* * *
Какой-то шустрый журналист, истинное имя которого так и не удалось установить, опубликовал в газете "Волгоколымские сплетни" полный список никнеймов из игры "Конкретная Стрела", с указанием истинных имен и фамилий игроков, а также их бандитских кличек. Ни Электронный Пахан, ни Кумпол в списке не фигурировали. И сразу стало ясно, почему. Похоже, что Кумпол не удовлетворился бойней в виртуале. Теперь он переходил к развязыванию бандитской войны в реальности.
И война немедленно состоялась. Всеобщая яростная ненависть накопилась за месяц всеобщего компьютерного помешательства и теперь требовала немедленного выхода. В течение недели перестрелки и взрывы не стихали на улицах Волгоколымска. Обычные граждане попрятались по домам, наблюдая из окон, как разбираются между собой бандитские авторитеты. Странные возгласы доносились с мест разборок. "Получай, Кибербрателло, от Рублекопа!" "Что, Дырокол, допрыгался, где твоя рубиновая броня?" Можно было подумать, что уголовные элементы Волгоколымска сошли с ума. В сущности, так оно и было. Криминальная популяция города уменьшалась с огромной скоростью, уничтожая самое себя.
Впрочем, остались в этой свихнувшейся среде три человека, не поддавшиеся общей кровавой вакханалии. Три крупных воровских авторитета решили не воевать друг с другом. Они объединились ради высшей, справедливой цели и вызвали на сходку Кумпола.
Кумпол, пренебрегавший общением с мелкой сошкой, этим троим отказать не мог – по их рангу и влиянию. И сходка состоялась.
Кумпол прибыл в ресторан "Волна" в сопровождении двадцати пяти головорезов, облаченных в одинаковые синие пиджаки от Gucci и вооруженных автоматами "Узи". Головорезы выстроились в две шеренги, образуя как бы коридор. Кумпол прошествовал от машины к ресторану, неся под мышкой любимого карликового бегемота в золотом ошейнике. Морщинистая физиономия Кумпола не выражала ничего, кроме угрюмой усталости. Лысый его череп блестел в свете вечерних фонарей.
Кумпол вошел в зал и сел за стол, где его ожидали три авторитета. Кумпол положил бегемота на колени и почесал ему за ухом. Бегемот замурлыкал от удовольствия. От него изрядно пованивало навозом.
– Привет, Кумпол, – сказал авторитет номер один. – Что ты скажешь об обстановке? Братва стреляет в друг друга.
– Это зря, – сухо произнес Кумпол. – Испортилась молодежь, закон не чтит. Только я тут при чем?
– А при том, – встрял в разговор авторитет номер два. – С чего вся буча началась? С игры. "Конкретная Стрела". Слыхал о такой?
– Слыхал.
– Она ведь под тобой?
– Подо мной, – согласился Кумпол. – Пришли ко мне какие-то пацаны умные, сказали: "Дай нам денег, Кумпол, мы тебе вернем вдесятеро". Дал. Вернули. Все – через правильный банк, вы знаете какой. Какие претензии?
– Слушай, ты, Электронный Пахан! – выкрикнул с южным темпераментом авторитет номер три. – Ты думаешь – непобедимый, да? Весь Город под крышу взял, да? А все потому, что у тебя игра закрытая! Твои умники для тебя что хочешь нарисуют, да? У меня три программиста есть – они твоих сосунков уроют и под асфальт закатают. Давай так: они мне приблуду делают, твои – тебе, да? И через неделю мы с тобой разбираемся в "Стреле"! Вдвоем! Миллион баксов на кон!
– А у тебя есть миллион, Шмайссер? – вяло поинтересовался Кумпол. – По слухам, ты все уже просадил, один "Мерс" остался, да и тот не шестисотый. Я вам так скажу: в игру никто никого дуром не гонит. Хочете – играйте, не хочете – нет. У меня свои дела, у вас – свои. Я в ваши дела не интересуюсь…
– Не интересуешься?! – авторитет номер два резко встал на ноги, расплескав на столе кофе из чашки. – А кто у меня два дня назад Мытный рынок перекупил? Нефтехлеб твой! Кто у Равиля все дело увел? – он ткнул пальцем в авторитета номер три. – Обратно ты! Разорил ты нас всех, натравил друг на друга, а сам чистенький. В компьютере весь Город под крышу взял, теперь на Волгоколымск зубы точишь? И ты что, хочешь сказать, что все это по понятиям?! Вот тебе!
