– Посмотри на него.
Турпан и так смотрел. Глаз не мог отвести.
– Знаешь, на что это похоже, Моа? – по-трясенно проговорил он. – На вероятностный шторм, только маленький.
Моа не успела ответить – в этот момент кто-то громко и бесцеремонно постучал в люк бункера. Кровь застыла у нее в жилах. У Турпана, впрочем, тоже.
– Выходите, выходите, ребятки, – раздался из-за люка вкрадчивый голос. – Нам тут с вами поболтать захотелось…
Турпан сделал подруге знать молчать, но Моа и не собиралась отвечать. Она узнала голос. Это был Грач, любимчик Аньи-Джаканы. Он отлично умел воровать, но убивать у него получалось еще лучше.
– Я знаю, что вы там! – крикнул Грач. – Я за вами следил. Ну что, открывать будете или как?
Турпан в отчаянии огляделся, хотя и понимал, что надеяться не на что. Он знал бункер как свои пять пальцев. Никакого другого выхода из него не было, только люк. Они оказались в ловушке.
– Что теперь? – тихо спросила Моа. Турпан лихорадочно пытался придумать путь к спасению, но в голову ничего не приходило. У этого логова всегда был один недостаток: отсутствие второго выхода. И от артефакта теперь не избавиться… Их поймают на горячем, и тогда пощады не будет. Турпана охватило отчаяние, и если бы он был один, он бы, возможно, сдался. Но он должен был думать о Моа. Ради нее он обязан был оставаться сильным, оставаться ее защитником.
– Сними эту штуку, – велел он, имея в виду артефакт.
Диск продолжал переливаться яркими, насыщенными красками.
Моа попыталась это сделать. Но не смогла.
– Не выходит! – сказала она, дергая диск. – Он не снимается!
– А ты постарайся! – прошипел Турпан, все еще не смея дотронуться до артефакта.
Он боялся этих красок. Такие цвета появлялись при вероятностном шторме. Один из этих штормов вынудил Турпана надеть респиратор. Так что у него были все основания опасаться этих коварных цветов.
Снаружи раздался нарастающий вой, который становился все выше и выше.
– Раз вы не хотите выйти к нам, крысеныши, – крикнул Грач, – мы сами придем к вам!
Вой стал таким пронзительным, что почти перешел в ультразвук, и в люк что-то с грохотом ударило, словно великан врезал по нему кулаком. С потолка посыпалась пыль.
– Что это? – вскричала Моа. – Что это такое?
– Крюч! У них магнитный таран! – прошипел Турпан.
Снова послышалось завывание.
– Я вас слышу! – закричал Грач сквозь шум. – Матушка желает вас видеть, голубки!
Моа взвизгнула, когда магнитный таран еще раз ударил в люк и потолок у них над головами прогнулся.
Хотя люк снаружи покрылся ржавчиной, он имел в толщину сантиметров пятнадцать, а то и больше. Таран приставили к нему, закрепив на мощных опорах и направив пушку, испускающую магнитные импульсы, вертикально вниз. На тайных складах Аньи-Джаканы хранилось много разных устройств. Респиратор Турпана тоже был оттуда.
Люк мог в рухнуть в любую минуту, и Турпан с Моа поспешно кинулись в одну из маленьких комнат, чтобы не оказаться под завалом. Моа все еще пыталась снять артефакт, но он будто прирос к ее руке. Турпан в отчаянии уперся ладонями в голую металлическую стену. Снова взвыл магнитный таран. Еще пара ударов, и все будет кончено…
Никакой надежды. Турпан понимал, что спасения ждать неоткуда. Но все равно пытался придумать выход.
Грохнул таран, на этот раз удар был таким сильным, что весь бункер содрогнулся. Моа, которая отчаянно пыталась снять устройство Угасших, покачнулась и отлетела к стене. Она машинально выставила перед собой руки, чтобы не удариться…
… и провалилась сквозь стену.
Турпан не поверил своим глазам. Он вдруг остался один. Моа исчезла. Он видел, как она прошла сквозь сплошной металл, словно вдруг превратилась в привидение. Он ощупал стену там, куда упала Моа. Стена как стена – твердая, металлическая.
