормотал старик себе под нос. Ответ, впрочем, был очевиден даже для кабинетного ученого. Бривибас поднялся с кресла. - Тогда мне, наверное, следует с ним встретиться?
Он последовал за Ванаи в коридор, ведущий к дверям. Спинелло разглядывал терракотовый барельеф, изображавший шорника за работой.
- Превосходная копия, - заметил он, раскланявшись с Бривибасом и в очередной раз - с Ванаи. - Я видел оригинал в музее города Трапани.
Ванаи была ошарашена тем, что гость не только признал малоизвестную находку, но и вспомнил, где она выставлена. Дед ответит только:
- Какая жалость, что она не осталась на месте раскопок.
Спинелло погрозил ему пальцем на манер актера, изображающего альгарвейца на сцене.
- Этот шедевр нашли на раскопках в Ункерланте, сколько мне помнится, - парировал он на безупречном каунианском. - Туземные дикари, скорей всего, разбили бы его спьяну.
- Хм-м… - протянул Бривибас. Ванаи прямо-таки чувствовала, как старик взвешивает две неприязни. В конце концов он резко кивнул. - Возможно, и так. А теперь не будете ли вы столь любезны сообщить, зачем я потребовался майору оккупационной армии?
Спинелло опять поклонился - у Ванаи уже голова начала кружиться.
- Майор, верно, - согласился он. - Я служу своему королю, и служу достойно. Но я также любитель древностей и как таковой стремлюсь припасть к источнику мудрости у ног великого ученого, обитающего, как выяснил я, в ничем более не примечательной деревне, где я обнаружил себя расквартированным.
Девушке показалось, что от лишнего меда и стошнить может. Она ожидала, что дед отправит наглеца прочь - возможно даже, выдрав ему уши. Но Бривибас оказался не более стоек к лести, чем большинство людей.
- В меру своих скромных сил, - пробормотал он, откашлявшись, - стараюсь…
- Вы слишком скромны! - воскликнул Спинелло. Как ни бойко он изъяснялся по-кауниански, но от альгарвейской театральности избавиться не мог. - Ваши исследования керамики Западной Каунианской империи позднего периода первоклассны! Более чем первоклассны! - Он послал историку воздушный поцелуй. - А монография о бронзовых монетах узурпатора Мелбардиса? Опять-таки - работа, которой ученые будут пользоваться и через сто лет. Разве мог я упустить возможность разделить мудрость подобного мастера?
- Кхм! - Бривибас потер шею, словно воротник разом стал ему слишком тесен, и явственно порозовел. Ванаи не могла и упомнить, когда дед краснел в последний раз. Старик снова прокашлялся. - Возможно, нам следует обсудить это в гостиной, а не стоять в проходе. Внучка моя, не будешь так добра налить нам с майором вина? И себе тоже, если пожелаешь.
- Да, дедушка, - бесстрастно отозвалась Ванаи.
Она только рада была сбежать в кухню, хотя каждый выпитый альгарвейским майором стакан не достанется им с дедом.
Когда она вернулась в гостиную, Спинелло расточал украшениям похвалы знатока. Взяв стакан, он широко улыбнулся Ванаи.
- За прекраснейшее из украшений этого дома! - провозгласил он, поднимая стакан в ее честь.
Девушка порадовалась, что не стала пить с мужчинами. И вообще не задержалась в гостиной. Она поспешно сунула стакан деду и скрылась на кухне. Уши ее горели.
На кухне она и осталась: замочила горох и бобы, нарезала лук для скудной похлебки, которой им предстояло ужинать. Не хватало совершенно всего. С тех пор как закончилась война, девушка оставила уже надежду запастись провизией вдоволь. Достаточно было уже и того, что им с дедом удавалось не умереть с голоду.
Над внутренним двориком разносились голоса Спинелло и деда. Слов было не разобрать, но интонация - дело другое. Спинелло говорил оживленно, но он был альгарвеец - чего еще ожидать? А вот дед не был столь бодр уже… Ванаи попыталась вспомнить, вел ли старик себя столь живо на ее памяти, и не смогла.
