Последние слова еще не отзвучали, когда высоко в небе возник свет. Нежный, белый, чуть голубоватый, он лился в щель между серыми облаками, с каждым мгновением становясь ярче и сильнее, словно ручей, пробивающий себе дорогу в талом снегу. Тучи послушно расходились, давая место еще неясному, но быстро движущемуся пятнышку белого сияния. Смотреть на него было сладко и больно; голубая дорога чистого, по-летнему яркого неба протянулась над озером, из глубин повеяло нежным и свежим запахом оттаявшей земли, первой травы, теплом солнечных лучей – запахом весны.
Пятнышко света стремительно приближалось, и вот уже можно было разглядеть фигуру юной прекрасной женщины, сидящей на спине огромного вепря, чья шкура отливала золотом и каждый волосок блестел своим собственным светом. Вепрь мчался по небесной дороге широкими скачками, и снопы золотых и багровых искр вылетали из-под его копыт; волосы светлой богини вились по ветру, как легкое белое пламя. А лицо… Сколько ни вспоминали потом рауды ее лицо, они не могли прийти к согласию. Каждый увидел посланницу по-разному, но всякий знал: перед ним промчалась прекраснейшая из женщин. В ее чертах мерещилось мимолетное сходство с матерью, с женой, с той девушкой, что впервые вызвала изумление взрослеющего подростка и навек осталась в глубинах памяти, как самая яркая и непобедимая красота. В лице богини, несущей в мир весну, переливалась светом сама Любовь, которую каждый воображает по-своему.
Фрейя верхом на Золотой Щетине мчалась над Золотым озером, держа путь с востока на запад, и земной мир приветствовал богиню восторгом и ужасом; земля содрогалась, по озеру катились стремительные волны, далеко в горах шумели невидимые лавины. Теплый ветер со свежими запахами трав касался человеческих лиц, шевелил волосы. Все взоры были прикованы к богине, глаза изнемогали, утомленные небесным сиянием; в какой-то миг показалось, что смотреть больше невозможно, усталые веки опустились…
А когда поднялись вновь, богини уже не было. Каждый мог бы подумать, что она примерещилась ему, если бы не потрясенные лица товарищей, все повернутые в одну сторону. И светлая голубая дорога по-летнему яркого неба еще тянулась среди серых облаков, отмечая путь Невесты Ванов.
Эрнольв тоже смотрел на запад, туда, где исчезла Фрейя. Он уже понял, что означало это появление: богиня проскакала над Золотым озером, как бы отрезав раудам дальнейший путь и отметив границу, до которой когда-то, в Века Асов, доскакал ее вепрь Золотая Щетина. Здесь кончается земля, на которую племя Фрейра имеет право. Если сможет подтвердить его силой, конечно. Рауды получили ответ на свой вопрос, и едва ли теперь хоть один будет настаивать на продолжении похода.
Но сейчас Эрнольв не думал о войне. Он смотрел вслед Фрейе, и душу терзала острая, сладкая и мучительная тоска по истинной любви – по Свангерде, чьи черты, сияющие небесным светом, он разглядел в лице богини.
Торбранд Погубитель Обетов, конунг Фьялленланда, стоял почти у самого края обрыва, а под ногами его плескалось море. Серое, холодное море, каким оно бывает зимой. Наконец-то Середина Зимы – тот день, о котором он так горячо, нетерпеливо, мучительно мечтал пять долгих месяцев. С вершины горы, разделявшей северный и средний рог Трехрогого Фьорда, виднелось все огромное войско, все сотни кораблей, все восемь без малого тысяч воинов, готовых идти на Квиттинг. Куда ни глянь – везде светлели пятна человеческих лиц под шлемами, толстыми шерстяными колпаками, меховыми шапками, везде пестрели круглые щиты с начищенными умбонами, в большинстве – красные. Неисчислимое человеческое море на берегах фьорда между кораблями и землянками не сводило глаз с Торбранда, стоящего возле жертвенника. Здесь конунги Фьялленланда испокон веков приносили жертвы перед началом походов. И сейчас, оглядывая собранную силу, Торбранд был счастлив – по одному его знаку все огромное войско двинется вперед. Конунг ощущал себя всемогущим, почти как сам Один.
