Она смолкла. Мы вдвоем начали любоваться алыми полотнищами, что расстелило по двускатным крышам заходящее солнце.
В кремль подвода въехала не останавливаясь. Сначала мы миновали ворота в могучей стене, потом, оглянувшись, я увидела две круглые башни, что стояли у врат по бокам. Подвода свернула влево и загромыхала по объездной дороге, вдоль высоченной стены, утканной башнями из темного камня.
Справа курчавились сады, над которыми возносились в небо дивные терема - высоченные, с острыми крышами, обзорными вышками и луковками куполов.
- У верчей и терема на особицу. - Изрекла Саньша. - Так поглядеть - сплошное баловство, башенки да беседки на верхотуре. А на деле все разбирается в миг. И каждое бревнышко, слышь-ка, заостренное, ровно стрелка. Только вместо лука их мечут по воздуху ведьмы чистоградские. Далеко-далеко забрасывают, до реки по ту сторону. А захотят, могут и до слободок.
Я глянула с изумлением.
- Что, не веришь? Вот погоди, скоро Свадьбосев, ведьмы в кремле будут действо устраивать. Народу съедется - тьма! И из Цорселя послы прибудут.
Цорсель? Я уже было разинула рот, чтобы спросить, но тут Саньша взвизгнула:
- Павлины! Глянь, там!
И я забыла обо всем. На маленькой лужайке, уже начавшей прятаться в тени, красовались дивные птицы. Одна из них распахнула хвост.
Потом подвода свернула вправо и поехала вглубь садов. Из-за деревьев заблестели огни - нас встречали. Когда подвода остановилась, в последний раз громыхнув колесами, перед ней возвышалось громадное каменное здание на три поверха - палаты верча Яруни.
Соскочив с подводы, я подхватила корзину, взвалила на спину узел. Морислана уже стояла перед широким крыльцом с каким-то мужиком, охающую Аранию служанки вели в палаты под руки. От лестницы подбежали молодые прислужники в светлых рубахах, начали выгружать сундуки.
Идя вслед за Саньшей, бодро топавшей ко входу в палаты, я прошла мимо госпожи матушки и мужика, с которым она беседовала - тутеша, судя по виду. Одет он был богато, в верхнюю рубаху из блестящего синего шелка. Под короткими, по локоть, рукавами и в распахнутом вороте белела нижняя сорочица. Вот уж не думала, что и мужики такое носят. На вид господину было за сорок, под курчавую бородку с щек убегало несколько морщины.
Говорили они тихо, шепотом. Мужики у подводы гремели окованными сундуками, заглушая их беседу. Да только бабка Мирона сызмальства учила меня слушать сердце, а потому я с легкостью их слова расслышала.
- Завтра пир. - Это сказал мужик в синей рубахе. - Велено пригласить и тебя, госпожа, и твою дочь. Однако твое место будет на королевском мосту, а дочери велено сесть за стол верча Медведы. Не нравиться мне все это.
- Я пойду. Мы пойдем. - Судя по сведенным вместе бровям моей матушки и холодному тону, идти ей вовсе не хотелось. - Мы что-нибудь придумаем. И будем начеку.
Тут я ступила на лестницу. Слова их утонули в грохоте сундуков.
К деревянному терему, возведенному над каменными палатами, шла раскидистыми пролетами громадная лестница. Мимо нас стрелой промчались вниз Вельша и Алюня - теперь им нужно было отвести наверх Морислану, держа ту под руки, чтобы не утруждала белы ноженьки подъемом. Я поднималась, любуясь каменной резьбой на стенах и лестничной оградой из точенных жердин, глазея с восторгом на подсвечники, что вырастали прямо из стен, как диковинные цветы. На последней ступеньке нас поджидал Рогор.
- Ты - туда! - Немногословно приказал норвин Саньше. И ткнул пальцем в левую половину терема, где свету было поменьше. - А ты - за мной!
Он размашисто зашагал в правую половину терема, я заспешила следом.
Под жилье мне отвели светелку, дверь которой выходила в покои, занятые Морисланой. Один угол в ней занимала малая печка, другой - кровать с периной. А посередке и под окном оставалось ещё довольно места, чтобы сушить травы. Я огляделась и принялась разматывать завернутые в одежку запасы.
