- До тех пор, пока у косоглазых есть заряды в жезлах и головы на плечах - а у них и то и другое есть, пропади они пропадом! - ты в жизни не подберешься к любому из них настолько близко, чтобы за глотку ухватить.
- Верно сказано. - Сержант Йокаи, похоже, сам удивился, что соглашается с Иштваном, вместо того чтобы обрушиться на солдата с руганью. - Не вздумай мне тут сказать, что эти уроды-недоростки драться не умеют - еще как умеют! И не вздумай сказать, что им не под силу отнять у нас этот вонючий островок - уже бывало и такое! Так что наше дело - не позволить им отнять его снова, если хотим и дальше смотреть на звезды.
Куусамане, попавшие в дьёндьёшский плен, когда Обуда в очередной раз переходила из рук в руки, сейчас гнули спины на тяжелых работах в материковой части страны или на других островах, находящихся под властью экрекека Арпада. С дьёндьёшцами, попавшими в руки куусаман, происходило нечто, без сомнения, столь же скверное. Пленный раб может поднимать взгляд к вышним звездам, но много ли радости доставит ему их свет?
Иштван понадеялся, что ему не придется узнать это на своем опыте. Первые куусаманские шлюпки достигли берега. Солдаты выпрыгивали в воду и бежали к ближайшим укрытиям. Иштван и его товарищи открыли шквальный огонь, противники падали один за другим, но не везде береговые укрепления защитников обошли стороной залпы катапульт, и во многих местах высадка прошла успешно. Отовсюду слышались тревожные вопли - десантники уже начинали обходить с флангов передовые позиции обороняющихся.
- Отступаем! - кричал офицер. - Задержим их на склонах горы Соронг!
Отступление скверно действует на боевой дух любых солдат и тем более на дьёндьёшцев, полагавших себя народом воинов. Однако когда вставал выбор между отходом и перспективой оказаться в окружении, даже самые бесстрашные воители прислушивались к голосу здравого смысла.
Вокруг отступавших солдат рвались некрупные ядра.
- Пропади пропадом эти козлом деланные куусамане! - прорычал сержант Йокаи. - Надо ж было им притащить с собой легкие катапульты!
- Мы делали то же самое, когда отбивали у них Обуду, - напомнил Иштван.
- А все равно пропади они пропадом! - ответил сержант.
На это возразить было нечего.
Впереди вздыбилась черными фонтанами земля под ударами тяжелых ядер. Высоко над головами пронесся яростный вопль дракона. Йокаи был прав: к этой атаке куусамане и впрямь подготовились намного лучше, чем к той, что провалилась год назад.
Часть оборонительных позиций на нижних склонах горы Соронг уже пострадала от артиллерийского огня. Едва не падая в траншею, не засыпанную взрывами, Иштван высказал вслух то, что тревожило всех его товарищей:
- А удержаться-то мы сможем?
При всех своих недостатках сержант Йокаи имел одно достоинство - он никогда не юлил.
- Не от нас зависит, - ответил он. - Если косоглазые вонючки смогут закрепиться в здешних водах, им под силу будет затащить на остров достаточно солдат, чтобы задавить нас массой, и достаточно драконов, чтобы поджарить всех наших на лету. А если наш флот отгонит их, уже мы сможем перебросить подкрепления, а им не повезет.
Это звучало разумно, хотя солдату и неприятна была мысль о том, что судьба его находится в чужих руках. Только теперь, когда рота закрепилась на позиции, Иштван почувствовал, что голоден. В поясном кармане у него завалялась пара галет, и солдат торопливо сожрал их. В животе перестало бурчать. Кое-кто из его товарищей уже съел все, что смог прихватить из казармы. Дожидаться припасов со склада на вершине Соронга можно было еще долго.
Иштвану стало любопытно: жив ли Боршош и не лозоходец ли подал запоздалое предупреждение. Может, чародею пришлось сражаться, как настоящему офицеру. А может, он уже мертв или попал в плен, как многие дьёндьёшцы.
- Ничего не поделаешь, - пробормотал солдат.
Уже темнело - куда только день провалился? Сегодня на Обуде скучать не приходилось - и то хлеб. Иштван поплотнее завернулся в одеяло и попытался заснуть.