На жертвеннике, сложенном из крупных серых валунов, лежала огромная туша быка, и черная кровь еще дымилась на снегу. Сегодня был самый короткий день в году, и следовало торопиться, чтобы успеть до темноты. Но Торбранд медлил, стараясь совладать со своим волнением, с той огромной, неудержимой силой, которую вливали в вождя глаза тысяч его воинов. Наконец он поднял молот, сделанный из кремня,– священный знак власти конунгов Фьялленланда – и освятил жертву знаком Мйольнира.
– Мы даем эту жертву вам, Светлые Асы, и тебе, Отец Побед!– глухо выговорил Торбранд, подняв глаза к серому небу. На высоком пригорке, видный абсолютно всем, он чувствовал себя как бы на перекрестном пути всех ветров. Тысячи фьяллей, готовых к боевому походу, смотрели на Торбранда, сила их ратного духа стекалась к нему, как сила клинка стекается к разящему острию, отражалась к небесам. Конунг хотел говорить громче и внушительнее, но волнение перехватило горло.– Благословите начало нашего похода, и каждый день я буду посвящать вам новые жертвы.
Он не нашел, что прибавить к сказанному. Да было и не нужно: и боги, и люди знали помыслы и стремления Торбранда. Пять месяцев он посвятил собиранию этого войска; и вот теперь, когда оно готово, сила каждого из этих людей, острота и гнев каждого меча, стремительность каждого корабля вошли в душу предводителя, и себя самого он ощутил огромным и необъятным, как целый мир. Вся земля фьяллей в эти мгновения говорила его устами. А когда один говорит за всех, много слов не требуется.
Хродмар сын Кари принял у конунга священный молот и подал большую серебряную чашу, полную бычьей крови. Торбранд принял чашу, обмакнул в нее метелку из можжевеловых веток и с широким размахом принялся кропить чернеющие внизу толпы воинов, корабли, оружие – все, до чего мог дотянуться. С громким торжествующим криком, потрясая поднятыми мечами и копьями, люди двигались мимо подножия взгорка, подставляя под капли жертвенной крови свое оружие, а ярлы и хельды за спиной Торбранда запели:
Кровью кропим мы
престолы богов,
жертвы готовим,
на дар ждем ответа!
Кольчуги рубя
и щиты рассекая,
валькирии будут
отважных хранить!
Сыновья Стуре-Одда Сельви и Слагви с двух сторон подожгли костер под тушей быка, серый густой дым со знакомым, тревожным и торжественным запахом горящего мяса потянулся к небу. Столб дыма был темен, плотен и стремительно мчался вверх. Это хороший знак, и голоса зазвучали громче, воодушевленнее:
Воронов двое
летят от престола
Властителя Ратей,
победу несут!
Волкам приготовим
кровавую пищу
и мертвых без счета
дадим Всеотцу!
В гуще дыма вдруг мелькнуло что-то живое; подняв глаза над полупустой чашей, Торбранд разглядел вьющихся над жертвенным костром птиц. Два крупных черных ворона кружили над жертвой, словно исполняли торжественный танец, и волна ликования, всепобедной веры в удачу охватила конунга. Хотелось закричать, броситься в холодные волны, но сила чувства была так велика, что не давала двинуться, и он стоял, как окаменев, не сводя глаз с двух посланников Отца Побед. Сам Один прислал своих воронов принять жертву – это несомненный знак грядущей победы.
– Смотрите, смотрите!– вразнобой кричали на берегу.– Вороны! Это они! Хугин и Мунин! Один прислал их! Он обещает нам победу!
И над всем пространством Трехрогого Фьорда гремела старинная боевая песнь, в которой тысячи голосов слились в могучий рев, подобный реву бури:
Славную в бой
соберем мы дружину!
Доблестно будут
воины биться!
Первый день праздника Середины Зимы подходил к концу, стемнело. Но в гриднице усадьбы Золотой Ручей было светло от пламени трех очагов и бесчисленных факелов; огонь отражался в начищенных умбонах щитов, бросал блики на серебряные украшения ножен, на гривны и обручья сотни гостей. Стены были увешаны разноцветными щитами, мечи в богатых ножнах украшали столбы почетных сидений. Позади женской скамьи висели тканые ковры.
