Я не встречала людей, похожих на первородных альфов больше, чем эта девушка. Вовсе не случайно, что именно она обладала столь редким среди магов даром - даром исцелять.
Сиэлла была в просторном, светлом, свободно струящимся по фигуре, платье. Светлые мягкие волосы она забрала в хвост, чтобы те не мешали ей.
Стоя над камином девушка держала в руках маленькую чашечку над огнем и что-то в ней помешивала.
В тёмной исхудавшей фигуре, державшейся в тени, я с трудом признала Эллоиссента.
* * *
Ничего общего с моим Эллом, с тем Эллоиссентом, с которым я простилась меньше месяца назад у этого человека не было.
Где шикарные шелковистые волосы, мягкой волной обрамляющие прекрасное бледное лицо? Череп был абсолютно лыс, ни одного волоска. Прекрасное лицо избороздили страшные ожоговые шрамы. Пленительные яркие зелёные глаза - глаза, которые, раз увидев, невозможно было забыть, скрыла глухая чёрная повязка. И может это к лучшему, ведь неизвестно, смогла бы я увидеть то, что скрывалось под ней.
- Выпей это, - склонилась Сиэлла над Элом. - Это поможет снять боль.
- Не хочу.
- Не будь ребёнком.
- Хотел бы. Но не получится.
Какое-то время Сиэлла беспомощно стояла перед Эллом, и я видела, как она мучительно силилась придумать тему для разговора.
- На дворе отличная погода, - наконец выдавила она из себя. - Ветер такой ласковый, в воздухе чувствуется весна. Не хочешь прогуляться?
- Я бы предпочёл остаться здесь, - холодно прозвучало в ответ.
Тот Эллоиссент которого помнила и знала я никогда так с сестрами не разговаривал.
Сиэлла беззвучно, как кошка на мягких лапках, подошла к нему и взяв за руку, сжала её:
- Так нельзя, друг мой, - с нежным укором проговорила она. - За жизнь нужно бороться.
- Буду бороться или буду сопротивляться, не имеет никакого значения - я поправлюсь в любом случае. Мы ещё обязательно прогуляемся с тобой, дорогая, обещаю, - похлопал он её по руке. - Но сейчас, прости, я не в настроении дышать свежим воздухом.
- Это неправильно сидеть тут в четырёх стенах, закрывшись ото всех.
- Я не хочу никого видеть.
- Эл! К чему придаваться отчаянию? В любом случае со временем твои ожоги затянутся. Шрамы на лице не повод прятаться от людей.
Эллоиссент раздражённо сжал изуродованными пальцами перила кресла:
- Я не настолько тщеславен, чтобы прятаться из-за подпорченного личика.
- Что же тогда? - растерянно спросила Сиэлла. - В чём дело, Эл?
- В том, что я не хочу их видеть.
- Кого? - уточнила девушка.
- Наших родственников.
- Почему?
- То, что случилось, целиком и полностью их вина.
- Ты ведь это несерьёзно?
- Очень даже серьёзно.
- Ты действительно думаешь, что Теи и Сантрэн могли допустить, чтобы с тобой случилось такое? Ты с ума сошёл?
- Отнюдь. Я разумен, как никогда. Сама подумай, в таком состоянии я не могу мешать их планам. Никогда не обольщайся на счёт нашей родни, Сиэлла. Каждый из нас для них лишь кирпичик в общей кладке, лишь марионетка, принадлежащая старшему кукловоду.
- В тебе говорит обида. Правда заключается в том, что наша родня нас любит.
- Правда заключается в том, что любящая родня отдала моего сына извращенцу, женщину, которую я люблю - в заложники нашему врагу. В ближайшие два-три года мне с инвалидного кресла не встать и никак этого не изменить, - с замораживающей ненавистью произнёс Элл. - Правда заключается в том, что на чувства и на людей нашей родне плевать. Им нужна лишь власть.
- Но из благих побуждений! Ты же знаешь, что служение долгу для нашей семьи превыше всего!
- Уйди.
На сей раз ярость в ледяном голосе Эллоиссента обжигала даже меня, духа без плоти.