Ни одна из травок не попортилась в дороге. Даже те, что не успели высохнуть на сеннике, плесенью не пахли. Зато подаренные роскошные платья помялись, и это меня не порадовало. Я скинула с кровати перину, тщательно разложила на досках все три одежки, одну поверх другой. Укрыла поверху своей шалью из узла, чтобы защитить их от пуха.
Вот и ладно будет - мне спать, а им разглаживаться.
Тут в дверь постучали. Тонкий голос Алюни возвестил:
- Госпожа Морислана зовет!
Я спешно прикрыла платья периной, выскочила за дверь. Хозяйка дожидалась меня в крайней светлице своих покоев, замерев у окна.
- Подобру тебе, госпожа Морислана!
В ответ на мой поклон она кивнула - мол, подойди. Я сделала несколько шагов и бросила взгляд в окно за её спиной.
Если из моей светелки виднелась только крыша, шатром встающая напротив и озаренная далекими огнями, то из господского окна открывался вид на сад, где под кущами деревьев кто-то уже засветил ночники. Освещенная снизу листва расстилалась под окном подсвеченным узорочьем, а дальше сияли огнями палаты других верчей.
- Да, - Морислана проследила мой взгляд. - Здесь красиво. И опасно. Чего ты хочешь, Триша?
Я глянула изумленно. Может, и её чем-нибудь опоили? И когда успели, разве что в дороге исхитрились?
- Нет, я помню - мы с твоей наставницей договорились о бельчах для тебя. И о платьях. - Задумчиво сказала хозяйка. Ласточкины крылья-брови на гладком лице чуть дернулись, поднялись на концах. Словно птица приготовилась сесть. - Однако сейчас я спрашиваю тебя. Чего ты хочешь от жизни?
Это было мгновенье, когда в моей голове пронеслось множество мыслей. Сказать Морислане о проклятии? Но если оно как-то связано с ней самой? И она не захочет, чтобы его сняли?
В общем, в конце концов я сказала совсем не то, о чем подумала:
- Хочу вернуться домой. Богатой.
Морислана насмешливо прищурилась. Не поверила, поняла я.
- Одни бельчи на уме? В твоем-то возрасте?
- Хочу много бельчей. - Я пожала плечами. - С бельчами всяк тебе рад. И ещё хочу узнать имя моего отца.
- К чему оно тебе? - Морислана глянула замкнуто, холодно. - Он мертв, его земельный надел отдан другому, родни нет, все померли. К чему тебе несуществующее имя несуществующего человека? Однако.
Она сделала паузу. Моей матушке чего-то от меня надо, сообразила я. Потом припомнила разговор, что подслушала сегодня на ступеньках. Может, это что-то, связанное с пиром?
Но кое-что Морислана мне уже открыла. Стало быть, мой отец был земельным. Как Онята, как её муж Эреш. Ишь ты, значит, я со всех сторон из господ.
- Тем не менее я готова назвать тебе его имя. - Сказала Морислана. - Однако в ответ хочу преданности. Случилось кое-что неожиданное. и все придется менять на ходу.
Я кивнула. Менять так менять.
- Завтра будет пир. - Негромко бросила Морислана. - С плясками. Туда пригласили меня и мою дочь. Причем меня король желает видеть за своим столом.
Я чуть было не спросила - а с чего бы? Но глянула на прекрасное даже в полутьме лицо моей матери и промолчала. И так ясно.
Непонятно было другое. Как господин Эреш со спокойным сердцем отпускает эту королевишну в столицу? Одну, безмужнюю, по пирам скакать.
- Но Арания сядет отдельно. Ей определили место за столом верча Медведы. - Беспокойно продолжила Морислана. - С одной стороны это хорошо, потому что именно сына верча Медведы я прочу в мужья своей дочери.
- А сын графы как же?! - Я изумилась, вспомнив все, что сказывала мне несколько дней назад бабка Мирона.
Морислана утомлено вздохнула.
- Женщина моего положения не выкладывает деревенской бабке все, что хочет сделать.
Восемь верчей на все Положье, вспомнила я. Восемь - и выше их только сам король. Моя матушка желает, чтобы её младшая дочь навечно угнездилась в здешних палатах. Вот это да!