– Не хуже, чем в палатах Асгарда!– кричал слегка пьяный и очень довольный Гуннвальд.– От золота светло, как днем!
За столами и прямо на полу возле очагов пировало столько народа, что Вигмар едва сумел пробраться к середине палаты, где уже стояла Рагна-Гейда, одетая в темно-коричневое платье, отделанное тремя полосами алого шелка, заколотое двумя золотыми застежками с цепью из старого кургана. Невесту окружали Эльдис и Вальтора; Вальтора была разгорячена и счастлива не меньше самой Рагны-Гейды, а Эльдис тонко улыбалась какой-то новой, скрытно-насмешливой улыбкой, несвойственной ей прежде.
Впереди стоял Гуннвальд, держа на широком деревянном блюде крупное золотое кольцо. Когда-то перстнем владел Гаммаль-Хьерт, когда-то сокровище достали из кургана братья Стролинги, когда-то оно предназначалось в приданое девушке, выдаваемой за Атли сына Логмунда. Но сейчас украшению предстояло сослужить службу, для которой ни один из прежних владельцев его не предназначил. Вигмар встал возле Гуннвальда и Рагны-Гейды, немного помедлил, собираясь с мыслями. Он так долго ждал этих мгновений, то терял веру в них, то вновь обретал ее; собственная свадьба казалась чем-то отдаленным и нездешним, как пиры Валхаллы. И вот она пришла, но шум вокруг, суета пира и раскрасневшиеся лица гостей мешали сосредоточиться.
Рагна-Гейда посмотрела на жениха, и тот сделал ей неприметный знак глазами: все будет хорошо. Теперь он наконец-то мог твердо обещать ей это. Мысли прояснились, и он положил руку на кольцо. Шум за столами поутих.
– Я клянусь этим священным золотым кольцом, что беру в жены Рагну-Гейду дочь Кольберна из рода Стролингов и буду хранить и оберегать ее, насколько хватит моей жизни,– негромко сказал Вигмар, не отводя руки и глядя в глаза Рагне-Гейде.– Я беру ее по ее согласию и согласию ее родичей, и дети наши будут полноправными наследниками всему, что я имею или приобрету в будущем,– говорил Вигмар, с трудом вспоминая необходимые слова. Все это казалось не имеющим значения, но так было нужно. Уважение к жене принадлежит к тем обычаям, которых не отменят никакие перемены.
Вигмар взял с блюда кольцо и надел его на палец Рагне-Гейде. Держась за руки, они стояли между пламенем двух очагов, вокруг радостно кричали знакомые и незнакомые голоса, а двое смотрели друг на друга и не могли свыкнуться с мыслью: вот все и случилось.
Кто поверил бы в эту свадьбу год назад, когда они только поглядывали друг на друга, не решаясь заговорить о главном? Тогда девушка из рода Стролингов была недоступна Вигмару сыну Хроара. Кто поверил бы на погребении Эггбранда, над пожарищем усадьбы Серый Кабан? На поляне в промозглом осеннем лесу, когда со всех сторон смыкалось ледяное кольцо потерь и отчуждения? Никто! Но вот это произошло – она справляется, эта свадьба. Жар человеческого сердца одолел неравенство, вражду и безнадежность, искорка уцелела под всеми ветрами, уцелела, чтобы дать жизнь новому большому пламени, новым огням жизни, новому роду. Есть обычаи, которые стареют и умирают сами собой. Есть уклады жизни, которые рушат бури извне. И только жар человеческого сердца, его способность любить, понимать и прощать останется главным богатством, вечно светящимся золотом, которое не спит в курганах, а обновляется вновь и вновь. Именно он греет живых и освящает память мертвых, именно он взлетает над алтарями, питая бессмертных богов. Жертвенная кровь лишь слабая подмена его. Пока сердце живое – оно дарит богаче и жертвует больше. И людям, и богам.
