– Мне сейчас там нечего делать. Вот если тролли появятся или пауки… Вы ж не знаете, как с ними обращаться, – ответил тот, демонстративно зевнул и отвернулся к стене.
Вилли поднялся, прижал его коленом к лежанке. Лайруксал захрипел и задергался. Вилли схватил его за волосы на затылке и потянул на себя.
– Ты, друидский выкормыш, – произнес он тихо. – Я вижу, ты не понимаешь, кто ты здесь и зачем. Объясняю. Я дрался с мандреченами и ел тролльчатину. А ты в сытости и тепле друидским штучкам учился. Но зря ты думаешь, что теперь поедешь на нас с Рином, как блоха на собаке. И дежурить будешь, и миски мыть… Ясно?
Лайруксал мученически закатил глаза. Вилли отпустил его. Лайруксал перевернулся лицом к нему, потирая грудь.
– Вы столько дрались с мандреченами, что стали похожи на них, – с трудом переводя дыхание, сказал Лайруксал. – Только мы сохранили истинный дух темных эльфов… Миски мыть – это в Армии Мандры дедовщиной называется.
Вилли замахнулся, но услышал телепатемму пролетавшей над фургоном ведьмы:
"Проводник просит всех заткнуться и помолчать!"
– Что за… – пробормотал он.
Позабыв про Лайруксала, он накинул куртку. Вилли расстегнул клапан на выходе и спрыгнул на дорогу.
Лайруксал проводил его взглядом затравленного хорька.
Вилли едва успел вывернуться из-под копыт черного сюркистанского жеребца – это Арга бешеным галопом промчался в начало каравана. Судя по всему, капитан даже не заметил, что чуть не затоптал одного из проводников. Над головой Вилли прошуршали плащи, две тени будто бы огромных летучих мышей легли на дорогу. Эльф проводил боевых ведьм взглядом – они, наоборот, летели в хвост колонны – и торопливым шагом двинулся к голове обоза. Сидх привычно слушал лес, щурился, когда на лицо ему падали солнечные лучи.
Причина остановки каравана могла быть только одна. Арга, замыкавший процессию, пришпорил своего жеребца. Капитан был уже около второго фургона, но знакомого лязга мечей пока не слышал. Не мелькали и огненные шары, которыми боевыми ведьмы обычно забрасывали атакующих. Наоборот, две ведьмы промчались в конец каравана быстрее, чем он успел их окликнуть. Из фургона, мимо которого проезжал Арга, высунулась рыжая ведьма. Ее разбудила резкая остановка, и она бросилась выяснять, в чем дело, не теряя времени на такие мелочи, как поиск одежды. Заметив капитана, ведьма отсалютовала ему мечом. Круглые груди, позолоченные солнцем, подпрыгнули от резкого движения. Заметив взгляд Арги, ведьма кокетливо прикрыла их свободной рукой, и он увидел чудовищные скобки шрама на предплечье. Капитан осадил жеребца.
– Что случилось? – спросил он.
Рыжая ведьма пожала плечами. Капитан отвел глаза.
– Бревно поперек дороги, – сообщила подлетевшая ведьма. – Или огромная змея, Зарина передавала нечетко. Сидх-проводник потребовал, чтобы мы остановились и соблюдали тишину.
Арга послал жеребца вперед. Но сейчас он предпочел ехать шагом.
Галоп лошади и эрекция всадника – вещи трудно совместимые.
Начальник каравана подоспел через минуту после того, как огромный хвост втянулся в заросли.
– Почему остановились? – спросил Арга, посмотрев на пустую дорогу.
Ринке перевел взгляд с еще колыхающихся кустов на капитана:
– Пропускаем шнейка, господин Арга.
Капитан оглянулся по сторонам:
– И где же он?
Сидх махнул рукой на кусты.
– Уполз, господин капитан.
– Можно продолжать движение?
Ринке кивнул и хлестнул вожжами по крупу. Фургон стронулся с места. Капитан ехал рядом.
– На что похожа эта тварь? – спросил Арга.
– На огромную змею, господин капитан, – ответил Гёса.
Арга покачал головой.
– Вы же обещали… – начал он, обращаясь к Ринке.