- Я понимаю, Эл, Бездна, через которую ты прошёл…
- Я не прошёл через Бездну, Сиэлла. Я сейчас в ней. И дело тут вовсе не в болезни, как ты думаешь, а в том, что дорогая мне женщина сейчас под ударом. А ещё она верит в то, что я предал её, дав слово, которое не смог сдержать. По её мнению я не достоит её доверия.
- Одиффэ так не может думать.
- Ещё как может.
- Иногда ради цели наш долг…
Эллоиссент перебил её:
- Не смей говорить мне о целях и долге! По крайней мере до тех пор, пока твоего собственного сына не вырвут у тебя из рук и на твоих глазах не отдадут твоему злейшему врагу: широко известному любителю красивых мальчиков. Все мои долги закрыты, Сиэлла. С процентами. А теперь - оставь меня.
Видно, на эту яростную вспышку ушли его последние силы, Элл устало опустил голову на руку, голос его упал до хрипа, похожего на рычание.
Сиэлла попыталась протянуть ему чашку, но резким движением он выбил микстуру у неё из рук:
- Не нужны мне ни твои утешения, ни это чертово пойло!
- Так нельзя! - в голосе Сиэллы звенели слёзы. - Это же глупо! Зачем терпеть невыносимую боль, когда её можно легко снять?
- Когда физическая боль становится невыносимой она заглушает боль моральную.
Жутко и непривычно было слышать его голос таким. Жутко и непривычно было не видеть всегда таких выразительных глаз, а видеть вместо неё черную узкую полоску ткани.
Мой яркий, неповторимый красавец, чья красота была ярче сияния всех трёх лун Мирь-тэн-Лэо превратился в бескровный призрак себя самого.
Сиэлла в отчаянии всплеснула руками:
- Одиэффэ не одобрила бы твоего поведения, будь она здесь. Ей бы не понравилось то, как ты истязаешь самого себя!
Смех Эллоиссента, ломанный, хриплый, резал нервы, как острое лезвие - плоть.
- Не понравилось бы, говоришь? Ей - не понравилось бы? О, Сиэлла! Как же ты ошибаешься! Как плохо разбираешься в людях. Если бы Одиффэ сумела добраться до меня после того, как я потерял нашего сына… - на мгновение он смолк, превращаясь в безмолвную черную статую.
Когда Эллоиссент заговорил снова, голос его был безэмоционален и сух:
- Она бы одобрила моё поведение и получала бы удовольствие, наблюдая, как я истязаю самого себя. Уходи, Сиэлла. Я не хочу твоей помощи. Ты не можешь ничего для меня сделать, так что не мучай себя понапрасну.
Моя душа стояла в трёх шагах от Эллоиссента, задыхаясь от слёз, которым не дано было пролиться - душе нечем плакать.
Слёзы - вода, боль - это пламя.
Душа горит без возможности залить пожар слезами.
Я задыхалась от ужаса, гнева, боли, сожаления. Я так злилась на тебя, Эл! Я считала, что ты безразличен и легкомыслен, что ты не уберёг нашего сына, потому что наш мальчик и вполовину тебе не дорог так, как мне. Но я ошибалась. Я видела и слышала лишь себя и не хотела понять твоих страданий.
Прости меня!
И - ты не прав, Эл Если бы я могла говорить, я бы сказала: "Иди на свежий воздух! Пей лекарства! Не ссорься со своей семьёй, потому что хороши наши кровные родственники или плохи - они наши!".
Мне впервые стало страшно. Я впервые поняла, как могут чувствовать себя души после смерти, видя то, что сокрыто от них так, как видела сейчас я. Они ничего уже не в силах исправить.
Но у меня, Хвала Двуликим, была возможность вернуться.
Огромная воронка густого клубящегося тумана закрутилась вокруг, скрывая любимые лица.
Через несколько минут я открыла глаза в доме, снятом для меня Миароном.
- Ваше величество?..
Танита, поддерживая меня за руку, помогла подняться на ноги.
Она не сводила с меня вопросительного взгляда, которого я, в свой черёд, изо всех сил пыталась избегать. Я не доверяла ей. Не хотела делиться своими переживаниями или планами. Да и планов никаких не было, лишь полное смятение чувств. Я потеряла землю под ногами.
Понимать что-либо, анализировать, думать - не было времени. Мы обе чувствовали приближение Миарона.
