– А я-то всегда над ней смеялась! – испуганно приседая, прошептала одна пятнадцатилетняя прачка другой. – И тараканов ей в похлебку кидала. Думала, она все врет…
– Кто ж знал, – пожала толстыми плечами подружка.
– Она днем к речке ходит, за стену, – вспомнил один из молодых поваров. – Сидит там под деревом, кости на солнышке греет…
– Я поняла, останьтесь здесь, я пойду одна, – тон Альбины не допускал возражений, но это было излишним – желающие возражать королеве давно перевелись во дворце.
Арманзель выглядела совсем старухой – седые, неопрятные космы, безобразно раздувшиеся руки и ноги, засаленный на животе передник, обмахрившаяся юбка…
– Я пришлю тебе хорошую одежду, и доктора. Сегодня.
– Не стоит беспокоиться, Ваше Величество, сидеть здесь удобно и в этой. А больше я нигде не бываю…
– Хочешь, я заберу тебя наверх?
– Что мне там делать? Я сижу здесь, вспоминаю хорошие года, когда была молодой. Также речка течет, и дерево все то же… Чуешь, Альбина, ванилью пахнет?
– Ванилью? Нет, не чувствую, наверное, тебе показалось… Арманзель, ты можешь выслушать меня? Больше мне не с кем об этом говорить…
– Ты будешь говорить о прошлом, Альбина? – выцветшие глаза старухи словно подернулись пленкой. – Говори…
– Не только о прошлом. О настоящем и будущем тоже. Потому что я ничего не понимаю. Хотя ты права – все началось в прошлом, в тот день, когда я в чужом платье зашла в трактир "У старого капитана". Ты помнишь?…
Альбине показалось, что к концу ее рассказа старуха задремала, привалившись к стволу высохшей яблони. Она уже собиралась встать и уйти, но тут скрюченные пальцы сжались в кулак, а сквозь морщинистые веки блеснул живой огонь.
– Ты никогда не найдешь его, Альбина! – прежним, звучным и низким голосом сказала Арманзель. – И это правильно. Может быть, он великий колдун, а может – бродячий акробат. Может быть, он жив, и едет на коне в полумиле отсюда, а может, давно истлел в могиле. Это неважно. Ты всегда будешь мерить себя по той минуте. И в ней искать утешения в скорбях твоих. Искать и находить. У каждого из нас есть своя мерка. И свое утешение. Большинство хранит их в тайне ото всех…
– И у тебя, Арманзель?
– И у меня…
– А как же Бог? – зачем-то спросила Альбина, хотя никогда не была не только религиозной, но даже по-настоящему верующей.
– Бог, он на небесах. Небесной меркой себя особые люди меряют, небесные. А мы – люди земные…
Альбина порывисто поднялась, сверху вниз в последний раз взглянула на старую прачку.
– Я пришлю лекаря. Пусть он изготовит для тебя мазь. Прощай.
– Прощай, Ваше Величество…
Слова старой женщины словно пробудили что-то в королеве. Государственные заботы на время отошли на задний план. Тем более, что за десять лет спокойного и вдумчивого царствования все было налажено Альбиной так, что ее ежеминутного вмешательства в дела королевства уже давно не требовалось. Дети тоже достаточно подросли, да впрочем, у нее никогда и не было к ним настоящего интереса. Старший рос пугливым и болезненным, средний и младший, нравом и обликом походившие на покойного Альберта, непрерывно дрались между собой на деревянных мечах, мучили кошек и стреляли по воронам. Всей душой и телом, бессонными ночами и смятыми в горячечной одинокой тоске простынями, Альбина понимала, что в ее женской судьбе осталась последняя, ненаписанная глава. Отчего-то в эти дни она особенно часто вспоминала давно умершего бастарда Аврелия, который любил наблюдать за звездами и нравами растений и животных. Может быть, она тоже могла бы полюбить это? Кто знает, ведь у нее никогда не было на это времени…
Мир благоволит к тем, кто решился, и однажды в ее комнату порывисто вошел Альвик.