– Обещал, – сказал сидх необычайно серьезно. – Я обещал, что доведу обоз до Бьонгарда и вы не увидите ни одного тролля, если будете слушаться меня и других проводников. И троллей мы пока не встречаем. Но лес – это лес, господин капитан. Здесь всякое может быть. Кстати, вечером я хотел объяснить всем правила поведения в лесу.
– Я помню, – ответил капитан. – После ужина можете это сделать.
На дорогу легли две тени – это вернулись Карина с Зариной.
– Но кое с чем я до вечера ждать не могу, – сказал Ринке, заметив их. – Я вас очень прошу больше не летать в разведку, госпожи ведьмы.
Карина озадаченно посмотрела на капитана. Арга угрюмо кивнул.
– Хорошо, – пробормотала ведьма.
Дорога из светлого березняка вошла в угрюмый ельник. Из-за фургона появился взъерошенный со сна сидх – второй из проводников.
– Это Вилли, – представил его Ринке. – Слушайтесь его, как меня.
Вилли забрался на козлы и взялся за поводья, а Ринке слез с подводы и направился в конец обоза.
– Пойду-ка и я своего напарника разбужу, – сказал Гёса и последовал за сидхом. – Хватит Крюку дрыхнуть…
Они вместе с Ринке двинулись вдоль фургона. Железные обручи, на которые был натянут тент, распирали полотно подобно ребрам, делая повозку похожей на неизвестное, но очень исхудавшее животное.
На пол фургона упала полоса света. Лайруксал зажмурился и пробурчал:
– Аккуратнее. Некоторые здесь спят. Чего и тебе советуют.
Но Ринке не стал ложиться. Он вытащил из-за тюков с грузом свой походный мешок, присел на ближайший из них и достал записную книжку в черном кожаном переплете и эльфийское стило. Изящный инструмент был мечтой любого школьника – он не оставлял клякс даже в самых неумелых руках и не нуждался в чернилах. Пристроив книжицу на колене, Ринке черкнул пару строк и глубоко задумался. Лайруксал наблюдал за ним сквозь ресницы.
– Стихи о прекрасной ведьме? – осведомился Лайруксал. – Помни, что к слову "любовь" в мандречи есть только одна рифма – "кровь".
– Я не силен в комбинировании ударных и безударных слогов, никогда этим не занимался и вряд ли займусь, – отмахнулся Ринке. – Но все комбинации графиков движения на дороге помню наизусть. Мы сейчас чуть не наехали на шнейка. Я записал время и дату его появления, только и всего.
Лайруксал резко сел. Одеяло свалилось на дощатый пол фургона.
– Надеюсь, вы не прикончили его? – воскликнул сидх.
– Успокойся, конечно же, нет. Почему он здесь? – задумчиво спросил Ринке. – Так далеко от холмов… Они ведь никогда из них не выходят!
– Он ведь живой, наш лес, – сказал Лайруксал. – Зря вы относитесь к его обитателям как к механическим куклам, каждая из которых двигается по строго заданной траектории в назначенное время.
– Помолчи, друид, – поморщился Ринке. – Я эти песни уже слышал много раз. Если бы не таблицы графиков, по Железному лесу сейчас ходили бы только эти механические куклы. А графики, позволь тебе напомнить, написаны кровью. Моих и твоих родичей.
Лайруксал поджал губы. Ринке закрыл записную книжку, убрал ее в мешок. Сидх растянулся на тюке, сунул под голову мешок и заворочался.
– Кто бы мог подумать, что спать на золоте вовсе не так уж приятно, – со смешком сказал Ринке. – Лайруксал, дай одеяло.
Друид молча подал ему одеяло. В центре дешевая шерсть была обезображена выцветшим штампом Армии Мандры. Ринке расправил одеяло, натянул его на себя и закрыл глаза.
Мерно стучали колеса. По полотняному верху фургона плыла причудливая сеть теней.
– И как ты себе объясняешь появление здесь шнейка? – спросил друид.
– Или начался новый цикл, что вряд ли, – ответил Ринке, не открывая глаз. – Все возможные циклы давно изучены… Или Черный Камень сошел с ума от старости, что более вероятно. Ему ведь больше восьми веков.
