Страшила - Артем Тихомиров 7 стр.


– Угу, – сказал огр, поглядев за спину рыцаря. В проеме открытой настежь двери промелькнула чья-то фигура. Браги показалось, что это женщина в длинном платье.

– Сто лет назад я был обыкновенным рыцарем. Молодым, горячим, как большинство моей братии. Конь, меч, щит. Все, что у меня было. Выехал я из родительского замка в Валонфоге и отправился куда глаза глядят. Постепенно стал обрастать славой, совершал подвиги, участвовал в турнирах, даже угодил героем в несколько баллад. Труверы изобразили меня прямо-таки самым-самым. Наврали, конечно. Рыцарь как рыцарь. Просто мне везло. Я ни разу не был серьезно ранен, никогда не находился на грани жизни и смерти. Выходит, везение.

– Везение? – сказал вагант, взмахнув индюшачьей косточкой. – Что есть везение? Везение сиречь судьба!

– Молчи, стручок! – прогудел Браги, нависнув над Зирвентом. – Молчи и слушай!

Студиозус сник и принялся за уничтожение яств, которых на столе было еще много.

– Так или иначе, забрел мой конь однажды в эти края. Что-то есть в них, вы и сами заметили. Своя, природная сила, не созданная никаким волшебником. Никому не подчиняющаяся. Остановил я коня на берегу. Оно было прекрасным, озеро это, спокойным, гладким, словно стекло или хрусталь… Волшебное озеро. Спешился я, чтобы размяться, отдохнуть и перекусить. Пустил конягу пастись по сочной зеленой травке. А сам задремал после обеда. Проснулся от того, что кто-то щекочет мне щеку травинкой, открыл глаза, смотрю…

Зирвент и Браги замерли, заинтригованные. Рыцарь рассмеялся.

– Дева. Прекрасней которой нет на свете. Сидит рядом со мной в траве и улыбается. Сон, думаю, не может этого быть! Встаю, а она в сторонку отодвигается, но не убегает и не исчезает, не рассеивается, как мираж. Смотрит этак лукаво. Не сплю, значит… Кто ты, спрашиваю, как тебя зовут, прекрасная нимфа…

– Так это нимфа была? – спросил Зирвент. – Озерная хозяйка? Дух? – добавил вагант, не обращая внимания на грозный взгляд огра.

– Не-е. То есть, все не так просто, – ответил Роменехиас из Валонфога. – Спрашиваю, значит, как зовут тебя, краса? Она и отвечает: не узнаешь имени моего до срока. Наберись терпения… А надо сказать, влюбился я в нее без памяти. Сразу! Все прошлые приключения, все дамы сердца, дарившие мне свои шарфы после победы на турнирах, стали вмиг дурнушками. Все познается в сравнении, Браги. Хе. Ну вот. Я же ей представился – честь по чести, по всей форме. Она показывает мне на замок, что на другом берегу озера. И говорит: там – мой дом. Знаю я, что мила твоему сердцу, храбрый воитель, однако приближаться ты может к замку лишь в полночь. Иначе не избежать нам обоим беды. Почему, спрашиваю. Запомни, отвечает, сегодня в полночь подъезжай к воротам, только тихо. Я буду ждать. И исчезает. Смекнул я, что дело чарами пахнет. И озеро, и замок тот, словно из радуги построенный, и сама дева. Попытался припомнить сказки и легенды всякие, но все какая-то принцесса-лебедь на ум лезла.

– Которую злой колдун превратил в птицу? – пропищал вагант.

– Ту самую. Я уж и то, и другое передумал. Загадка в этом была, зловещая. У меня нюх на такие штуки. Странствующий рыцарь все-таки. Ну вот. Еле дождался положенного часа. Подъезжаю к воротам замка тихонько. Тишина. Луна светит полная. В лесу волчары воют – жуть. Открывается калитка в воротах, и выходит она, моя дева. Прекрасная, словно… в общем, нет слов, чтобы описать того, что я чувствовал.

– Эх, – вздохнул, лыбясь, вагант, – любовь! Прекраснейшее из…

От тычка огрского локтя Зирвент чуть не слетел со стула. Браги кашлянул со всей значительностью. Студиозус умолк, хитро поглядывая на Роменехиаса.