Солнце плавилось в тигле витражей, слюдяной водой растекаясь у ног королевы. Вездесущих пух одуванчиков прозрачным пеплом сгоревшей мечты оседал на руках и плечах, ранней сединой проблескивал на висках. Широкоплечий светловолосый мужчина медлил у входа, любуясь точеной фигурой любимой женщины, как никогда прекрасной этим утром.
– Здравствуй, – прозвучал мягкий голос, – есть новости?
Альвик, как всегда в присутствии королевы, смешался, нервно подкрутил пышные усы и ответил:
– Мои люди нашли его, ваше величество. На этот раз это точно тот самый человек.
За прошедшие годы речь бывшего мальчишки северянина сделалась если и не красочной, то, несомненно, более связной.
– Я проверил, именно этот человек был в городе, когда хоронили вашего дядю.
– Кто он?
Голос королевы прозвучал словно издалека. Неподвижность Альбины была сродни стойке охотничьей собаки, почуявшей след.
– Немного лекарь, немного колдун, немного сумасшедший, – Альвик передернул широкими плечами, – Ученый, одним словом. Принадлежит к дворянскому роду. Кажется, дворянство его прадеду Аврелию пожаловал ваш прапрадедушка. Поговаривают, что в его жилах течет кровь венценосцев, но это, скорее всего, красивое вранье. Деньги у него есть, живет он не бедно, но без всякого шика, все доходы тратит на научные затеи.
Молчанье было подобно остаткам утренней росы на резных листьях одуванчиков и столь же недолговечно. Колоколом ударила капля:
– Не женат.
– Где? – Не то дверь скрипнула где-то в отдалении, не то игривый ветерок принес чей-то вздох, во всяком случае, губы королевы даже не дрогнули. Вопрос словно сам собой соткался прямо из воздуха и заполнил собой всю комнату.
– Уже три года он живет в небольшом пограничном морском городке под названием Хиель на севере. Ходит в море с рыбаками, изучает привычки каких-то морских тварей. Мои люди докладывают, что, по его же собственным словам, он останется там до тех пор, пока не завершит своих исследований. По его оценке на это уйдет еще года два.
Молчание приобрело отчетливо вопросительный характер, и Альвик поспешил ответить.
– Нам не удалось ни подкупом, ни угрозами, ни самыми лестными посулами побудить его приехать в столицу. Это очень сильный человек. Он привык жить в уединении и не хочет его ни на что менять.
Королева резко, так, что взметнулся длинный подол платья, обернулась, рассмеялась и быстро вышла, почти выбежала из комнаты. Альвик кинулся за ней, и лишь ажурные парашютики одуванчиков продолжали танцевать в теплых лучах солнца.
После того, как она решилась, Альбине понадобилось всего лишь две недели на то, чтобы все подготовить. И в начале третьей недели после разговора с Альвиком из северных ворот выезжала скромная карета, отправляясь в дальний путь на морское побережье. Устроившийся на козлах Альвик механически улыбался и кивал направо и налево любопытной толпе слуг, а в карете сидела Альбина и с трудом сдерживала смех. Правил каретой высокий, огненно-рыжий конопатый юноша.
Все было продуманно до мелочей. Подробное письмо Раваризену, королю соседней дружественной державы и другу юности, было написано тем же вечером, когда Альбина доподлинно узнала о незнакомце. В письме Альбина не скрывала почти ничего. Она знала, что Раваризен, который правил страной после смерти деда и трагической гибели Тамариска (принц упал, объезжая взбесившуюся лошадь, и сломал себе шею), все поймет правильно, и будет нужное время делать вид, будто королева Альбина, устав за десять лет от государственных дел, приехала к нему с неофициальным дружеским визитом для поправки здоровья и консультации со старым врачом-чернокнижником, которых было не счесть при дворе просвещенного монарха. Раваризен был умен и обладал широкими взглядами, он открывал университеты по всей стране, покровительствовал театру и воспитывал полдюжины бастардов Тамариска, который так и не успел жениться. На него можно было положиться.
Пустая закрытая карета с королевскими гербами в сопровождении верных гвардейцев из отряда Альвика двинулась на запад, по дороге, ведущей к королевству Раваризена. В это же время Альбина, никем не узнанная, ехала к северным воротам.
