В комнате под ним раздались шаги и затихли прямо под люком. Потом донеслось тихое поскрипывание – кто-то стал подниматься по ступенькам. Грач покрепче перехватил нож. Всего двое. Он справится.
Лизандр Бейн стоял под дождем, вглядываясь в тени. С одной стороны от него вдоль стен горели дуговые фонари, освещавшие улицу неверным белым светом. Его люди неподалеку допрашивали патрульных. Те нервно переминались с ноги на ногу, изо всех сил стараясь отвечать на вопросы как можно более четко и подробно. Они боялись тайной полиции. Они знали, что это за контора; точнее, они знали ровно столько, сколько Бейн позволял им знать. Сирена Нулевого шпиля еще больше пугала солдат – надвигался вероятностный шторм, и они то и дело боязливо косились на небо, силясь заметить его приближение.
Незадолго до этого пришло сообщение о происшествии, расследованием которого Бейн решил заняться лично. Солдаты вынуждены были доложить по начальству, что трое неизвестных проникли в усиленно охраняемый район, похитив ценное снаряжение Протектората. Этот доклад дошел до ушей Бейна – у него везде были свои люди. Он не собирался наказывать солдат. Его интересовало только описание крылатого существа из плоти и металла. В городе снова засекли голема…
Расспросив патрульных, Бейн вынужден был признать, что происшествие более чем загадочное. Во-первых, зачем эти трое вообще полезли в район призраков? Во-вторых, как им удалось туда попасть? И в-третьих, как они ухитрились стащить что-то из караулки, когда единственный вход охраняли восемь солдат?
Здесь крылась какая-то тайна. Похоже, у голема появилась очень интересная компания…
"Но, возможно, этот мальчишка знает ответ", – подумал Бейн, увидев пленника, которого вели к нему под дулами эфирных пушек.
Выглядел парень омерзительно. Глаза запавшие, волосенки тонкие и редкие, как у тяжелобольного. Капюшон у арестованного был откинут, и жалкие остатки его выпадающей шевелюры, промокнув под дождем, облепили головенку на тощей шее. А его зубы! Гниющие пеньки, да и только. Да, парень явно из гетто.
Бейн рассматривал пленника с отвращением, однако лицо его оставалось совершенно непроницаемым, без намека на эмоции. На одежде парня виднелись свежие пятна крови, которые быстро исчезали под струями дождя.
– Гелвер мертв, шеф, – прошептал охранник, держа под прицелом пленника.
– Твоя работа? – спросил Бейн у парня. Грач оскалился – зрелище вышло на редкость гадкое.
– Впечатляет, – обронил Бейн. – Но ты понимаешь, что теперь нам придется тебя казнить?
– Хочешь, чтобы я молил о пощаде? – усмехнулся Грач.
Вот это и в самом деле произвело на Бейна впечатление. Шеф тайной полиции очень хорошо угадывал чужие мысли и знал, когда люди лгут или втайне боятся. У него был нюх на чувство вины. Именно этот нюх позволил ему сделать успешную карьеру в тайной полиции и в конце концов стать ее главой. Но этот мальчишка абсолютно не испытывал страха. У него были равнодушные глаза убийцы, начисто лишенного совести.
И Бейна вдруг осенило, как можно использовать этого парня.
– Нет, – ответил он на вопрос арестованного. – Я хочу заключить с тобой сделку.
2. 6
Вероятностный шторм дремотным мороком опустился на территорию "Запад-190". Три одинокие фигурки тщетно пытались убежать от него по пустым улицам.
Вероятностные штормы ничуть не походили на обычные бури. Они не бесновались и не грохотали, они приходили на мягких лапах, обманчиво ласковые и тихие, а на самом деле – смертельно опасные. Пока шторм приближался, к завываниям сирены Нулевого шпиля присоединились другие тревожные звуки. Странное ворчание и отдаленный вой эхом разносились в дождливой ночи. Так могли бы завывать чудовища с иных планет или неупокоенные души умерших.
