…Она и впрямь жила в Алларене. Когда они с Золюшкой добрались до ее булочной сквозь зловонные лабиринты белого города, Тама как раз продавала четверть хлеба дородной особе в ярко-желтом платке.
– Что желаете? – устало спросила Тама у Ильверса, отирая пот со лба чистой, пухлой рукой. Она оказалась удивительно похожей на свою сестру – те же рыжие волосы, заплетенные в тугую косу, голубые глаза, россыпь веснушек… Дэйлор откашлялся, крепко сжал пальцы притихшего Золюшки.
– Я бы хотел узнать, вас Тамой зовут?
– Ну да, – женщина нахмурилась, – что вам надо? Если плохое что задумали, лучше уходите, не то истопника кликну.
– Нет-нет, – поспешно сказал Ильверс, – я просто хотел убедиться еще раз…
И быстро, может быть, чуть более торопливо, чем следовало, добавил:
– Я привез вам сына вашей сестры, Томы.
Плечи под простой шалью вздрогнули, и Тама затравленно посмотрела на Ильверса.
– А где… Тома?
– Маму убили дэйлор, – сказал Золюшка, приподнимаясь на цыпочки, чтобы его лицо было хорошо видно из-за прилавка, – она хотела, чтобы Ильв отвел меня к тебе, тетя…
Тама несколько мгновений стояла неподвижно, и ее взгляд испуганно перебегал с Ильверса на Золюшку и наоборот. Затем, быстро отвернувшись, она вытерла глаза уголком шали.
– Ну… что ж… Пусть отдыхает… в садах Хаттара, отца нашего…
И, уже повернувшись, продолжила:
– А вы… Пойдемте, пойдемте в дом… Лавку пока закрою.
* * *
Ильверс покинул семейство Тамы под вечер, невзирая на все ее уговоры остаться до утра. Теперь он был совершенно свободен, и мог заняться своими делами, коих было немало. На вопрос – куда же ты пойдешь? – он неопределенно пожал плечами и ответил, что осмотрится в городе, а затем, возможно, вернется на север. Туда, откуда родом…
Он и в самом деле размышлял над возвращением в Дэйлорон; он чувствовал себя уже достаточно сильным, чтобы справиться хоть со всей стражей отца-мерзавца, но… Черное сердце Алларена, недоступная простым смертным цитадель, застывшая уродливым наростом на холеном теле города, манила Ильверса похлеще, чем брачный призыв самки – самца. И снова эти странные мысли о том, что именно там, среди черных стен, он обретет истинное могущество…
Потому он принял решение остановиться на каком-нибудь дешевом постоялом дворе, переночевать, а поутру, на светлую голову, заняться исследованиями.
Зимой рано смеркается, и, пока Ильверс шагал по мостовой, сам не зная куда, небо начало наливаться ночью. Снова зарядил мелкий дождь, и в теплом свете окон булыжники мостовой блестели, как политые густым сахарным сиропом.
Через некоторое время Ильверс понял, что идет куда-то не туда. Прохожих попадалось все меньше, а те немногие, кого он встречал, спешили убраться с его пути. Он остановился, подверг местность беглому осмотру и, убедившись, что поблизости не видно ни одного постоялого двора, решил повернуть обратно. Но в этот миг из темного проулка ему под ноги шмыгнул паренек в лохмотьях, и дэйлор сам не понял, как очутился на земле. Его сразу окружили какие-то люди, грязные, оборванные – но вооруженные. Один из них – с блестящей серьгой в ухе, сплюнул сквозь зубы точнехонько рядом со щекой Ильверса и, ковыряясь в зубах давно немытым пальцем, изрек:
– Ну что, парни, раздевайте этого цыпочку. Если что еще найдем – хорошо. Не найдем – тоже не страшно. Потом кончайте его и пойдем дальше.
Выговор этого ничтожного человечка был таким же мерзким, как и он сам, и дэйлор едва понял, о чем идет речь. Но, когда смысл происходящего наконец дошел до него, кровь высокорожденных предков бросилась в голову, застилая взор.
Ильверс усмехнулся. Нечто подобное он уже испытывал, каждый раз, когда видел Найли в золоченой повозке… Но тогда – он был рабом, не способным ни на что. А теперь…
Сила послушно откликнулась на его прикосновение и потекла… сквозь тело, черными липкими нитями, к вонючим пальцам, шарящим по его телу. Переливаясь из сгустка в сгусток, она напухала под кожей горячими буграми, в поисках нового сосуда.
