Принц неожиданно для себя покраснел и метнул взгляд в сторону фрейлин, похожих на стайку златокрылых мотыльков, те хихикали и перешептывались тут же, в палате, но чуть поодаль, на нижней половине. Конечно, они стояли не близко, в противоположном конце покоев, но наверняка все слышали. Если барон Гарами Самата узнает об этом – а теперь ведь непременно узнает – вместо друга у принца одним тайным врагом станет больше. Он на той неделе уже должен вернуться с восточных рубежей…
– Ты покраснел, мой сын. Это хорошо, это внушает мне надежду, что ты еще не до конца испорчен. Не смотри на фрейлин, они слышат только мой подробный рассказ о выращивании левкоев, уж так я приколдовала для твоего спокойствия, и странно, что ты этого не заметил. Я имею в виду, что магии моей не заметил. С другой стороны, я смерть как не люблю колдовать, годами этого не делаю…
Принц выдохнул и во всю мощь вдохнул, в сердце сразу же вернулись свет и тепло.
– Ага, матушка! Заметишь тут, когда ты колдуешь! Тем более у себя в покоях! Какое счастье, что ты у меня такая искусница! А завтракать будем?
Императрица, довольная искренней похвалой сына, вместо ответа повела десницей, снимая с пространства ткань заклятья, и хлопнула в ладоши. На зов тотчас приблизилась старшая фрейлина ее свиты, юная герцогиня Кусони Баринга.
– Куси, милая! Вели накрывать, на малом столике, для меня и для его Высочества. Мне, проследи нарочно, чтобы поменьше порции подавали, а его Высочеству побольше, вон как исхудал.
– Я исхудал? Впрочем… от переживаний за судьбы Отечества, ни от чего иного. – Принц в упор поглядел на голые плечи фрейлины и перевел взгляд повыше, чтобы зацепиться взглядом за взгляд, но юная герцогиня великолепно понимала, с кем имеет дело: прелестный ротик ее улыбался почтительно и едва ли не призывно, однако взор ее был безмятежен и пуст, направлен куда-то вдаль, сквозь принца, но ни в коем случае не на него.
– Сын мой, не надобно этим шутить, сии слова не таковы, чтобы трепать их попусту.
– Прости, матушка, ты права, а я не прав. Но сейчас я плотно позавтракаю и непременно поправлюсь. Разреши, я отряжу посыльного к Его Величеству, ибо я обещал доложить ему о твоем милостивом согласии. Ну, насчет сегодняшнего ужина?
– Я сама отправлю, и уж он сообразит, что ты его поручение выполнил. Кроме того, сударь мой сын, что же это я буду с бухты-барахты посылать герольда Его Величеству, когда мажордомам следует предварительно согласовать время встречи, набор блюд и напитков, уровень приема…
– Отец хотел как можно скромнее, попросту.
– …количество гостей и присутствующих, время ухода, если он не захочет прикорнуть в моих покоях. Приличия надобно соблюдать в любом возрасте и при любой простоте. Хотя, конечно, были времена, еще задолго, задолго до твоего рождения… Это теперь он старый брюзга, а тогда пылал. За день, бывало, по дюжине записок, егерскою почтою, из любого конца Империи, а в каждой записке… Впрочем, любое пламя иссякает…
– Но, государыня! И отец, и я… Наше пламя к тебе никогда не иссякнет! Никогда! Матушка, верь… И сестры, и брат… Мы все… Будь я проклят, если лгу хотя бы на соринку!
Императрица сунула было белейшую ручку к подносу на резном столике – за платком, но передумала и царственным пальчиком смахнула поочередно две слезинки с уголков глаз.
– Да, да. Я знаю, это я так… Дай же мне руку, дорогой мой сын, и идем завтракать.
Государыня хорошо знала вкусы старшего сына: основным блюдом к завтраку было отваренное в обычной воде молочное мясо, любимая пища его Высочества… И вода, и мясо были совершенно свободны от всего постороннего, даже не подсаливались, но зато к мясу подавались добавки, обширнейший поднос, плотно уставленный приправами: травы, уксусы, перец, соль, сухарики, горчицы, соусы сладкие, соусы горькие, всякие присыпочки из толченых орехов… Токугари иногда садился за стол и сам не знал, чем он сейчас воспользуется, но в эту трапезу – заранее понимал, что хочет обмакивать мясо в горький хвощевой соус, а сами кусочки чтобы с умеренным жирком… И запивать простым сладким взваром-м-м-м… У-у-у… вот оно… Вот это да. Яд заговоренный.
