* * *
…Они были готовы за полчаса до рассвета.
Льюис окружил себя несколькими слоями заклинаний, которые собирался задействовать сразу, как только они переместятся к Слепой Горе, венчающей собой вершину Мирового Столба. Вся энергия, которую он собирал так долго, вольется в заклятья, и на несколько минут наделит его тело невиданной силой и скоростью. Потом… Льюис не хотел думать о том, что будет потом. Слишком много надежд и страхов связывалось с этим "потом".
Достав нож, Эдрик начертил круг на вершине холма. Круг был неровным, местами – там, где из-под тонкого слоя земли и песка показывался камень – линия скорее предполагалась, чем присутствовала на самом деле, но все это не имело никакого значения. Для некоторых действий – вроде ясновиденья или превращения в меч – Эдрику не нужны были заклятья. Здесь ему требовалось лишь зафиксировать точку перехода – ритуальное действие, необходимое лишь для того, чтобы перетянуть на ту сторону обычного человека. Захоти он переместиться один, ему не нужно было совершать даже таких минимальных приготовлений. Он не был ни человеком, ни демоном, и не принадлежал миру так же, как мир не принадлежал ему. Границ между Сферами для него не существовало, по ступеням бисуритов он мог бы взойти до Эдема или спуститься до Дна. Правда, он никогда не был ни там, ни там: во-первых, подобное путешествие отняло бы слишком много времени, во-вторых – выпускникам Школы Железного Листа не рекомендовалось разгуливать по Сальбраве: никто не хотел привлекать внимания богов и высших демонов к тому клинку, который медленно, но верно выковывало человечество.
Ожидая финала, Льюис думал о воплях, которые слышал – или ему казалось, что слышал – минувшей ночью. Крики тысячи мучеников, ревущих, плачущих, воющих от боли. Не было ни просьб, ни молитв – то, что он слышал, больше походило на рев обезумевших животных. Эдрик сказал, что это – крики прикованных к мосту и посоветовал не обращать на них внимания. Льюис так и поступил, но все равно продолжал их слышать. Он вспомнил рассказ своего спутника: тот потерял все, кроме точки "я", неуловимого мига себя-настоящего; было похоже, что мученики Игольчатого Моста, сохранили все, кроме "я". За этими криками не было никакой личности, слышалась одна только боль, не имеющая ни начала, ни конца, некое безвременное состояние; пытаемые давным-давно потеряли себя, и в этом, возможно, заключалось их единственное спасение от того бесконечного ужаса, в который они были погружены…
– Время, – внезапно сказал Эдрик. Он взял Льюиса за руку, и, быстро обойдя его, заставил повернуться кругом. В момент поворота мир смазался, когда Льюис вновь оказался лицом к закату, гряды каменных холмов, переходивших в неровное песчаное поле, покрытое кое-где сухими колючками – перед ним уже не было. Освещение изменилось. Здесь было пасмурно, по зеленоватому, будто вымазанному грязью небу расползались багрово-бурые пятна. Крики мучеников, как плети, бичевали воздух. Прямо перед ними, словно гигантское серо-красное насекомое, шевелился Мост. С каждой секундой его движения замедлялись, и крики становились реже – иглы замирали, словно стремясь почтить таким образом лик восходящего над Сальбравой творца и властелина миров.
Льюис и сам будто бы превратился в изваяние. Распахнутыми глазами он смотрел на Мост и не двигался с места. Эдрик услышал, как он шепчет:
– Все так, как во сне… Точно так же…
– Не стой! – заорал Эдрик. – Беги!!!