…Раздался крик. Страшный, разрывающий в клочья шуршащую пелену дождя.
И мясо отваливалось пластами от пальцев, от ладоней, обнажая кости. Человек дико вопил, размахивал остовами руки; теплые бусинки крови, разлетаясь веером, мешались с каплями воды.
– Что? Что это?!! Помогите!!! Хаттар Всемогущий!..
Вдруг, взмахнув последний раз почти голыми остовами рук, он метнулся куда-то в темноту, не переставая вопить. Еще несколько мгновений дэйлор слышал крики агонии, затем вновь над ним сомкнулась шуршащая пелена капель, шлепающихся о мостовую.
Никто более не касался Ильверса. Разбойники пятились прочь, с ужасом таращаясь то на свои ладони, то на дэйлор; потом они, как один, развернулись – и порскнули в стороны.
Ильверс поднялся, принялся неторопливо отряхиваться. Чувствовал он себя не самым лучшим образом, словно прошедшая сквозь чуждая Сила вымыла его собственную, но в душе выкристаллизовалось спокойное, прохладное ликование. Никто и никогда больше не посмеет причинить ему боль…
И тут его окликнули. Голос шел все из того же проулка, куда скрылся обреченный на мучительную смерть выродок.
– Эй, человече. Не спеши, поговорить надо.
Ильверс вяло удивился: судя по всему, тот, кто произнес эти слова, был абсолютно спокоен – ну, или очень хорошо владел собой, сумев скрыть страх.
– Чего надо?
Не торопясь оборачиваться, дэйлор поправил надорванный рукав куртки. Пусть все увидят, что ему, Ильверсу, нечего бояться.
– Зачем моего парня укокошил? – укоризненно спросил неизвестный. И опять – очень спокойно, будто видел нечто подобное десять раз на дню.
По мостовой заклацали подбитые железом башмаки. Ильверс резко обернулся, одновременно поднимая руку, сжатую в кулак, где уже бился крошечный черный кокон…
– Эй, эй! Погоди, я же только поговорить хочу…
Вновь прибывший был высоким, ладно скроенным мужчиной. Сразу в потемках не разглядишь ни лица, ни одежды – Ильверс только подметил, что сапоги на незнакомце дорогие, щегольские, с большими пряжками.
– Говори и иди своей дорогой, – жестко сказал дэйлор, разминая пальцами податливый, трепещущий кусочек Силы.
Незнакомец всплеснул руками.
– Батюшки! Да ты же не человек!.. Эге, бывал, бывал я в пограничных землях…
Ильверс предпочел промолчать; просто стоял и ждал продолжения. Верно, этому бесшабашному парню на самом деле пришлось переведаться с выходцами из Дэйлорона, раз он с такой легкостью узнал в Ильверсе нелюдя.
Между тем мужчина сделал еще несколько шагов вперед, и дэйлор смог, наконец, рассмотреть своего собеседника. Сапоги и впрямь были роскошные… лет десять назад. Вблизи оказалось, что они истерты и заношены почти до дыр, а одно голенище порвано. Штаны и некое подобие камзола, изначально сшитые из бархата, еще хранили местами переливчатый ворс, но большей частью напоминали грубую холстину. Лицо человека показалось Ильверсу таким же потертым и помятым, как и вся его одежда; глаза-щелки непонятного цвета маслянисто поблескивали, и также блестели обильно напомаженные светлые волосы.
– Только не надо меня убивать, так, как ты прикончил беднягу Зубастого, – ухмыльнулся незнакомец, – я только поговорить хочу.
– Говори, – Ильверс пожал плечами и быстро огляделся. Грабители снова начали выползать из черных провалов переулков, но приблизиться не смели. Переминались с ноги на ногу и наблюдали.
– Меня зовут Томми, Томми Ловкач. Ты прикончил одного из моих, дэйлор, но я прощаю… Скажи, ты же маг?
– А ты как думаешь? – Ильверс приподнял бровь, – стой там, где стоишь, не то останутся от тебя одни головешки.
