23
Мои глаза резко открылись. Хотя до рассвета было еще далеко и никто меня не будил, я проснулся моментально: еще секунду назад я спал, а теперь о сне не осталось и воспоминаний. Не было даже привычного по утрам сожаления, что пора вставать. Я неподвижно лежал на одеяле, куске грубой ткани, сотканной на Юге из серых, красных и коричневых нитей. Дел спала рядом со мной на боку. Светлые волосы были прикрыты, только один локон отбился от остальных и лежал на верхнем плече. Внутри меня что-то оживало. Руки и ноги начали дрожать. Страх? Нет. Просто дрожь. Покалывание. Кости и мускулы больше не желали лежать неподвижно и подергивались. Я скрипнул зубами. Сжал веки. Попытался заставить себя снова уснуть. Но дрожь только усилилась.
Ноги сводило, колено подгибалось. Руки то сжимались, то расслаблялись. Кожа начала зудеть, но я знал, что как бы я не чесался, это все равно не поможет.
Я откинул одеяло, встал, поднял меч в ножнах и осторожно отошел от Дел, ослов, фургонов, акетни. К жеребцу. Я подошел к нему, отвязал веревку от недоуздка, перекинул повод ему на шею. Я не стал седлать его или накидывать потник, просто вскочил на спину и сжал коленями гладкие шелковистые бока.
Он фыркнул, присел на задние ноги, пару раз переступил, поднимая пыль, а потом застыл, ожидая моего решения.
- На восход, - сказал я ему, не приказывая ни коленями, ни поводом.
Он сразу повернулся на восход и с места взял галопом. Ни седла, ни стремян, ни потника. Между нами только набедренная повязка и ничто не мешает всаднику и лошади чувствовать друг друга.
Он мчался по пескам пока я не остановил его одним словом. Я перекинул ногу через холку, соскочил, отошел от гнедого шага на четыре, вынул яватму и позволил рассвету изучить ее порок.
Возник вопрос: Зачем я здесь?
Я вздрогнул, но отогнал его.
Я опустил кончик меча в песок и нарисовал совершенный круг, разрезая верхний слой пыли, чтобы добраться до плоти пустыни: сверкающих льдистых кристаллов.
И другой вопрос: Что я здесь делаю?
Я заставил его замолчать пожатием плеч.
Когда круг был закончен, я переступил черту, прошел к центру и, опустившись на песок, положил меч клинком и рукоятью на бедра. Приятно было чувствовать прикосновение прохладной стали к Южной (Южной ли?) коже, слишком светлой для Южан, и слишком темной для Северян.
Что-то среднее. Ни то, ни другое. Что-то, вернее кто-то, отличающийся от всего привычного. Созданный чужой песней и не умевший слушать.
Я положил ладонь на клинок, закрыл глаза, чтобы забыть о наступающем дне. Чтобы забыть обо всем кроме того, что скрывалось во мне и заставляло измученное тело дрожать.
И снова вопрос: Что происх…
Я не дал ему закончить.
Открылся внутренний глаз. Он Видел многое.
Переделает ли он меня? Вряд ли. Или я так нужен ему?
Клинок потеплел под моими ладонями.
Глаза открылись. Шатаясь, я поднялся, уронил меч, сделал два шага к периметру круга и упал на колени.
Желудок выворачивался, но он был пуст.
Я задохнулся, закашлялся. Посмотрел как по коже стекают капли пота.
Аиды, что я…
Ноги внезапно ослабли и я упал лицом в песок, из последних сил заставляя себя дышать.
Беспомощно сжимая пальцы, которые лишились почерневших ногтей. И теперь обрели новые.
Толчок, который пригнал меня сюда, остался только в воспоминаниях. Внутренний глаз закрылся.
Я перекатился на спину, согнув руки и ноги, заполнил легкие воздухом, уставился вверх, в небо, где первые лучи солнца поглощали звезды. Жеребец, обеспокоенный близостью силы, которую он не понимал и не мог понять, переступил и тревожно заржал.