Это привело Льюиса в чувство. Приводя в действие свои заклятья, он бросился к Мосту…
Он так и не вступил на него. Казалось, каждый следующий шаг отнимает у него все больше сил, чем предыдущий. Его тело светилось энергией, оно казалось настоящим сгустком мощи, но то, что препятствовало Льюису, было сильнее. Восприятие Эдрика сдвинулось и он увидел тень заклятья, которое, как паутина, связывало все движения его спутника. Когда они переходили на Гору, ничего подобного здесь не наблюдалось, но разбираться, откуда взялись эти чары, у Эдрика времени не было. Льюис пытался развеять их, затем проломиться силой – но казалось, что заклятье обладает бесконечным резервом энергии: там, где Льюису все-таки удавалось прорвать его, оно немедленно восстанавливалось. Эдрик превратился в меч и рассек плетение; но стоило Льюису сделать шаг к Мосту, из ниоткуда появилось новое. Эдрик рассек и его. Налетевший ветер, словно живой, попытался обхватить его и отбросить прочь – безуспешно: клинок-оборотень был почти неуязвим для волшебства. Он остался на месте – ветер тек вокруг него, мимо, и он не мог зацепить Эдрика. Но Льюис, подошедший к самому краю Игольчатого Моста, подобной защитой не обладал. Ветер подхватил его и отбросил к краю плато. Льюис немедленно вскочил на ноги и вновь бросился к Мосту. Энергия, которая еще оставалась в его заклятьях, позволила ему преодолеть это расстояние за считанные секунды. Еще один порыв ветра небрежно вернул его на исходную позицию. Эдрик нашел заклятье, перемещавшее потоки воздуха по его тени, и развалил его, но он все еще не мог обнаружить того, кто создавал эти чары. Когда Льюис бросился к Мосту в третий раз, на его пути выросла огненная стена. Свист меча, скрежет камня… огонь иссяк так же неожиданно, как и появился. Льюис побежал… и упал в объятья Эдрика, вновь перешедшего в человекоподобное состояние. За спиной Эдрика, всего лишь в пяти шагах от них, выросла еще одна огненная стена, вдвое выше первой.
Льюис рванулся – он не мог думать ни о чем, кроме того, что последняя надежда, на алтарь которой он положил столько жизней, ускользает от него в тот самый момент, когда он был так близок к победе. Если бы не Эдрик, он, вероятно, бросился бы в огонь, не задумываясь о том, сможет ли он бежать по Мосту, если обгорит, как головешка. Он знал, что обречен, если не побежит. Но Эдрик держал крепко.
– Уже бесполезно, – прошептал тел-ан-алатрит. – Солнце почти взошло, а твои заклинания на исходе. Кто-то очень не хочет, чтобы ты там был. Не глупи.
– До вас начинает доходить, – в воздухе послышался смешок, хотя и не было понятно, откуда он взялся. – Не с первого раза, конечно. Я и не надеялся. Но хоть с какого-то. Уже неплохо.
Эдрик оглянулся. Никого. Когда он вновь посмотрел на Льюиса, лицо которого казалось застывшей омертвевшей маской, то заметил за его спиной, шагах в двадцати, смутную тень… тень уплотнилась, обрела форму и вид… Глаза Эдрика расширились. Обернулся и Льюис.
Старик в черной мантии поигрывал красивым серебряным посохом, на конце которого располагался желтый бриллиант величиной с кулак.
– Добрый… эээ… вечер. То есть утро. Да, конечно утро. Простите, здесь трудно уследить за временем: все такое одинаковое. Итак, вы…
Он запнулся, привлеченный действиями Льюиса – тот, вытянув левую руку, похоже, вот-вот собирался произнести какое-то смертоносное заклинание. Человек с жезлом даже не попытался предпринять каких-либо контрмер.
– Перестать! – бросил Эдрик. – Ему ты этим не повредишь.
Льюис медленно повернул голову. У него был остановившийся взгляд – взгляд покойника.
– Ты его знаешь? – без выражения произнес он.
Эдрик кивнул.
– Это мой работодатель, Фремберг Либергхам. Бессмертный, для которого я разыскивал книгу. – Он покачал головой и добавил, смотря уже не на Льюиса, а на пожилого человека в мантии:
– Но я понятия не имею, какого черта он тут делает.
