Тэврский рыцарь довольно подробно изложил просьбу. Речь перед этим репетировали довольно долго, и сэр Соланг не подвел, стараясь вовсю. Но на шаш-ннэ-шаку его речь не произвела никакого впечатления. Гном насуплено молчал.
– Ты говорила, что просить будет другой, – бросил он через плечо Пигви.
– Он хочет слышать твой голос, сидхи Альс, – пояснила та, ничуть не смущаясь.
– Пусть говорит так, чтобы смотреть глаза в глаза.
Догадаться, что требуется встать на колени, было в общем-то нетрудно.
"Все! – подумал Кенард. – Сейчас эльф упрется, и ничего мы от уродца не добьемся".
Но Альс невозмутимо вышел вперед и встал на колени перед гномом. Даже в этом случае его голова возвышалась над шамановой макушкой, и чтоб сравняться, эльф присел задом на собственные пятки. Они молча глядели друг другу в глаза. А глаза у шаку были точь-в-точь такого же цвета, что и у Торвардина, сына Терриара, внука Энардина, такие же теплые, ореховые, чуть в зелень, как скорлупа лесного ореха. С уродливого, непропорционального и грубого лица подгорного изгоя смотрели глаза Тора – друга, соратника, лангера и просто отличного тангарского парня, гордости своей расы.
– Ты – эльф.
– Да, – подтвердил Альс, откидывая с головы башлык, чтоб не осталось никаких сомнений.
– Я никогда не видел... таких, как ты.
– Я тоже.
– Испытываешь ли ты радость при виде меня?
– Нет.
– И я не испытываю должной ненависти.
– Времена принца Финнэджи давным-давно миновали.
– Для вас... быть может.
– Но ты не сжигал дотла Канолон, а я не лил тангарской крови.
– Никто из моего племени не сделал ничего подобного, и тем не менее мы прокляты, изгнаны и забыты.
– Судьба несправедлива.
– Поэтому ты радеешь за детей человеческого лорда?
– Да. Наверное.
Какое-то время гном молчал, продолжая разглядывать эльфа.
– Через десять дней у нас кончится мясо. Я не хочу, чтобы мой народ голодал. У нас тоже есть дети. Потому мы поступим так. Я расскажу тебе, как снять порчу, а ты вернешься на это самое место через девять дней и принесешь с собой оленью тушу. Такова будет плата за мою помощь.
– И все?! – ахнул Кен.
– Заткнись! – шикнул на него рыцарь Соланг. – А то еще передумает.
– Шаш-ина-Йагга взяла от младенцев по частичке плоти, ноготь или волос, залила их воском, закатала в ткань, отрезанную от их одежды, и совершила обряд на крови жертвенного животного, после чего спрятала "куколки". Теперь "куколки" вытягивают души младенцев и зреют, а когда созреют, дети умрут, чтоб из "куколок" вылупились ядовитые твари о шести ногах, о десяти крыльях, о двадцати клыках. Найдите "куколок" и сожгите их в чистом огне. Только так и можно снять порчу.
– А если не найдем?
– Тогда заставьте Шаш-ина-Йагга указать место схрона, – молвил гном. – Теперь я ухожу.
Он с видимым трудом развернул свое неповоротливое туловище и заковылял в сторону леса. Несчастное невинное существо, покаранное без всякой жалости за вину далеких предков.
– И денег не взял, – вздохнул сэр Соланг.
– Зачем ему ваши деньги? – удивилась Пигви. – Разве он сможет пойти с ними на базар?
А Ириен все смотрел и смотрел вслед подгорному шаману. Чтобы запомнить этот миг навсегда.
– Выбора нет, милорд, – подтвердил сэр Соланг рассказ эльфа. – Либо Гилгит заговорит, либо...
– Мне придется собственноручно убить собственных сыновей, пока не проклюнулись чудища, способные пожрать всех нас, – горько прошептал барон.
– Экая гадина...
– Хуже. И она мне все расскажет. И заплатит за все, – зловеще пообещал Крэнг и велел кликнуть палача.