Он ненавидит магию не меньше меня.
Но он никогда не узнает, что она испытывает, пытаясь вырваться из темноты к свету дня, чтобы получить душу. Он никогда не узнает насколько она могущественна и каково чувствовать ее в себе.
Он не знает того, что знаю я; и это незнание благословение.
Я смотрел в небо и смеялся, потому что смеяться лучше чем плакать.
Аиды, какой же я дурак.
Аиды, как же мне страшно.
Ослов успели запрячь в фургоны, акетни готовы были отправляться в путь. Дел сидела на своей гнедой кобыле. Лицо у нее было бледное и взволнованное.
Я остановился, соскользнул с жеребца, наклонился, чтобы подобрать свои вещи, и быстро оседлал гнедого. Торопливо сделав глоток из фляги, я вскочил в седло. Единения с лошадью уже не было - мешали седло и потник.
- Поехали, - объявил я.
Мехмет, управлявший первым фургоном, закричал на осла, потом поднял с колен кнут и ударил по жесткому крупу. Осел шагнул вперед, зазвенели украшения упряжи, фургон пришел в движение. За Мехметом последовали остальные.
Почувствовав приближение гнедой кобылы, я сжал бока жеребца, заставляя его двигаться, но Дел упрямо перегородила нам дорогу. Я выругался, затянул повод и отпихнул голову жеребца в сторону, пока он не успел укусить Дел или полезть на кобылу.
- Что, в аиды…
- Где ты был? - резко спросила она, прерывая мой поток ругательств.
- Там, - я решил, что с нее и этого хватит.
- И что ты там делал?
- Что хотел, - отрезал я. - Аиды, баска, сколько раз ты уезжала подальше от меня, чтобы спеть свои песни?
Дел засомневалась, но не успокоилась.
- Ты уезжал, чтобы спеть?
- А тебе не все равно?
- Ты взял это, - "это" было моим мечом.
- А ты обычно берешь это, - "это" было ее мечом.
Снова сомнения. Она совсем помрачнела и сжала губы.
- Прости, - тихо сказала она и повернула кобылу к фургонам.
Я поехал следом. Чувствуя себя виноватым.
До Кууми можно было добраться за день с половиной. С фургонами за два. На закате второго дня на горизонте появились контуры серого поселения и Мехмет подозвал меня.
- Нам нужно заплатить дань у ворот.
Я кивнул.
Темное лицо Мехмета помрачнело.
- Но у нас забрали все деньги.
Ну да. Забрали.
- Хочешь, чтобы я нашел их? Вернул деньги? - я замолчал, заметив его растерянность. - Возможно ваши проводники здесь. Кууми единственное крупное поселение в этой округе, только здесь можно купить еду, выпивку, женщин… Больше им идти некуда, тем более с набитым кошельком.
Мехмет обернулся на последний фургон за которым ехала Дел. Фургон хустафы. Немного помучившись, Мехмет все же решился.
- Нет, - вздохнул он. - Мы не будем нанимать танцора меча, чтобы он исправлял наши ошибки. От этого мы не станем лучше.
- Но это ВАШИ деньги.
Он пожал плечами.
- Пусть они оставят их себе. Мы заработаем еще, как только в городе узнают, что с нами Бросающий песок.
Я вздрогнул, но заставил себя успокоиться.
- А если они снова украдут ваши деньги?
- Хустафа бросил их будущее.
Желудок сжался.
- Он же не… - я испугался возможного ответа и решил не продолжать, но не выдержал. - Я хотел спросить, он ведь сам не может, а? Создавать узоры по своему желанию?
Мехмет нахмурился.
- Ты спрашиваешь, может ли он сам создавать будущее? Изменять его, чтобы отомстить или облегчить кому-то жизнь?
- Если он считает, что это необходимо.