- Иди! - велела ей я, стараясь унять дрожь, охватывающую меня при мысли о предстоящем разговоре с Миароном, и о том, во что это может вылиться.
Танита стрелой метнулась из комнаты. Я почти машинально скрыла ковром нарисованные на полу знаки, прислушиваясь к тому, как стучат каблуки сапог Миарона по ступеням винтовой лестницы.
Я боялась того, что должно было произойти. Я не знала, куда повлечёт нас рок событий, знала твердо, что не хочу смерти Миарона, но, если он не даст мне уйти, придётся его убить.
Глава 39
Стоя в полумраке комнаты, прислушиваясь к звукам шагов Миарона я чувствовала себя маленькой девочкой, запертой к комнате с чудовищами. Так страшно мне было всего два раза в жизни - когда обезумевшая толпа тащила нас с матерью на костёр и когда на пожаре я почти поверила в смерть Эллоиссента и Лейриана.
Обычно я не боюсь принимать вызовы судьбы, не боюсь смотреть в лицо опасности - это, по-моему, даже весело. Но в этот раз всё было иначе. Я впервые испытала желание убежать, спрятаться - всё, что угодно, лишь бы избежать назревающей схватки, в которой одержать победу было так же страшно, как и потерпеть поражение.
Разумнее было бы скрыть лицо под маской, коготки в перчатках и, не раскрывая рта, пойти обходным путём. Но даже мысль о сыне не способна была на этот раз меня образумить. Ложь, которой они оплели меня как сетью, слишком сильно задевала за живое. Бушующий в душе пожар можно было бы сравнить разве что с верховым, когда пламя невозможно взять под контроль и оно летит почти у самого неба, пожирая лес акр за акром, не останавливаясь до тех пор, пока не обратит всё вокруг себя в черный, иссушающий, безжизненный пепел.
Первоначально я хотела покинуть комнату, выиграв несколько минут, но потом поняла, что не могу заставить себя это сделать. Не столько даже не могу, сколько не хочу - выясним отношения здесь и сейчас. Пусть неизбежное случится.
Дверь, отворяясь, скрипнула, пропуская в полумрак затхлой комнаты свет.
Миарон выглядел сногсшибательно. Костюм был усыпан драгоценностями с королевским размахом, до крайней, почти извращенной, изысканности. Длинные черные волосы, собранные на затылке в хвост, тёплым дождём стекали вниз, на спину, до самой талии. В руках оборотня, к моему огромному удивлению, были цветы - белые, как снег, хризантемы.
Охватив взглядом всю картину, мгновенно оценив обстановку и настроение, Миарон раздражённо, даже как-то пренебрежительно бросил букет на пол к моим ногам.
- Так-так, - протянул он, закрывая дверь, прислоняясь к ней спиной и скрещивая руки на груди. - Меня не было дома всего каких-то жалких несколько часов, а тут, как погляжу, всё коренным образом поменялось? Что-то не похоже, чтобы меня ждала ночь, полная страстей и неги? В твоём распоряжении весь дом со всеми благами, которые я, учитывая сроки и обстоятельства, ухитрился здесь сотворить. Скажи, почему ты решила коротать время ожидания именно в этой комнате, больше похожей на склеп, любовь моя?
- Я колдовала.
Бровь Миарона изогнулась:
- Колдовала?..
- Я знаю где и с кем ты был. Знаю о ваших планах с Чеаррэ насчёт моих замужеств: как текущего, так и грядущего. И, признаться, я разочарованна.
Я могла видеть лишь силуэт Миарона, падающая на него тень скрывала выражение его лица.
- Что за ерунду ты несёшь? - холодно поинтересовался он.
- Прошу, не унижай нас обоих велеречивой ложью. Я видела вас своими собственными глазами.
Как не пытался Миарон выглядеть саркастичным, его усмехающаяся маска не могла скрыть готовую овладеть им ярость.
- Ну что, оборотень? - протянула я. - В каком ключе будем продолжать беседу? Будешь по-прежнему лгать и изворачиваться? Или, наконец, поговорим начистоту?
- Я никогда тебе не лгал.
- Конечно ты не лгал. Лишь умалчивал львиную долю правды.
Глаза Миарона блеснули зловещей кошачьей зеленью.