* * *
По тому, как неловко Скарню размахивал мотыгой, всякий, кто хоть малость понимал в крестьянском ремесле, сообразил бы, что этот человек вышел в поле мало не первый раз в жизни. Многие из альгарвейских солдат, шагавших мимо по проселку, сами были родом с таких же хуторов. Но они не ожидали увидать на полях Валмиеры никого, кроме крестьян, и не присматривались к побежденным слишком внимательно.
Когда последний рыжик скрылся за купой ореховых деревьев, капитан отложил мотыгу и глянул на свои ладони. По ним тоже было видно, что труд крестьянина для маркиза внове. Мозоли на ладонях были не застарелыми, желтыми и твердыми, точно копыта, - по краям их еще болтались клочки лопнувших волдырей.
Спина Скарню болела зверски. Плечи и бедра - тоже.
- Может, нам стоило все же сдаться в плен, сержант? - пробормотал он со вздохом. - Было бы легче.
Рауну развел руками - стертыми до такой же степени. Хотя старый ветеран и происходил из простонародья, до сих пор ему не приходилось трудиться в поле.
- Телу-то легче - тут не посумлеваешься, - ответил он. - Но если бы легче стало душе, мы бы сдались вместе со всей армией.
- У меня сил не хватило, - промолвил Скарню, - так что это очко на твой счет.
Грубая суконная рубаха и штаны натирали страшно. В прежней жизни маркиз ни за что не надел бы такую дерюгу. Но он не смог бы продолжать сопротивление захватчикам из лагеря для военнопленных, а те никогда не выпустили бы капитана, не убедившись, что боевой дух покинул его. Едва ли Скарню удалось бы обмануть альгарвейцев… и он очутился здесь, где бывшему офицеру приходилось изображать не предателя, а всего лишь земледельца.
- Если нас теперь поймают, - равнодушно заметил Рауну, - то пристрелят, конечно.
- Знаю. Так они поступали в оккупированных феодах Валмиеры в Шестилетнюю войну, - ответил Скарню. - Я изучал это в школе.
- Верно, - проговорил Рауну. - А потом, когда мы взяли те несколько маркизатов восточнее Соретто, то платили рыжикам той же монетой. Ежели кто на нас косо глянет - мы решали, что сучий потрох на фронте не навоевался, и давали огоньку.
Этому Скарню в школе не учили. На уроках выходило, что правда и справедливость всегда был на стороне Валмиеры. Скарню верил в это очень долго. И до сих пор хотел верить.
Он повел плечами, пытаясь расправить сведенные от боли мышцы. Полоть сорняки его в школе точно не учили. Мера безумия дворянина, вознамерившегося освоить ремесло землепашца, превосходила ту степень сумасшествия, которую принято было называть просто "эксцентричностью".
Скарню снова взмахнул мотыгой и в виде исключения сумел поддеть пучок осота, а не молодую пшеницу.
- Приятно знать, что не мы одни остались верны королю и державе, - проговорил он, изничтожая очередной сорняк.
- Да такие всегда есть, - отозвался сержант. - В чем нам взаправду повезло, так это в том, что мы такого отыскали. Обратись мы за помощью к любому другому… в здешних краях каждый второй крестьянин, а то и больше, не удивлюсь - сдаст нас рыжикам скорей, чем плюнуть успеешь.
- На то похоже, - мрачно согласился Скарню. - Только ведь не должно так быть, знаешь.
Хмыкнув, Рауну вернулся на какое-то время к прополке, уничтожая одуванчики и прочую зелень, которой на поле не место, с той же сосредоточенной яростью, что и альгарвейцев.
Наконец, когда оба добрались до конца борозды, сержант спросил:
- Сударь… ваше благородие, дозвольте как на духу сказать?
Он уже давно не называл Скарню "вашбродь" - в его устах почтительное обращение звучало укором.
- Иначе и не вздумай, Рауну, - ответил капитан. - Без твоих советов я бы недолго протянул.
- Дольше, чем вам кажется, пожалуй, но не в этом суть, - отозвался Рауну. - Сколько я сумел вызнать из разговоров, хозяин здешний, граф Энкуру, - тот еще негодяй.