- Но с другой стороны, сидеть за столом верча Медведы опасно. - Голос Морисланы дрогнул. - Жена верча не собирается посылать сватов в мой дом. А в прошлый приезд я слишком много спрашивала о предпочтениях юного Согерда. И боюсь, она меня заподозрила. Король почему-то захотел видеть меня за своим столом, хотя мне это не по чину. А моя дочь сядет одна. Случится может всякое.
Я кивнула. Морислана передохнула и жестко закончила:
- Поэтому ты пойдешь с ней на пир. Сядешь рядом, и будешь охранять. Пробуй все, что покажется подозрительным, опрокидывай блюда на пол, если что-то не так. Твоя неуклюжесть и дурные манеры только позабавят окружающих. Даже если кто-то заподозрит что-то, главное, чтобы Арания осталась после этого пира в добром здравии. От этого зависит даже больше, чем ты думаешь. Мы назовем тебя её двоюродной сестрой, которая осталась без родителей. Станешь госпожой. нет, не Триферьей. Просто Тришей. Госпожа Триша - звучит вполне прилично.
- Да я не рвусь в госпожи. - Безрадостно ответила я. - И потом, может, лучше не идти? Оставьте Аранию дома, вот и все.
- Нельзя. - Матушка качнула головой. - Приглашение сделано так, что отказать - пощечине подобно. Ты получишь много бельчей, поняла? И между делом присмотришься к Согерду. Его матушка все время начеку, ястребом за ним приглядывает, вместе со своей травницей. Однако нужно найти способ накормить его приворотным. Как бы ещё сделать так, чтобы этого не поняли.
По правде говоря, это было не мое дело - давать приворотное. Но бельчи, поход в Ведьмастерий и имя моего отца были достойной платой за многое.
- Я поговорю с Аранией. - Решительно сказала Морислана. - Алюня приготовит для тебя подходящее платье. И причешет твои волосы. Главное, помни - нос вытирают не рукавом, а платком, который для этого прячут в рукаве.
Я кивнула и спросила последнее, что хотела узнать:
- А что за страна Цорсель?
- Ты этого не знаешь?
Матушка глянула на меня, удивленно скривив губы. Я ощутила, как сами собой сходятся на переносице брови.
- Не довелось узнать.
- Цорсель - громадная страна на западе. - Она едва заметно вздохнула. - Когда-то она была гораздо меньше. Но потом Цорсель пошел войной на Норвинию, на родину моих предков, что лежит. лежала далеко на севере. И Норвиния пала. Судьба людей, что жили там, печальна. По-настоящему спаслись лишь те норвины, кто бежал сюда, в Положье.
- А что, были и те, кто спасся не по-настоящему?
- Были. - Морислана скривила губы. - Они остались там, они смирились, выжили. Но позабыли веру предков и имена своих богов. Если мы. если какой-нибудь норвин встретит их теперь, они не смогут даже понять друг друга. Речь их больше похожа на цорсельскую.
- А олгары? - Быстро спросила я. - Они тоже бежали в Положье от кого-то?
Морислана поморщилась.
- Можно и так сказать. Однако им удалось бежать под крыло положского короля вместе со своей землей. Когда на Олгарию стали накатываться племена с востока и юга, олгары потеряли больше половины своих владений. Но часть земель всё же отстояли. Если хочешь, я пришлю тебе книгу, где изложена история Положья.
Я вздрогнула. Читать-то меня никто не учил.
Но Морислана того не заметила. Сказала властно:
- О сказанном не болтай. Помни, будешь верно служить, вознагражу. А теперь ступай. Рогор за тобой будет ходить по-прежнему. Боюсь, как бы не повторился тот случай с Парафеной.
Я вышла, унося с собой мое смятение. И даже не сказала, что саможориха через три седьмицы завянет, а значит, опасность минует.
В светелке стояла темень, так что пришлось идти за огоньком. Больше всего свечей горело на лестнице. Припомнив, что кормилица Кириметь завещала хозяевам делиться с гостями, я прокралась к ступенькам и выдернула из ближайшего кованного держака белую восковую свечу. Снизу уже звучали шаги, по лестнице кто-то поднимался, а из левой половины терема, где поселилась Саньша, вдруг донесся зычный голос Рогора. Я кинулась в светелку, прикрыв огонек ладонью.