Неторопливо он стянул с узких, холёных, обманчиво тонких рук дорогие перчатки.
- Если уж тебе так приспичило вести беседу, может быть, найдём в доме более тёплую комнату?
- Мне, в отличие от тебя, обстановка неважна. Хватит уже увёрток.
- Как хочешь, - пожал он плечами. - Можем поговорить и здесь. Что конкретно ты жаждешь услышать, Красный Цветок? И (что ещё более важно) что тебе уже известно?
- Известно, что ты ничем не лучше Чеаррэ. Как и они, ты добивался моей любви лишь затем, чтобы держать меня на коротком поводке, заставляя с гарантией выполнять твои приказы. Как ты там недавно говорил о Таните? "Иметь личного демона весьма выгодно?" Миарон, я не стану марионеткой ни в твоих, ни в чьих-либо ещё руках. Мне не нужны господа. Я пойду туда, куда сама решу и буду делать то, что захочу…
- Дозволь мне, грешному, поинтересоваться, где это ты собираешься обрести столь желанную независимость? Уж не подле ли Повелителя Дохлой Плоти? Ах, да, ведь рядом с ним ты будешь королевой? Но позволь напомнить: над королевой стоит король, а над королём - обстоятельства. Ни у кого в этом мире нет абсолютной свободы. Абсолютная свобода - это хаос со всеми вытекающими последствиями. Не этого ты хочешь.
Он грубо схватил меня за руку, притягивая к себе:
- И ты никуда от меня не денешься. Даже не мечтай.
- Убери руки, - потребовала я.
- Или - что? - усмехался он мне в лицо.
- Ничего. Потерплю. И подожду. Не станешь же ты держать меня вечность?
- Почему нет? Я никуда не тороплюсь, куколка.
- Никакая я тебе не куколка! В каждом твоём слове, взгляде, жесте, Миарон, звучит пренебрежение ко мне, снисходительность и неуважение. Оно и не удивительно: ни ты, ни Чеаррэ никогда не относились ко мне как к равной. Кто я для вас? Или даже вернее - что?
- Я уже говорил тебе кто ты для меня, Красный Цветок. Сколько раз нужно повторить одно и тоже, чтобы тебя услышали?! Ты - единственная женщина, которую я хочу.
- Сколько бы раз ты не повторял это, Зверь, твои поступки каждый раз говорят громче тебя.
Миарон скривил губы в недоброй усмешке:
- Ох! Да ладно! Что это мы все о пустяках да о пустяках? Давай поговорим о главном? Кого ты хочешь обмануть, милая? Мы же оба знаем, что, если бы ты всерьёз хотела сбежать, тебя бы сейчас здесь уже не было. Но раз ты предпочла дождаться меня, значит, ты вовсе не освободиться от меня хотела. Ты хотела чего-то другого. Например, убедиться в том, что ты для меня важнее всех интриг, денег и королевских тиар? Не надо так сверкать глазами, красавица! Я понимаю причину твоей ярости и даже признаю - у тебя есть повод злиться. Тебе полегчает, если я скажу, что не собирался сотрудничать с Чеаррэ? Ты же сама отправила меня к ним. Помнишь? Я был в ярости от отчаяния. Я не знал, как до тебя добраться. Чеаррэ предложили неплохой вариант, согласно которому я, в итоге, получал то, что хотел. Всё остальное второстепенно.
- Складно излагаешь. Но есть один нюанс - ты собирался отдать меня младшему Дик*Кар*Сталу.
- Не собирался.
- Я слышала другое.
Рука Миарона легла мне на затылок, когда он мягко прижал мою голову к своей груди.
Его губы горячо зашептали мне на ухо:
- А тебе не приходило в голову, малышка, что я лгу вовсе не тебе?
- Ты был весьма убедителен, - пыталась я проявить твердость.
Но чувствовала, что готова растаять. Готова поверить.
Черт возьми! Я хотела ему верить!
- Так в этом весь смысл: быть убедительным в своей лжи. Иначе к чему лгать?
Я попыталась отодвинуться, выскользнуть из его объятий. Он не позволил, крепче сжимая в кольце своих рук:
- Чтобы достичь своей цели, куколка, иногда приходится идти на непопулярные меры.