Проезжая по-утреннему сонный город, королева велела остановить коней на Ратушной площади. Вышла из кареты и поднялась к сидящему на ступенях человеку. Присела рядом.
– Здравствуй, Авенак.
Альбина протянула нищему аккуратно завернутые в тряпицу пироги и бутылку вина из дворцовых погребов. Мужчина взял, поблагодарил взглядом и отложил все в сторонку. Странные белые глаза мягко смотрели на незваную гостью. Они словно говорили: "Ну что же ты? Рассказывай, зачем пришла! Не бойся!"
– Ты вот не знаешь меня, Авенак, а я тебя знаю, и уже который год забыть твою историю не могу. Ты ведь ждешь здесь кого-то. Верно?
Нищий медленно кивнул, худощавое лицо исказила гримаса боли. Лишь на мгновение. Была и сгинула. И вновь лукавая улыбка тронула бледные губы.
– А ты? – молчал Авенак.
– Мне надоело ждать! Если я прямо сейчас что-нибудь не сделаю, не поеду хоть на край земли за Ним, то ничего не будет. Понимаешь, моя жизнь не случится до конца! Так и умру, не узнав, какая она бывает…
Нищий улыбнулся чему-то своему, далекому, и Альбина поразилась богатству его улыбок. Казалось, на каждый случай припасена у него особенная, только здесь и сейчас уместная улыбка. Авенак вздохнул и ласково провел рукой по волосам женщины. И королева, с детства не выносившая чужих прикосновений, вдруг разрыдалась на плече этого странного человека. Они сидели на пыльных ступенях сонного города вдвоем, он, уже прошедший свой путь, и она, отважно ступившая на свой. Расплатившийся сполна и готовая на любую цену. Эта встреча нужна была им обоим.
Карета уже давно скрылась, а Авенак все смотрел ей вслед, и тонкие губы прошептали:
– Последнее испытание…
Путешествие. Что может быть чудеснее? Только самое первое свободное путешествие свободного человека! Глаза восторженно глядят в окно кареты, поражаясь и радуясь всему. Все абсолютно ново, а потому – ужасно интересно. А представьте, что вы практически всю свою жизнь прожили в одних стенах, скованные жесткими цепями церемониала? Хмельной ветер свободы кружил Альбине голову. Она упивалась неповторимым ароматом пробуждающегося после зимней спячки леса, веселым перезвоном приветствующих весну птиц, обжигающими объятиями прозрачных говорливых речушек. Строго настрого запретив Альвику и его рыжему подопечному, в прошлом фонарщику Арку, называть ее как-либо иначе, нежели по имени, она плела им венки из вездесущих одуванчиков и ранних полевых цветов (плести венки королеву научил тот же Арк). Все встречные: вельможные ли всадники, женщины, спешащие на рынок, крестьянские девушки на высоких телегах – невольно улыбались высокому юноше с пламенно горящими на солнце волосами, увенчанному пышной цветочной короной. Дороги как всегда по весне развезло, карета то и дело застревала в грязи, на подсохших участках в разбитых колеях немилосердно трясло, но все это не могло испортить настроение Альбине. Она лишь весело смеялась, уверенно сжимая в руках вожжи и глядя на чумазые физиономии своих спутников, вынужденных время от времени вытаскивать карету из кровожадно чавкающей грязи. Мужчины смеялись в ответ и приносили Альбине целые охапки цветов.
На вторую неделю пути Альбине удалось уговорить своих спутников провести ночь под открытым небом. Альвик сперва ворчал, но в конце концов не выдержал и расплылся в широченной улыбке. Лица Альбины и Арка сияли восторгом ожидания. Юноша, выросший в городских трущобах, тоже радовался путешествию, как дитя.
Лето властно вступало в свои права, но по ночам все еще подмораживало. В ближайшем городке Альвик предусмотрительно прикупил все необходимое для походного ночлега королевы. Вполне понятно, что ни Арк, ни тем более Альбина понятия не имели, как разжигать костер и готовить на нем еду. Все эти обязанности легли широкие плечи капитана. Пока Альвик колдовал над котелком, а Арк обихаживал лошадей, Альбина, чувствуя себя лишней, пошла прогуляться.