Некоторые горожане верили, что это перекрикиваются приспешники Шторма-вора, прочесывая город в поисках жертв для своего хозяина. Ученые Протектората придерживались другой теории, объяснявшей происхождение звуков трением частиц и атмосферным давлением. Теория эта была недоступна пониманию большинства горожан, но люди верили Протекторату на слово. Всё лучше, чем слухи, будто это кричат души людей, захваченных призраками. Или что это повизгивают в нетерпении твари из других измерений, с жадностью разглядывая Орокос через вероятностные окна, открытые штормом.
Дождь лил по-прежнему, но облака снизу окрасились разноцветными вспышками. В черном небе танцевали нежно-голубые и пурпурные сполохи, пятна желтизны, призрачно-зеленое свечение. Потоки света судорожно метались из стороны в сторону, словно стайки рыб или птиц… Казалось, полярное сияние накрыло гигантский город-остров. Острые шпили на вершинах одиноко стоящих гор Орокоса царапали подбрюшье шторма. В переулках захваченного призраками района, по которым бежали Турпан, Моа и Ваго, кирпичи и металл зданий отливали сине-желтым цветом. Даже глубоко под землей, в туннелях и канализационных трубах, где жили целые общины, и то невозможно было не почувствовать приближение шторма. От него не существовало защиты, не существовало убежища, повсюду было одинаково опасно. Если шторм захочет тебя изменить, ты изменишься.
Через некоторое время краски начали пропадать с облаков – они отделялись и плавно опускались вниз, словно полотнища тончайшей кисеи, которые обвивали город, как щупальца ядовитой медузы. Они пролетали над улицами, иногда легонько скользили сквозь верхушки самых высоких башен, иногда проникали в каменное сердце города, глубоко под землю. Для них не существовало преград. Они проходили сквозь камень, металл и плоть с одинаковой легкостью. И то, к чему они прикасались, могло измениться, а могло и остаться прежним. В сердце шторма рождались такие твари, как моцги, живые умирали и мертвые воскресали, радость и горе сплетались в тугой клубок. Кисеи накрывали целые сектора, тянулись рваными полосами через улицы или колыхались в каком-то неведомом танце, как стебли водорослей. Потусторонние крики эхом разносились в дождливой ночи, пока Шторм-вор творил свое черное дело.
Турпан дрожал – не от холода, хотя он промок до нитки, и не от страха перед призраками. Они с Моа прижались к стене, а Ваго осторожно заглянул за угол. Переулок упирался в широкую улицу, на которой когда-то было много магазинов. Сейчас витрины стояли пустыми и темными, вывески раскачивались и скрипели на ветру. Моа, которая знала своего друга как облупленного, заметила, что Турпана трясет, но не подала виду. Он не любил, когда она его утешала; это заставляло его чувствовать себя слабым. Ведь это он должен быть ей опорой и защитой. Он очень стыдился своего страха.
Но Турпан не мог ни о чем думать, кроме того кошмарного дня, когда его легкие отказали и он едва не умер. Это сделал с ним шторм. И сколько бы Моа ни уверяла его, что вероятностные штормы приносят и перемены к лучшему, он никак не мог забыть о своем несчастье. Не мог забыть, что сделало его таким: намордник на лице, источник энергии горбом выпирает между лопатками. Турпан был симпатичным парнем, а шторм превратил его в урода, закрыл его лицо черным металлом респиратора. Турпан ненавидел шторма, потому что не мог противостоять им. Он свято верил в то, что человек всегда может добиться своего, главное – не сдаваться. Но против Шторма-вора он был бессилен.
– Никого, – прошептал Ваго.
Они свернули за угол и побежали по улице, держась ближе к витринам магазинов, прячась в тенях, которые отбрасывали дома в неверных штормовых сполохах. Вокруг больше не было тихо – где-то поблизости копошились оборотни, может быть – на следующей улице, может быть – в темноте пустых магазинов. Турпан и Моа постоянно озирались, опасаясь нападения. Турпан закрепил эфирную пушку на руке ниже локтя. Оружие придавало ему уверенности. Детекторные очки слабо светились в ночи.