– Гуляли мы при луне вокруг озера. И слов не было нужно нам, однако жгло меня изнутри что-то… Спрашиваю ее: неужто пленница ты в этом замке? И как чуяло сердце, так и оказалось. – Рыцарь взял наполненный вином кубок, поднял и опустил. – Чего бы не отдал за глоток вина!.. Эх. Поведала мне дева такую историю. Жил-был граф, было у него две дочери. Жили счастливо, душа в душу, вдовец и две кровинушки его. Кхе. Только одна кровинушка была не очень-то и душевная, понимаешь, Браги. Злая, сварливая. Старшая. Отца не уважала, сестру младшую третировала. Дрянь была, одним словом… Пришло время выдавать старшую замуж. Думал граф думал, как поступить, кому нужна будет такая злая женщина, мать детей будущих. Так ничего и не мог придумать. Однако в один прекрасный день появляется у замка человек, весь в черное закутанный. Глаза страшные, улыбка льстивая, речи словно мед. Отдай, говорит, граф, дочь мне старшую, такая мне и нужна. Граф рад-радешенек – сплавил дочурку замуж за черного. А оказался черный этот чародеем, чернокнижником могучим. Села старшая дочь к нему на коня – и только их и видели. Словно вихрем унесло. Осталась младшая дочка. Но не тут-то было. Оставила старшая на ней свое злое проклятье. Не выйдешь замуж, пока я не вернусь. Бросила в лицо, тет-а-тет, граф-то ничего и не знал, а девушка промолчала. Приезжали женихи, но все вдруг отказывались от нее. Граф чуть с ума не свихнулся от горя. Так уж думали и останется младшая без суженного… А однажды ночью падает ночью в озеро с неба нечто. С плеском и шумом. Будто камень из катапульты. Потом, глянь, выходит из воды женщина, вся в черном. Глаза огонь мечут, молнии из пальцев вылетают, волосы развеваются. Страх! Оказалось, что это старшая дочь вернулась. Научилась чародейству у мужа своего да убила его в один прекрасный день, как того ее черное сердце возжелало… Увидел ее граф и проклял, а сам и умер от сердечного приступа. Так вот и попала младшая дочка словно кур в ощип. Отыгралась на ней ведьма-колдунья. Чары навела на окрестности, сделала так, что сестрица не могла никуда убежать. Только вокруг озера этого волшебного и способна была прогуливаться. В роли служанки оказалась моя прелестница, в заточении находилась…

Рыцарь оглядел гостей, оглядел стол. Кликнул слуг и велел принести еще и того и другого, и третьего. Появились призраки, еле заметные контуры человеческих фигур, неслышно передвигающиеся по воздуху. Трое. Вагант наблюдал за ними с открытым ртом.

– Думал, поснете от моего рассказа, – проговорил Роменехиас с улыбкой в голосе. – Не скучно?

– Напротив, – ответил Зирвент.

– Увлекательно, – подтвердил огр, видя, как по воздуху к столу вереницей, словно журавлиная стая, летят блюда с кушаньями. Хороший замок, подумал Браги. Мне бы подошел, если бы не судьбина моя бродячая. Главное – жратва здесь на уровне.

– Ну, раз увлекательно, продолжу. Однажды появляюсь я. Дева гуляла по берегу озера и увидела меня, спящего на полуденном солнышке. Здесь, в общем-то, и начинается новая часть истории… Моей и Даривенды… Ну, то первое свидание окончательно убедило меня, что она и есть моя суженная, одна на веки вечные… Раз мы встретились в полночь, два, три… Только на третий раз она открыла мне свое имя. И сказала, что сестра ее в полночь улетает творить свои колдовские дела, но в замок все равно входить мне нельзя, мигом колдунья узнает. Совсем я с ума сошел от этого, понимаешь, Браги. Кровь в голову ударила. Рыцарь как-никак, освободитель угнетенных, спаситель красавиц и прочее в таком духе… Ничего не сказал Даривенде о своем плане, а сам, как последний дурак, явился утром к воротам замка и давай долбить в них. Зенгра! Открывай, а то хуже будет! Она открыла – злая, сама не своя после ночных делишек и полетов. Ух, признаться, струхнул я малость, когда колдунью увидел. Явился, значит, к моей сестрице, спрашивает, а у самой искры из глаз, а во рту клыки, словно у вурдалачки. Руки ее хочешь? Я сказал ей все как думал. Разозлил, не без этого. А Зенгра и говорит: испытание пройдешь, твоя будет. Какое, спрашиваю. Узнаешь, мол. И закрыла ворота. Стоял я стоял, звал, кричал, стучал, но ничего. Уехал в хижину, которую соорудил здесь в лесу неподалеку. Спать лег, ворочаюсь, вспоминая слова Зенгры. Вдруг прилетает горлица, садится на веточку возле меня и говорит человеческим голосом: "Зачем ты пришел? Зачем вызвал ее? Зачем? Нашла бы я способ убежать, если бы терпения у тебя хватило, а теперь не знаю, как быть… Испытание хочет устроить тебе сестра. Я не знаю, в чем заключается оно, но если любишь меня, выдержишь. Смотри за пояском!" И улетела Даривенда.

Рыцарь медленно поднялся со стула, скрипя черными латами. На почти негнущихся ногах подошел к камину.

