Каждый из пятерых что-то держал в руках. Все они выглядели как жрецы и жрицы темного культа, явившиеся в святилище для совершения очередного ритуала. Вероятно, так оно и было.
Люгер бросил взгляд в сторону Венги, которая резко преобразилась.
Теперь на ее лице было написано вожделение, непонятно кем внушенное.
Стервятник почувствовал, что еще немного – и она снова ускользнет в темные закоулки бреда, откуда уже не будет возврата. Если бы он знал, от чего ее следует защищать!
Старик Люгер издевательски рассмеялся.
– Почему он здесь и до сих пор жив? – тихо проговорил Верчед Хоммус или, вернее, двойник Верчеда Хоммуса, ни к кому не обращаясь. Среди каменных стен каждое слово, даже произнесенное шепотом, звучало совершенно отчетливо.
– Глаза иногда могут быть бесполезным украшением, – ядовито заметил Слепой Странник. – Он привел с собой медиума и жертву. Мы должны поблагодарить его за это.
Слова слепца лишь подтверждали то, о чем Стервятник уже догадывался.
– Его самого надо принести в жертву, – настаивал Хоммус, который и раньше отличался редким упрямством. – Он видел путь, ведущий на остров.
– Лебедь призвал его, – напомнил Странник, возможно, обладавший наибольшим влиянием на остальных. – К тому же он владеет Тенью.
– Пусть покажет нам Тень, – вступил в разговор отец Стервятника. Сейчас он был холоден и беспристрастен, как судья. Но Слоту отчего-то казалось, что за этим равнодушием скрывается неумолимая жестокость.
Странник засмеялся и высунул нежно-розовый язык, должно быть, издеваясь над всеми сразу.
– Вначале отдадим Лебедю то, что ему принадлежит.
Выставив кривой палец в направлении Венги, он приказал:
– Ступай вперед!
Пальцы Венги разжались, и рука безвольно повисла. Женщина сделала шаг к мерцающей арке.
У Стервятника не осталось сомнений: в эту минуту он мог принести ее в жертву. Такова была цена его собственного освобождения. Но надолго ли?
Он догнал ее и схватил за плечо. Она покорно остановилась.
– Отдай ее нам! – потребовал Люгер-старший.
– Это моя дочь. Она твоего рода, – сказал Стервятник, и при этих словах Венга вздрогнула, как будто он дал ей пощечину.
– Ты нисколько не поумнел со времени нашей последней встречи, – глухо произнес его отец. – Ничто не имеет значения, кроме служениия Черному Лебедю. Чтобы доказать тебе это, я сам выпотрошу ее на алтаре.
Он показал Стервятнику то, что держал в руке, – ритуальный обсидиановый нож с клинком в виде полумесяца.
Понимая, что спорить бесполезно, Слот вытащил из ножен земмурский меч. Возможно, этим он отрезал себе путь в Скел-Моргос. Да и с кем тут было сражаться – со Слепым Странником? Во всяком случае, такое намерение вызвало у слепца только смех. Остальные подошли еще ближе к Люгеру и Венге. На лицах обеих спутниц Хоммуса была написана безмятежная снисходительность.
– Убери оружие, глупец, – сказал отец Стервятника. – Иначе ты больше никогда не увидишь свою женщину и своего щенка. Со мной так не шутят. А тем более с Ним…
Он поднял голову и обшарил взглядом ночное небо. Внезапно за спиной у Люгера раздался громкий вопль. Но это была очень старая уловка, и он даже не оглянулся. Затем послышался тихий хруст и шорохи, будто по рыхлой земле прокатились камни. Кто-то коротко взвыл; вой поднялся до ноты нестерпимой боли и оборвался.
Венга не выдержала и обернулась. Стервятник сделал то же самое, когда увидел ее глаза.
Проход, через который она совсем недавно провела Люгера в святилище, закрылся, зажав в каменном капкане ноги преследовавшего их монаха. Теперь его торс торчал из стены, будто человек застрял в слишком узкой дыре. Это была странная ловушка: плиты не сдвинулись со своих мест, но их очертания изменились; все выглядело так, словно камни могли течь подобно разогретой смоле. И затвердели настолько быстро, что жертва не успела вырваться из калечащих объятий.