Гости – прав оказался Тьодольв, только прослышав о грядущей свадьбе, люди съехались даже из дальних усадеб,– весело разбирали факелы, зажигали их от пламени очага и бежали на улицу. Гуннвальд вручил по факелу жениху и невесте и погнал их вслед за всеми на двор, ворча под нос:
– Успеете еще налюбоваться! Я же говорил, что ты удачливее всех, Вигмар,– ухитрился жениться в самую длинную ночь года!
На дворе перед хозяйским домом уже выстраивались два ряда, женщины смеялись, мужчины прочищали горло, готовясь запевать песню богине Вар. В середине женского ряда слышался звонкий смех Вальторы. Девочка уже подпрыгивала на месте от нетерпения, ее факел плясал в темноте, как сумасшедшая огненная птица.
Вспомнив недавние разговоры, Рагна-Гейда прищурилась, прикидывая, кто окажется напротив Вальторы. И ахнула, схватила Вигмара за рукав, чтобы он тоже поглядел. Он проследил за ее взглядом и присвистнул:
– Вот это да! А я-то уже размечтался выдать за него Эльдис!
Напротив Вальторы стоял Гейр. Парень тоже держал факел и широко улыбался, не сводя глаз с девочки и ожидая, когда та его заметит.
– Не грусти!– со смехом сказала Рагна-Гейда.– Это мало что значит. Пример одного – другим наука. Наши с тобой родичи тоже, я думаю, захотят выбрать себе пару, никого не спрашивая и ни на что не глядя.
– А ты на лицо его погляди!– предложил Вигмар и подмигнул Рагне-Гейде.– Что-то он уж очень счастливый. Или мне кажется?
Рагна-Гейда посмотрела ему в глаза, хотела что-то ответить, но промолчала. А Вигмар окончил:
– Потому что я и сам так счастлив сейчас.
Вечером самого короткого дня один из немногочисленных дозорных прискакал к Эрнольву с тревожной вестью. Завидев всадника, хирдманы поднимались от лениво горящих костерков, выбирались из землянок и подходили поближе к ярлу.
– Там по долине идет огромный отряд!– доложил хирдман, не сходя с коня и крепко сжимая поводья.– Сотен пять, не меньше. Стяга я не разглядел.
Остатки дружины собрались вокруг Эрнольва. Бледные, с углубившимися морщинами лица были замкнуты почти до ожесточения. Больше половины месяца они прожили на этом, продуваемом всеми ветрами берегу, в землянках, без приличной еды и главное – без ясной цели впереди. Из сорока человек осталось восемнадцать, и из этих восемнадцати ни один больше не мечтал о золоте Медного Леса. Исключая Ингирид.
– Если это Арнвид Сосновая Игла, то лучшего подарка к Середине Зимы не придумали бы и сами боги,– сказал Эрнольв, изо всех надеясь, что так оно и есть.– А если это квитты…
– То всех нас сегодня накормят у Одина,– закончил Ивар Овчина.
Хирдманы молчали. Зажатые между озером и чужим отрядом, они были бы обречены.
– Ой, посмотрите!– вдруг взвизгнула Ингирид.
Все обернулись к ней: стоя перед землянкой, молодая женщина указывала вытянутой рукой куда-то вверх, и на ее исхудалом бледном лице отражалось изумление.
Высоко над долиной, откуда шло к озеру неведомое войско, кружил белый лебедь. То подлетая чуть ближе, то возвращась назад, он словно бы сопровождал кого-то идущего по земле, указывал путь. Под серыми плотными облаками белый очерк птицы с раскинутыми крыльями был отлично виден. Края перьев горели ярким золотым светом, словно священный посланник нес на крыльях искры молний.
Застыв, не говоря ни слова, фьялли следили за полетом лебедя, и в душе каждого оживала и с каждым мгновением крепла надежда. Чем-то чистым, сильным, бодрящим, как летняя гроза, веяло от белой птицы, не испугавшейся холода зимних ветров. Показалось, что на берегу стало теплее – это грело чувство, что отныне воины не одни. Боги вспомнили о них, и дальше все пойдет по-другому.