Пустой подсвечник для моей добычи нашелся в углу, у небольшой печки. Едва с этим было покончено, как в дверь постучали. Вошла Вельша, держа в руках поднос, протараторила:
- Тут с поварни прислали, для хозяек. Да только госпожа Морислана велела сначала к тебе отнести. А уж потом им подавать.
Она глянула хитро, и мне стало ясно, что девка кое-что знает. Больно уж лицо у неё стало шельмовское.
Я покорно зачерпнула ложкой варево из большой миски. Ощутила вкус - курячья похлебка на взваре от сушеных грибов. Подержала на языке, выискивая, нет ли чего непривычного - кислинки или горчинки какой, а то и ядовитой сласти. Неспешно отщипнула крошку от хлеба, съела ложку просяной каши с тыквой, сдобренной маслом и медом, отхлебнула от кваса и молока.
- Да вроде бы все ладно. - Сказала под конец.
Вельша улыбнулась краешком рта. Я поспешно добавила:
- Вкус, говорю, хороший. Так и передай.
Она хихикнула и умчалась. Потом пришла Алюня, принесла мне тарелку каши, кружку молока и наказ Морисланы - из светелки не выходить, пока она не позволит. Первую ложку я сначала подержала во рту, то же сделала и с первым глотком молока. И бояться не боялась - да кому я нужна? Но на сердце отчего-то было тяжко и неспокойно.
Ночью сон не шёл. Вставшая луна выложила серебром пятно от окна на досках пола, а я все ворочалась с боку на бок, перебирая в уме одну за другой тридцать калечащих трав. Часть из них вредила, будучи съеденной или выпитой в настое. Часть калечила одним прикосновением. А вдруг не успею заранее опознать отраву? Конечно, кое-что я пробовала, когда вместе с Мироной натыкалась на злую траву в лесу. Но не все, совсем не все.
От отрав и ядов мысли мои скользнули к Морислане. Я собралась в комок, обхватила себя руками и подтянула к животу согнутые ноги. Была ли это тоска по материнскому объятию или горечь из-за того, что собственная мать с легкостью готова обменять мою жизнь на жизнь сестры? Не знаю. Но изнутри меня словно глодал неведомый зверь. И выть хотелось волком, чего со мной никогда не было.
Глава шестая. Во пиру веселье
Наставшее утро, однако, унесло все печали прочь. Свет из окна заливал всю горницу, крася бревенчатые стены в желтое, птичье щебетанье прорывалось сквозь закрытое окно. Я встала, прошлась босиком, радуясь прохладе сосновых досок под ногами. Отворила окно.
Шатер крыши впереди блестел крашеным тесом, уложенным затейливой чешуей. Справа и слева, далеко внизу на земле, зеленели деревья, краешками виднелись палаты с теремами. Отовсюду наплывал густой запах сдобных хлебов.
Верно говорила бабка Мирона - курей считай по осени, а беды поутру. Ночные печали куда-то ушли. На душе было тихо и спокойно.
Зачем я страдала вчера вечером, теперь и сама не могла понять. Дела мои шли на лад, до Чистограда я уже добралась. И поселилась не где-нибудь, а в самом кремле, по соседству с положским королем. Как вернусь в Шатрок да расскажу кому о таком - обомлеют.
И осталось у меня всего две заботы - бельчи заработать да добраться до ведьм. А что рисковать придется, пробуя явства, так ведь денежки задаром никто не даст. Опять же, по совести говоря, на то я и травница, чтобы жизнь людскую охранять. А сестринскую жизнь или ещё чью, это дело пятое.
День между тем разгорался. Я отошла от окна, выбрала среди своих лент самую яркую, отливающую пламенем. Туго заплела косу, надела платье, привезенное из Шатрока, и выглянула из светелки.
Путь был закрыт. Рогор ночью притащил широкую лавку и улегся перед дверью из покоев Морисланы, через которую лежал моя дорога на лестницу. От скрипа петлей норвин проснулся.