– Я вижу, тебя пугает подобное предположение, – нервно усмехнулся Лайруксал.
Ринке глянул на друида в упор:
– А тебя – нет?
Гёса поворошил палкой в костре. К зеленому мосту ветвей над головами путешественников взметнулся сноп искр. Экен покосился на сидевшего напротив Ринке и спросил:
– Можно так? Не набегут тролли?
Сидх заулыбался и отрицательно покачал головой. После ужина Арга сказал, что сейчас Ринке объяснит всем правила поведения в лесу. Правил оказалось немного: не отходить от каравана. Ни вперед, в разведку, ни назад. С дороги сходить только вместе с проводниками. И, наконец, не шуметь. Гёса еще тогда сказал, что поход очень напоминает ему перегон по этапу, путешествие при движущейся тюрьме. После ужина охрана каравана разошлась – кто на посты, кто отдыхать, кто набираться сил перед ночным дежурством. У костра кроме проводника и наемника остались только Карина с Зариной. Ведьма сидела на походном матерчатом стульчике, который прошел со своей хозяйкой всю гражданскую войну. Ринке лежал на земле рядом с мандреченкой, завернувшись в плащ, и курил трубку. Гёса с Зариной расположились с другой стороны костра и пекли в углях картошку.
Сидх обратился к Карине:
– Мы сегодня очень рано остановились. Вы найдете, чем занять своих ведьм, госпожа старшая крыла?
– Давай оставим "господ" и "сударей", – предложила мандреченка. – Нам два месяца хлебать кашу из общего котла. Карина – этого будет достаточно. Договорились, Ринке?
Проводник кивнул.
– А насчет занятий вечером… Ты хочешь что-то предложить? – спросила ведьма.
– Пока еще не стемнело, они могут сходить за черникой, – ответил сидх. – А Вилли поохранял бы их.
– Черника – это хорошо, – заметила Зарина. – Можно будет сделать взвар.
– Давай завтра, – сказала Карина. – Сегодня девочки подгоняют форму. Нам выдали новую, а ее всегда надо немного ушить, чтобы она сидела по фигуре.
– Завтра так завтра, – согласился сидх.
– Слушай, а я вот что заметил, – сказал Гёса, обращаясь к Ринке. – Вдоль дороги столбики натыканы, с цифрами.
– Я тоже видела, – вставила Зарина. – Мы проехали столбик с числом "двадцать два", прежде чем остановиться.
– Это все видели, – лениво сказала Карина. – Ваша эльфийская верста короче нашей саженей на десять.
– Наша мера расстояния называется километр, – ответил Ринке и добавил с интересом: – Откуда такая точность, насчет десяти саженей? Я чувствую дорогу ногами, но вы ведь летели…
Карина фыркнула:
– Ты очень необычно сказал. Чувствовать дорогу ногами…
– Я сделал ошибку? – спросил Ринке.
– Да в общем нет, – ответила Карина. – Можно сказать и так. Очень образно получилось, очень точно. А откуда я знаю про десять саженей – метла считает, сколько она пролетела, и показывает это число в саженях на руле. Ты здорово говоришь по-нашему, где ты научился?
– Я жил в Бьонгарде, а там всегда было много мандречен, – ответил Ринке.
– У вас расстояние на тропе размечено, – терпеливо продолжал Гёса. – Зачем?
– А в Экне не размечают дороги? – удивилась Карина. – В Мандре размечают.
– Но не все же, – возразил Гёса. – Так почему у вас расстояние на дороге размечено?
Ринке замялся.
– Я не смогу этого объяснить, – признался он. – Это связано с нашей магией, с детьми Мелькора.
– Ладно, не рассказывай, – махнула рукой Карина.
– Вы только что из столицы, – сказал Ринке. – Поделитесь новостями, а то сидим в своем лесу и не знаем, что в мире делается.
"Ты наверняка знаешь, что произошло в Куле, – думала Карина. – Ты догадываешься, почему мы – экен, сидх и боевые ведьмы – оказались здесь, на старой лесной дороге, все вместе… Что ты хочешь услышать? Проклятия в адрес твоих родичей? Или ты хочешь узнать, что думают мандречены о последней дерзкой выходке Ежей? Изволь!"