Авторитет сунул под нос Кумполу здоровенный веснушчатый кукиш.
Кумпол медленно, с достоинством встал и взял бегемота под мышку. Животное, видимо, почувствовало, что дело пахнет жареным – испугалось, зажмурило голубые глаза и завоняло еще сильнее.
– Это неправильный базар, – сказал Кумпол. – У вас, похоже, проблемы образовались, люди. Только я в этих проблемах не замазан, сами разбирайтесь. Я человек правильный, деньги на грев перечисляю, кодекс блюду. А на ваши игры мне не интересно. Мне вот что интересно – животноводство.
И он с любовью похлопал бегемота по толстой кожаной морде.
Это переполнило чашу терпения трех криминальных авторитетов. Они дружно, словно по команде, вскочили, выхватили пистолеты и произвели множественные выстрелы по Кумполу и его карликовому гиппопотаму. Кумпол погиб на месте. Бегемот скончался через три дня в реанимации, не приходя в сознание.
Нечего и говорить, что такое злодеяние не осталось безнаказанным. В ресторан немедленно ворвалось двадцать пять головорезов в пиджаках от Gucci и расстреляли троих беспредельщиков. Впрочем, действие на этом не кончилось. Бригады моральной поддержки троих авторитетов обложили ресторан и долго выкуривали оттуда головорезов в пиджаках, кидая в окна гранаты…
Основательно разрушенный ресторан "Волна" восстановили только через полгода.
* * *
Зазвонил телефон – тот самый, красненький, с двуглавым орлом на диске. Подполковник Внутренних Органов Иван Иванович Трофимов цапнул трубку, приложил ее к уху. Услышав голос, он расправил плечи и выпрямился в струнку, не вставая, впрочем, со стула.
– Да, товарищ генерал-майор, – четко выговорил он. – Так точно. Еще как закончили! То есть вообще всех. Тех, кто остался, арестовали. Ну, сами понимаете – теперь не отпустим. Они тут всю неделю войну воевали, прямо на улицах стреляли. С поличным взяли. Теперь на каждом столько статей висит, что на пожизненное хватит. Да?! Ну спасибо, товарищ генерал-майор! Обязательно передам, обрадую. Они молодцы, мои ребята. Так точно!
Начальник компьютерного спецотдела подполковник Трофимов положил трубку, кашлянул в кулак, хмыкнул. Хорошие дела – медали для сетевиков. Интересно, что они с этими наградами делать будут? Отсканируют и распечатают? Или просто сломают и потеряют?
Он щелкнул пальцем по клавише внутреннего коммутатора.
– Михаил, Градовского мне. Что значит спит? Что значит всю ночь работал? Знаем мы, что они там по ночам делают. В игрушки играют за счет государства. Дети малые… Разбудить. Ну ладно, пусть не бреется, пусть хоть зубы почистит.
Ровно через тринадцать минут двенадцать секунд дверь кабинета неохотно приоткрылась и в образовавшуюся щель прополз насмерть невыспавшийся парень – тощий и встрепанный. Длинный нос его оседлали круглые леннонообразные очки. В руке парень держал коричневую электронную плату, усеянную разноцветными прямоугольничками микрочипов.
– Вот, – сказал он, не здороваясь, – Эсбэ лайв плэйер пять один. Достал он меня. Не тянет железо, менять надо. Давайте апгрейднём его, а, Иван Иваныч? Возьмем Turtle Beach Santa Cruz. Долбаный сырраунд будет – закачаешься!
– Это ты брось, Владислав! – строго сказал подполковник. – Сколько этот бластер у тебя работал? Два месяца? Еще поработает. Денег на вас не напасешься – каждую неделю новые железки покупать.
– Вот, всегда так… – флегматично протянул парень и шлепнулся на диван. – Что вы денег-то жмете, Иван Иваныч? Мы ж их назаработали три Камаза, хоть вилами грузи.