– Фи, Эдрик, – чародей сделал движение, будто пытался стряхнуть с рукава несуществующую соринку. – Что за вульгарные манеры… Признаться, я тоже был удивлен, увидев тебя здесь. Ты ведь, кажется, должен быть совсем в другом месте. Выполнять работу, которую тебе поручили… А вместо этого – ба! Ты тут. Я был так удивлен, что даже остановил ваше самоубийство, дражайший… – Фремберг сделал выразительную паузу, но Льюис молчал, и чародей продолжил как ни в чем не бывало:
– …дражайший Незнакомец, имени которого я не знаю. Впрочем, если вы все еще хотите покончить с собой, не буду вам мешать. Но ваш спутник останется здесь и даст ответы на интересующие меня вопросы.
– Я бы и так мог это сделать, – произнес Мардельт. – Напрасно ты остановил нас. Мой друг… его зовут Льюис Телмарид… он тяжело болен. Единственный шанс, который у него был – пройти Мост и изменить свою природу. Полностью. Только так он мог исцелиться. А ты его этого шанса лишил. Зачем?
Фремберг некоторое время разглядывал Льюиса.
– Он ведь человек, – произнес он недоуменным тоном, как будто бы это обстоятельство должно было все прояснить.
– Вот именно. – Кивнул Эдрик.
– Что – "вот именно"? – Фремберг сделал большие глаза. – Если он человек, что он забыл на Мосту в первой половине года? Захотелось совершить красивое самоубийство?
– О чем ты? – подозрительно спросил Эдрик. Взгляд Льюиса также перестал напоминать кусок льда, теперь там была тень… нет, еще не интереса – сомнения.
– Входящий на рассвете, в ту половину года, когда день увеличивается, идет путем людей, – терпеливо разъяснил Фремберг. – Понимаете? – "людей". Зачем тому, кто сам по природе человек, идти этой дорогой? Этим путем нужно идти демону, желающему превратиться в человека. Смертным нужно устраивать пробежки на закате, после летнего солнцеворота.
– А что произойдет с человеком, – медленно спросил Льюис, – если он все-таки… пройдет "своей" дорогой?
Фремберг рассмеялся.
– Что происходит с такими, как вы, в конце пути? Ну не бессмертие же вас там ждет вкупе с божественным всемогуществом!.. Смертным – смерть, все как положено. Но только идиот захочет заканчивать свой жизненный путь в таком месте. Лучше уж сделать это лет через сорок-пятьдесят… в своей постели.
– А какова судьба демонов, прошедших "своей" дорогой? – спросил Эдрик.
– Распад и возвращение в лоно стихии, которая их породила, – незамедлительно ответил бессмертный. – Собственно говоря, их, демонская, разновидность все той же смерти.
Эдрик и Льюис переглянулись.
– Проклятая книга… – процедил Телмарид. Эдрик кивнул. Наличие еще одной ловушки в "литературном произведении", состряпанном учителем Шальги Кермельта, его уже не удивляло. Но Льюис не мог поверить услышанному: воспоминания Шальги жили в нем, и ему казалось, что он знает все о фальсификациях, сознательно сделанных в тексте. Однако, как оказалось, не все. Оставалось только гадать: случайно ли учитель Шальги забыл упомянуть об этой маленькой лжи, или Шальга о ней все же знал, но та часть воспоминаний, где хранилась эта информация, к Льюису не попала…
Эдрик вновь посмотрел на бессмертного.
– Ты-то откуда все это знаешь? – он постарался придать своему голосу оттенок недоверия.
– Я должен это знать, мой мальчик, – Фремберг являл собой воплощение уверенности и силы. – Я ведь все-таки страж этого места.
– Страж? – Льюис и Эдрик переспросили одновременно.
Фремберг кивнул.
– По крайней мере, – он вздохнул и недовольно посмотрел куда-то в небо, – на ближайшие сто лет…
– Нам нужно поговорить, – констатировал Эдрик.
– Нужно, мой мальчик, нужно… – Фремберг несколько раз одобрительно качнул головой. – Но без него. – Показал взглядом на Льюиса. – Не будем вмешивать смертных в дела бессмертных.
Льюис посмотрел на своего спутника.
– Так ты…
Изобразив на лице кислую мину, Эдрик кивнул.
– Да, он бессмертный, – хохотнул Фремберг. – Только почему-то не любит в этом признаваться.