– Из последних новостей разве что пожар. Две недели назад, в канун праздника Купайлы, кто-то поджег Приморский квартал в Куле, – сообщила Карина. – Почти всего его жители погибли – кто сгорел заживо, кто отравился дымом…
– Вашему народу всегда нравились костры, чем больше, тем лучше, – спокойно заметил Ринке. – Это же так забавно! Искорки…
– На следующий день на стене императорского дворца появилась нарисованная сажей черная стрела, – продолжала Карина. – И подпись: "Хочешь потушить свой город – потуши Лихой лес!"
– Как-то измельчали твои родичи, Ринке, – заметил экен. – Раньше гросайдечей валили, теперь – баб и детей…
– А мы никогда и не были высокими, Гёса, – ответил Ринке. – Но мы, темные эльфы, умеем видеть лес за деревьями. Сколько тебе заплатили за эту прогулку? Кстати, Карина, как тебе и твоим подругам понравилось в "Гроздьях рябины"? Знатная гостиница, говорят. Я вот там ни разу не останавливался. Не по карману.
Проводник картинным жестом похлопал себя по бедру. Алый блик отскочил от прозрачного кругляша на его браслете. Ведьма успела заметить темные фигурки внутри хрустальной вставки.
– А можно посмотреть твой браслет? – спросила Карина. – Он такой необычный…
– Да что ты мелешь, Ринке? – рассердился Гёса. – Ты что, думаешь, что это я поджег? Или ведьмы?
– Нет, – сказал проводник.
Сидх сел и протянул ведьме руку с браслетом, чуть поддернул рукав. Ведьма взяла его запястье в свои ладони. Ринке покосился на Карину. Зрачки сидха сузились в вертикальные полоски. Но ведьма успела заметить в глазах сидха легкую, хотя и добродушную насмешку до того, как сочная зелень затопила радужку. Насмешку, которая всегда появлялась в глазах сидхов при виде людей, будь то голубые глаза ледяных эльфов или нечеловеческие глаза эльфов темных.
– Я думаю, что это-то кто-то из ваших генералов, который боится лишиться хлебной должности, – продолжал Ринке. – Ваш имперский маг еще весной грозился сократить воинский контингент в Железном лесу до одной дивизии. Оттого Ежи и попритихли, думается мне. И вот вы получили ответ… Но не от нас.
Гёса покачал головой. С остальными соседями мандречены замирились уже десять лет назад. Только война с партизанами Лихого леса, доставшаяся в наследство от правления Черного Пламени, тянулась и по сей день, высасывая из казны кучу денег и взамен принося в дома мандречен "черные письма". Но, видимо, император Искандер считал, что вид из Трандуиловых Чертогов стоит того.
– Может, Ринке и прав, – сказала Зарина. – Но кто бы ни поджег тот квартал, его соплеменники или кто из генералов – это не по-байнаххски! Нельзя убивать детей и женщин!
– Ой ли, Зарина? – усмехнулся Ринке. – Для того, кто умирает, смерть всегда одинакова.
– А для того, кто убивает – нет, – возразил Гёса.
– Если убить человека на улице, то тебя казнят, – сказала Карина, разглядывая браслет. – А если на войне, то наградят.
Она повела плечом – так, чтобы Ринке заметил на плаще три желто-черные нашивки в виде двойных зубцов. Но сидх давно заметил их. И знал их значение.
Ведьма тихо ахнула. Хотя украшение ни капли не походило на тяжелые серебряные луковицы, которые ей доводилось видеть раньше, она вдруг поняла, что это.
– Хвост Ящера, это же часы! – воскликнула ошеломленная Карина. – Да, правду говорят, что гномы Эммин-ну-Фуина самые искусные в мире… Но зачем тебе в лесу часы?
– И у Лайруксала такие же, – сказала Зарина.
При этих ее словах Гёса наклонился к углям – возможно, чтобы поворошить картошку, а возможно, чтобы скрыть недовольную гримасу. Ринке закусил губу и напряженно посмотрел вверх, словно ответ был написан золотыми солнечными рунами на темно-зеленом пологе леса.
– Это тоже связано с нашей магией, – сказал он наконец.
– Что-то у вас куда ни плюнь, всюду магия, – проворчал экен.