Афгедам Нохус еще не умер, но сильно смахивал на мертвеца. Его арбалет также оказался частично замурованным в стене. Люгер впервые увидел лицо человека, который потратил большую часть своей жизни на поиски похитителя Звезды. Это лицо было таким же сухим и бледным, как его собственное. И хотя на нем застыла гримаса боли, оно и сейчас выражало мрачную силу. За искаженной маской угадывался истинный облик верного пса Святой Церкви. Люгер поймал себя на том, что не хотел бы сойтись с монахом в поединке. Убить шуремита мечом оборотней – разве можно было придумать более зловещий и глубокий символ предательства?
– Я же обещал, что сегодня мы найдем здесь и медиума и жертву! – сказал Слепой Странник и расхохотался.
Его смех напоминал лай старого пса. Эти звуки отражались от стен и возвращались усиленными во много раз. Казалось, что сами камни святилища тоже смеются над человеческими заблуждениями и жалкими потугами смертных разгадать тайну вечности.
Внезапно дрогнули тени – каменная ловушка отпустила жертву. Монах рухнул на землю, все еще не приходя в себя. Одного взгляда на то, что осталось от его ног, было достаточно, чтобы понять – Афгедам Нохус больше никогда не сможет ходить, если вообще выживет.
Женщины, чью наготу едва прикрывали окровавленные платья, принялись танцевать вокруг тела. В их танце было что-то от возни птиц-падальщиков, дерущихся за кусок мертвечины. Резкие движения рук напоминали взмахи крыльев, скрюченные пальцы ног стали похожи на когти, глаза сделались такими же пустыми, как птичьи.
Потом одна из жриц начала топтать Нохуса, а другая упала на колени и поцеловала монаха ниже спины. Поочередно они то попирали бесчувственную жертву, то оказывали ей знаки извращенного почитания.
Хоммус и Люгер-старший взирали на это отвратительное действо с высокомерной благосклонностью. Слепой Странник веселился от души. Похоже, все пятеро никуда не торопились, уверенные в своем превосходстве над Стервятником. А Венга и так уже целиком была в их власти. У нее не осталось ни воли к жизни, ни желаний, кроме внушенных слугами Лебедя. И если Слот пока чувствовал себя до некоторой степени неуязвимым и защищенным от их влияния, то она окончательно запуталась в сотканной ими паутине мрачного колдовства.
И Люгер увидел: алтарь – это нечто большее, чем высеченное из камня подобие креста или скованная невероятной тяжестью птица. Демоны святилища пробуждались, а другие возвращались из вечной тьмы. И снова камни потекли, будто расплавленные жаром преисподней, – на поверхности алтаря появились рты, издававшие только мучительные стоны; к Люгеру тянулись черные руки со сведенными судорогой пальцами, словно десятки несчастных, с головой увязших в стынущей глине, все еще надеялись на то, что извне придет спасение…
Затем под этими символами безнадежности и вековых мук обнаружился следующий, более древний слой – запечатленная в резьбе по камню скверна, которая была надежно сокрыта в глубинах алтаря и не подвергалась разрушительному действию времени. Самая "невинная" сцена изображала ритуальное лишение девственности, причем орудием служил знак Спасителя. Тут же предавались безудержной похоти мужчины с козлиными головами. Женщины, у которых были кошачьи морды вместо лиц, сдирали кожу с младенцев и пожирали мясо повешенных…
Вдруг на алтарь упала чья-то тень. Люгер увидел обнаженное тело монаха, медленно плывущее к нему по воздуху на высоте человеческого роста. Его одежда и оружие были грудой свалены у стены. Теперь уже три жрицы танцевали, сопровождая жертву на ее последнем пути. Третьей стала Венга.
В первое мгновение Стервятник не узнал свою дочь. В ее глазах появилась демоническая одержимость, язык стремительно скользил между губами, точно змеиное жало, и во всем облике было что-то нечеловеческое – возможно, из-за мерцающего голубого света. Все три женщины двигались как единое целое, взмахивая руками и непристойно вихляя бедрами.