– Подожди меня здесь, – попросил Эдрик.
– Вряд ли я смогу отсюда уйти, – Льюис окинул взглядом неровное, иззубренное плато, на котором они стояли. – Даже если очень захочу. – Усмехнулся.
Коротко улыбнувшись в ответ, Эдрик подошел к Фрембергу.
– Зачем ты ему сказал? – вполголоса спросил он. Теперь он не улыбался.
– А почему ты не рассказал мне, кто ты, с самого начала? – В голосе бессмертного чародея плескалось веселье.
– Маленькая месть маленького человечка?
– Не дерзи. Лучше пойдем, прогуляемся…
Обходя трещины и ямы, они направились в обход Слепой Горы. По левую руку, на расстоянии пятиста шагов – ров, в котором кипела кровь мучеников; по правую руку, на вдвое меньшем расстоянии – обрыв, за которым туман и бездна… Непрекращающиеся вопли мучеников служили фоном, который они старались не замечать.
– Итак, – важно сказал Фремберг, похлопывая наконечником посоха по левой ладони. – Что ты здесь делаешь? Почему не занимаешься поисками, которые были тебе поручены?
У Эдрика были свои вопросы, но он решил придержать их на потом. Для начала нужно развязаться наконец с тем идиотским заданием, которое поручил ему Пепельный Маг.
– Разве Аайглато не отдал тебе книгу?
– В последний раз, когда я его видел – нет. – Чародей покачал головой.
– А когда это было?
Фремберг назвал дату.
– Третьего июня мы встретились неподалеку от Сайбо…
– Где это?
– Полдня пути на юг от Бисариха. Я передал Аайглато книгу, которую ты искал. Таким образом, свою часть сделки я выполнил. Если твой демон недостаточно хорошо приручен, и решил скрыться с твоими вещами, это уже не мои проблемы.
Фремберг несколько секунд молчал, мысленно что-то подсчитывая.
– Аайглато должен был добраться до Башни четвертого… Меня отправили сюда… дай-ка вспомнить… да, второго… четвертого я возвращался, чтобы забрать кое-какие вещи… хм… там было позднее утро… Вообще, тайвэ мог еще не появиться в Башне.
– Ну, значит, книга ждет тебя дома, – Эдрик пожал плечами.
– О чем она хоть? – осведомился Фремберг.
Тел-ан-алатрит рассказал. Поскольку Фремберг постоянно прерывал его повествование разнообразными уточняющими вопросами, они прошли довольно значительное расстояние, прежде чем Эдрик закончил говорить.
Потом – еще шагов восемьдесят или сто – они прошли молча. Фремберг думал.
– Да, теперь все складывается, – наконец произнес чародей. – Подытожим. Маскриб нашел книгу, занялся переводом, после чего попал под действие вшитой в текст команды и, уже не соображая что делает, собственноручно составил заклинание, которое его же и убило. Однако это заклинание не только уничтожало того, кто его применял, но действительно вызвало некую хитрую тварь, внешне настолько хиленькую, что ни один нормальный маг не стал бы обращать на нее внимания… до тех пор, пока это существо не взяло бы его под контроль. Интересно. Демон сидел без дела до тех пор, пока в трактире не появился Нарвериш. Демон овладел им, избавился от тайвэ и поехал на юг… – Фремберг несколько секунд молча, почесывая бороду. – Да, все сходится.
– Что сходится?
– Ирбик Тысячеглазый – страж, который нес дежурство здесь до меня – рассказал о странном существе, которое пересекло мост пару месяцев тому назад. Это был всадник на заколдованном коне; всадник – человек, но демонтированный до крайней степени. Мост он прошел, но трансформации не случилось. Всадник был одержим демоном – одно тело, и, может быть даже, одно Шэ, но два различных Тэннака и два Келата. Не говоря уже о высших душах. А это место не любит таких фокусов. Жулика наказали. К сожалению, похоже, наказали не того, кого надо. Человек умер и остался на мосту; вероятно, он до сих пор барахтается где-то там. – Фремберг кивнул в ту сторону, откуда доносились крики непрестанно умирающих, но так и не способных умереть окончательно, людей, животных и демонов. – А тварь, которая жила в нем, ускользнула от расплаты. Событие, надо сказать, преудивительнейшее. Такое тут нечасто происходит.