Он перестал хмуриться и слабо улыбнулся.
- Ты сам бросил свое будущее в песке прошлой ночью. Хустафа бросает возможности.
- Я бросил… - я оглянулся на последний фургон. - Ты хочешь сказать, что вся эта долгая подготовка…
- Ритуал. Без ритуала нельзя.
Я отмахнулся.
- Ну да, ритуал… Мехмет, зачем он нужен, если только я за все отвечаю? Зачем вся эта священная секретность?
- Он святой, - просто сказал Мехмет. - Все святые разные. Хустафа - провидец, отец акетни, который готовится к встрече джихади.
Я заставил себя не думать о джихади, хотя теперь эта история более чем когда-либо казалась мне глупостью. Меня беспокоил хустафа.
- Он волшебник, - продолжил я. - Рядом с ним всегда чувствуется запах магии, он просто притворяется предсказателем.
Взгляд Мехмета остановился на рукояти меча, поднимавшейся над моим левым плечом.
- Все люди обладающие силой сильны: называть их можно по-разному.
Довольно неопределенное объяснение, подумал я. На Мехмета это не похоже. И мне вдруг пришло в голову, что будущее вчера могло открыться не только мне. Дел говорила, что ничего не видела, но она не знала чего ждать. Для акетни ритуал был привычным, могли ли и они расшифровать узоры?
- Ты пытаешься мне что-то объяснить, Мехмет? Что-то обо мне?
Южанин улыбнулся.
- У человека с ножом есть сила. У человека с мечом есть сила. А у человека с ножом и мечом силы еще больше.
- Я не говорю о ножах и мечах.
- Хустафа тоже.
Я скрипнул зубами.
- Я не это… - но я скривился не закончив. - Аиды, с меня достаточно… - я обогнал караван, первым подъехал к воротам Кууми и заплатил дань акетни. Только это и нужно было Мехмету.
А я хотел большего.
Я должен был узнать, как избежать тройственного будущего.
Потому что оно могло стать правдой.
Тройственное будущее: может случиться, вряд ли случится, теперь уже не случится.
Мне выбирать.
24
Мы с Дел молча сдерживали лошадей у ворот пока пыль от фургонов акетни не улеглась. Под яркими солнечными лучами серая глина домов приобрела тошнотворный тускло-медный оттенок.
- Почему ты решил вернуться? - спросила она.
- Почему я решил вернуться? - я нахмурился. - Мне почему-то казалось, что я помогал акетни. И, кстати, именно ты предложила разыскать их.
Мой сарказм не подействовал.
- Ты мог бы остановиться как только Кууми появилось на горизонте. Что заставило тебя приехать сюда?
Я выгнул брови.
- Такая мелочь как вода.
Дел выразительно пожала одним плечом, отметая мой несостоятельный аргумент.
- Ты мог бы попросить Мехмета вынести нам фляги.
- Мог, - согласился я. - Но зачем это делать? Раз мы так близко от поселения, лучше провести еще одну ночь под крышей.
Дел не сводила с меня глаз.
- Ты говорил, что опасаешься танцоров мечей и борджуни. Что, может случиться, они уже добрались до Кууми и схватят нас здесь.
- Может случиться, вряд ли случится… - я замолчал, пытаясь унять дрожь, вызванную внезапно возникшими знакомыми словами. - Ладно, баска, поехали. Мы можем сами о себе позаботиться.
Пока мы добирались до кантины Акбара, солнце опустилось за горизонт. Сияние тонкого полумесяца не затмевало свет звезд и они блестели как кристаллы Пенджи на ровной площадке Бросающего песок.
Представив себя со стороны - угрюмого, нервного, брюзжащего - я завернул жеребца прямо на конюшню и поставил его в одну из крошечных отгороженных щелей под названием стойло. Дел мудро отвела кобылу в другой конец захудалой конюшни Акбара и сняла с нее упряжь и сумки. Медные украшения уздечки зазвенели и Дел тихо заговорила с кобылой на Высокогорном.