– Тогда я совсем с ума съехал. Носился по лесу, рубил кусты мечом, звал колдунью на бой, хотел медведя встретить или чудовище лесное какое-нибудь, чтобы в поединке силу потратить и ярость утолить. Хотел было к замку побежать, но не пускали меня чары и близко. Не помню, как в полубеспамятстве упал в траву и уснул. Проснулся в ночь. Луна светит, а рядом она, Даривенда. Жаркая, ласковая, юркая, словно ужица, ластится и гладит, сил лишая. Слова шепчет, которых я не слышал никогда… Голову я потерял, не знаю, как… В общем, сильна была ведьма, ох сильна… Говорила она, что станет, если я буду с ней. Чуть не поддался. А вспомнив горлицу, протрезвел будто, голова ясная сделалась. Что же это такое, подумал. Гляжу, а поясок у Даривенды не тот, черный, не было такого у моей суженой. Сорвал поясок, оттолкнул колдунью и за кинжал. Зашипела Зенгра, заплевалась ядом, что разоблачил я ее. Не будет она твоя, кричи, все равно не будет! А ты – мой! Судьба твоя такая! Ничего не попишешь! Я ударил ее в сердце доброй сталью, и не успела Зенгра ничего сотворить. За исключением одного.

– Заклятья? – спросил вагант.

– Заклятья… Достало у колдуньи сил сказать его. Будешь ты, говорит, хозяином замка и озера, будут у тебя слуги, будет у тебя все, но ничем этим воспользоваться ты не сумеешь. Сыт будешь, а еды вволю. Не захочешь, а вина – море… И суженая твоя рядом, но знать и чувствовать тебя она не сумеет. А тебе лишь холод и тоска сердечная. – Голос Роменехиаса долетал словно со дна глубокого колодца. Или из могилы. Огр навострил уши. Вряд ли Зирвент слышал то, что удалось уловить огру. Отдаленный ехидный смешок в покоях замка. – Судьба твоя, говорит, скитаться вокруг озера до той поры, пока не приедет рыцарь-чужестранец и не попробует воды. Вызовет он тебя на бой и победит… И лишь тогда ты воссоединишься с Даривендой. Спадут мои чары, выполнены будут условия… Свободны будете оба.

– Так, – сказал огр деловым тоном. – Допустим, это так… Что же в этом случае будет с тем, кто тебя одолеет в бою?

– Он займет мое место. Тот человек наденет мои латы и сделается новым хозяином замка. Озерным Рыцарем. До тех пор, пока не приедет другой…

– Хорошенькие дела! – воскликнул вагант. – То есть, если бы я…

– Заткнись, – сказал огр. Зирвент скорчил оскорбленное самолюбие.

– Сто лет здесь не было никого. Места здесь глухие, – сказал рыцарь. – У меня уже и надежда пропала… Не хочу жить вечно… Надоело… Понимаешь, Браги, приходит она ко мне. Каждую ночь почти приходит. Во сне. И там… Словом, не в силах я больше выдержать… Я бессмертен, если никто меня не победит в бою. Насчет другого. – Роменехиас махнул рукой. – Пробовал топиться в озере, прыгал с высоченного дерева, со скалы, забирался вот в этот камин. Не помогает, Браги!.. Один способ есть.

Огр помолчал, раздумывая. Вагант посмотрел на него, прищурился, потом перевел взгляд на фигуру рыцаря в черном, стоящую возле огня. Отсветы пламени играли на блестящих латах.

– Но ведь если станется, что некий воинственный тип убьет тебя, благородный господин, то что?.. Это возможно?

– Возможно. Вероятно, в этом и есть суть заклятья.

– Как же тогда ты воссоединишься с Даривендой? – спросил Браги.

Рыцарь долго молчал.

– Можно сказать, мы… будем там, где…

– Так она мертва? – спросил вагант.

Браги схватил Зирвента за шкирку и чуть тряхнул.

– Придержи свой язык!

– Ладно, ладно…

– Мертва? Может быть… – отозвался Роменехиас. – Нельзя сказать с уверенность. Иногда я чувствую, что она рядом. Она страдает, Браги. Сто лет. Десять десятков… – Рыцарь со скрипом сжал кулак, закованный в сталь. – Судьба…

– Ты уверен, что нет иного выхода? – спросил огр. – Случается, что все эти условия, сроки – обманка. Способ запудрить мозги легковерным болванам.

– Нет, не думаю. Это и правда судьба.

Роменехиас отвернулся к гобелену с изображением сцены охоты. В тишине Зирвент икнул и тут же стыдливо прикрыл рот ладонью.

– Идемте, я покажу вам ее, – прогудел черный рыцарь.

6

За сто лет под снегом, дождем и ветром гранит статуи начал трескаться и крошиться. Время не пощадило даже такие прекрасные и совершенные черты. Печать тлена и забытья легла на них невидимым покрывалом. И в то же время вся поза статуи выражала протест. Невероятное усилие вновь обрести свободу. Превращенная в изваяние женщина казалась живой…

Браги ощутил, как холодеет у него вдоль позвоночника.

Одетая в длинное платья, Даривенда протягивала к невидимому собеседнику руку. Ждала. Надеялась.

Надеялась победить время.

Десять десятков.

Судьба.

Огр замер. Роменехиас не преувеличил, говоря о красоте своей возлюбленной. Даже самый искусный трувер с полным набором изящностей и рифм в поэтическом багаже не сумел бы запечатлеть образ Даривенды в словах.

Это был прекраснейший дух. Красота. Хозяйка озерных вод, ожидающая того, кто разбудит ее ото сна. Ускользающая мечта…

На ум Браги пришли обрывки одной услышанной при каком-то королевском дворе баллады. Ее словно списали с этой истории.

– Чтоб мне… – пробормотал себе под нос вагант, почесывая в затылке. – Невероятно… Это же…

– Зенгра превратила ее в камень, – сказал черный рыцарь, протягивая руку. Он не коснулся ее, сжал пальцы в кулак. Браги подумал, что за все сто лет Роменехиас так и не осмелился притронуться к своей возлюбленной латной перчаткой, которую был вынужден носить всегда. – Суженая рядом… Но знать и чувствовать ее я не могу… Только иногда, как легкий сон под утро, после того, как пропадут те, чары Зенгры, чары тьмы… я могу видеть.

Огр с трудом отвел глаза от статуи. Постамент овивал дикий плющ, сквозь потрескавшиеся мраморные плиты скверика пробивались растения. Скамеечки, покрытые затейливой резьбой, время погрызло еще сильней, поилка для птиц развалилась пополам, рядом с ее основанием лежал скелетик соловья. В этом месте не действовали чары, поддерживающие иллюзию в других частях замка. Скверик с печальным изваянием в центре казался тихим островком осени посреди летнего буйства красок и бьющей ключом жизни.

Бледный, Зирвент сел в сторонке на каменную скамейку.

– Что ты скажешь, Браги? Понимают огры в человеческой красоте? – повернулся к нему рыцарь.

– В некотором роде… – смутился Страшила. – Не особенный я знаток по части романтики всякой… Я чудовище, которое волею судьбы стало таким, каким ты его видишь.

– Значит, ты веришь в судьбу.

– Отчасти.

– Тогда… Ты знаешь, о чем я хочу попросить тебя?

Огр сглотнул. Посмотрел на статую. На трещины в граните и щербины там, где откололись небольшие кусочки.

Десять десятков.

– Знаю.

– Тогда…

– Я не могу ответить тебе сразу. Дай мне время подумать до утра, Роменехиас. – Огр отвернулся. Зирвент соскочил со скамейки и стал усиленно интересоваться цветами, что росли на краю вымощенной мрамором площадки.

Но уши навострил.

– Если согласишься, ты поможешь нам обоим… Есть шанс, что все пройдет не так, как сказала колдунья. Мы с Даривендой начнем все заново. На этот раз по-настоящему. Подумай, огр, подумай. Я верю. Это судьба.

– Не очень я уважаю высокие слова, я всего лишь…

– Да, ты нечеловек. Однако мне это безразлично. Потому что я тоже давно потерял человеческий облик. Я хочу вернуть его обратно.

– Понимаю.

"Сколько же я мотаюсь по разным землям, сколько раз пытался стать другим, собой, настоящим? Добьюсь ли когда-нибудь цели? – пронеслось в уме у Браги. – А ему – рукой подать. Он счастлив, потому что знает как… Или думает, что знает!"

– Тогда…

– Дай время до утра. Прошу.

Огр посмотрел на небо. Солнце скрылось за плотным массивом облаков, но тут же выглянуло снова.

– Мы встретимся там, где и сегодня, Браги, – сказал рыцарь. – Но… если желаешь, можешь переночевать в замке.

– Я бы непрочь, – отозвался с готовностью вагант.

– Заткнись! – проворчал Браги. – Ни ты, ни я здесь не останемся. – Огр повернул голову к Роменехиасу. – Я слышал ее…

– Да. Дух Зенгры по-прежнему в замке. Она не упустит своего. Чужакам здесь быть опасно.

Огр кивнул.

– На рассвете. Мы будем ждать. Спасибо за гостеприимство, рыцарь. – Браги пробовал рассмотреть его лицо за решеткой забрала, пытался угадать, какие чувства он испытывает.

Угадывать не требовалось. Огр и так знал. И от того ему стало противно. За себя.

– Значит, на рассвете, – сказал он.

Назад Дальше