Тело Афгедама Нохуса опустилось на алтарь лицом к небу. Его разведенные в стороны руки распластались поверх каменных крыльев, а искалеченные ноги вытянулись вдоль лебединой шеи. Хоммус, Слепой Странник и Люгер-старший расположились вокруг.
В следующее мгновение нестерпимо яркий свет ударил из-под арки. Этот свет был настолько ярким, что для Люгера исчезли полутона и цвета. Все замерло, превратившись в черно-белый отпечаток кошмара. До ушей Стервятника донесся крик, который ему уже приходилось слышать однажды. Между стен святилища долго металось сводящее с ума низкое эхо, от звука которого хотелось зажмуриться и закрыть ладонями уши, но оно все равно пронизывало насквозь, и казалось, от него размягчаются кости…
Стервятник заставил себя смотреть. Люгер-старший склонился над еще живым шуремитом и с леденящей улыбкой полоснул его ножом по ребрам. Женщины сбросили с себя остатки одежд и принялись намазывать свои тела кровью жертвы.
Жрец занес нож для следующего удара. Когда он вонзил его в живот монаха, тот внезапно очнулся.
Умирая, Афгедам Нохус издавал только душераздирающие стоны, а умирать ему пришлось долго. Стервятник не испытывал ни малейшего удовлетворения при виде того, как слуги Лебедя избавляют его от опасного врага. Он бы даже, пожалуй, помешал им и облегчил участь бедняги, прикончив того мечом, но сам едва устоял на ногах, внезапно охваченный предательской слабостью. Каждое движение, будто в дурном сне, давалось с величайшим трудом. Руке оказалось не под силу удержать меч; немеющие пальцы разжались, и земмурский клинок стоймя воткнулся в землю.
Одна из жриц воспользовалась тем, что Стервятник был скован неподвижностью, и стала рисовать кровью у него на лице. Она долго и тщательно выводила какие-то знаки. Люгера мутило, но он не мог даже повернуть голову. И хотя кровь была теплой, он запомнил прикосновения чужих пальцев: ему казалось, что по коже скользят клочья липкого холодного тумана. Перед его глазами подрагивали раздвинутые в улыбке губы жрицы, а из щели между зубами высовывался ее черный раздвоенный язык…
Дальнейшее происходило с лихорадочной быстротой. Вначале он почувствовал опьянение, затем наступила обманчивая ясность, и, наконец, он ощутил притяжение арки, которая открывала путь к высшему существу. Он разглядел хищную красоту жриц, поддался темному очарованию. Он возжелал этих сестер смерти, не исключая и Венгу. Сквозь затухающее эхо лебединого крика он услышал слова заклинаний, которые нараспев произносил Люгер-старший, а Слепой Странник вторил ему.
И вот Слот увидел сердце монаха, извлеченное жрецом из грудной клетки. Венга опустилась на колени и впилась зубами в этот комок плоти.
Стервятника тоже не оставили в стороне. Испытание началось, когда обжигающая желчь подкатила под горло и он исторг из себя сгусток чего-то липкого и вязкого, как подогретый воск. Перед ним растеклась лужа темного вещества, и он почувствовал опустошенность, словно проклятая душа покинула наконец свою ходячую тюрьму. Но вскоре пришло облегчение.
Сгусток тьмы стал его тенью – чернильно-черной, двуногой и двурукой, которая падала вопреки здравому смыслу в ту сторону, откуда исходило дьявольское свечение. Другую, настоящую тень Стервятник отбрасывал в противоположном направлении. От него не ускользнуло, что все это напоминает мифические Часы Мрака, отмеряющие время демонов: арена была огромным циферблатом, а сам он стоял на оси, от которой протянулись черные стрелки…
Слепой Странник торжествующе захохотал, указывая на две его тени, и даже взгляд Люгера-старшего немного потеплел. Венга повернулась к Стервятнику лицом; ему почудилось, что ее глаза выжжены ослепляющим светом. Но тут расплавленное олово выплеснулось из глазниц, вспыхнуло, словно одновременно взорвались две звезды, и сила этого взрыва опрокинула Люгера навзничь.