Язык этот мне давался с трудом, хотя за время нашего путешествия я сумел овладеть им достаточно, чтобы говорить и понимать сказанное. Я слушал Дел и чувствовал, что сейчас в ее речи важны были не слова, а интонации. Дел что-то беспокоило.
Пока она общалась с кобылой, я занялся жеребцом. Засыпал ему корм, дал воды и встретился с ней у выхода. Оба мы несли сумки и фляги.
- Есть хочешь? - поинтересовался я, стремясь разрядить атмосферу.
Дел покачала головой.
- Значит пить.
Дел только дернула плечом.
- Может вымыться, утром?
Хитрый изгиб Северного рта, по которому ничего не поймешь.
У меня кончилось терпение.
- Тогда ЧТО ты хочешь?
В полумраке голубые глаза стали совсем светлыми.
- Освободить ЭТО.
Снова "это". Мой меч.
- Аиды, баска, ты слишком много о нем думаешь. Мне самому надоело ждать и я с большим удовольствием покончил бы с ним здесь, чем тянуть до Джулы, но выбора мне, кажется, никто не предлагает, - я прошел мимо нее и вышел из конюшни. - Давай избавимся от этих шмоток. Мне нужна еда и чашка акиви.
Дел вздохнула и пошла за мной.
- Что ж, по крайней мере в этом ты не изменился.
Мы быстро избавились от груза, купив себе постель, и вернулись в общую комнату, полную клиентов. Дым хувы спиралями поднимался к потолку, от разлитого вина пол был липким, отекавшие свечи разливали тошнотворный свет. В комнате пахло молодым вином, кислой едой, стареющими шлюхами и немытыми, потными телами.
Обычный набор запахов для кантины.
Заставляющий пожалеть, что у человека есть нос.
Дел что-то тихо пробормотала. Я показал на небольшой покосившийся стол в углу комнаты, пробрался через человеческий стадный двор, зацепил ногой табуретку и подтащил ее к себе.
- Акиви! - закричал я пухлой служанке, нагруженной чашками и кувшинами. - И две миски тушеного мяса с сыром!
Дел застыла у стола, молча осматривая кантину. Она старалась ничем не выдать своего отвращения, но я его сразу почувствовал.
- Садись, - бросил я. - Ты ожидала чего-то лучшего?
Дел обернулась. Она долго изучала меня, потом опустилась на табуретку. Стол стоял в углу, в стороне от толпы; место, которое я оставил Дел должно было защищать ее со спины и боков. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы самому не занять такую выгодную позицию, но Дел предпочла не заметить это.
Служанка принесла все, что я заказал. Кувшин акиви, две чашки, две миски, над которыми поднимался пар, и ложки. Я открыл рот, чтобы попросить воды, заранее считая монеты, но Дел меня опередила.
- Я буду пить акиви.
Сам не знаю, как мне удалось справиться с собой и не застыть перед ней с открытым ртом.
- Это крепкая штучка, баска.
- Совершенно с тобой согласна, - она потянулась за кувшином и наполнила до краев обе чашки. Едкий аромат был таким густым, что я готов был на пари разрезать его пополам мечом.
Я сунул служанке лишнюю монету и жестом отослал ее. Я никак не мог понять, что происходит с Дел.
- Слушай, баска, я знаю, я неоднократно говорил тебе, что ты не имеешь права упрекать меня за излишнюю любовь к неизвестному тебе напитку, но…
- Ты прав, - спокойно согласилась она и поднесла чашку ко рту.
- Ты не обязана делать это, баска!
- Пей свое, - с прохладцей посоветовала она и сделала приличный глоток.
В детстве я не получил утонченного воспитания; я расхохотался ей в лицо.
- Боги, Дел… посмотрела бы ты на себя со стороны!