Токугари еще полтора месяца назад, почти случайно, обратил внимание на необычный, хотя и не ядовитый, "щиплющий" привкус вина, поданное ему на вечеринке у барона Самата, своего приближенного и друга, с женой которого у него развернулся с недавних пор осторожный и сладостный роман. Принцу не понравилось… вот не понравилось внезапно наличие незнакомого привкуса… Пусть и безопасного. Он вышел в отхожее место и там, с помощью пальцев и колдовства, выдернул прямо из горла частицы выпитого, пропитал ими платок, сам платок окружил сохранными заклятьями и дальше уже веселился весьма умеренно. И недолго: вспомнил, якобы, о срочном поручении государя…
Домашние жрецы почти сразу же определили, что в вино добавлено обработанное магией масло семян ясеня, совершенно безвредное для животных и людей, совершенно безвкусное и неощутимое…
– Только вашему Высочеству дано было ощутить наличие столь мельчайшего присутствия колдовства в сем злокозненном напитке, необыкновенное чутье вашего высочества достойно не просто восхищения, но прекло…
– Дальше, без болтовни. Зачем оно, если безвредно?
Выяснилось, что с давних пор существует разновидность ядов, так называемых составных, постепенных, которые действуют только будучи собранными вместе в одном теле. Например, семена ясеня могут быть задействованы в нескольких видах таких отрав. Чтобы определить все четко, без ошибок, надобны… Ваше высочество, надобны образцы следующего слоя, тогда можно будет уверенно говорить о том, каков будет весь яд… Кроме того, вполне возможно, что будущая отрава была нацелена вовсе не на его Высочество, а на одного из сотрапезников… Но, с другой стороны, сия предерзостная выходка, даже на этом первом шаге – уже преступление против Империи и династии… Но доказать злоумысел сейчас, после того, как все следы иссякли, просто невозможно…
Разумно. Принц Токугари не стал, подобно отцу, стучать по столешнице, выбрызгивая молнии из под кулака, ибо жрецы пред ним не провинились, они сделали все, что могли, и сделали хорошо. Надо ждать следующую часть удара, если цель – действительно он сам. Через неделю, на птеровой охоте в честь прекрасных дам, во время пира, устроенного запросто, на полянке, на расстеленных скатертях, он захватил горсть сушеных церапок и… опять защипало… Церапки – тихохонько в карман, веселье продолжается как ни в чем не бывало, тем более, что первый слой отравы, на ясеневом масле, уже расколдован и выведен из тела… Токугари смеялся и ругался, бил по плечам друзей, и нежно переглядывался с придворными красавицами, но черная и страшная мысль царапала его оледеневшее от ярости сердце и науськивала: узнай… немедленно узнай… вглядись в каждого и узнай…
– Что так развеселило ваше Высочество? Скажите, и мы подхватим все?
– Нет, нет, Зерчи, это глубоко личное, из детства случайно вспомнилось, вот и рассмеялся. Плесни мне чего-нибудь попроще, покислее, вон, имперского…
Второй слой подсказал ученым жрецам единственно правильный ответ:
– "Три брата", ваше Высочество! Третий, последний слой, скорее всего, также будет заговорен и замурован в питье, совершенно безвредное для всех окружающих. Кроме вас, разумеется, ваше Высочество! Вы позволите нам доложить Его Императорскому Величеству о злоумышлении, или соизволите сами…
– Или. Я – престолонаследник, будущий либо предполагаемый государь. Так вот, я, своей властью престолонаследника – а буде этого недостаточно, то предстоящей властью Императора – запрещаю вам разевать рты по данному случаю. Умру – тогда доложите. Если боитесь моей смерти и вашей последующей казни – продолжайте бояться, но молчите, ибо выдав сие при моей неоконченной жизни, вы обретете себя на немыслимые предсмертные муки, ни с чем не сравнимые муки, уж я позабочусь. Что выберете?
Жрецы, естественно, рискнули молчать: из двух страхов выбирают тот, который поменьше и подальше. Да, да, да… Жить неподалеку от земных владык – выгодно и тепло, все блага мира словно бы сами собой проливаются и сыплются на тебя, никаких дополнительных усилий к этому прилагать как бы и не надо, да вот только неминуемы случаи, когда приходится выбирать среди смертельно опасных тропинок, и не всегда все угадывают правильно. Да… А если смолчать и угадать, его Высочество вознаградит, станет Его Величеством, подтянет за собой и поставит повыше… но никогда не забудет, что нашлась сила, отвратившая слуг от присяги Империи, императору… Пусть он сам был этой силой, ну так и что? Он все равно будет знать, что и против него может найтись подобная… А это – страх, вечный страх друг перед другом. Владыка будет опасаться слуг, те всегда помнить о плахе, которая ждет их под каждой дверью, за каждым углом…
– Ой, матушка! Мой любимый взвар, но…
Государыня ласково улыбнулась своему старшему сыну и сделала попытку налить ему сама, да чуткие и прыткие фрейлины ей этого не позволили.
– Пейте на здоровье, ваше Высочество, государыня лично составляла сей взвар!
– Благодарю, сударыни! Но, матушка, жрецы мне временно запретили сладким баловаться, желудок они мне лечат. Позволь просто отварчиком обойтись, либо водою?
– Так, может, вина тебе? Как же ты желудок-то портишь? Поменьше бы по пирам таскался. Или тебя ее Высочество невесть чем потчует? Так я с ней поговорю, и крепко поговорю!
– Ее Высочество тут ни при чем, матушка. А желудок сам собою пройдет, всего лишь ослаб вчера и позавчера. Вино же мне показано еще менее, нежели сладкий взвар. Просто воды, либо отварчик на костях. Не жирный, на ящерных косточках. Можно?
Еще бы было нельзя, когда Ее Величество хочет по-матерински угодить его Высочеству! Принесли отвар, который его Высочество, предварительно прощупав на отраву, соблаговолил выпить две чашечки: одну в начале завтрака, да другую "на посошок".
– Все, матушка, дела ждут. Могу я тебя умолить об одной вещи? Я бы очень-очень хотел?
– Да, сударь мой сын. – Императрица была несколько удивлена этими словами, ибо старший сын много лет уже никогда и ни о чем ее не просил. – Если это в моих силах – приказывай.
– Приказывать тебе??? Нет уж, пусть все будет как ты скажешь, а не как я скажу. Представь мне кхора?
Императрица всплеснула руками от неожиданности, заколыхалась, вся пунцовая от смеха.
– Право, ты меня смутил! Нет, ни за что! Попроси что-нибудь другое, сударь мой сын, а то я умру от стыда!
Принц отрицательно покрутил головой и подмигнул фрейлинам:
– Ты пообещала!
Все шесть фрейлин, в это утро дежурившее при Ее Величестве, окружили повелительницу и радостно зачирикали, предвкушая зрелище:
– Да, да, да! Мы все слышали, Ваше Величество! Вы обещали его Высочеству!
Государыня промокнула веселые глаза платком, взятым с подноса, и высморкалась в него же.
– О, боги! Одни дети меня окружают. Все бы вам порхать, да пустяками веселиться, да на глупые выдумки смотреть… Кхора? Я уж и забыла, как сие делается…
– Ничего ты не забыла! Покажи, матушка. Прикажешь эту сторону очистить?
– Нет, вон ту, она сплошная. Хорошо, я попробую. Всем отойти от этой вот стены.
Слуги проворно сдвинули мебель, стоящую вдоль западной стены покоев, сняли гобелен, закрыли двери, приладили оконные вставни и поверх задернули оконные занавеси… Огромную комнату теперь освещали только два трехсвечника, лампада в честь богини Луны и красноватые всполохи из камина (государыня даже летом любила, чтобы в ее покоях трепетало живое тепло огня). Все было готово.
Императрица сама, не позволяя фрейлинам прикоснуться к себе, выбралась из кресел, ловко вытащила откуда-то из рукава коротенькую, в поллоктя, круглую черную палочку и звонко откашлялась.
– Тругардша лас… лас… Ой, забыла, как это…
– Лассчреда, – подсказал из-за спины принц.
– Не сбивай меня, друг мой, я сама вспомню! Тругардша, лассчреда, вирилини…
Императрица очерчивала палочкой по темному воздуху неровные спирали и круги, левою же рукой словно подталкивала, уминала перед собою внезапно заискрившееся пространство, слова заклятья шли ровно, громко и уже безо всяких запинок.
Мерцающий воздух в середине колдуемого места постепенно сгущался, пока не приобрел очертания, поначалу зыбкие, но чем дальше, тем все более четкие…
Токугари, уже напрочь забыв, что просьба к матушке была не более чем военная хитрость, придуманная, дабы замести следы своих замыслов и подозрений, стоял как в детстве, прикусив губу и сжав кулаки: вновь он был маленьким мальчиком, которому добрейшая матушка показывает волшебное представление, а детское сердце колотится в маленькой груди, доверху наполненное светом, трепетом и восторгом.
В воздухе, стоя на задних лапах в двух локтях над полом, замер огненный зверек, в котором все присутствующие безошибочно узнали обычную амбарную шнырялу, кхора, только ростом этот кхор был со взрослого человека, и шкура у него была не серая, а темно-вишневая…
Кхор был неподвижен – и вдруг повернул голову, в упор посмотрев на фрейлину Кусони Баринга. Пасть кхора медленно приоткрылась и наружу выскочили клыки, острые, длинные, у настоящих кхоров таких никогда не бывало, ибо их добыча – мелкий съедобный мусор, в основном растительного происхождения, а тут… Кхор, продолжая пожирать девушку взглядом, шагнул к ней – Кусони испуганно взвизгнула и попятилась! Кхор сделал еще один шажок и вдруг выбросил в сторону трапезного стола левую переднюю лапу, которая внезапно стала очень длинной и когтистой. На столе стояла широкая ваза с фруктами, и коготь кхора насквозь проткнул маленькую дыньку, лежавшую сверху. Кхор победно заверещал и столь же стремительным движением забросил добычу к себе в пасть. Токугари нарочно ждал этого мига, чтобы проверить детские впечатления: нет… вернее, да: Кхор проглотил не жуя. В этот раз ему попалась дынька, но он мог сожрать и рукописный свиток, и ломоть ветчины, и даже любимый кинжальчик маленького Токугари, что однажды и произошло…
Кхор провизжал победную песнь добытчика и взялся плясать и скакать в очерченном для него пространстве комнаты. Голова его, туловище, лапы, хвост, изгибались самым немыслимым для настоящего зверя образом, волшебное огненное чудище совершенно отчетливо подражало человеческим телодвижениям, но по-прежнему оставалось кхором, не превращаясь ни в какое другое существо, все это видели. Наконец кхор замер, тяжело дыша и опустился на четвереньки. Пасть его открылась и выпустила два огромных языка пламени, один в пол, а другой в очищенную от комнатной утвари западную стену. На драгоценном дворцовом паркете мгновенно образовалось огромное обугленное пятно, а в стене такого же размера сквозная дыра. Кхор радостно заверещал почти что человеческим голосом, прыгнул в эту дыру и исчез. Дыра в стене тут же затянулась бесследно, а угольное пятно на паркете осталось.
Императрица испустила вздох, похожий на стон, однако видно было, что огорчается она совсем неглубоко, больше для виду.
– Ну вот! Разгромили мне покои с этим вашим кхором! Всегда забываю, что он обязательно напакостит напоследок. А все из-за тебя, сударь мой сын, и из-за этих беззаботных вертихвосток. Как же я теперь эту гарь буду нюхать?..
– Матушка, но нету же никакой гари… почти… Это же магия! И вообще… Тут даже имущника звать не надобно, позволь…
Принц поспешно, пока мать не успела опомниться и запретить, защелкал пальцами обеих рук, да так быстро, что щелчки слились в непрерывный треск. Принц скороговоркой пробормотал два заклятья, выправляющее и подкрепляющее – и паркет приобрел почти прежний вид, даже узоры восстановились.
– А все равно вон светлое пятно осталось. Как лишайное стало. Нет, надо имущников вызывать, плотников, краснодеревщиков… Ох… заботы…
– Ничего не надо матушка, плитки я восстановил в первозданном виде, в причерт, с вытесом, и даже убрал мелкую пыль, что на паркете накопилась. Пусть велят полотерам натереть – и весь пол в покоях будет того же оттенка, что мое пятно! Но зато какое удовольствие мы все получили! И я, и эти прелестные сударыни…
– Ты на моих сударынь-то не пялься, мое высочество!.. Удовольствие… Кому удовольствие, а кому пятна на паркете. Но… что-то еще могу, как выяснилось…
– И еще как можешь, матушка! Это был самый лучший раз из всех, что я видел! А как он дыню-то умял!
Фрейлины подхватили наперебой:
– Ах, Ваше Величество, государыня! Это было просто великолепно!.. Такая грация, такая сила магии!.. А как верно кхоровые повадки переданы!.. Прелестно, прелестно! Боги, как он на меня глянул, Ваше Величество, я подумала, что у меня сердце разорвется от ужаса!
Ее Величество поплыла в похвалах, толстые щеки не выдержали и тоже поддались: императрица заулыбалась, переводя довольный взгляд с одной фрейлины на другую, уж что-что, а похвалы она любила…
– Матушка! Опаздываю, убегаю. Но уж ты на целый день мне настроение подарила! Ты просто восхитительна. Принц поцеловал матери щеку и руку и побежал к двери, едва ли не в прискок, словно в детстве.
Несмотря на уверения принца, детская радость от увиденного выветрилась довольно скоро. Загружать отца своими тревогами Токугари не пожелал: нет сомнения, что отец быстро разберется что к чему и злоумышленников найдет: к его услугам все явные и тайные силы Империи… Весь сыск, во главе с кошмарным этим Когори Тумару. Вот бы с кем подружиться… Но тот подчеркнуто верен Императору… Да именно Императору, титулу, а не человеку, сидящему на троне. Сядет туда Токугари – тот ему будет служить столь же верно. Стало быть, дружба подождет. Нет, надо своими силами разобраться, у отца полным-полно больших забот, а жизнь принца – практически вне опасности, раз он распознал злоумысел и ничем себя не выдал. Все же надо будет с кем-то посовещаться, посоветоваться…
Принц, вернувшись в свои покои, приказал никого не принимать, а сам послал за новым любимчиком, юным провинциальным дворянином Керси Талои, из удела маркизов Короны. Керси, представленный ко двору юным аристократом, князем Докари, на диво скоро и ловко прижился в столичной среде, а пока ждал своего часа и очереди: Его Величество милостиво пообещал повенчать Керси Талои в рыцари. Считалось, что рыцарь Керси после рыцарского венчания должен будет вернуться домой в удел, на службу к маркизу Хоггроги, но принц подумывал… да уже почти решил про себя – оставить Керси Талои в своей свите: юн, умен, честолюбив, без права на наследство, денег нет, связей нет – такой будет надежным другом его Высочеству Токугари… а впоследствии – как знать – не менее надежным слугой Его Величеству Токугари Третьему…
– Есть хочешь?
Керси в ответ грациозно поклонился, совершенно по последней моде: корпус движется назад, левая рука тоже, но быстрее, в то время как правая рука и левая нога – чуть вперед. И все вдруг замирает в единый миг: поклон состоялся.
– Никак нет, ваше Высочество, сыт по уши. Но если вы прикажете – ни за что не посмею отказаться!
Принц рассмеялся: Керси уже успел прославиться среди дворцовой молодежи круглосуточной готовностью к чревоугодию, танцам и любовным интрижкам.
– Присядь, поешь, отощал как… Ты по-прежнему с этой… ну… Тули… Лути… Как ее?..
Керси поклонился еще более грациозно, не спуская с принца наивно-удивленных глаз:
– Ваше Высочество, боюсь, я не понимаю, о ком и о чем идет речь, ибо я слишком молод, дабы…