– Это не моя валюта. Государственная. – Подполковник поднял вверх указательный палец. – А мы будем действовать согласно смете. Все понятно?
– Понятно… Ладно, придумаем чего-нибудь. Изобретем.
– Значит, так, Градовский! – произнес полковник Трофимов серьезно и торжественно. – За успешное осуществление операции "Стрела" вы представлены к государственной награде. Ты и два твоих оболтуса – Вершинин и этот, как там его… Судаков.
– Какая награда? – оживился Владик. – Деньги?
– Медали.
– Ух ты! – Владик изумленно поскреб в затылке. – Классно! Все тетки в осадок выпадут! А ее как носить? Только на пиджаке или на свитере тоже можно? У меня пиджака нету.
– Никак не носить. Будешь хранить коробочку дома. Не забывай – ты проходишь по секретному доступу и официально к Внутренним Органам никакого отношения не имеешь.
– Ладно, – Градовский кивнул головой. – Я пойду, Иван Иваныч? Спать хочется.
– Подожди. – Подполковник улыбнулся – добро, по-отечески. – Ты мне напомни, Владик, кто из вас троих был Электронным паханом?
– Я и был.
– А Кумпол?
– Он за всю жизнь к компьютеру ни разу не подошел. Ему вроде как за западло было – он мне так объяснил.
– Не жалко тебе Кумпола? Его ведь из-за тебя грохнули.
– Жалко, – сказал Владик. – Только я тут не причем, мое дело – программы и сеть, а грохать людей – это по вашей части. И бегемотика его жалко. Хороший был бегемотик, ласковый, хоть и вонючий. Кузей его звали.
– Как там ваша игра для проституток? Продвигается?
– Так себе… – Владик неопределенно помахал в воздухе бледной рукой. – Сделаем, конечно… – Парень снял очки и близоруко уставился на Трофимова. – А может, не будем девочек трогать, а, Иван Иваныч? Пусть себе живут.
– Разговоры отставить, – жестко сказал подполковник. – Идите и работайте, Градовский.
Градовский поплелся к выходу. Трофимов смотрел ему вслед и задумчиво шевелил бровями.
– Жалко им… – бормотал еле слышно. – Бегемотиков жалко, девочек. Этак никогда порядка не наведешь.
Он подошел к окну, откинул штору. Посмотрел вверх. И крякнул от удовольствия.
Прочная, непробиваемая крыша, окрашенная в цвета Внутренних Органов, висела над некогда криминальным городом Волгоколымском.
Холст, свернутый в трубку
Рикар – хороший напиток. Многим не нравится его резкий вкус, но я предпочитаю именно это пойло. Главное – правильно развести его водой. Я всегда делаю это сам, не доверяю официантам. Официанты ныне сплошь молодежь, студенты на подработках, предпочитают слабые американские напитки, щедро разбавляют кофейный ликер Кока-колой. Они получают от этого удовольствие. Вы представляете сочетание – кофейный ликер и Кока-кола? Ужасно. Это даже хуже, чем "Куба либре". Они называют эти помои "Бурет". Откуда им знать, как правильно разбавлять анисовую настойку?
Я расскажу вам. Делается это так: наливаешь Рикар в высокий прозрачный стакан. Потом небольшая пауза – нужно откинуться на спинку стула, задумчиво повертеть стакан в пальцах, прищуриться, изучая коричневую, космическую… философскую, я бы сказал, глубину, чудом уместившуюся в двадцати кубических сантиметрах пространства над толстым стеклянным дном. Потом ставишь стакан на стол, берешь глиняный (только глиняный, никакой пластмассы!) кувшин, тонкой струйкой выливаешь воду в стакан. Напиток мутнеет, становится желтовато-белым, похожим на старое молоко. Положено разбавлять один к пяти, но я предпочитаю пропорцию один к трем – так делают все закоренелые любители анисовки в нашем городке. Смотрите, господа: перед вами Рикар, готовый к употреблению. Амброзия, питье богов. Когда делаешь первый маленький глоток, обжигающий горло, затрудняющий дыхание, то прекрасно представляешь, как старина Бог сидит перед камином, положив ноги на высокую подставку из кедра и точно так же, как вы сейчас, медленно, не спеша, размазывает мутно-молочный Рикар по языком по нёбу, жмурится от удовольствия.