И хотя лорд жаждал сам развязать язык своей подлой доченьке, эльф с несвойственной в обычное время настойчивостью увязался следом в подземное узилище.
Гилгит встретила их смиренная, как голубица, сидя на своей подстилке, удерживаемая двумя цепями: одной, надетой на ошейник, – длинной, и другой, приклепанной к железному поясу на талии, – покороче. Но стоило глянуть в ее синие глаза, чтоб увидеть огоньки плохо скрываемого торжества.
– Пытать станете, батюшка? – кивнула она на палача. – Родную плоть и кровь?
– Стану. Еще как! – заверил ее батюшка.
– Я – девица хрупкая, что, если помру?
– Обязательно помрешь, но не сразу.
– А вдруг я запамятовала, где спрятала "куколок"? Станешь своих щенков душить? Или топить?
– Глаза б мои тебя не видели, подлюка! – заорал барон.
– Подойди ближе, батюшка, я тебе их отковыряю.
Увесистая оплеуха отбросила голову Гилгит назад, к стене.
– Чтоб ты сдох!
Еще один удар превратил левую щеку некромантки в лиловую подушку. Черные разбитые губы, гноящиеся руки и горящие ненавистью глаза. Ау! Где ты, красавица Снежинка?!
– Огня! – взревел барон. – Ты у меня заговоришь!
Некромантка зашлась в истерическом хохоте:
– Да я скорее откушу себе язык, чем хоть слово тебе скажу!
– Погодите, милорд.
– Я с ней по-свойски разберусь! У меня и не такие языки развязывали!
Это верно. У барона говорил даже Шестипалый Бикк – живодер, грабитель, убийца и насильник, наводивший ужас на все Чернолесье несколько лет подряд.
Ветланд вообще такое место, где не попытать узника считается чем-то неприличным, недостойным мягкосердечием, граничащим со слюнтяйством. Может быть, оттого что орки здесь, как нигде в остальном обитаемом мире, пребывают в значительном большинстве и их влияние ощущается во всех сферах жизни. Высокое искусство пытки в Ветланде процветает, оставляя далеко позади все зверства хисарских застенков и затыкая за пояс даже некоторые аймолайские изощрения.
– Милорд, не торопитесь, – осторожно сказал Альс, наблюдая, как в узилище заносят жаровню. – Вы всегда успеете это сделать.
Он стоял чуть в стороне, прислонившись плечом к стене и стараясь ненароком не оказаться на линии замаха у длиннорукого барона. Они обменялись с бароном многозначительными взглядами.
– Думаете, эльфьи пытки действеннее?
Ириен пожал плечами. И сделал знак, чтоб Крэнг вышел, оставив их одних. С некроманткой бессмысленно разыгрывать представление "Злой папаша и добрый эльф". Он хотел просто поговорить с Гилгит. Барон ругнулся, но вышел вон.
– Ты меня боишься? – спросил Альс.
– Вот еще! – фыркнула Гилгит.
– А зря. Я действительно могу заставить тебя говорить, но делать этого не буду.
– Хочешь спасти мою душу, благородный эльф? – дерзко усмехнулась девушка.
– Разве я похож на дарра Тотмаса? Мне твоя душа ни к чему, уж поверь. Я лишь хочу поговорить с тобой. Пока ты еще в состоянии соображать и ворочать языком. – Эльф кивнул в сторону жаровни.
– Любопытство замучило?
– Что-то вроде того. Тронгарс как-то раз спросил меня, что может заставить юную девушку, окруженную заботой с самых пеленок, вдруг почуять вкус к чужой крови. Вот я и хочу понять.
При упоминании имени волшебника Гилгит дернулась всем телом и спрятала за спину обожженные руки. Бог весть какую тот использовал волшбу, но ожоги не желали сходить. Она глядела на Альса с недоверием, ожидая подвоха.
– А тебе зачем?
– Веришь, это очень важный вопрос. Мне столько раз встречались разного рода сволочи, которым ты и в подметки не годишься, откровенно говоря, но расспросить их о причинах их жизненного выбора возможности не предоставлялось.