– Думаю, маг, – серьезно сказал Ловкач, – а к магу, такому, как ты, у меня есть серьезный разговор. И хорошее предложение. Тебе, я думаю, все равно терять нечего.
Ильверс усмехнулся. Да что, в конце концов, возомнил о себе этот человечишко?
– Ты не можешь мне ничего предложить, – сказал он, – я иду своей дорогой, а ты – своей.
Ловкач в отчаянии всплеснул руками.
– Да брось ты! Разве не могут наши дорожки пересечься? Слушай, маг…
Кто-то свистнул.
– Патруль! Деру, деру отсюда!
В тот же миг Ильверс услышал стук подков о мостовую и конское ржание. Ловкач вздрогнул; ему, скорее всего, не улыбалось встретиться с хранителями спокойствия добрых горожан Алларена, но он не решался просто так распрощаться со своей находкой – магом. Он протянул Ильверсу руку.
– Бежим отсюда, парень. Тебе, я думаю, они тоже будут рады. Дэйлор все-таки…
Но Ильверс колебался.
– Зачем мне идти с тобой? И что ты мне можешь такого предложить? Я, знаешь ли, могу управиться с десятком таких, как те, что вас так напугали.
Сильные пальцы сомкнулись на его рукаве, и Ловкач, дохнув в лицо перегаром, прошипел:
– Не будь дураком, дэйлор! Часть выручки я тебе предлагаю, жалеть не будешь. Пойдем же, свались Хаттар тебе на голову! Спать тебе есть где? Нету! Вот и пойдем, пустоголовый!
Конники появились внезапно, вынырнув из темноты; Ильверсу все казалось, что они далеко – а тут – раз! И – вот они, любуйтесь… Ловкач судорожно вздохнул и попятился, все еще цепляясь за рукав дэйлор.
– А ну, стоять!
Ильверс только моргнул при виде лошади, скачущей во весь опор на него.
– Держите их! Это же Ловкач, Томми Ловкач!!!
Еще мгновение – и их взяли в кольцо.
– О, проклятье, – сквозь стиснутые зубы простонал Ловкач, – будь неладен тот час, когда я тебя увидел!
И уже в полный голос крикнул:
– Парни, уходите! Встретимся еще…
Он рванул из ножен короткий меч и подмигнул Ильверсу:
– Ну что, маг, живыми не сдадимся? А ведь если нас поймают, шкуру спустят…
Ильверс пожал плечами. А затем отпустил черный кокон, прямо в грудь ближайшему всаднику.
И снова расплылись в ночи липкие, черные нити, квинтэссенция самой тьмы, опутали людей, врезаясь в кожу, заставляя орать от ужаса и боли…
– Веди, – коротко бросил Ильверс, – поговорим еще.
– Так бы сразу, – обронил Томи, – а то ломаешься, как девка…
И, поднырнув под копытами вставшей на дыбы лошади, они рванули куда-то в кромешную темноту безлунной ночи, в подворотню, мимо покосившихся бедняцких лачуг, мимо заброшенных домов, мимо пустырей… Где-то позади раздавались истошные вопли.
– Эк ты их, – выдохнул Томи, и Ильверсу показалось, что в его голосе тонкой змейкой скользнуло непритворное уважение, – давай, сюда…
Он сдвинул широкую доску забора в сторону, дэйлор нырнул в открывшийся лаз и очутился на заднем дворе какого-то строения. У слову, весьма добротного на вид. Ловкач утер пот со лба.
– Ну, вот и на месте. Чувствуй себя, как дома, дэйлор. Теперь и поговорить можно, за кружкой доброго вина…
– Сам не знаю, зачем с тобой побежал, – пробурчал Ильверс. Томми ухмыльнулся.
– А я тебе скажу, дэйлор, почему. Потому что тебе было все равно, куда идти. Если бы тебе предложили переночевать в борделе, ты бы согласился. Предложили бы королевский дворец – тоже не сильно отказывался бы…
– Ты что-то хотел мне предложить, – оборвал его Ильверс. Ему было неприятно, что Томми оказался прав.
– Тогда – пойдем, – человек пожал плечами, – добро пожаловать ко двору ночных братьев Алларена!