Он должен быть гурманом, наш старина Бог. Как может быть иначе?
Любой длительный процесс должен оправдывать себя. В том числе и эволюция нас, человеков, инициированная Создателем. Процесс должен иметь адекватный конечный результат. Адекватный результат – анисовка, молоко Господа. Я пью ее маленькими глотками. Я ощущаю себя ангелом, шикарно разместившимся на обширной площади острия иголки. Голуби склевывают крошки из-под моих ног. Мне хорошо.
Некоторые из знакомых мне персон выбиваются из этого процесса, бессовестно нарушают законы эволюции – увлекаются текилой, водкой, и еще хуже – ромом, в том числе и черным… Что можно сказать о таких людях? Им можно лишь посочувствовать. Дело даже не в том, что ром или водка – это всего лишь разбавленный спирт разной степени очистки, действующий прямолинейно и грубо. Дело совсем не в градусах и химическом составе. Просто разные напитки дают совершенно разные виды удовольствия. К примеру, длинноволосые прыщавые итальянцы все время пьют свое Мартини. Это способствует хорошему росту волос (в том числе и на спине), но прыщи – неизбежный побочный эффект. Пейте Мартини, итальянские ребята, и боритесь с прыщами – может быть, в этом и состоит ваш Modus vivendi и ваша мера мученичества, естественным образом перетекающего в гордость собой. А я вот предпочитаю Ricard.
Завершаю свою оду. Анис и лакрица способствуют не только хорошему расположению духа, но и крепкому здоровью. Главное, знать, как правильно подготовить их к тому, чтобы они попали в твой желудок.
* * *
Вечер – еще один в череде ему подобных, одинаковых в своей утонченной приятности, достойное завершение дня, проведенного в трудах праведных. Я, как всегда, сижу за столиком в углу кафе – уютного заведения "Нена", что на площади Лос Пескадорес. Это мой столик и мое время. Любимое время суток.
Теплый испанский вечер, начало мая. Еще далеко до пика сезона, и туристов не так уж много в нашем городке, именуемом Морайра. Большинство людей в кафе – мои старые знакомые. За столиком в углу восседает толстый Педро. Пара русских туристов подливает ему вино, а он громко рассказывает, как потерял кисть правой руки в боях с франкистами. На груди его значок с бородатой физиономией Фиделя Кастро. Наш Педро – старый коммунист, он рассказывает об этом всем русским, показывает им личное письмо от Че Гевары, охотно фотографируется с русскими, снимая при этом черную повязку с руки. Конечно, все в Морайре знают, что во время гражданской войны Педро еще пешком под стол ходил, а кисть ему оттяпало циркулярной пилой лет десять назад, но никто не вмешивается в чужой разговор, не уличает толстяка во лжи. Зачем портить человеку удовольствие?
У стены – бильярдный стол с красным сукном. Над ним склонились четверо пожилых хиппарей – один наш, местный, один из Венгрии, двое из Англии. Расклешенные потертые джинсы, длинные волосы, короткие ухоженные бородки. Трудятся в поте лица – гоняют разноцветные шары. Добродушные ребята. Пьют всегда только пиво.
У стойки, на высоких табуретах, сидят два заклятых друга-врага – Карло из Андалусии и Чимо из Валенсии. Набычились, смотрят друг на друга исподлобья, настраиваются на очередную баталию – громкую перебранку с размахиванием руками, апелляциями ко всем окружающих и ежеминутным поминанием шлюхиной матери, шлюхиного сына и шлюхиного причастия. Что они будут обсуждать на этот раз – игру "Реала", музыку Пако де Лусиа или достоинства и недостатки андалусийской мебели? Какая разница? Закончится всё как всегда – совместным распитием виски и братанием para siempre .
Спектакль, разыгрываемый уже в тысячный раз. Каждый знает свое место, свою роль, свое время появления на сцене.
И меня это вполне устраивает.
* * *
Я отвлекаюсь на пару минут, медитирую над своим напитком. А когда открываю глаза, этот тип уже стоит в центре зала. Черт знает, откуда он взялся – я не слышал, чтобы звенел колокольчик входной двери.