Казалось, прошла целая вечность, наконец Бривибас проводил Спинелло к дверям и заглянул в кухню. Глаза у него были как плошки.
- Цивилизованный альгарвеец! - воскликнул он. - Кто бы мог представить!
- Кто бы мог представить… - холодно отозвалась Ванаи.
У старика хватило совести смутиться.
- Именно так, - заметил он, невзирая на это, - каким бы странным это не казалось. Он весьма компетентно обсудил со мной множество вопросов древнекаунианской истории и литературы. Особенно, как оказалось, его привлекает история чародейства, и он искал моей помощи в розысках силовых источников, которыми пользовались древние кауниане в здешних краях. Ты, конечно, понимаешь, насколько близко это касается моих собственных исследований?
- Дедушка, он альгарвеец.
Ванаи поставила на огонь котелок с бобами и луком.
- Внучка, он прежде всего ученый. - Бривибас прокашлялся - по-иному, чем в те минуты, когда Спинелло его нахваливал; должно быть вспомнил, какой бранью поливал прежде варварских любомудров. - Он выказывает задатки поистине великолепного историка. Я многому мог бы его научить.
Ванаи молча занялась ужином. Вскоре Бривибасу надоело оправдываться, и старик удалился. К столу он вышел, но трапеза прошла в угрюмом молчании.
Проблемы с майором Спинелло это не решало. Альгарвеец вернулся несколько дней спустя, и не с пустыми руками: он принес бутылку вина, банку соленых оливок и пакет из промасленной бумаги, содержавший пару фунтов ветчины, нарезанной тонкими до прозрачности ломтиками.
- Я знаю, что времена сейчас нелегкие, - объяснил он. - Надеюсь, что смог хоть немного помочь вам. - Он рассмеялся. - Считайте это платой за обучение.
В пропитании они нуждались отчаянно. Ни Бривибас, ни Ванаи не сказали вслух - насколько отчаянно, но Спинелло, должно быть, знал и сам. С той поры он ни разу не явился без подарка: сухофрукты, пара ощипанных голубей, оливковое масло, сахар. В желудке у Ванаи установился покой, какого она не знала давно. В душе…
Ей не так часто приходилось выбираться на улицы Ойнгестуна. Но когда нужда заставляла покинуть дом, она заново выясняла, что соотечественников ей следовало опасаться больше, нежели альгарвейских солдат. Мальчишки кидали в нее грязью. Юноши-ровесники плевали на ее тень. Светловолосые девицы отворачивались. Взрослые попросту делали вид, будто ее не видят.
Ночью кто-то написал на фасаде их с Бривибасом дома: "АЛЬГАРВЕЙСКАЯ ШЛЮХА". Ванаи нашла ведерко известки, и замазала как могла огромные алые буквы. Дед только квохтал вокруг.
- Сущий позор! - восклицал он, качая головой. - Чтобы наши же собратья не понимали зова учености…
Если деревенские жители и ему отравляли жизнь, старик об этом не упоминал никогда.
- Они понимают, что у них сводит животы, а у нас - нет, - ответила Ванаи. - Что к нам каждые несколько дней заглядывает альгарвеец, а к ним - нет.
- Что же нам - выбрасывать еду? - поинтересовался Бривибас язвительнее, нежели обычно.
Ванаи прикусила губу, но ответить ей было нечего.
Так что майор Спинелло продолжал к ним заглядывать. Остальные кауниане в Ойнгестуне - и некоторые фортвежцы - продолжали отворачиваться от изменников. Бривибаса больше волновали ископаемые древности, нежели мнение соседей. Ванаи пыталась подражать его независимости, но без особого успеха.
В ясную погоду - а с приходом весны таких дней выдавалось все больше - Бривибас водил Спинелло за город, показывал места раскопок. Ванаи старалась оставаться дома, но не всегда получалось. Порой Спинелло предлагал ее присоединиться - в присутствии девушки он болтал легкомысленно и непрерывно. Порой Бривибас брался что-нибудь откапывать, и девушке приходилось таскать за ним инструменты.