– Эти часы означают, что я могу быть командиром отряда, – пояснил Ринке.
– А, знак высокого положения, вроде графской диадемы, – сообразила Карина.
– И ты командовал отрядом? – спросила Зарина.
– Не похоже? – усмехнулся сидх.
– Ты очень тихий для командира, – возразила экенка. Ринке пожал плечами:
– В нашем лесу не выживают те, кто громко кричит. А командир – это тот, кто умеет выживать так хорошо, что может научить этому других, разве нет?
Экенка только покачала головой.
– Давайте лучше обсудим теорию убийства, – сказал Ринке. – Практики нам всем здесь хватает. Расскажите о ликах смерти, которые вы видели. Я думаю, что Танцору Смерти есть что рассказать. А уж ведьме, награжденной орденом Радагаста второй степени…
Он коснулся нашивок на плече Карины – легко и почти нежно. Ведьма только вздохнула. Ей не нравились сидхи, не нравились мужчины маленького роста… но с Ринке было интересно.
– Есть очень большая разница не только как убить, но и кого! – сказала Зарина.
– Убийство – это акт власти над жизнью, – произнес Гёса. – Я думаю, Карина хотела сказать именно это, когда говорила об убийстве на площади города и в бою…
– Да! Где тебя научили так хорошо думать, в медресе? – изумилась мандреченка.
– В Вергийском университете, – ответил Гёса. – Я почти закончил там юридический факультет.
– А можно узнать, почему не закончил? – тихо спросила Зарина.
– Меня позвала Музыка, – сухо ответил Танцор Смерти. – Так вот, в мирное время власть над жизнью людей себе присваивает государство, которому они принадлежат. И каждый убийца – уже мятежник, потому что пытается присвоить себе эту власть.
– Ты хочешь сказать, что убийц судят именно за это? – уточнил Ринке. – За попытку мятежа?
– Их судят за глупость, – презрительно сказала Карина. – Любой, кто хочет убивать людей, должен принести армейскую присягу.
– А тот, кто хочет убивать эльфов? – с интересом спросил Ринке.
– Он должен надеть на рукав шеврон Чистильщика, – ответила Карина. – И готово дело!
– Всякого рода заговорщики и революционеры хотят того же самого, – продолжал Гёса. – Они хотят иметь власть, то есть хотят иметь возможность убивать.
– Не согласен, – заметил Ринке. – Лайтонд убил Черное Пламя, чтобы завладеть Эрустимом.
– Да, но после гибели Черного Пламени от Мандры отделилась не только Фейре с Сюркистаном, – возразила Карина. – Тайнериды, все эти князья Захолустские и бароны Трех-Выморочных-Деревень, разве о Мандре они думали, когда пошли против Искандера? Да ни разу не думали они о Мандре! О себе они думали, спали и видели императорский венец! Они хотели иметь власть и больше ничего!
– То есть, как говорит Гёса, они хотели убивать, – заметила Зарина. – Иметь возможность убивать безнаказанно.
Экен с благодарностью кивнул ей и продолжал:
– Вы носитесь с вашим лесом как с писаной торбой. Вы, темные эльфы, тоже хотите править на своей земле сами. Сами хотите решать, кого убивать здесь, а кого миловать.
– Тебе не приходилось видеть на ярмарках механические игрушки? – сказал сидх. – Кукол, воинов, пауков? С ключиком в спине?
– Видел, – сказал Гёса. – Гномовская работа. Если их завести, они поднимают руку, ходят, куклы открывают свои глазищи, а пауки шевелят лапами… И что?
– Куклы двигаются благодаря внутреннему механизму, шестеренки там, пружины… Один мой друг думал так же, как ты. Он был среди тех, кто убил химмельриттеров. Он говорил, что тогда мы убили не людей. Мы сломали шестеренку огромного механического паука – вашего государственного механизма. Но, понимаешь, это все аллегории. Может быть, идейно все так и есть, но друг другу противостоят живые люди. Один из тех химмельриттеров оказался родным братом моего друга.
– Хорошо, что не твоим, – усмехнулась Зарина. – Теоретики… Как бы вы запели, если в Приморском квартале оказались ваши братья!