Между тем лебедь приблизился к самому берегу. По волнам побежала сердитая рябь, словно Золотое озеро заметило чужака и разозлилось. А из-за взгорка показался отряд. Длинным широким строем, похожим на ползущего дракона, он тянулся к берегу, и теперь уже нетрудно было разглядеть стяг впереди – черное полотнище с красным изображением молота.
"Арнвид",– узнал Эрнольв, но все его мысли сейчас сосредоточились на парящей над берегом белой птице. От нее, а не от людей, ждал он вестей, ждал знака, должного указать путь.
Арнвид Сосновая Игла, рослый человек лет сорока пяти, в бурой куньей шапке и почти такой же бурой, с рыжими прядями, бородой, ехал впереди, под стягом. Изредка поглядывая на дорогу, он тоже следил глазами за лебедем.
– Приветствую тебя, Арнвид сын Оддмунда, и всех твоих людей!– крикнул ему Эрнольв, когда отряд приблизился.– Здесь вам стоит спешиться, если вы не хотите заехать в озеро. Мы уже пробовали и знаем, что из этого не выйдет ничего хорошего.
– Да уж, время года не слишком подходит для купания!– согласился Арнвид, придерживая коня.– Я рад тебя видеть здоровым, Эрнольв сын Хравна. Но где же твои люди? Неужели это все, что у тебя осталось?
– Я был бы рад показать тебе побольше людей, но это все.– Эрнольв обвел рукой стоящих рядом.– И если правда, что опыт делает человека богаче, то перед тобой стоят самые богатые люди Фьялленланда. А если вы привезли с собой какой-нибудь подходящей еды, то сегодня мы отметим Середину Зимы и я расскажу вам обо всех чудесах, которые мы тут повидали. А то сухая треска у нас уже завязла в зубах…
Над самыми их головами промчался лебедь – так низко, что ветер от крыльев шевельнул волосы. Прервав приветствия и разговоры, люди вскинули головы. Вблизи лебедь оказался огромным – его распростертые крылья могли бы накрыть быка. Взлетев снова вверх, птица развернулась и, широко распластав крылья, ринулась к земле. Люди наблюдали полет, замерев в ожидании чуда. Когда до земли оставалось три-четыре человеческих роста, лебедь вдруг повернулся, застыл в воздухе, гордо подняв головку на длинной шее и разведя крылья в стороны, как человеческие руки, а потом белое оперенье вдруг растаяло. Над берегом реяла в плотном холодном воздухе женская фигура, хорошо знакомая всем присутствующим. Ветер с озера взметал волнами густые черные волосы Регинлейв, огненные искры пробегали по черным звеньям кольчуги, а синие глаза сияли так ярко, что было больно смотреть.
– Властелин Битв принял жертвы, принесенные Торбрандом сыном Тородда!– провозгласила Регинлейв, и голос ее разнесся, подобно могучему потоку ветра, по всему берегу, отразился от каждого камня, от каждого ствола.– Отец Павших послал меня помочь вам. Чары Медного Леса закрыли дороги, но мне дана сила разрушить их. Завтра утром вы пойдете вперед, и ничто не помешает вам пройти на другой берег. Там ждет вас все то, к чему стремится каждый из вас. Дальнейшее решит ваша доблесть. Я поведу вас!
– Слава Властелину Битв!– первым опомнившись, закричал Арнвид ярл и ударил мечом о щит.– Слава тебе, Регинлейв!
И все войско закричало, гулко ударяя мечами о щиты. Горы дрожали, озеро гнало рябь по воде, устрашившись яростной мощи пришельцев. Валькирия реяла в воздухе, подняв обе руки над собой, как лебединые крылья, и ничего не могло быть слаще для ее слуха, чем эта бессловесная песнь боевой доблести.
Эрнольв стоял позади всех, у самой воды, молча сжимая обеими руками рукоять меча. В словах Регинлейв он услышал больше, чем другие. "Там ждет вас то, к чему вы стремитесь". Многие найдут там славную смерть. А он, Эрнольв сын Хравна, уже много месяцев стремится к второй половине своего амулета. И теперь, когда чары троллей и ведьм будут разрушены, наконец-то дойдет до своего невольного побратима.