– Что так?
– Ну во-первых, большинство из них слишком давно вышло из нежного возраста, чтобы помнить первопричину своего превращения из маленького пухлого ребенка в исчадие всех девяти преисподней, а во-вторых, мне приходилось их сначала убить. А после смерти, ты сама знаешь, никто особенно разговорчивым не становится, – совершенно спокойно пояснил эльф.
– А я, значит, самый подходящий случай? Ну да... и годами вышла, и вполне живая.
– Главное, что ты в сознании и дух твой еще не сломлен болью. Когда барон исполнит свои угрозы, ты будешь говорить что угодно, лишь бы отсрочить пытку.
– Ты говоришь со знанием дела, остроухий.
Альс показал ей свою правую руку с отсутствующими ногтями.
– Плох тот палач, который не знает цену боли. Я пытал, меня пытали, все по-честному, Гилгит.
– И чем ты лучше своих палачей?
– Я никогда не истязал врага ради забавы. Мне нужны были ответы, и я их получал, но мне не нужны ни чужая боль, ни чужое унижение. Чувствуешь разницу? Ты развлекалась некромантией от скуки. Подняла ту несчастную женщину – Милику Бэннф. Зачем? Просто-напросто испытать свою силу. Походя исказила посмертие невинной покойницы.
– Что ты понимаешь?! У меня не было выхода.
– Серьезно? – вопросительно поднял брови эльф. – Ты была рабыней на скотном дворе безо всякой надежды на изменение участи?
– Разве дело в неволе? Да если хочешь знать, любая скотница имела больше свободы, чем я. Она могла сбежать из Тэвра. Хоть в Чернолесье, хоть в Лаффон. А я всю жизнь просидела в своей горнице хуже всякой пленницы.
– Не хуже. Сейчас ты – узница и знаешь, чем отличается жизнь благополучной баронессы от существования заточенной злодейки, – уточнил бесстрастно Альс.
– Ага. Через год-два папаша отдал бы за такого же, как он сам, тупого ублюдка. Грубого и жестокого зверя, который бы делал мне каждый год по ребенку, если бы сразу не свел в могилу, при первых же родах, как мою мать.
– Это не повод для занятий некромантией.
– Очень даже повод! Замечательный повод! Если бы не ты да не этот проклятый маг, я бы стала повелительницей этих мест, хозяйкой и королевой.
– Не смеши меня. Самое позднее в середине лета князь Кириам прислал бы сюда небольшое войско, и кончилось бы твое владычество если не в тот же день, то на следующий.
– Этого никто не знает. К середине лета я бы обрела такую силу, что...
– ...что в Тэвр заявились бы магистры из Оллаверна, – хмыкнул Ириен. – Ты слишком мало знаешь о жизни. За что и поплатилась. Меня же интересует другое. Почему именно другая сторона?
– Что? – не поняла девушка.
– Почему некромантия? Почему черное колдовство? Ты ведь просто могла сбежать в Черный лес, прибиться к банде, может, даже стать атаманшей.
– И быть подстилкой у двух десятков грязных мужиков? Ничего не скажешь, звучит заманчиво. Другая сторона, говоришь? А какая же первая? Неужто та, которая у Тронгарса? То-то, я поглядела, ты его сильно уважаешь и любишь. А чем они отличаются друг от дружки, эти две стороны?
– Практически ничем, – признался эльф.
– Так чего ж ты не спросишь у колдуна? Неважно, какая сторона, главное – это сила. И с другой стороны ее ведь больше. Ну скажи мне, остроухий, ее ведь на самом деле больше? У меня же нет чародейского дара. Значит, ни целительницей, ни магичкой, ни кем-то еще на этой стороне я быть не могу. А на той стороне? Во-о-от! Там – можно. Там – все можно. Теперь ты понимаешь?
– Я и раньше это понимал, Гилгит, не такой я дурак. Люди всегда ищут силу. Во власти ли, в золоте ли, в колдовстве или на острие меча. Я бы не удивился, если бы ты была простолюдинкой, пожелавшей подняться над своей судьбой. Из землянки во дворец – это я понимаю. Но чем бы отличалась твоя желаемая жизнь в качестве "повелительницы" от того, что ты имела в доме отца или будущего мужа? Или ты о таких вещах не задумывалась?