На его ногах какая-то странная обувь, совсем не подходящая для вечернего визита в кафе. Да и сам он выглядит необычно: всклоченные пегие волосы, неопрятная борода, недовольная физиономия, толстый живот, нависающий над дешевыми спортивными штанами. Старая клетчатая рубаха – вся в пестрых заплатах, измазанная краской. И поверх рубахи – распахнутая овчинная безрукавка со свалявшейся и побитой молью шерстью.
Сердце мое вздрагивает от радостного предчувствия. Этот человек – мой. Он еще не знает, для чего пришел сюда. А я знаю. Он пришел, чтобы выпить со мной. Поболтать со мной и рассказать, кто он такой, чем занимается и для чего существует на белом свете.
Сегодня я пришел сюда ради него. Люблю оригинальных типов.
Впрочем, похоже, что он тоже положил на меня глаз. Направляется к прямо к моему столу, тяжело плюхается на стул.
– Что вы будете пить? – спрашиваю я. – Угощаю.
– Угощаешь? – глаза человека снуют из стороны в сторону – не от смущения, скорее, от неудовлетворения вечерней трезвостью. – Тогда водки.
– Камареро! – кричу я и поднимаю палец. – Одну водки!
Официант подскакивает, сгибается в полупоклоне, лицо его выражает извинение.
– Извините, водки нет, – говорит он. – Не держим. Если хотите, к вашим услугам большой выбор мексиканских напитков.
– Это что такое? Текила? – спокойно интересуется человек.
– О да, конечно! – Официант радостно улыбается. – У нас двадцать три сорта текилы. Какую вы предпочитаете?
– Какую угодно. Какая разница? Любая текила – дерьмо, – говорит человек и улыбка официанта угасает сама собой. – Стакан. Принеси мне стакан этой вашей текилы, дружок. У вас есть граненые стаканы?
– Что? Извините?.. – официант впадает в окончательное замешательство.
– Ах, да… – человек машет рукой. – У вас такого нет. Нет у вас граненых стаканов. Надо было из дома прихватить. Ладно, неси обычный. И побыстрее, в глотке пересохло до невозможности.
К текиле, как и положено, подают лимон и соль, но человек не обращает внимания ни на то, ни на другое. Он выцеживает стакан текилы через край – тягуче, глотками, слегка морщась. Так можно выпить воду – плохую, испорченную, выпить которую необходимо только лишь для того, чтоб не умереть от жажды, но все же воду, а никак не текилу. Потом он хватает со стола кувшин с водой и с бульканьем вытряхивает его содержимое себе в глотку, перевернув вверх донышком. Вытирает губы. Глаза его успокаиваются и перестают бегать.
– Должно быть, это ужасно – выпить сразу целый стакан текилы? – замечаю я.
– Ужасно, – кивает он головой. – Даже дешевая водка намного лучше самой дорогой текилы. Почему здесь нет водки? Варварство какое-то.
– Сейчас вы будете пьяны, – констатирую я. – Алкоголь ударит вам в голову…
– Что ты пьешь? – мои слова не трогают его. Похоже, гораздо больше его интересует содержимое моего стакана. – Что у тебя там такое? С виду похоже на молоко.
– Это Рикар, анисовая настойка. Очень крепкая. Ее разводят водой и она приобретает молочный цвет.
– Можно попробовать?
– Пожалуйста. Пейте осторожно, дружище. Маленькими глоточками.
Я стараюсь сдержать улыбку. Попробовать слабо разведенную анисовку в первый раз – большой сюрприз. Весьма неожиданные вкусовые ощущения, не каждый такое выдерживает.
Он всасывает все содержимое моего стакана единым махом. Я ожидаю чего угодно, но только не такого. Я уверен, что глаза его встретятся на переносице, оттолкнутся от нее как бильярдные шарики и разбегутся в разные стороны. Что дыхание его перекроет как газовую трубу вентилем. В конце концов, он может хотя бы поперхнуться – приличия ради. Не случается ничего, он просто выпивает все это. Затем поднимает двумя пальцами кувшин и с сожалением убеждается, что в нем ничего нет. Тыкает вилкой в кусок ветчины на моей тарелке, вяло сует мясо в рот и проглатывает.