* * *
Он лежал в озаренном мягким сиянием магическом убежище, и ощущал нерасторжимую связь с Венгой. Остальные жрецы и жрицы растаяли, стертые его безразличием и собственной незначительностью. Венга стала его медиумом, проводником в мире непостижимого волшебства, его дочерью и его матерью. Он знал, что может полностью довериться ей, самое худшее будет понято, принято как дар и оценено по достоинству; благодаря медиуму он увидел вещи такими, какими они были по ту сторону добра и зла.
Где-то рядом с ним – и в то же время в бесконечном отдалении – пятеро слуг Лебедя причащались мясом и кровью Афгедама Нохуса, а Люгер разговаривал со вселившимся в Венгу демоном, который наполнил ее глаза холодно сверкавшим голубым льдом…
– Что мне теперь делать? – спрашивал он, не раскрывая рта. В этом не было потребности – слова возникали сами собой, падали, как капли дождя, и исчезали в пустоте.
– Отправляйся на остров Лигом. Ты должен закончить то, что начал, – отвечал нежный и ласковый голос, исполненный сочувствия и всепрощения.
– Ты останешься со мной? – спросил он, вернее, попросил об этом единственное существо, к которому сейчас испытывал безграничную любовь, потому что оно было отравлено тем же ядом.
– Я не могу, – сказал голос с бесконечным сожалением. – Я буду ждать тебя в городе Отцеубийцы и Отрезающего Пальцы, но ты придешь слишком поздно…
Неподдельная горечь, прозвучавшая в последних словах, ранила
Стервятника в самое сердце. Он разделил с демоном боль обреченности, и слезы выступили у него на глазах. Он все еще не стал истинным рыцарем Земмура – совершенно безжалостным к себе и к другим.
– Они не отпустят меня по доброй воле, – сказал он, вспомнив о слугах Лебедя и демонах, обитавших в святилище, но прежде всего – о монахе-шуремите, раздавленном чудовищными жерновами.
– Они видели Тень. Тебя выбрал Хозяин. Никто не посмеет помешать…
Наступила тишина. О том, что Люгер получил Тень еще в Валидии от
Слепого Странника, знали все – медиум, жрецы и, конечно, их таинственный
Хозяин. Такова была его воля, и даже если в этом заключалась ложная надежда, грозившая обернуться новым рабством, Стервятник уже не мог что-либо изменить.
Силуэт Венги приблизился к нему. Зыбкая тень обрела четкие очертания. Потом было прикосновение ее рук – нечто среднее между осязанием плоти и тончайшим ощущением присутствия призрака. Необузданное вожделение охватило Люгера, и, освобожденный от чувства вины и запретов рассудка, он привлек к себе женщину, примирившую его со злом.
* * *
Пресытившись потусторонней любовью, он вернулся в святилище. Враждебные демоны либо снова уснули, либо были усыплены, либо изгнаны навеки. Накрапывал ледяной дождь. Слуги Лебедя наконец оставили в покое оскверненный труп монаха. Потускневшее сияние арки едва разгоняло ночной мрак, а жрецы зловещего культа выстроились перед нею по обе стороны от входа в черный коридор, уводивший в неизвестность.
Сейчас их лица выглядели смазанными, размытыми дождем, и они больше, чем когда-либо, были похожи на призраков. Люгер с трудом узнал Венгу – теперь она не принадлежала себе и отныне смотрела на мир глазами Лебедя.
И хотя медиум обещал ему иное, он готов был умереть в эту самую минуту, разделив судьбу монаха. В нем не осталось ни сожалений, ни надежд, ни желания жить дальше. Он вряд ли сдвинулся бы с места, если бы не ощутил вдруг холода рукояти и тяжести клинка. Люгер даже не помнил, когда нашел и поднял меч. Должно быть, кто-то вложил оружие в его руку.