- Доля правды в этом есть, спорить не стану, - согласился Скарню. - Но при чем тут… - Он запнулся, чувствуя себя глупо. - Крестьяне скорее потерпят в хозяевах альгарвейцев, чем графа Энкуру, - ты это хочешь сказать?
Рауну кивнул.
- То и говорю. Знавал я таких дворянчиков, что в жизни не догадались бы, к чему я клоню. - Он перевел дух. - И в этом часть той беды, в которую попала Валмиера, понимаете?
- Простонародье должно быть верно своему господину, как господин верен королю, - промолвил Скарню.
- Вы, конечно, правы, сударь, - вежливо отозвался Рауну. - Но господа должны и заслуживать верности, не так ли?
Сестра Скарню ответила бы "нет" без всяких раздумий. Краста предположила бы - да и полагала, - что ее благородной крови довольно, чтобы требовать повиновения. И велела бы высечь Рауну на конюшне за дерзость мыслить иначе. Прежде чем Скарню получил под свое начало роту солдат, его отношение оставалось схожим, хоть и менее выраженным.
- Есть разница, не так ли? - медленно проговорил он. - Люди пойдут так далеко, как готов завести их вождь, но ни на шаг дальше.
В этом он убеждался на всем протяжении злосчастной недавней войны.
- Точно так, сударь. - Рауну кивнул. - И в другую сторону они пойдут так далеко, как оттолкнут их вожди, - вот ради чего мы собрались выйти на охоту этой ночью. Мы должны показать людям не только за что выступаем, но и против чего.
Ближе к вечеру поглядеть, что они наработали за день, явился приютивший их крестьянин. Гедомину всюду ходил с палкой - наследство Шестилетней войны. Возможно, поэтому он недолюбливал альгарвейцев в достаточной мере, чтобы выступать против них, но подтвердить это Скарню не сумел бы: о себе хуторянин рассказывал неохотно.
Окинув взглядом поле, он потер подбородок и бросил:
- Ну, если бы вы вовсе ничего не делали - было бы хуже.
И с этой похвалой, от которой у обоих солдат уши горели, повел беглецов в дом.
Его супруга Меркеля - вторая жена, младше мужа едва ли не вдвое - подала работникам ужин: кровяная колбаса и тушеная кислая капуста, хлеб и домашнее пиво. Скарню недоумевал про себя, как хромоногий бобыль смог завоевать ее сердце. Приходили ему в голову и другого рода мысли, но капитан надеялся, что воспитание поможет ему скрыть их от Гедомину.
Когда стемнело, Гедомину медленно поднялся по лестнице на чердак и так же медленно спустился, сжимая в левой руке волшебную палочку. Оружие было не столь мощным, как те жезлы, что принесли с собой Скарню и Рауну, - предназначалось оно больше для того, чтобы настрелять мелкой дичи. Но и человек, поймав тонкий луч в сердце, больше не встанет.
Сунув жезл под мышку, Гедомину послал жене воздушный поцелуй и вместе со Скарню и Рауну вышел в ночь. Свои жезлы солдаты прятали в амбаре. Гедомину при необходимости мог передвигаться неожиданно легко и быстро. Он вел их по ночному лесу тропками настолько узкими, что Скарню заблудился бы на них и при дневном свете.
- За короля Ганибу! - окликнул их кто-то на очередном пересечении тропинок.
- Валмиера! - отозвался Гедомину.
Скарню бы мог придумать более изобретательные пароль и отзыв - эти первыми пришли бы на ум альгарвейцам. Но это могло подождать. Сейчас они присоединились к маленькому отряду из четверых не то пяти крестьян, чтобы в ночной тишине поспешить к деревне Павилоста.
- Жалость, право, что мы не можем заглянуть в гости к самому графу Энкуру, - заметил Скарню.
Семи или восьми партизан недостаточно, чтобы взять приступом графский замок, если только стража на стенах не спит - а стража Энкуру, по слухам, бдила день и ночь.