* * *
Стоило шагнуть через порог, как в нос ударило сплетение запахов дыма, грязных тел и перегара. Ильверс, борясь с подступившей к горлу тошнотой, осмотрелся: они с Томми шли по большой комнате, где по углам, на кучах тряпья, ворочались, переругивались, пили нищие. Некоторые, что были недостаточно пьяны, узнавали Томми и кланялись, стукаясь лбом об измазанный нечистотами пол.
– Идем, идем, нам здесь делать нечего, – пробурчал Ловкач и потянул Ильверса за рукав, – не беспокойся, уж ты-то здесь спать не будешь. Это низшие из братьев, просят милостыню.
– А где те, что убивают за деньги? – дэйлор хотел усмехнуться, но не получилось. Ему более всего на свете хотелось зажать и нос, и рот – лишь бы не дышать всей этой мерзостью.
– Дальше. Не будут же уважаемые братья жить вместе с отребьем?
Следующая комната оказалась самым обычным обеденным залом, какие можно увидеть в недорогих и в меру хороших придорожных гостиницах. Вход туда был отдельный; воры и убийцы – как понял Ильверс – заходили с улицы, чтобы пропустить по кружечке горячительного, поболтать, а заодно и встретиться с вожаком. Здесь Томми вел себя, как галантный кавалер: приветливо кланялся, старался никого не обделить вниманием. Кое-кто косился на Ильверса, но тот был с вожаком – а потому ни один из ночных братьев не задал ни единого вопроса.
– Сейчас отведу тебя в спальные покои, – ухмыльнулся Ловкач, – отдохнешь, и без того ночь почти закончилась. А завтра – Хаттар решит, что будет завтра.
Он отдернул в сторону занавеску; дальше шел прямой коридор, по обе стороны усиженный потертыми дверями.
– Это уважаемая в городе гостиница, между прочим, – заметил Томми, – никто и не знает, что здесь…
Ближайшая дверь распахнулась от резкого толчка, а ровно через один удар сердца в ничем не защищенное горло Ловкача ткнулся блестящий носик стального клинка. Еще миг – и на их пути, словно выткавшись из полумрака, выросла молодая женщина.
– Ах ты, мерзкий ублюдок, – процедила она, – опять бил Малыша?!! А я тебе обещала, еще раз – и останешься без руки!
Нечто подобное было ново для Ильверса; до сих пор женщины, с которыми ему приходилось встречаться, были другими… как бы это сказать… мягкими, что ли? Его мать, согнувшая спину перед судьбой, Найли, смелая только когда за ее спиной маячили надсмотрщики, сестры Тома и Тама – обе одинаково уютные, сердечные. Эта же особа, одетая в мужское платье, напоминала стрелу в полете – легкую и смертельно-опасную.
У нее были коротко обрезанные, вьющиеся волосы цвета меди. Лицо казалось слегка неправильным, угловатым – и совсем молодым. В карих глазах, широко распахнутых, застыла решимость довести начатое до конца.
– Подставляй руку, – приказала женщина, одновременно усиливая давление стали на рыхлую шею Томми. Вниз покатилась капелька крови и исчезла, впитавшись в воротник.
– Во имя Хаттара! – Ловкач растерянно всплеснул руками; казалось, его нимало не беспокоило оружие, приставленное к горлу, – Лисица, да в чем я виноват?
– Ты снова избил Малыша, – жестко сказала она, – руку, Томми!
Из приоткрытой двери высунулся вихрастый мальчишка, чуть постарше Золюшки, да и похожий на него так, что в первый миг Ильверс удивленно подумал – а что, собственно, делает его маленький приятель в этом месте? Вокруг правого глаза юного вора светился чернотой внушительный синяк, веко опухло и не открывалось.
– Тиннат, не надо, – пролепетал паренек, – я знаю, он не хотел…
Лисица бросила на него недоумевающий взгляд.
– Ты в своем уме, Малыш? А если в следующий раз он тебе шею свернет?
– Не надо… – шепот стал едва слышен, – он все-таки мой дядька…
– Вот-вот, – ухмыльнулся Томми, – парень дело говорит. Оставь ты это, Лисица! Лучше погляди, кого я привел!
Коротко передернув плечами, она опустила меч. И только теперь взгляд ее теплых карих глаз остановился на Ильверсе.
Тиннат хмыкнула.
– Кого ты можешь привести, если не очередного ублюдка, такого же, как ты сам?
Ловкач надул щеки.