- Не велено. - Буркнул он. - И чего тебе не спится? Чесунчик, что ли, поймала? Со вчерашнего велено госпожой звать, вот и живи, как госпожа. Спи, пока служанки не придут.
- Мне бы на двор. - Сказала я.
Но норвин только махнул рукой.
- Забудь. Горшок под кроватью, вот и пользуйся. Учись жить по-господски.
- Я просто погулять.
- Нет. - Строго ответил Рогор. - Сегодня пир с плясками, там и нагуляешься. А пока сиди в светелке, как девице господской положено.
Он снова опустил голову на скамью, вскинул руку, прикрыв широченным рукавом сонные глаза. Затих.
Я со вздохом отступила от двери, осторожно закрыла створку. Надо было найти дело.
Платья, пролежавшие всю ночь под периной, частью отгладились, но взамен начали попахивать затхлостью. Пришлось раскидать их по кровати, а одно, лежавшее сверху, даже повесить на створку окна.
Потом я пересмотрела и перебрала травы, отложила в сторону по пучку хрящихи и беличьих ушек - первейшего средства, чтобы вызвать рвоту и вытянуть желчь. Сегодня, на пиру, если не распознаю вкуса отравы, одна из этих травок может спасти Аранию. Или меня.
Вот только в руке их не понесешь, а потому я достала иглу с ниткой, нашла среди своих сорочиц самую старую и отодрала от её подола полосу ткани. Потом села шить крохотные, в полпальца, мешочки. Дело было почти закончено, когда в дверь торкнулись.
Вельша опять принесла мне на пробу поднос, нагруженный едой. Следом прибежала Алюня, держа в руках сладкий городской калач с кружкой кваса - для меня. Обе девки, и Вельша, и Алюня, с утра кликали меня госпожой, но при этом всякий раз всякий раз хихикали и постреливали лукавыми взглядами - мол, мы-то знаем, что почем!
В ответ я одаривала каждую хмурым взглядом, сведя брови на переносице. Сказано быть госпожой, значит, стану. Чай, не велика наука. Опять же, кому как, а мне такое дело, госпожой быти, положено от отца с матерью. По рождению, значит.
Глянув на моё лицо, личные прислужницы Морисланы и Арании сторожко поджимали губы. И удалялись, неслышно ступая.
В те дни я отчаянно гордилось тем, что с обоих сторон происхожу из господского роду-племени. Мне вспоминались все обмолвки, сделанные Мироной - мол, у нас-то все тихо и гладко, а вот у господ жизнь тяжелая. Такое у них в жизни бывает, чего простому люду и не снилось!
Я сравнивала свое увечье со страшным шрамом, что уродовал лицо молодого олгара Барыса, и думала, что они схожи. Только он пострадал от таинственных абульхарисов из страны Урсаим, а я от неведомых врагов, которые были то ли у моего отца, то ли у моей матери.
Кулич таял во рту, квас тоже был ничего, шибал в нос шипучим душком. Правда, у нас с бабкой Мироной квас все равно выходил злее, шипучее. Доев последнюю крошку, я снова села шить мешочки из лоскутов, теперь уже про запас. Потом обметала порванный подол сорочицы. Покончив с шитьем, выглянула в окошко.
Поднявшееся солнце блестело на крашенном тесе, запах хлебов сменился запахом печева и варева. Откуда-то остро пахло жареным мясом, какое мы с Мироной ели только на Свадьбосев да Зимнепроводы. Видать, в кремле сейчас кашеварили - снедью пахло отовсюду. Или все шло с королевской поварни, где готовили сегодня угощение на почестен пир? Я распознала дух от пирогов с зеленым луком и щавелем, потом от мясного варева. Были и ещё какие-то запахи, но те я даже не пыталась опознать, настолько они казались чудными и непонятными.
Солнышко жарило в окошко все сильней. Я отошла вглубь светелки, решив от безделья взяться за скатерть, которую Мирона выдала в дорогу для узла. Полотно на неё пошло новое, только зимой белили… Я самолично морозила руки, распяливая тот холст мокрым на снегу. Так чего ж работе пропадать? Всякий знает - для вышивания лучше беленной холстины нет. Вот привезу скатерть обратно всю в узорочьях, бабка увидит и кивнет с одобрением. Нравилось Мироне, когда я рукодельничаю.