- Довольно будет и управляющего, - ответил один из местных жителей. - Даже лучше будет, правду говоря. Это он собирает подати, которыми нас обложил Энкуру, и вдвое сверх того, так что сам разбогател, точно граф. И сами знаете, что к рыжикам он ластится. Вся округа на двадцать миль отсюда рада будет его в гробу увидать.
До войны заговорить о дворянине или его управляющем в таком тоне значило совершить государственную измену. Формально рассуждая, ничего не изменилось. Но это был шанс нанести удар по альгарвейцам, что значило намного больше.
Гедомину невольно подчеркнул это.
- Народ должен понять, что нельзя покорно исполнять что ни скажет любой погадок в юбке - если не хочешь жестоко за это поплатиться.
- На том и порешим, - заключил Рауну. - Туда, туда, и вон туда тоже, - указал он позиции, откуда удобно было вести огонь по дому управляющего - самому большому и роскошному во всей деревне, оставаясь при этом незамеченными. - Пошевеливайтесь!
Крестьяне торопливо разбрелись по местам. Скарню позволил командовать сержанту - Рауну не раз доказывал, что разбирается в своем деле.
- А теперь, - ветеран коротко кивнул маркизу, - получайте!
Подхватив с земли булыжник, сержант запустил его в соблазнительно широкое окно.
Звон битого стекла смешался с гневными воплями. Дверь распахнулась. Словно из разворошенного мальчишками муравейника, на улицу выбежали двое альгарвейцев и светловолосый мужчина в бархатных панталонах и таком же камзоле - без сомнения, управляющий. Должно быть, они решили, что это шалят деревенские мальчишки. Свою ошибку они осознали быстро, но ненадолго - налетчики спалили их на полушаге. Мертвые тела рухнули наземь беззвучно - так тихо, что никто даже не выглянул из дома - узнать, что случилось. Рауну разрешил эту проблему, запустив булыжником в соседнее окно.
Из дому выскочили, ругаясь, еще двое альгарвейцев и один валмиерец. Увидав мертвые тела товарищей посреди улицы, они застыли на крыльце, и это погубило их. Скарню спалил одного, его товарищи - остальных.
- В доме, наверное, еще остался народ, - бросил Рауну. - Заглянуть, что ли?
Это был вопрос стратегии, а не тактики, поэтому сержант обратился с вопросом к своему командиру. Но Скарню, поразмыслив, мотнул головой.
- Мы сделали то, за чем приходили. Сейчас мы не можем позволить себе нести потери.
- Разумно сказано, - согласился сержант. - Ладно, уносим ноги.
Так же неслышно, как входили в Павилосту, налетчики покинули деревню. Позади крики и женский визг свидетельствовали о том, что плоды их трудов обнаружены.
- Мнится мне, что тот, второй поганец в штанах, был Энкуру собственной персоной, в гости к управляющему наведался, - заметил Гедомину. - Будем надеяться.
- Да, это был бы сильный удар, - согласился Скарню. - В следующий раз, куда бы мы ни целились, так легко не придется. В этот раз враг не опасался ничего. Дальше - будут бояться.
- Пусть боятся, - ответил старик. - Мы обернемся обратно простыми крестьянами, и все. Никто на крестьян не обращает внимания. А как уймется шум, снова по рыжикам вдарим. - Он оглянулся через плечо: - Не отставайте! А то до утра домой не доберемся. Меркеля ждет.
Скарню прибавил шагу. Ловчей подстегнуть его Гедомину не мог и нарочно.
* * *
В этот раз, когда Пекка прибыла в Илихарму, номер в "Княжестве" за ней уже не оставляли. Вместо этого магистр Сиунтио поселил чародейку у себя дома. Одна мысль об этом приводила Пекку в восторженное оцепенение. Остановиться в "Княжестве" было наградой. А пожить бок о бок с величайшим чародеем-теоретиком эпохи - привилегией.
- Вы так думаете? - переспросил Сиунтио, когда они вошли с улицы в дом и Пекка уже не могла сдержать восторга. - А что же ваш муж, этот юноша… Лейно? Не волнуется у себя в Каяни, что я, вдовец, попытаюсь вас соблазнить?
- Магистр, да ему такое в голову никогда не придет! - горячо воскликнула Пекка. - Никогда!