Лес. Поздний вечер. Солнце уже давно опустилось за деревья, и лишь между стройными соснами еще пробиваются его последние лучи, окрашивая облака в фантастичные цвета. Еще минуту назад небеса были темно пурпурными, а сейчас уже горят расплавленным золотом, смешанным со старой бронзой. В воздухе плавает ни на что другое не похожий аромат соснового леса. В него вплетается дурманящий, обволакивающий запах можжевельника. Пахнет свежей смолой, уже чуть прелой хвоей и водой. В лесу идет какая-то своя жизнь – просыпаются ночные существа, но и дневные еще не успели спрятаться в норки и дупла. Около огромного, почти идеально круглого, практически целиком заросшего мхом валуна, гордо высящегося посреди маленькой вересковой куртинки, мелькает целое семейство ящерок. На камне, поджав ноги и стараясь даже не дышать, сидит Альбина. Она ласково улыбается маленьким юрким зверькам, и нет для нее в эту минуту ничего важнее их. Ящерки не замечают ее, одна, увлекшись охотой, взбегает по сапогу. А он теплый, заходящее солнце щедро поделилось с ним своим жаром. Зверьку нравится сапог. Рисунок, делящий поверхность на ровные ромбы, очень удобен, за него так прекрасно цепляться маленькими лапками. Ящерка замирает. Ей хорошо. Громкий хруст ветки где-то неподалеку нарушает ее вечерний отдых. Все ящерки моментально исчезли, подобно миражу. Были и уже нет. Альбина с сожалением взглянула в ту сторону, откуда раздался звук, но там так никто и не появился. Словно очнувшись, молодая женщина взглянула на небо. Лишь самые верхушки высоченных сосен по-прежнему светились закатным румянцем, а из-за еще недавно пушистых, будто обсыпанных киноварной пудрой кустов выползают когтистые тени. Альбина встала и почувствовала, что ее бьет крупная дрожь, зубы невольно начали постукивать. Такой теплый вначале валун, как-то разом остыв, вобрал в себя и часть ее собственного тепла. Это было даже справедливо, но сейчас королева поняла, что замерзает. К тому же она абсолютно не представляла себе, в какую сторону идти. В сгустившихся сумерках лес внезапно преобразился, стал холодным, наполненным тайным движением и полным угрозы. Каждый звук теперь казался Альбине знаком опасности. Разом всплыли в памяти все сказки о существах и духах, которые жили в лесу и по сути своей враждебны человеку. Королева была готова поклясться, что старый пень, еще при свете показавшийся ей похожим на лешака, теперь, угрожающе раскачивая скрюченными лапами-корнями, медленно подползает все ближе. И лишь сила воли не давала ей ринуться куда глаза глядят. Альбина очень хорошо понимала, что если она ошибется с направлением, а, скорее всего, именно так и случится, Альвику будет трудно ее найти. Далеко уйти от дороги она не могла, так что если просто сесть и подождать, скоро все закончиться. Но легче сказать, чем сделать. Умом королева прекрасно понимала, что ей ничего не угрожает, но вот чувства…. Исконный страх горожанина перед мощью природы заставлял Альбину вздрагивать от малейшего шороха. Вновь присев на валун, она ждала. И еще никогда в жизни королева не была так рада услышать свое собственное имя, принесенное изменчивым лесным эхом. Надежный Альвик нашел ее четверть часа спустя и очень удивился, когда королева, закусив губу, крепко его обняла.
Ночь. Костер, забавляясь, рассыпает грозди неверных бликов по лицам сидящих людей. Во всем мире есть лишь этот круг с размытыми, изменчивыми, такими ненадежными границами, и тьма, что поглотила остальную вселенную. Лес молчит. Это странный, какой-то неправильный, непривычный лес. Он состоит из одних только сосен. Ни подлеска, ни обязательных переплетений коварных корней, норовящих в самый неподходящий момент попасть под ноги, ни надежного шалаша крон над головой. Королева сидит у огня и время от времени беспокойно оглядывается, подолгу вслушивается в темноту, чего-то ждет. Выросшая в каменном замке Альбина чует силу леса. Она не верит ему, ей все время кажется, что что-то не так, что лес готовит какую-то пакость и теперь замер в предвкушении потехи. Женщина чувствует себя здесь чужой. Теплые одеяла не дают ей замерзнуть, в руках обжигающе горячая кружка чая, рядом твердое плечо Альвика, но ей все равно не по себе.