Как-то раз - они направились на восток от деревни - старик поднял черепок от каунианского горшка с таким видом, будто вылепил его собственноручно, а не извлек из-под корней. Спинелло захлопал в ладоши. Ванаи вздохнула - ей хотелось оказаться дома. Она за свою жизнь навидалась черепков, и еще один не произвел на нее впечатления.
Зашуршали кусты. Ванаи обернулась. Ни Бривибас, ни Спинелло в своем археологическом экстазе не заметили ничего. Сквозь молодую листву Ванаи и двоих историков разглядывал молодой фортвежец. Миг спустя девушка признала Эалстана. А он узнал ее… и Спинелло. Поджал губы. Покачал головой. И исчез.
Ванаи разрыдалась. Дед и альгарвейский майор уставились на девушку с равным недоумением.
* * *
На рукавах сланцево-серого мундира Леудаст теперь носил тонкие черные нашивки. Пережив войну в пустыне с чернокожими зувейзинами, он получил свою награду: чин капрала. Во всяком случае, ункерлантское командование сочло, что большего он не заслуживает.
С точки зрения самого Леудаста, куда более весомой наградой был перевод в оккупационные части, расквартированные в западном Фортвеге. Голых чернокожих дикарей он навидался до конца дней своих. Если при этом он упустил случай поглядеть на голых чернокожих дикарок - что ж, придется обойтись, невелика потеря.
- Страшны, небось, ихние девки горелые, - заключил он, обсуждая данный вопрос с сержантом Магнульфом.
Тот кивнул.
- А не удивлюсь, коли так. Да по мне, которая баба скорей мне в морду плюнет, чем улыбнется, та и страшна - голая там или нет.
- Пожалуй, что так, - согласился Леудаст, поразмыслив. - За теми, что улыбаются, ухлестывать эффективней.
- Само собой. - У Магнульфа сомнений не было. С какой стати? Он был сержант. - А если улыбку из них звоном монет выманивать приходится, так что с того? Куда ты еще свои деньги потратишь? - Он сменил тему разговора: - Пригляди, чтобы хвороста собрали сколько надо.
- Так точно, сержант!
Что Леудасту больше всего нравилось в капральской жизни - больше не приходилось самому бегать за водой и собирать хворост. Зато эдакой своры ленивых прохвостов, как солдаты, которым он передал приказ Магнульфа, ему видеть еще не доводилось.
- Пошевеливайтесь, халявщики! - прорычал он. - Волочите ноги, если не хотите жрать свой паек сырым!
Неужто он сам в бытность свою рядовым был такой безрукой скотиной? Он оглянулся через непреодолимую бездну времени - несколько недель, - отделявшую его от той поры. И расхохотался. Неудивительно, что командовавшие им унтеры орали без устали!
На следующее утро полковник Рофланц, командир подразделения, устроил общий смотр, чего не случалось с того дня, как они вернулись в Фортвег. Кроме трех полковничьих звездочек на погонах Рофланц мог похвастаться серебряным поясом ярла. Мужчина он был видный, и серебра на пояс ушло изрядно.
- Хватит отдыхать! - провозгласил он. - Хватит расслабляться! Это путь к поражению! Сегодня начинаем учения! Мы должны быть готовы! Всегда готовы! Всякое может случиться! Но мы будем готовы!
Леудасту стало интересно: он так разговаривает, потому что сам дурак или потому что держит за дураков своих подчиненных? Потом ему пришло в голову, что одно другого не исключает. Да и какая разница? Если командир дурак, то немало его людей погибнет. А если он держит солдат за дураков, то какая ему разница, сколько их поляжет в бою?
На учениях им противостояла конница, и лошади были укрыты серыми попонами.
- На этих учениях кавалерия будет изображать бегемотов, - с серьезным видом пояснил сержант Магнульф.