Снова заработал таран. Люк уже погнулся, его петли готовы были сломаться. Турпан понимал, что следующий удар добьет люк и Грач с дружками ворвутся в бункер.
"Но Моа спаслась, – подумал он, хоть и не представлял себе, каким образом. Это было похоже на чудо, но жители Орокоса привыкли к чудесам. – И на том спасибо. Она убежала и унесла с собой эту штуку".
Он смирился со своей участью. Может быть, если атаманша не найдет у него артефакта, она смилостивится. Может, она его не убьет… Впрочем, Турпану было почти все равно. Где бы ни была Моа, Анье-Джакане до нее не добраться. Большего он и желать не мог.
Снова ударил таран, и люк с грохотом рухнул. Турпан повернулся, чтобы встретить врагов.
"Идите и возьмите меня", – подумал он.
Но тут чья-то рука схватила его сзади за плечо и бесцеремонно дернула. Какую-то долю секунды он ожидал, что ударится спиной о стену… но вместо этого провалился сквозь металл и бетон в какой-то сырой металлический туннель, тускло освещенный мигающими фонарями, бурый от ржавчины. Моа была здесь же, она держала Турпана за плечо правой рукой. Левой, на которой был надет артефакт, она упиралась в стенку туннеля.
Он с изумлением посмотрел назад. Метал в том месте, где к нему прикасалась Моа, будто растворился, открыв круглый проход, заполненный клубящимся туманом нежных оттенков. Сквозь него Турпан видел, как в бункер спускаются парни из шайки Грача.
Моа убрала руку, и разноцветное марево втянулось в диск, остались только языки тумана, окутывающие ее ладонь. Стена опять стала сплошной.
– Эта штука открывает двери, Турпан, – выдохнула Моа. – Она откроет дверь куда угодно.
Ему хотелось обнять ее, но он не посмел, ведь на ее руке по-прежнему был загадочный диск Угасших. Тогда Турпан посмотрел вдоль коридора в обе стороны и выбрал направление. Все, что они хотели взять с собой, осталось в захваченном логове, у Турпана была только сумка с долей добычи, выделенной Аньей-Джаканой. Ну и ладно.
– Бежим, – сказал он.
И они побежали, оставив воров в логове гадать, каким образом их жертвы сумели раствориться в воздухе.
1. 8
Перед рассветом Ваго обычно беседовал с картиной, прислоненной к стене. Это было самое спокойное время: Креч не работал, и поэтому трубы и клапаны не гудели и не щелкали, комнату заливал лунный свет. Ваго стоял у окна, его тощее тело из металла и мышц наполовину скрывала темнота. Он делился с картиной своими мыслями. Картина никогда ему не отвечала. Но она его слушала.
Это была маленькая картинка в бронзовой раме. Когда он ее нашел, полотно закрывала ткань, покрытая давнишним слоем пыли. Больше ничего такого в башне не было. Ваго гадал, как эта картина оказалась здесь и почему хозяин оставил такую интересную вещь в комнате наверху, куда так редко заходил.
Картина изображала берег одного из каналов Орокоса. На переднем плане струилась вода, быстро текла слева направо. Чуть дальше красовались висячие галереи и мосты, виднелись двери и унылые витрины магазинов, расположенных на разных уровнях. На заднем плане вздымались высокие шпили и громадный темный храм. Ваго казалось, что он знает это место, вот только откуда?..
На правой стороне картины, на берегу канала, облокотившись на перила, стояла девочка и смотрела вниз, в воду. Белые волосы падали ей на лицо. Платье выглядело дорогим – значит, девочка была из богатой семьи. И никак не из гетто, это уж точно.
Когда Ваго смотрел на картину в прошлый раз, девочка выглядывала из окна магазина и вид у нее был такой, будто ей смертельно скучно. А еще раньше она, весело улыбаясь, махала ему рукой с моста. Несколько раз Ваго совсем ее не находил и очень пугался. Он считал девочку своим другом, ведь больше у него никого не было. Но она всегда возвращалась, рано или поздно. И она его слушала, хоть и не отвечала. Он это видел.