Я вскинула глаза, словно наивно надеясь одним взглядом выцарапать из него необходимую мне правду.
- Что ты сделал с Эллом?
Челюсть Миарона сжалась:
- Я уже сказал: ничего!
- Лжёшь. Его я тоже видела. Вернее, то, что от него осталось. Что всё-таки произошло с ним и с моими людьми? Я должна знать!
Миарон не глядел на меня. Это плохой, очень плохой признак.
- Чего ты от меня хочешь, Красный Цветок? Каких признаний? Если бы твой сын попал к Чеаррэ, ты и чихнуть бы не посмела без их дозволения! - он строптиво тряхнул головой. - Ладно, признаю, я с самого начала решил вернуть тебя с помощью твоего сопливого младенца. И сделал то, что решил. Не жди от меня раскаяния. Я ни о чём не жалею.
- То, что случилось с Элом - это твоя вина?
- Мы со Стальной Крысой посчитали, что, как только Эл поймёт, что ребёнка с ними уже нет, он воспользуется порт-ключом и уйдёт. Но жуткий упрямец не желал сдаваться, не желал уходить, пытаясь спасти обречённых на смерть людей в результате сам чуть не погиб. При чём тут я?
- Это ты устроил пожар?
- Пожар - дело рук твоих обожаемых Чеаррэ. Я лишь рядом постоял.
Всё, сказанное Миароном могло быть правдой. Впрочем, как могло оказаться и ложью.
- Почему ты ничего не рассказал мне? - дрогнувшим голосом спросила я, так и не сумев до конца определиться, верю я ему или нет.
- Как ты себе это представляешь? - раздражённо дёрнул плечом оборотень. - Да как только бы ты услышала о том, что твой драгоценный Эл ослеп, да ещё вдобавок и облысел, надеяться получить от тебя что-то, кроме огненных пульсаров было бы с моей стороны крайне глупо. Расслабься уже, огненная куколка! Теперь-то всё хорошо? Поправится наш сладкий мальчик. Мы с тобой ещё на его свадьбе погуляем. Инкогнито, конечно. А если на троне Фиара тебе так нравится твой мрачный и хмурый, занудный Дик*Кар*Стал, влюблённый в своего рыжего недоноска, пусть сидит, мне плевать. Хотя, на мой взгляд, Фабриан Дик*Кар*Стал смотрелся бы там лучше - такой красивый мальчик! Одни только золотые кудряшки чего стоят? Сплошное очарование! Ну, не злись, моя огненная прелесть. Чёрт с ними, со всеми этими играми престолов. В Бездну Чеаррэ, Дик*Кар*Сталов и иже с ними - пусть сами между собой разбираются. А мы с тобой сбежим. Далеко! Туда, где никто нас не достанет. Туда, где мы будем свободны - оба.
Я почувствовала прикосновение его горячих, удивительно гладких ладоней к моим щекам.
- Ты будешь со мной. До последнего вздоха. И можешь злиться сколько душе угодно. Маги живут долго - целую вечность. У тебя будет вре…
Миарон вдруг словно подавился словами.
Я не сразу поняла, что не так? Отчего его вдруг посветлевшие глаза широко распахнулись? Опустив взгляд, я увидела, как у его ног быстро собирается вязкая алая кровь, черной лентой сочившаяся из-под длинного франтоватого плаща.
Моё непонимание сменилось страхом.
- Миарон?..
Оборотень, судорожно втянув в себя воздух, медленно опустился на колено, позволяя мне увидеть стоящую за его спиной Таниту.
В сумерках тонкая и прямая фигура с длинными серебристыми волосами выглядела призраком самой себя.
- Ты?.. - выдохнул Миарон. - Проклятая ведьма… как ты сюда попала?
- Господин сам нанял меня, - присела Танита в насмешливом реверансе. - Господин не помнит?
- Ты хоть представляешь, что я с тобой сделаю, когда до тебя дотянусь? - прорычал Миарон, предпринимая безуспешную попытку подняться.
- Ничего, - со спокойной уверенностью заявила Танита. - Ты никому и ничего больше не сделаешь, зверь. Никогда. Всем твоим грязным делишкам пришёл конец.
- Обычно я играю с едой, но тебя я порву на клочки очень быстро!