– Я думал, такого вообще не бывает… – пробормотал Эдрик.
– Не должно быть. Но всегда есть исключения.
– Каким образом он удрал?
– Ирбик не смог понять. По крайней мере, в деталях…
– А в общем?
– А в общем этот метод довольно близок к тому, который применяете вы, сумасшедшие ныряльщики в Реку.
Лицо Эдрика окаменело. То, что он считал важнейшим секретом Школы, оказалось на деле не такой уж большой тайной. По крайней мере, Фремберг вел себя так, как будто бы был в курсе дел Освобожденных лучше их самих.
– Я предупрежу моих… друзей, – он запнулся, потому что на самом деле Фремберг мог знать гораздо меньше, чем пытался показать. – Если тут постоянно несут дежурство какие-то стражи, странно, что…
– Не старайся. Мастера и настоятельницы твоей Школы знают о нас так же, как и мы – о них, – Фремберг скупо улыбнулся. – Это только новички получают дозированную информацию…
– Я не новичок.
– Это ты так думаешь. Судя по тому, что ты не знаешь даже самых элементарных вещей об этом месте, могу предположить, что ты ушел из Школы сразу, как только сдал экзамен.
Теперь надолго задумался Эдрик. О Школе Железного Листа люди не знали, но так ли – на самом деле – обстояла ситуация с другими бессмертными? С высшими демонами? С богами?.. Он всегда думал – его приучили так думать – что Школа – это клинок, который кует человечество для того, чтобы когда-нибудь обратить в ничто нынешних миродержцев. Теперь оказывается, что об их деятельности довольно неплохо осведомлены даже бессмертные. Несомненно, всевидящие боги знали еще больше. Но Школа не уничтожалась. Почему? О ней знали, но не считали ее опасной.
Мир в очередной раз перевернулся. Что-то не сходилось. Эдрик понял, что обязан вернуться в Школу – чтобы получить ответы на все вопросы, которые беспрестанно возникали перед ним с тех пор, как он покинул вырастившую его организацию.
– У вас какая-то договоренность? – незаинтересованным тоном спросил он.
Фремберг кивнул. Помолчав, произнес:
– Насколько мне известно, первоначально вас не хотели сюда пускать. Это было давным-давно, еще до Стханата, когда вы только оттачивали свои методики. Ничем хорошим это не закончилось. Погибло несколько стражей, и несколько адептов с вашей стороны. Тогда было решено вас не трогать. В конце концов, число ваших адептов ограничено, вдобавок это число можно уменьшить и другими способами… Устраивать же войну прямо здесь… – Он покачал головой.
– А в чем дело? – С кривой усмешкой Эдрик оглядел плато. – По-моему, неплохая площадка…
– Может и так, но стража выставлена здесь не для того, чтобы воевать со всяким сбродом.
– Значит, мы – сброд? – Эдрик рассмеялся. – Кто же тогда вы, получающие бессмертие из рук спесивых божков, утвердивших свои задницы на солнечных тронах? Давай попробуем подобрать подходящее слово, чтобы как-то обозначить то место, которое вы занимаете в существующей иерархии… Лизоблюды? Лакеи? Божественные шавки?..
– Еще одно слово… – процедил Фремберг.
– Следи за собственной речью, – отрезал Эдрик. – И я не буду отвечать тебе в тон.
– Я могу уничтожить тебя.
– А я – тебя. Так быстро, что ты даже не успеешь применить ни одно из своих заклинаний. Я мог бы убить тебя еще при самой первой встрече. Я не сделал этого только потому, что сквозь барьеры Башни не способен прорваться никто, даже я, и я не хотел сидеть в заточении еще десять или двадцать, или сто лет – до тех пор, пока не объявится новый хозяин. Свою работу я выполнил, и больше я тебе ничем не обязан. Поэтому выбирай слова… когда говоришь с равным.