Слот направился к арке. Поравнявшись с отцом, он встретился с ним взглядом. Люгер-старший улыбнулся так, будто ненависть внезапно уступила место отцовской любви. Лицо его сделалось моложе, и Стервятнику на мгновение показалось, что он увидел самого себя в некоем волшебном зеркале, отразившем переселение души.
Дьявольские потаскушки причитали, провожая его, словно плакальщицы, а может, наоборот – встречали в роли привратниц того странного места, куда он должен был попасть. Во всяком случае, он не разобрал ни слова. Ему оставалось сделать шаг, чтобы войти под арку. Перед ним была клубящаяся тьма, обрамленная каменной твердью.
"В городе Отцеубийцы и Отрезающего Пальцы…" – повторил он. Венга произнесла то же самое, но ее шепот донесся из-под арки, прямо из притягивающей взгляд глубины, что таила в себе новое искушение и, возможно, новое жестокое разочарование. Однако дальнейшее промедление стало невыносимым, и Люгер шагнул во мрак.
Он сразу же потерял опору под ногами. Несмотря на это, ощущения падения не было. Напротив, ему показалось, что он взлетает, одновременно поглощая пространство. Так он непостижимым образом вобрал в себя расстояния и дни, избежал опасностей, подстерегавших странников на суше и в водах озера Гайр, преодолел страну вечных сумерек, в которой обитают духи.
Путь длиной в один шаг пролегал через мир, свернутый, как ковер, и закончился, когда Люгер вышел из-под арки, мало чем отличавшейся от той, что находилась в древнем святилище неподалеку от Скел-Моргоса. Он очутился на острове, где вот уже несколько столетий не бывали люди из северных королевств.
Впервые он получил свидетельство того, что существует некая связь между земмурскими оборотнями и колдунами Лигома. Одни использовали для тайных перемещений склепы и могилы, другие – арки; волею судьбы Люгеру довелось испробовать оба способа, и он не заметил разницы, но не мог не признать за врагом магической силы, перед которой любой почувствовал бы себя ничтожной пылинкой.
Глава двадцать восьмая
БРАТ И СЕСТРА
Морт Люгер в очередной раз совершал путь из замка Гливрос в королевский дворец.
Презирая кареты, он трясся в седле, мок под дождем, вдыхал грубые запахи предместья и думал о своей матери. Мысли, отравленные черным гноем вожделения, лишали его покоя и днем и ночью. Морт пытался справиться с этим, но тщетно.
В замке он выпил слишком много красного вина из прошлогоднего урожая винограда, произраставшего на южном склоне горы Ахуро, и сейчас ему хотелось устроить какую-нибудь потасовку, чтобы выплеснуть накопившееся раздражение. Зная о тяжелом нраве принца, телохранители держались в некотором отдалении.
Морт обрадовался случаю, когда дорогу ему перегородила карета, выехавшая из боковой улицы. Вначале он даже заподозрил ловушку. Что ж, это было бы как нельзя более кстати.
Он остановился перед экипажем и ждал с холодной вызывающей улыбкой. От его пронизывающего взгляда не ускользала ни одна подробность. Кучер тупо смотрел вниз, из окон ближайших домов опасность как будто не грозила, боковая улица была безлюдна. Если бы Морт попал в засаду, то уже получил бы стрелу в спину.
Дверца кареты открылась, и Морт увидел сидевшего в ней земмурского дипломата. Барон Чвара изобразил ответную улыбку, которая получилась не более дружелюбной, чем волчий оскал. Его звериные глаза смотрели на Морта не отрываясь и не моргая. Под этим взглядом намерение принца всадить клинок в первое попавшееся брюхо растаяло, как дым над крышей ближайшей харчевни.
Морт всегда был не по годам рассудителен, но сейчас кое-что заставило его усомниться в собственном рассудке. Он услышал одновременно два голоса, принадлежавшие барону: один исходил из его уст, а второй раздавался прямо у Морта в голове.
– Великий принц! – льстиво и приторно вежливо заговорил
Чвара. – Позвольте просить вас посетить мой новый дом, который, благодаря любезности господина министра…