Гилгит молчала. И в ее внезапном онемении чувствовалось удивление. Похоже, эльф все же угадал.
– Барон не вечен, и женщины частенько становятся вдовами. Ты могла бы пережить и отца, и мужа, – развивал он свою мысль дальше.
– Значит, убийцей быть предпочтительнее, чем некроманткой?
– Если серьезно, то – да, Гилгит. Ведь для того чтобы стать убийцей, нужно встать лицом к лицу со своей жертвой. А некромантия – дело гнусное и подлое, как удар в спину.
– Ты рассуждаешь, как воин.
– Да, именно. Духовник сказал бы тебе, что ты сгубила душу и лишила саму себя достойного посмертия.
– Так-то уж и сгубила? – не поверила Гилгит.
– А ты разве не чувствуешь? Тебе по-прежнему снятся сны? Хочется ли тебе искренне плакать или смеяться – знаешь, как говорят, от всей души? Твои руки болят, ты боишься пыток, но ты уже не можешь думать о ком-то еще без усилий.
Глаза девушки стали круглыми от ужаса. Альс приблизил свое лицо вплотную к ее лицу. Без всякой боязни, что она ударит или вопьется в него когтями.
– Даже сейчас ты не столько испугалась, сколько растерялась. Тебя обманули, Гилгит. Те, кто писал "Вечность", нагло врали, красочно расписывая преимущества некроманта перед остальными смертными. Они всегда врут.
– И если я скажу, где припрятала заговоренные "куколки", мне это поможет?
– Нет, – честно сказал Ириен. – Тебе уже ничего не поможет.
– Тогда зачем мне это делать?
– Зачем? Чтобы еще немного побыть человеком и не целиком превратиться в нечисть, которой есть только одно место – в огне.
Какое-то мгновение Ириен еще верил, что Гилгит не станет отпираться. Она ничем не напоминала нечисть, несмотря на грязную одежду, разбитое лицо, цепь на поясе и ошейник. Девчонка, глупая девчонка, погнавшаяся за силой.
– Нет, эльф. Нечисть – так нечисть, – сказала она чужим, неживым голосом.
Ириен встал с колен, стряхнул со штанов пыль и, не прощаясь, вышел из камеры.
– Делайте с ней что хотите, милорд, – сказал он барону.
Почему эта жестокая тварь должна страдать меньше, чем безвинные шаку?
Еще до того как зашло солнце, Гилгит все рассказала палачу, "куколок" тут же нашли и сожгли на храмовом алтаре. А следующим утром Дирик и Манрэд проснулись совершенно здоровыми.
Как водится в таких случаях, могилу для некромантки вырыли на перекрестке дорог, забросали тело камнями и сровняли землю, чтобы никто не догадался.
В тот вечер Кенард напился по-настоящему, вливая в себя вперемешку эль, самогон и вино. Пил он в одиночестве. Как ему казалось. Сначала пришел сэр Гэррик, посидел напротив немного, покачал головой и ушел. Затем появился сам лорд Крэнг, хмурый и трезвый, махнул рукой на слабую попытку Кена встать и тоже ушел. Рыцари заглядывали в кордегардию, где происходило самоистязание, но подходящих слов для утешения не находили. Пока сэр Соланг не догадался позвать эльфа. Впрочем, Альс явился бы и сам, но мальчишка-конюх, посланный за наемником, утверждал, что молодой рыцарь, еще чуть-чуть, да и помрет.
Кенард спал мутным пьяным сном, уронив голову на грязную столешницу, засыпанную рыбьей чешуей и хлебными крошками. Черная яма пьяного безвременья казалась таким привлекательным и спокойным местом, где не было места горю и разочарованию.
– И давно так сидит? – поинтересовался эльф у зрителей.
– Давненько, вона скока выдул. Как не лопнул тока? – отозвался оруженосец-орк по имени Сайкири.