- М-да? - Сиунтио поцокал языком. - Экая жалость. Я, знаете, не такой уж старик…
Уши Пекки запылали.
- Он знает, что вы достойный человек, - попыталась она исправить положение.
- Умный юноша ваш муж, - проговорил Сиунтио. - Должно быть, умный, коли вас удержал. А вот хватит ли у него фантазии представить меня каким я был в его годы, а то и младше? Сомневаюсь; фантазия молодежи редко принимает подобное направление.
Пекка тут же попыталась представить Сиунтио своим ровесником - в качестве упражнения. Разгладила мысленно морщины, закрасила седины, расправила плечи… и присвистнула.
- О, магистр, да вы, верно, пользовались большим успехом!
Сиунтио с улыбкой кивнул. Глаза его блеснули. На миг Пекке пришло в голову, что он и вправду может соблазнить ее, - и столь же мимолетным было искушение поддаться. Потом старый чародей улыбнулся чуть по-иному, и Пекка расслабилась, испытывая некоторое разочарование.
- Я бы никогда не стал искать благорасположения гостьи в своем доме, - проговорил он. - Это было бы нечестно. Возможно, в следующий раз вы опять остановитесь в "Княжестве"…
- Быть может… а возможно, вернусь сюда, где моя добродетель останется в безопасности, - ответила Пекка с лукавой улыбкой.
Сиунтио, благослови его силы горние, на том и остановился.
- Возможно, в этот раз оно и к лучшему, - заметил он, хохотнув напоследок, - потому что нам потребуются все силы к завтрашнему совещанию.
- О да, - согласилась Пекка. - Признаюсь, я была удивлена, узнав, что вы подтвердили результаты моих опытов.
- Все и каждый, - ответил Сиунтио. - Каждый и по нескольку раз. Если мы и дальше будем повторять этот опыт, то, позволю себе заметить, избавим мир от изрядного количества лишних желудей.
Голос его звучал легкомысленно и шутливо, как в те минуты, когда он посмеивался над гостьей, но под напускной веселостью таилось жадное рвение гончей, напавшей на след. Пекка чуяла его и сама. Подобное тянулось к подобному, согласно одному из главных законом магии.
- И какова, по вашему мнению, причина этого эффекта, магистр? - спросила она.
- Сударыня, не имею представления, - посерьезнев, сознался Сиунтио. - Вам удалось обнаружить нечто новое и неожиданное. Вот почему еще, не считая блуда, я жалею об ушедшей молодости: хотел бы я, чтобы у меня больше времени оставалось, чтобы пройти по этому следу. Сейчас я могу только заметить, что след есть, но не более того.
- Я пыталась найти объяснение, но эффект не вписывается ни в одну из знакомых мне теоретических моделей.
- Это означает всего лишь, что нам следует разработать несколько новых теоретических моделей, дорогая моя, - ответил Сиунтио. - Печальны времена, когда мудрецы убеждены в собственном всеведении. Так уже было в эпоху Каунианской империи, хотя в Елгаве или Валмиере со мною не согласились бы. Так уже было сотню лет назад, по всему восточному Дерлаваю и на нашем родном острове. А потом были открыты становые жилы, и все начало меняться. И теперь все изменится, но уже на новый лад.
- Изменится на новый лад, - эхом откликнулась Пекка. - Мне нравится. Когда соберутся остальные?
- Завтра ближе к полудню или чуть пораньше, - беспечно ответил Сиунтио. - А пока будьте как дома. Не "Княжество", конечно, пуховых перин и деликатесов не обещаю, но, быть может, на моих книжных полках вы найдете для себя нечто такое, чего не предоставит читальный зал при гостинице.
Пекка и сама знала, что бросает нетерпеливые взгляды на хозяйскую библиотеку.
- Лучше вам обыскать мои чемоданы, прежде чем проводить на вокзал, - предупредила она. - Меня одолевает искушение учинить здесь разорение, какое чинили сибианские пираты на наших берегах.
Набравшись смелости, она стащила с полки компендиум старокаунианских заклятий роста и принялась проглядывать его. Возможно, кто-то нашел ответ на ее загадку еще во времена империи, которую Сиунтио только что высмеял.