– А ты знаешь, где сейчас тот, кто создал меня? – спрашивал он у нее.
Воспоминания Ваго о том времени, когда его создали, были размытыми и путаными. Он смутно помнил какую-то камеру, черные металлические стены и решетку на двери. Люди в черных халатах осматривали его, и он их боялся. Однако две вещи он мог вспомнить ясно. Во-первых, лицо – Ваго видел его сквозь округлое окошко какого-то бака или цистерны. Худое, суровое лицо, которое Ваго знал лучше, чем свое собственное. Во-вторых, имя: Тукор Кеп. Оно могло принадлежать только создателю. Тому, кто дал Ваго жизнь.
Куда исчез Тукор Кеп? Или, точнее, куда исчез Ваго?
Голем не знал, сколько прошло времени с тех пор, как он оказался в этой башне. Он попал сюда, когда его память еще окончательно не сформировалась, он был все равно что новорожденный, не понимал, что происходит вокруг. Креч нашел его здесь утром после особенно яростного вероятностного шторма. Шторм-Вор выхватил Ваго оттуда, где его создали, и перенес сюда. Ваго представлял себе отчаяние своего создателя, когда тот обнаружил его исчезновение, и очень горевал. Но он не знал, как вернуться обратно.
Он погладил длинными пальцами мертвую птицу, висящую у него на шее. Креч в приступе доброты (которые случались с ним очень редко) обработал ее консервирующей жидкостью, чтобы остановить гниение, а потом вернул Ваго. Теперь ее крылья были тесно прижаты к телу и не слишком мешали голему. Эфемера перестала над ним смеяться и теперь лишь презрительно фыркала. Но Ваго нравилась птица, и ему казалось, что девочке на картине она тоже нравится. Когда он в первый раз показал ей птицу, она от изумления открыла рот.
Когда Креч хотел поработать, он посылал Эфемеру наверх за Ваго, и голем послушно приходил. Он оказался полезным помощником в мастерской. Высокий рост позволял ему доставать до самых верхних полок. Пальцы его отличались необычайной гибкостью и силой и отлично подходили для тонкой работы. Ваго с одинаковой легкостью мог раскрошить камень, зажав его в щепоти, или вдеть нитку в иголку с первой попытки.
В мастерской было жарко и царил полумрак, островки яркого света создавали только лампы под колпаками, которые хищно нависали над рабочим местом Креча. Здесь громоздилась печь для обжига керамики, вращалась пила и завывал токарный станок, гудели паяльная лампа и динамо-машина, отбрасывающая тонкие раздвоенные лучи света. И повсюду стояли изделия Креча: манекены, фарфоровые статуэтки, миниатюрные фигурки животных и крошечные храмы; рожицы, которые копировали выражение лица того, кто на них смотрел; кошки на колесиках, которые гонялись за мышками на колесиках, – их притягивала к мечущимся мишеням какая-то таинственная сила, непонятная для Ваго. Еще тут были механические летучие крысы, непрестанно расправляющие и складывающие крылья. Свои собственные крылья Ваго опасливо прижимал к спине, чтобы ничего не уронить.
Всякий раз, возвращаясь сюда, он находил что-то новое и удивительное. Даже в незаконченном виде творения Креча были произведениями искусства. Креч был игрушечных дел мастером, и его игрушки считались одним из чудес Орокоса.
"Но те, кто сделал тебя, могли бы меня кое-чему научить, – не раз говорил он Ваго. – Как бы мне хотелось разобрать тебя и посмотреть, что там у тебя тикает…"
Ваго это не нравилось, и он помалкивал насчет Тукора Кепа. Однажды он спросил у Креча, не знает ли он, кто его сделал, но тот сказал только, что "у него есть кое-какие подозрения", и больше ничего объяснять не стал. Ваго не решился настаивать.
Сегодня утром Креч пребывал в отвратительном настроении, потому что плохо спал ночью. Ваго со страхом поглядывал на трость, стоящую у рабочего стола старика. Хозяин сгорбился над какой-то крошечной игрушкой, усыпанной драгоценными камнями, и, подслеповато щурясь сквозь темные очки, легонько постукивал по ней иголкой. Ваго затаился в уголке и постарался стать как можно более незаметным. Он уже давно усвоил, что Кречу, когда он не в духе, лучше под руку не попадаться. Ваго знал: стоит ему сегодня сделать хоть один неверный шаг – и ему достанется. Он гладил свою птицу на груди и настороженно следил за хозяином.