– Ждешь, пока лопнет? Ну-ка, тащите его в кровать, болваны, – распорядился Альс. – И таз не забудьте. Я за ним блевотину убирать не буду. Хорошо слышали или повторить?
У солдат с ушами был полный порядок, и нерасторопные подчиненные Кенарда дружно погрузили его на закорки, стараясь выполнить указания эльфа точно и полностью. Потому что знали: придет и проверит – и постель и тазик. Альс, как всегда, оказался прав насчет тазика.
Утром, когда Кенард разлепил тяжелые свинцовые веки, то первое, что он увидел, было улыбающееся лицо Ириена Альса. Злое лицо с узкими льдистыми щелочками вместо глаз.
– Оклемался, щенок?! – весело спросил эльф и отвесил Кенарду тяжелую плюху.
В голове у молодого человека загудело, как в чугунном котле. Он беспомощно плямкнул губами, чувствуя, что изо рта воняет хуже, чем из выгребной ямы. Альс накрутил себе на кулак ворот его туники и таким образом оторвал голову Кена от подушки. Рывок – и ветландец уже валялся на полу. Затем стальные пальцы впились в волосы на затылке. От боли из глаз брызнули слезы, Кенард попытался лягнуться. За это получил пинок по заду и головой открыл двери на улицу.
– Вставай, засранец, – прошипел над ухом эльф и пнул Кена еще раз, еще больнее и сильнее.
Кенард оказался во дворе лежащим распластавшись, как морская звезда на берегу после отлива, на снегу вперемешку с песком. Он видел только носки замшевых эльфьих сапог и успел порадоваться, что тот не переобулся в другие, подкованные железом. Альс, словно услышав его мысли, с размаху всадил ногу под ребро. Кенард взвыл и попытался подняться. Не вышло. Он смог только встать на четвереньки, дальше не получалось.
– Ведро воды! – скомандовал эльф, и Кен услышал топоток мальчишеских ног.
Через несколько томительных минут на него низвергся водопад холодной колодезной воды.
– За что?! – взвыл рыцарь.
– Просто так. У тебя сегодня плохой день, – ответствовал Альс, поднимая Кенову голову в обычной манере, за волосы. – Так и будешь стоять раком? Скакать куда собрался? Седло принести?
– Пошел ты...
Избиение продолжалось дальше, только теперь зловредный эльф чередовал удары с порцией воды в лицо. Правда, бил он так, чтобы не шибко покалечить. Очень профессионально бил, больно и обидно. Особенно удавались ему плюхи по губам и щекам, отчего вскоре лицо молодого человека распухло и горело, как в огне. Хмель стремительно уходил, подгоняемый болью и позором. Кенард видел, как вокруг места экзекуции столпились почти все рыцари с лордом Крэнгом во главе. Никто не вступился и даже слова не сказал.
– Продолжим или ты уже в состоянии принять вертикальное положение? – спросил Альс.
– Вштаю, – прошепелявил Кенард, губы его не слушались.
И поднялся в полный рост, и не упал, когда голова внезапно закружилась, а все вокруг поплыло в мутной пелене. Ненавистный эльф стоял перед ним и смеялся прямо ему в лицо. Похоже, ему нравилась работа рук своих, да и ног тоже.
– Как самочувствие? Уже лучше? Я рад.
– Я тебя убью, остроухий, – пообещал Кенард, делая шаг в сторону Альса.
– Прекрасно! Меч господину Эртэ.
Кто-то из толпы бросил к ногам Кена его меч, тот нагнулся за оружием и снова получил болезненный удар в живот, заставивший Кена рухнуть на колени. Из носа текла струйка крови, заливая тунику и снег под ногами.
– Шевелись, если еще хочешь меня убить, – ласково посоветовал Альс.
На сей раз ветландцу удалось поднять оружие и принять стойку. Сделать это было ой как нелегко, потому что земля под ногами качалась, а меч казался тяжелее обычного чуть ли не вдвое.
– Я тебя надвое развалю, Альс.
– Правда? А получится?