Они добежали до конца улицы, откуда открывался вид на весь район. Прямо перед ними открылся широкий пролет металлической лестницы, ведущей вниз, на большую площадь. Площадь окружали особняки с высокими окнами (стекла давно были выбиты) и изящными чугунными решетками балконов. В центре ее красовался каскадный фонтан, в котором вода омывала каменных рыб, китов и полумифических морских тварей. А дальше, за площадью, на город опускались цветные полотнища призрачной кисеи. Они медленно раскачивались, проплывая мимо зданий вдалеке.
Испугавшись, что на открытом месте их заметят, Ваго прыгнул в глубокий декоративный ров, идущий вдоль фасада ближайшего здания. Турпан и Моа последовали примеру голема. Выглядывая изо рва, они могли видеть всю площадь. На ней вроде бы не было ни души.
– Кажется, все чисто, – прошептала Моа.
Но тут она почувствовала, как Турпан рядом с ней испуганно замер, глядя куда-то назад и вверх, и тоже запрокинула голову.
Широкая лента голубого газа надвигалась на площадь из-за спин беглецов, ее разноцветный хвост тащился по земле, проходя здания насквозь. Моа вскрикнула и в ужасе зажмурилась – бежать было уже поздно. Лента плавно отделилась от дома позади, и широкая бирюзовая полоса прошла сквозь всех троих.
Все произошло очень быстро, они ничего не почувствовали. На краткий миг все словно бы сместилось, сделалось каким-то неправильным, и они на долю секунды отстали от пульса вселенной. Потом жуткое мгновение истекло, оставив на память металлический привкус во рту и ощущение, будто каждый нерв мелко вибрирует. Хаос пронесся сквозь двух подростков и голема и двинулся дальше. Кисейная лента уплывала прочь, вниз по лестнице, к площади.
Моа судорожно втянула воздух – оказалось, она все это время боялась дышать. Она бросилась к Турпану и схватила его за руку, чтобы убедиться, что он никуда не исчез.
– С тобой все в порядке? С тобой все в порядке? – крикнула она.
Но даже он сам не мог ответить. Может быть, кто-то из них заразился смертельной болезнью. Может быть, в их телах зародились раковые опухоли. Может, они только что приобрели способность исцелять поцелуем от любой хвори. Может, чьи-нибудь почки превратились в стекло.
Турпан прерывисто всхлипнул и обнял ее. В глазах его стояли слезы испуга и облегчения, и он как мог старался сдержать их. У Моа и у самой комок стоял в горле. Она покрепче обняла Турпана. Они замерли, сжимая друг друга в объятиях, – двое испуганных детей в каменной траншее, выходящей на пустую площадь.
Турпан больше не плакал, однако и то единственное рыдание, которое он не сумел сдержать, выдавало, как ему плохо. Он ведь почти никогда не плакал. Ему с детства внушили, что слезами горю не поможешь. Но теперь он был так потрясен и напуган, что позволил Моа обнять себя – ей, которая всю жизнь верила в удачу и не боялась шторма так, как он.
Моа закрыла глаза, чувствуя, как его сердце постепенно успокаивается, словно подстраиваясь в такт ее сердцу. Она готова была простоять так вечность, но тут Ваго сказал:
– Посмотри.
Она повернула голову и увидела, что он пристально смотрит на нее. Голем поспешно отвел взгляд и уставился на площадь, но Моа еще секунду задумчиво разглядывала его. Чего он испугался? Почему виновато спрятал глаза? Но тут она увидела, что привлекло внимание Ваго, и все эти мысли вылетели у нее из головы.
Лента, которая прошла сквозь них, уже пересекла площадь и теперь сливалась со зданиями на дальней стороне. На своем пути она оставила три ярких пятна, три силуэта, которые слепили глаза, хотя света не испускали – вроде цветных кругов, какие остаются после того, как смотришь на солнце. Словно реальность износилась и в ней образовалась дыра, словно кто-то соскреб краску с мироздания, открыв его изнанку. Цветные пятна уплотнялись, их очертания становились все четче…
Турпан, внезапно смутившись своего порыва, отстранился от Моа, отвел глаза – и увидел пятна. Те постепенно меняли форму. Он понял, что это такое, задолго до того, как они обрели завершенный вид. Он узнал их по картинкам – перевернутые вверх основанием треугольники с крыльями ската, маленькая головка и тело, как у мотылька, тонкие щупальца-усики.
Им пришлось увидеть рождение призраков!
Моа едва успела оправиться после прикосновения шторма – а теперь такое! Нет, это уже чересчур. Из ее глаз, скрытых полумаской детекторных очков, брызнули слезы.
"Красота! – думала она. – Какая красота!"
Она никогда не видела призрака в его естественном облике, ведь раньше у нее не было очков. Но теперь она поняла, почему последователи Тропы Духов поклоняются им. Призраки были так красивы, что дух захватывало. Не поддаться очарованию этих сотканных из света дивных созданий было невозможно. Моа смотрела и не могла насмотреться: призраки с ленивой элегантностью парили в воздухе, сворачивались в кольца и переплетали друг с другом гибкие тела, взмахивали крыльями, проверяя свои силы, словно новорожденные… Да, конечно, судьба, которая ждет человека при встрече с призраком, хуже смерти. И все-таки, глядя на них, девушка невольно преисполнилась благоговения.
Красота есть везде. Даже здесь, в городе, который так жестоко обошелся с Моа, в темном и безрадостном Орокосе. Даже самые опасные враги могут быть прекрасными. Девушка взглянула на морскую птицу, висящую на шее у Ваго, и в ее сердце всколыхнулись давние мечты. Если в жестоком, холодном Орокосе встречаются такие чудеса, то что может таить мир за его пределами? Что, если действительно существует другая земля, где-то там, далеко-далеко? Земля, где все иначе?
Пусть Турпан не верит в это, Моа отступаться не собиралась. Ведь вероятности – это суть Орокоса, здесь на них все держится!
Турпан вскинул пушку, мигом забыв о своей недавней слабости.
– Я думаю, нам следует пойти в обход, другой дорогой.
– Куда мы идем? – спросил Ваго.
– На север. К каналу. Я могу найти дорогу отсюда.
– Ты уверен?
– Конечно уверен. Пойдем.
Они выбрались из рва и двинулись обратно, туда, откуда пришли. Моа следовала за Турпаном беспрекословно, Ваго с явным недоверием. Он не разделял слепой веры Моа в Турпана, но полагался на нее. Она была добра к нему, заступалась за него перед парнем, и не раз. Парень ему совсем не нравился. Моа – дело другое.
Турпан ничего этого не замечал: он был слишком занят, пытаясь заметить малейшие признаки движения. Он следил, не появятся ли летящие полотнища вероятностного шторма, грозящие ему новым ужасным прикосновением. У него мурашки бежали по коже от стыда, когда он вспоминал, как позволил Моа увидеть свою слабость. Даже сейчас он не был уверен, что шторм не нанес ему вреда. Например, шторм мог сделать его бесплодным, а выяснится это еще не скоро. Ужас перед жуткими последствиями сегодняшнего шторма парализовал его разум, подобно темным отравленным нитям. Турпан заставлял себя думать только о ближайшем будущем. О том, как выбраться отсюда живыми.
Он уже начал жалеть, что предложил проникнуть на территорию призраков. Возможно, он поспешил. Возможно, существовал не столь рискованный способ сбежать от погони. Но уже ничего не изменишь. Поздно спохватился. Слишком поздно, крюч раздери.
Но хуже всего было другое: Турпан сомневался, что сумеет найти дорогу отсюда. О тайном маршруте он знал понаслышке, ему рассказывал о нем когда-то один вор. У Турпана была хорошая память на слухи, он собирал крупицы информации и хранил в памяти до того дня, когда они могли пригодиться. Но даже если тайный маршрут действительно существовал – а Турпан не был в этом уверен, – за это время он мог измениться.
Конечно, у него был запасной план. С помощью артефакта они могли снова пройти сквозь стену. Но теперь, после того как их засекли, солдаты настороже, так что остаться незамеченными вряд ли удастся. Оставалось одно: пересечь весь район поверху, а это был отчаянный риск.
Так что Турпан весьма приблизительно представлял, как быть дальше, и радовался, что Моа об этом не догадывается. Что было бы с ней, если б она узнала?.. Далеко не впервые Турпан полагался на удачу, не имея четкого представления о том, как будет выпутываться. Не раз его спасала только случайность. Главное тут было – сделать вид, будто все идет по плану и он, Турпан, точно знает, что делает. Он очень дорожил доверием Моа, больше всего на свете. А ей для душевного спокойствия было необходимо верить в его непогрешимость.
И потому он с уверенным видом вел Моа и Ваго сквозь дождь и чудовищный шторм по узкой лестнице, ведущей вниз.
Они уже почти вышли к набережной канала, когда им встретился оборотень.
2. 7
Он притаился на выступе стены на пустой улице, где дорогие дома стояли в глубине дворов и маленьких садиков. Турпан слишком поздно заметил его. Это была молодая женщина с мокрыми светлыми волосами, сияющий эфир сочился из ее глаз и между зубов. Она наблюдала за дорогой, сторожа свою территорию, когда беглецы вышли из-за угла – и замерли, увидев, что их засекли.
Женщина медленно обнажила зубы в оскале. Турпан и Моа бросились бежать. Но Ваго не сразу последовал их примеру. Что-то проснулось в его памяти, что-то, прежде закрытое от него…
Враг!..
Спохватившись, голем опустился на четвереньки и бросился прочь. Оборотень поднял голову и издал пронзительный крик, переходящий в неслышимый для человеческого уха ультразвук. Облако светящегося пара вылетело у него изо рта. Оборотень спрыгнул со стены, с грацией хищника приземлился на мостовую и ринулся в погоню.
Турпан и Моа бежали без оглядки. Страх перед оборотнями был заложен в них с рождения. Оборотни испускают эфир, а эфир смертелен для людей. Одно прикосновение этой женщины означало смерть.
Они нырнули в узкий переулок. Открытые подъезды и темные окна проносились мимо, сливаясь в размытые пятна. Оборотень несся следом, шлепая босыми ногами по булыжникам. Ночь наполняли завывания вероятностного шторма и тихий, вибрирующий звук сирены Нулевого шпиля.
Переулок вдруг круто повернул влево. С неба, едва видного в узкую щель над головой, продолжал лить дождь. Турпан вылетел из переулка на извилистую улицу, вымощенную булыжником. Улица полого спускалась вниз. По обеим сторонам стояли ряды бараков из тусклого металла, безликие и холодные…
И тут, чуть выше по улице, заслышав крики своей товарки, из узкого дверного проема выскочили еще два оборотня. Это были мужчины, одетые в рабочие комбинезоны. Увидев Турпана, они кинулись за ним вниз по улице.
Турпан бежал во весь дух. Не сбавляя ходу, он быстро обернулся, чтобы убедиться, что Моа не отстала. Она пока держалась, но ей приходилось тяжело. К тому же она промокла до нитки. Ваго бежал последним, хотя, как подозревал Турпан, при желании мог двигаться гораздо быстрее их. Он нарочно держался между оборотнями и Моа. Это Турпана вполне устраивало.
"Крюч, как я мог так подставить нас?" – в отчаянии подумал он.
Отсюда, с холма, видно было далеко, почти до самой границы города. Полупрозрачные кисейные полотнища шторма, сплетаясь друг с другом, лениво подметали улицы Орокоса. У подножия холма район переходил в доки, там, в темноте, мрачно маячили громоздкие складские здания и высокие краны. За ними виднелся канал – тонкая полоска блестящей черноты.
Слишком далеко. Никак не успеть.
Турпан выругался про себя. Моа ни за что не убежать от трех оборотней. У нее не хватит сил. Значит, остается одно.
Он остановился, повернулся навстречу преследователям, вскинул эфирную пушку и выстрелил.