- Может, нам изобразить драконов? - поинтересовался кто-то из задних рядов и вдобавок не своим голосом.
- Разговорчики! - рявкнул Магнульф, и Леудаст, к собственному изумлению, его поддержал.
Конники надвигались ленивой рысью. Магнульф окинул отделение мрачным взглядом.
- Вот идут бегемоты! Что нам делать?
Если бы бегемоты были настоящие, Леудаст, скорей всего, заколебался бы между "Бежать как подпаленным!" и "Застрелиться!". Но поскольку дело происходило на учениях, он мог подойти к вопросу более спокойно.
- Рассеяться, - отозвался он, - чтобы нас не смогли всех разом накрыть одним ядром или одним выстрелом из тяжелого жезла.
Магнульф просиял. К похвалам сержанта Леудаст до сих пор не привык.
- Может, давно тебя надо было повысить? - заметил Магнульф. - Да, рассеяться будет эффективно. А дальше?
Леудаст знал ответ и на этот вопрос, но он уже один раз ответил - остальные заслуживали своего шанса.
- А потом надо попытаться выбить ублюдков из седел, - крикнул рядовой по имени Трудульф.
Каждая лошадь несла только одного всадника - если бы в седло попытался залезть второй, у жалких кляч ноги подломились бы. Но ответ все равно был правильный, потому что настоящий бегемот волок на себе целую команду.
- Хорошо! - заключил Магнульф. - А теперь за дело, пока нас не втоптали в грязь!
Солдаты послушно нырнули в кусты. Всадники делали вид, что забрасывают их ядрами. Леудаст и его товарищи делали вид, что снимают всадников одиночными выстрелами. Время от времени кто-то делал вид, что его убили, и начинал биться в предсмертных корчах или картинно падал с лошади. Учения выходили какие-то нелепые.
И все равно Леудаст не мог понять, с какой радости командиры полковника Рофланца затеяли именно такие учения. Солдат с охотой и дальше остался бы в захваченном Фортвеге. Ему не очень верилось, что фортвежцы смогут выставить против оккупантов гигантские стада бегемотов. Все, что у них было, они бросили против Альгарве… и это им все равно не помогло.
Поднявшись и стряхнув с мундира сухие травинки, Леудаст глянул на восток. Зона ункерлантской оккупации кончалась чуть восточнее Эофорвика, бывшей столицы. Остальная часть страны принадлежала рыжикам. Отец и дед Леудаста сражались против альгарвейцев в Шестилетнюю войну. Если их рассказы были правдивы хоть на четверть, против армии рыжеволосых мог выступить только безумец.
Потом солдат перевел взгляд на запад, где лежал Котбус. О конунге Свеммеле поговаривали всякое… Кто знает, что в тех россказнях правда? Ради блага Ункерланта Леудаст надеялся, что правды в них нет вовсе. Но у Зувейзы почти не было бегемотов - голозадые, прах их побери, предпочитали верблюдов. Дёнки могли иметь огромные стада боевых зверей - узнать правду о дьёндьёшской армии было почти так же трудно, как о состоянии рассудка конунга Свеммеля, - вот только против Ункерланта выставить их не сумели бы, в горах-то на западной границе.
Оставалась… Альгарве.
- Эй, сержант! - окликнул Леудаст.
Магнульф вопросительно глянул на него. Леудаст не хотел обращаться со своим вопросом ко всем в округе. Когда ветеран подошел к нему, капрал вполголоса поинтересовался:
- Что, мы ждем атаки со стороны людей Мезенцио?
Сержант оглянулся - не слышит ли кто - и, убедившись, что поблизости нет никого, ответил:
- Я такого не слышал. А что? Ты что-то знаешь, о чем не слышал я?
- Я не знаю, - отозвался Леудаст. Магнульф хитро прищурился, но подшучивать не стал. - Но если бы мы не беспокоились насчет Альгарве - зачем бы нам учения по борьбе с бегемотами?