Она умудрилась проглотить все, что взяла в рот, сохранив достоинство. Потом сделала другой глоток.
- Баска… хватит! Не надо мне ничего доказывать.
Голубые глаза смотрели на меня. Этот глоток дался ей лучше, лицо почти не скривилось.
- Нельзя судить мужчину не испробовав на себе его пороки.
Я прищурился.
- А это ты от кого слышала?
- От моего ан-кайдина в Стаал-Уста.
Я ухмыльнулся.
- В этом все Северяне - сплошная напыщенность и пустые слова.
- А чему учил тебя твой шодо?
- Мой шодо учил меня семи уровням работы с мечом. Больше ни на что времени не оставалось.
- А-а, - третий глоток. - В этом все Южане - сплошной пот и благоухающие задницы.
Всегда на середине глотка… Я подавился, разбрызгал акиви, вытер лицо.
- А ЭТО что должно означать?
Дел немного подумала.
- То, что ты делаешь во сне после того, как съешь слишком много сыра.
- После… а-а, - я нахмурился. - Слушай, тебе не кажется, что есть темы поприятнее.
Дел сладко улыбнулась и выпила еще акиви.
- Поосторожнее, - забеспокоился я. - Я рассказывал тебе, что со мной случилось. После первой чашки этой штуки меня унесли в кровать.
Она вытащила косу из-под бурнуса и томно перекинула ее через плечо.
- Кое-что у меня получается лучше, чем у тебя. Может и в этом я тебя обгоню?
- В умении пить? Сомневаюсь. У меня многолетняя практика, и кроме того, я мужчина.
- Так вот в чем дело, - Дел кивнула и сделала еще глоток. - Значит пить больше чем другой заставляет мужчину его гордость.
Я вспомнил о привычных для кантин спорах кто больше выпьет. Женщины в таких соревнованиях не участвовали, разве что в качестве награды победителю.
Тепло разлилось у меня в животе, поднялось до шеи, щеки покраснели. Дел, заметив это, улыбнулась. Мою реакцию можно было принять за ответ.
Что сделало меня более обидчивым.
- Мужчины во многом превосходят женщин. А некоторые мужчины в чем-то превосходят других мужчин, и ничего страшного в этом нет. Никакого отношения к гордости это не имеет. И нет ничего плохого в выяснении кто же лучше.
- Упившись, мужчина может самоутвердиться.
- В некоторых случаях да, - признал я. Я помнил много таких случаев.
- Или показав, что он может дальше отлить?
- А это ты откуда знаешь?
- У меня было много братьев.
Я хмыкнул.
- Я не делаю из этого привычки. Но не отрицаю, что такое случается.
- А как насчет женщин?
- Что?
- Ты соревновался за женщин?
Я нахмурился.
- К чему все это? Ты из-за чего-то злишься на меня? Что ЕЩЕ я сделал?
Дел улыбнулась и сделала глоток.
- Я просто пытаюсь понять, что делает мужчину мужчиной.
Я выругался.
- Мужчина может не только отливать на дальность, пить и гоняться за шлюхами.
Дел положила подбородок на ладонь.
- А женщина может не только печь хлеб и рожать детей.
- Аиды, разве я не понимаю? По-моему ты давно мне это объяснила, - я плеснул в свою чашку акиви. - ТЫ хочешь еще?
Дел улыбнулась.
- Пожалуйста.
- Ешь мясо, - посоветовал я, копаясь в собственной миске.
- Сыр зеленый, - заметила она.
Мясо тоже, немного.
- Значит ешь вокруг. Лучшего ты здесь не найдешь.
Она поковыряла в своей миске.
- Не удивительно, что Кууми пришло в упадок. Единицы выживут после такого ужина.
Я нашел кусок по цвету напоминавший мясо.
- В сумках есть кумфа.
Дел скривилась, а я усмехнулся.
- Ешь, - мягко повторил я. - Чтобы утром выворачивался не пустой желудок.