– Тиннат! Милая моя! Я привел мага, упырь меня дери, настоящего мага… Да еще и дэйлор, к тому же!
Женщина скривилась, как будто съела что-то невероятно кислое.
– Вот те раз. Значит, я ошиблась… И ты, Томми, притащил ко двору стократ худшего гада, чем я думала поначалу!
Ловким движением вбросив меч в ножны за спиной, Тиннат решительно шагнула навстречу и, бесцеремонно протиснувшись между Томми и Ильверсом, исчезла за занавеской. Дэйлор только успел ощутить ее запах – странную смесь кожи, железа и роз.
Ловкач пожал плечами. Притворно вздохнул:
– Что это на нее нашло? Женщины, женщины… Ну, ты, Ильверс, не принимай это на свой счет. Вожжа ей под хвост попала сегодня, так, Малыш?
Мальчишка безмолвно стоял у приоткрытой двери, и его голубые, как капельки неба, глаза перебегали с Томми на Ильверса – и обратно.
– Чего молчим? – сладко пропел Ловкач, – нажаловался Лисице, а теперь присмирел, а?
И, почти не размахиваясь, он отвесил мальчишке оплеуху.
– Чтобы одинаково со всех сторон было! И попробуй еще раз наябедничать, шкуру сдеру!
Малыш всхлипнул, втянул голову в плечи – и показался Ильверсу совсем маленьким и жалким.
– Пойдем, Ильверс, – хохотнул Ловкач, – я тебе покажу… твои покои!
– Пойдем, – дэйлор пожал плечами, – я хочу отдохнуть. И чтобы меня не беспокоили по пустякам…
– Ну а то! – масляные глазки человека алчно блеснули, – будем тебя звать только для важных дел!
И они пошли дальше.
Проходя мимо Малыша, который потирал рукавом ушибленную скулу, Ильверс успел коснуться его головы. Почувствовал на ладони давно немытые волосы, жесткие, как щетка. А еще – пульсирующую боль, поселившуюся в жирном синяке.
Ильверсу хватило считанных мгновений, чтобы свить из Силы Отражения сеть наподобие рыболовной и потянуть на себя горячий кокон. Ладонь неприятно кольнуло – и все. Малыш, приоткрыв рот, глядел на Ильверса, как на самого Хаттара, спустившегося с небес.
– Ну, где ты там? – Ловкач уже открывал одну из дверей, – давай, проходи. Чувствуй себя, как дома!
И фыркнул, как лошадь над яслями. Ильверсу стало противно; было похоже на то, что он уже успел невзлюбить этого человека. А спину все еще буравил взгляд Малыша – горячий, благодарный.
… Комнатка оказалась на диво чистой: видать, Ловкач придерживал ее для особо ценных гостей. В углу, рядом с окошком, стояла кровать, застеленная шерстяным одеялом. Подушку заменяло еще одно одеяло, свернутое валиком. В другом углу расположились некое подобие стола и стул; причем последний предмет мебели отличался столь изящными формами, что не приходилось сомневаться: Томми позаимствовал его в одном из посещенных купеческих домов Алларена.
Усмехнувшись, Ильверс положил на мягкое сиденье свой дорожный мешок и, сняв сапоги, растянулся на кровати, отчего ее деревянные косточки жалобно заскрипели. На сердце… вновь спустилась сонная пустота, но к ней Ильверс уже привык.
"Теперь у меня есть дом", – подумал он, – "есть даже занятие… Не самое лучшее, не самое правильное. Глупо все это и мерзко, и ты это знаешь, Ильв. Знаешь – но не чувствуешь ровным счетом ничего. И все же – здесь можно пожить некоторое время, пока не разберусь с Черным городом…"
Он поднялся, и, раздернув занавески, выглянул в окно. Оказалось, оно выходило на довольно опрятную улочку; напротив стоял добротный каменный дом с вывеской, где коричневой краской были намалеваны кольца колбасы и окорока немыслимых размеров. По улице бодро процокала лошадь, унося на спине всадника.
Ильверс оставил шторы открытыми; так в комнату проникал лунный свет, ложась бледными пятнами на неструганый пол.
Совсем, как тогда, в домике Томы на берегу Эйкарнаса.
Дэйлор снова улегся на кровать. По телу разливалось спокойствие, не хотелось ни думать, ни вспоминать.