– Почему все так? – спросила она, не надеясь быть понятой.
– Потому что вы королева, ваше величество, а не лесник, – Альвик обо всем догадался правильно. – Ваша вотчина – замок и зал государственного совета. Позовите жить в замок того, кто вырос под звездным покрывалом и привык спать на мху, положив под голову ягдташ, вот штука-то выйдет…
Пристыженная Альбина промолчала, но больше никогда не просила Альвика о ночлеге под звездами. Лучше уж худая, но все-таки крыша над головой, лучше уж покосившиеся, но все же стены, защищающие от всей лесной нечисти.
Дорога заняла почти месяц, и вот, когда Альбине начало уже нешуточно казаться, что путешествие превратилось в самоцель, их изрядно пообтрепавшийся экипаж въехал на вымощенную деревом главную улицу Хиеля. С десяток каменных домов, небольшая, будто приплюснутая сверху, ратуша да маленькая церквушка – вот и весь центр города. Вокруг без определенного порядка разбросаны деревянные некрашеные дома за косыми заборами. Во всех дворах развешаны рыболовные сети. А по улицам носится орава вопящих чумазых детишек непонятного возраста, вперемешку со стаей крупных мохнатых собак с лихо закрученными хвостами. Естественно, что все внимание детворы тут же привлекла карета. По-видимому, в их городок нечасто прибывали новые люди. Дети бросились бежать вослед, и в результате на центральную (она же единственная) площадь Хиеля путешественники прибыли с таким шумом, что, наверное, слышно было далеко за пределами городской черты.
Карета остановилась у ратуши, и несколько любопытных физиономий тут же попытались заглянуть внутрь. Арк беззлобно цыкнул на мальчишек, снял шапку, и они, заворожено глядя на его сияющую на солнце шевелюру, скатились в единый многоголовый ком у его ног. Судя по детям, местные жители были темноволосы, с припухшими, узковатыми глазами. Явление огненно-рыжего Арка стало для них настоящим шоком. Один особенно крохотный мальчонка даже расплакался, тыча в Арка грязным пальцем – "Демон!"
Альвик помог королеве выбраться из кареты и указал на спешащего к ним лысого толстячка.
– Это местный градоначальник.
Толстяк налетел на них подобно урагану. Перед глазами королевы моментально зарябило, а в ушах начал нарастать звон. Градоначальник говорил очень быстро, глотая окончания, беспрестанно улыбаясь и крутясь на месте в безуспешной попытке говорить одновременно со всеми троими приезжими. При этом он мягко, но уверенно увлекал Альвика и Альбину за собой, успевая на ходу отдавать распоряжения Арку и трем здоровенным орясинам, что прибежали за ним следом. Вскоре он привел их в двухэтажный и по-видимому самый большой дом в городе, с богато украшенным фасадом, на котором имелись: мраморные девицы, витые, словно пьяные колонны и лепной орнамент из фантастических рыб, кусающих себя за хвост. За жизнерадостной толстушкой, стоящей на ступенях, в ряд выстроились три ее очень точные копии разных возрастов, более всего похожие на молодых откормленных свинок. И все это семейство одновременно говорило, смеялось, что-то спрашивало, по виду абсолютно не интересуясь ответами. Когда гостей буквально силой усадили за богато накрытый стол, голова у Альбины уже раскалывалась от всей этой трескотни. Но тут отец семейства проявил твердость, приглушил домашних и заговорил самолично, ведя, как ему казалось, куртуазную беседу. Альвик споро отвечал на бесчисленные вопросы и Альбина, предоставив куртуазность верному капитану, смогла, наконец, передохнуть. Лишь однажды разговор привлек ее внимание: