На месте китайца он не поступил бы так легкомысленно – уж повсюду расставил бы ловушки. Пусть и не сработают – все равно Ахмад почуял бы опасность, услышал неровное дыхание, похожее на хриплое пыхтение жирной свиньи, которую ведут на бойню… Растерянно покачал головой – не поставить к дверям даже слугу… Янг Вусун глуп как пробка и наивен как малое дитя. Что ж, проучит его и немного попугает.
Ахмад бесшумно обошел писаря, подкрался к нему сзади, чуть не задев полой накидки. Молодость Ахмада осталась далеко позади, но он сохранил ее повадки. Каждой частицей тела помнит движения, которым научился за годы юности, полной лишений и упорного труда. Тело его послушно, несмотря на бремя прожитых лет. Сейчас у него перед глазами мясистый затылок склонившегося за работой китайца – гладкий и незащищенный. Один удар тонкого, острого клинка в точку, где начинается линия волос, – и китаец не успеет даже пискнуть.
Ахмад закрыл глаза и, сжав кулаки, сделал глубокий вдох. В этот момент жизнь китайца полностью в его руках. Она не стоит и щепотки песка, можно раздавить его одним пальцем, как комара…
О Аллах, какое волнующее чувство!.. Как наслаждается он властью над этим человеком… Но вот он разжал кулаки и медленно выдохнул – наваждение исчезло. Дни, когда он был способен на чувства братства и товарищества, давно миновали. Даже тогда, в те счастливые дни, когда все имело свой порядок, ему, прежде чем убить человека, следовало получить разрешение Великого Мастера.
А сейчас надо быть особенно осторожным: монголы очень постарались, чтобы он прятался как вор. Да покарает их Аллах! Те счастливые дни безвозвратно ушли, но вспоминать их приятно.
Он наклонился и дунул в затылок писаря. Янг Вусун пронзительно вскрикнул, подпрыгнул, запутался в своем длинном, грубом платье и свалился на пол… Так и лежал, скорчившись, на спине, пытаясь встать на ноги… Вид как у жирного жука, визжит как баба. Ахмад с презрением глядел на бедного писаря.
– Не убивай меня! – запричитал китаец, закрывая лицо жирными руками. – Умоляю, не убивай меня! Отдам тебе все, что захочешь, – деньги, драгоценности… Могу устроить тебе важный пост при дворе хана! Только прошу тебя…
Ахмад тяжело перевел дух. До этого он не собирался убивать писаря, но сейчас… не уверен в себе… Эти вопли так действуют на нервы…
– Да ничего я тебе не сделаю! – перебил он китайца, снова закутываясь в плащ, чтобы скрыть от посторонних глаз весь свой арсенал. – Успокойся, Янг Вусун, и поднимись с пола!
Пораженный, тот смотрел на Ахмада сквозь растопыренные пальцы…
– Ахмад? Это ты или мне померещилось?..
– Да, я. – И протянул руку, помогая ему встать.
Однако это нелегко – писарь весит не меньше откормленного быка.
– Почему ты здесь? Что делаешь здесь, в канцелярии, в такой поздний час? – решился задать вопрос китаец.
– О том же могу спросить тебя, – холодно ответствовал Ахмад, разозлившись на себя.
Почему не оставил жирного китайца в покое? Пусть бы себе писал и дальше! Выскользнуть бы отсюда, как прокрался сюда, – и Янг Вусун в жизни не догадался бы, что кто-то здесь был, кроме него.
– Что ты делаешь здесь ночью, когда все люди спят?
Китаец густо покраснел:
– Это тебя не касается! – зашипел он, разинув рот. Точно как свирепые, отвратительные собаки породы "фу", так почитаемые китайцами, – фигурами их украшены все ворота. Ахмад насмешливо сдвинул брови.
– А тебя – еще меньше.
Янг Вусун закрыл рот.
– Чтобы избежать еще больших неприятностей, – продолжал Ахмад, – я предлагаю следующее: ты продолжаешь свою работу дальше, а я делаю свое дело. И никто никого не видел. Что ты на это скажешь?
Китаец недолго размышлял – утвердительно кивнул. Хоть и жирный, но совсем не глупый.
– Хорошо, будь по-твоему. Но если ты когда-нибудь посмеешь… – И грозно поднял указательный палец.
Ахмад чуть не рассмеялся, прикусив губу. Чем это угрожает ему китаец – ему, истинному фидави, отмеченному самим Старцем Горы? Даже не оскорбительно – просто смешно!
– Да-да, можешь на меня положиться. – Ахмад рассеянно зевнул. – Спокойно работай дальше. – И повернулся к нему спиной.
Китаец продолжал неподвижно стоять на месте… Проходя со свечой в руках через ряды шкафов и ища глазами бухгалтерские книги, Ахмад думал о Янг Вусуне. Что он тут делает поздней ночью? Маловероятно, что в этот час по собственной воле завершает то, чего не успел за день. Китайцы не расшибались в лепешку ради своего монгольского повелителя. Тогда какая тайна скрывается за ночным бдением китайца?
Недавно Ахмаду рассказали: китайцы тайно фальсифицируют некоторые документы – записи о многочисленных битвах Хубилай-хана, об успехах его политики. Эти записи составлялись по приказу Хубилая и задумывались как хроники, восславляющие его правление и предназначенные в назидание потомкам. Собственно говоря, это слухи… Ахмад с трудом представлял, какую цель преследовали китайцы, занимаясь этим. Зачем тратить столько усилий и подвергать себя опасности разоблачения, чтобы представить Хубилая в плохом свете, а самих себя – в хорошем? Это глупо. Но китайцы во всем, что ни делают, очень своеобразный народ – с этим нельзя не согласиться.
Наконец Ахмад нашел то, что искал. Шкаф, перед которым он сейчас стоит, заполнен бамбуковыми трубочками-футлярами – в них хранятся свитки с торговыми знаками. Здесь около сотни таких свитков. Он облегченно вздохнул… Однако медлить нельзя, работу надо выполнять. Вот-вот бумаги погрузят на лошадей и быков – и доступ к важным документам будет перекрыт. Кроме того, велика опасность, что среди бумаг найдут компрометирующие Ахмада свидетельства. А уж это будет стоить ему больше, чем пост министра финансов. Опасность существует реально – ханские ищейки уже наступают ему на пятки. Венецианец все рассказал…
Ахмад достал первый рулон и открыл пробку, которой закупорена трубка. Позже надо очень постараться, чтобы Янг Вусун держал рот на замке, да покрепче. Но это потом. У него впереди длинная бессонная ночь – надо многое успеть…
Беатриче грезила… Она в огромном помещении, похожем на собор – такой высокий, что потолка не видно.
Легкими шагами скользит по полу… Потом парит в воздухе. Складки легкого, длинного одеяния развеваются вокруг ног.
"Я танцую, – с изумлением думала она, – танцую… Так почему не слышно музыки?.."
И вдруг услышала словно издалека долетающие звуки испанской гитары… Кто-то исполняет мелодию фламенко… Да ведь это она сама танцует фламенко, и, кажется, неплохо! Именно фламенко, хотя вовсе не поклонница его, а уж тем более не танцовщица.
Но сны, к счастью, имеют свои законы. Она наслаждается легкостью, изяществом и страстью, с какими двигается в такт музыке. Кружится, притоптывает ногами, закидывает голову назад и отводит в стороны… Скользит вокруг массивных колонн из темного гранита… Как будто только тем и занималась в жизни, что танцевала фламенко.
Вот одной рукой подбирает юбку на бедрах, а вторая, поднятая вверх, плавно извивается змеей… Восхищенный шепот, аплодисменты звучат в такт с музыкой, ритмично стучат ее каблучки… И трепещет множество рук… По-видимому, это зрители, но в полумраке и тени колонн их не видно. Лишь приближаясь к колоннам, она чувствует тепло человеческих тел – руки протягиваются, пытаясь дотронуться до ее платья…
А она впивает внимание, восхищение – и в то же время чувствует: все это ей безразлично. В мире существует только она одна, гитары передают историю ее жизни, а ритм – биение ее сердца… Все остальное неважно, лишено всякого значения.
Так она танцует, кружась среди колонн, – и вдруг ее подхватывают две сильные руки. Перед ней высокий, стройный кавалер, одетый как испанский матадор. Правда, одежда его черного цвета, даже широкая лента на поясе черная. На лице черная маска, шляпа с широкими полями глубоко надвинута на лоб.
Не понимая, кто он, она это инстинктивно чувствует… Ощущает по сладостной дрожи, пробежавшей по ее спине. Это Марко, и никто другой! Здесь нет никого другого, кто вызывает у нее такие чувства…
Он привлекает ее к себе, и на короткий миг она видит его глаза, темные, полные страсти. В них отражается та же волнующая история, которую рассказывают гитары, – ее история…
Потом они вместе танцуют – отдают и берут, ищут и находят, любят и ненавидят, живут и умирают… Два тела – один танец, две души – одно чувство! В ее жилах течет та же кровь, ритм связывает их воедино… Это невыразимо прекрасно…
Но что-то мешает ей, что-то смущает… За колонной нечто, напоминающее тень мужской фигуры, но гораздо массивнее. Это очень страшно!.. Она вдруг сбилась с такта, споткнулась и чуть не упала… В самый последний момент Марко подхватывает ее… Она лежит в его объятиях, а он, склонившись над ней, улыбается… Но от улыбки-гримасы ее бросает в дрожь – это улыбка волка, вампира… Сейчас он обнажит острые клыки…
– Нет, не делай этого! – произносит вдруг голос, показавшийся ей знакомым.
Где она слышала его?.. Проходит некоторое время, прежде чем вспоминает. Это тот араб – Ахмад, министр финансов Хубилая. Разговор его она недавно подслушала – что-то вроде: "Она понадобится нам для более важных дел".
Благодарность быстро сменяется страхом. Слова араба звучали жутко. Что бы они там ни замышляли – не желает она ничего этого знать!
"Беатриче, проснись же наконец! – взывает она к себе. – Ведь это сон, всего лишь сон! Просто открой глаза – и все исчезнет! Ты будешь спасена!"
Увы, все не так просто. Как ни старается прогнать сон – это ей не удается. Началось так хорошо, потом стало прекрасно – и вот превращается в кошмар…
– Отпусти ее! – продолжает араб. – Ты же знаешь – мы обещали!
С явной неохотой Марко осторожно, нежно опускает ее на пол.
– Вот так! – раздался вдруг низкий, страшный голос.
И в этот момент от колонны отделилась огромная черная фигура. По своим очертаниям она напоминала гигантскую летучую мышь. Только вампира и не хватало! Марко и араб отпрянули, не желая иметь ничего общего с этим омерзительным существом. Беатриче, застыв от ужаса и не в состоянии пошевелить пальцем, лежала на полу.
Чудовище неумолимо приближалось к ней, вот оно уже у нее над головой… От него веет смертью, тленом… У нее перехватило дыхание, она почти лишилась чувств…
– Нет! – заговорило исчадие ада, положив ледяную когтистую лапу ей на щеку – и она ощутила прикосновение смерти. – Не вздумай падать в обморок, пока не скажешь: где он, где ты его прячешь?!
Когти впились в подбородок, все тело сковал ледяной холод, парализовав мысли. Чего эта тварь хочет от нее? О чем речь?
– Ты понимаешь, что я имею в виду? – угрожающе выговорило чудовище, выдохнув ей в лицо смрадную струю. – Ну что ж, если не хочешь… Я знаю средства и методы заставить тебя…
– Это сон, все это только сон! – бормотала Беатриче. – Нет на свете никаких гигантских летучих мышей, ни вампиров, ни чудовищ! Все это лишь сон…
Чудовище разразилось диким смехом. Потом склонилось к ней совсем близко, и Беатриче почувствовала, как оно лижет огромным шершавым языком ее лицо… Густая, тягучая слюна, воняющая тухлой рыбой и падалью, липла к коже. Ей стало дурно, началось удушье, воздуха не хватало… Сейчас она задохнется, а потом…
– Говори, где он, и я оставлю тебя в покое! – прошипело чудовище. – Скажи, где он, – и ты свободна.
"Да-да, я все скажу! – думала Беатриче. – Скажу, что ты хочешь, только…"
Вдруг раздался дикий крик. Чудовище отскочило назад, рыча от ярости и боли. Марко и араб тоже кричали. Беатриче слышала звон клинков, скрестившихся в схватке, но не решалась открыть глаза. Бой становился все ожесточеннее. Наконец послышался раздирающий душу крик, потом он стал угасать в яростном хрипе… Становился все слабее, словно удаляясь, пока совсем не замолк. Что бы там ни было, теперь все позади.
Беатриче услышала звук приближающихся шагов, быстрых и легких. Кто-то склонился над ней, бережно взял за локоть и провел рукой по ее телу.
Еще не видя этого человека, она уже знала, кто он. Даже если ее тело не помнило его объятий, запах тотчас выдал его. Аромат амбры и сандалового дерева всегда окружал его, как легкая, развевающаяся на ветру накидка…
– Слава Аллаху, ты жива!
От этого голоса по спине у нее, как всегда, пробежала приятная дрожь.
– Саддин! – воскликнула она в изумлении и открыла глаза. – Это все-таки сон?.. – Что ты здесь делаешь?
– У снов свои законы. Я здесь, чтобы защитить тебя, – произнес он, легко-легко погладив ее по голове.
На губах его играла улыбка – там, в Бухаре, она чуть не свела ее с ума… Саддин явился ей как принц из старой сказки, он принадлежал вечности. Но у него были свои права. А у снов свои законы. И иногда это во благо.
– Кажется, я пришел вовремя. Мне стоило больших усилий прогнать этих троих.
Беатриче села и смахнула прядь со лба. Он влажный… это слюна чудовища или ее собственный пот?..
– Что это было? – спросила она. – Это существо походило на демона.
– Ты недалека от истины.
Саддин оперся на свою поблескивающую саблю. В этой позе он напомнил Беатриче изображения архангелов на иконостасах церквей или в книгах по религии девятнадцатого века. Правда, этот ангел с черными волосами, в белой одежде кочевника и с не особенно благочестивым прошлым.
– Но чего хотело от меня это существо?
Саддин глубоко вздохнул.
– Камень.
– Камень? Но…
– А теперь выслушай меня внимательно, Беатриче. Неважно, сон это или явь, думай о том, что я тебе скажу. Будь всегда осторожна. Эти трое хотят погубить тебя. Они стремятся завладеть камнем Фатимы и ради этого готовы на все. Будь бдительна и осторожна! Если кому-то из них удастся заполучить камень в свои руки… – Он не закончил фразу, но по лицу его видно – тогда не будет ничего хорошего.
– А если бы ты не пришел? Что было бы тогда?
– Ты действительно хочешь знать это?
Помолчав, Беатриче отрицательно помотала головой.
– Нет. Лучше, если ты оставишь это при себе. – Она бросила на него задумчивый взгляд. – Зачем ты здесь? Я хочу сказать – не случайно ты оказался здесь именно в этот момент?
– Ты права. Мне поручено защищать тебя.
– Защищать меня? Кто поручил тебе это? Разве ты ангел?
– Ну да, – смущенно потупив взор и покраснев, подтвердил Саддин. – Это не совсем то, что ты думаешь. А кроме того, не забывай, что ты все еще во сне. – Он поднялся. – Я всегда буду рядом с тобой и защищу тебя – тебя и твоего ребенка. Я обещаю! Но, несмотря на это, ты должна быть осторожна. Эти трое очень опасны. И они будут действовать, пока не достигнут цели – пока не завладеют камнем.
– А что делать мне? Как с ними бороться?
– Не верь им, как бы они ни льстили тебе, какие бы красивые слова ни говорили! А теперь просыпайся – я не могу больше оставаться! Как только я исчезну, они явятся снова. – Саддин прикоснулся лбом к ее лбу. – Не забывай – я рядом! Я люблю тебя!
Поцеловал ее в губы и легко и быстро, как тень, исчез между колоннами.
Тяжело переводя дыхание, она очнулась и инстинктивно схватилась за шею. В горле пересохло, пот льет ручьями, сердце бешено колотится.
"Только не паниковать, это всего лишь сон!" – уговаривала она себя, все еще ощущая на лице мерзкую, липкую слюну чудовища. В носу стоял тот запах – смерти и тлена.
Беатриче провела рукой по волосам, мокрыми прядями прилипшим к голове. Конечно, ничего особенного не произошло. Никогда она не танцевала с Марко Поло, не было никакого чудовища, и Саддин к ней не являлся. Все это лишь послано из глубин подсознания – предостережение и одновременно призыв к осторожности. Во сне все безмерно преувеличено. Марко совсем не тот хладнокровный предатель, каким предстал во сне, а только закоренелый бабник. И все-таки ей надо остерегаться его.
Она встала и подошла к окну. "Все это, к счастью, только сон", – решила она, раздвигая тяжелые занавеси. Из окон повеяло ночной прохладой. Она облегченно вздохнула, увидев, что ясное небо усеяно звездами: Большая Медведица, Полярная звезда, Малая Медведица – такая крохотная, что ее почти не видно. Множество других созвездий – их названия ей неизвестны. И вдруг увидела совершенно новое для нее созвездие. Протерла глаза и присмотрелась внимательнее: может быть, почудилось?.. Нет, созвездие по-прежнему на небе. Сердце забилось сильнее.
Ни в одном астрономическом атласе или на карте звездного неба это созвездие не изображено. Если оно и существует, то разве что в сказках и легендах. Беатриче, наверное, единственная, кто видит его собственными глазами. Созвездие имеет форму огромного глаза, испускающего лучи. Присмотревшись, можно даже различить радужную оболочку. Беатриче готова поклясться: у него синий цвет – синего сапфира или… "Глаз Фатимы", – поняла она.
Из окна потянуло свежим ночным ветром, который принес в комнату легкий, едва ощутимый аромат. Пораженная, Беатриче жадно вдыхала его, не веря самой себе. Он напоминает ей о чем-то… вернее, о ком-то… Эта мысль ударом молнии пронзила все ее существо, буквально парализовала ее. Она застыла как завороженная, не в состоянии дышать и шевелиться.
Голос рассудка говорил – это невозможно, не мог он быть здесь. Он умер два века назад – она не сомневается. Но разве не он, пусть и во сне, сказал ей, что всегда будет рядом и защитит ее? А этот запах так же неповторим, как отпечатки пальцев или ДНК человека, – амбра и сандаловое дерево.
Но если Саддин действительно был здесь – значит, это не просто кошмарный сон. И тогда правда то, что он говорил о Марко и Ахмаде. Как и самое ужасное – что чудовище тоже было здесь, реально и наяву!
IX
Дрожа от страха и холода, Беатриче снова забралась в постель, но ей было не до сна. Боязливо всматривалась она в очертания окружающих предметов: в темноте они выглядят странно и жутковато… В тени их легко спрячется кто угодно. Вслушиваясь в какие-то едва различимые звуки, опять вглядывалась в темноту: не шевельнется ли кто поблизости? Наконец веки отяжелели, начало клонить ко сну…
Но каждый раз, как она засыпала, ей казалось – где-то рядом прячется гадкое чудовище. Все еще ощущала тот мерзкий, зловонный запах. Тогда Беатриче вскакивала, садилась в постели и ждала, когда пульс успокоится.
По какой-то необъяснимой причине считала, что если заснет, – в сон ее, как в ворота, вломится страшилище. Становилось еще более жутко, и она отчаянно боролась со сном.
Но ведь никаких чудовищ или вампиров в природе не существует! Все это выдумки, плод разыгравшейся фантазии, ничего больше. Но голос разума слаб и тих – в глубине души она верила, что мерзкие твари все-таки существуют.
Нет, такие размышления ни к чему хорошему не приведут! Она решила ждать рассвета: наступит новый день, начнется привычная жизнь, и она забудет ночной кошмар, сможет наконец уснуть… А пока встала, умылась и оделась. Пододвинула стул к окну и, устроившись на нем, стала наблюдать за утренним небом.
Солнце только что взошло, в его лучах светились купола и башни дворца. Вошла Минг с охапкой свежего белья. Каково же было ее удивление, когда она увидела Беатриче не в постели, а уже одетой и сидящей у окна.