– Ох, мои глаза… – простонал Креч, потирая лоб. Он уже давно жаловался на зрение, оно становилось все хуже, и работать ему было все тяжелее. – Ваго, поди сюда.
Голем приблизился и навис над стариком.
– Подержи это, – приказал Креч, показывая на усыпанную камнями игрушку. Это был жук из сверкающих нитей, тонких, как нити сахарной ваты. – Только осторожно!
Ваго сделал, что велено: сжал жука в пальцах и стал держать неподвижно. Жук оказался более прочным, чем выглядел, но Ваго все равно было страшно сжимать его, пусть и совсем легонько. Он боялся его сломать. Так он и знал, что Креч поручит ему что-то вроде этого. Старик словно искал предлога избить его.
– Хорошо, хорошо… – пробормотал Креч. Он склонился еще ниже и снова начал царапать жука иголкой. – Теперь немного поверни. В другую сторону. Хорошо.
Креч проворно обрабатывал жука со всех сторон острием иглы, счищал крохотные песчинки и крупинки металла, которые застряли по краям драгоценных камней. Ваго немного успокоился. Может, тут и нет подвоха, просто жук слишком маленький, чтобы зажать его даже в самых миниатюрных тисках, вот Креч и попросил Ваго. Если не сжимать его сильнее, чем сейчас, все будет хорошо.
– Как ты думаешь, для чего тебя создали, Ваго? – рассеянно спросил Креч, не отрываясь от дела.
Ваго благоразумно промолчал. Креч решил, что голем не понял смысла вопроса, и продолжал:
– Это непросто, знаешь ли, создавать жизнь. Я сам этого не умею. Я могу создать самые лучшие копии живых существ, но ни одна из них на тебя не похожа.
– Я живой? – спросил Ваго своим сдавленным голосом, похожим на вой и рычание одновременно.
– Конечно живой.
– Но меня сделали. Эфемера говорит, что я не могу быть живым.
Креч презрительно фыркнул.
– Что она понимает? Не важно, что тебя кто-то сделал. Нас всех сделали. Сделали в женском животе. И только то, что тебя сделали из другого материала, не означает, что ты менее живой, чем мы.
Ваго задумался.
– Но для чего тебя сделали? – размышлял Креч. – Вот что интересно. Чтобы сделать такого, как ты, у кого-то должны были быть причины.
– Может, я игрушка? – предположил Ваго. Креч отрывисто рассмеялся.
– Нет. Уж в игрушках-то я разбираюсь. От тебя веселья мало. Возможно…
Больше он ничего сказать не успел – его иголка соскользнула и глубоко вонзилась в сухую плоть пальца Ваго. Голем непроизвольно сжал пальцы, и драгоценный жук мгновенно превратился в комок нитей.
Креч завопил от отчаяния, а Ваго забился в дальний угол, дрожа от страха, как ребенок. Голем знал: он провинился. Не важно, что он тут ни при чем, что Креч сам уколол его иглой – Ваго все равно накажут, как всегда наказывают детей за ошибки взрослых.
И вот Креч уже встал с табурета, поднял узловатую трость и в гневе повернулся к голему, съежившемуся в тени.
– Ты хоть понимаешь, что натворил? – негромко спросил он. Трость обрушилась на крыло Ваго с быстротой атакующей змеи. – Знаешь, что ты наделал?
Ваго вздрогнул от удара. Боль, жуткая боль… Что-то страшное вспыхнуло в его голове – внезапный, разрушительный гнев. Ваго устыдился этого чувства и испугался его. С каждым наказанием гнев вспыхивал все ярче, угрожая однажды вырваться на свободу. Ваго старался его подавить, но гнев не подчинялся. Это было нечто внутри его, нечто первобытное. Нечто такое, что было сильнее его.
– Я работал над ним много дней! – крикнул Креч. – Дней!
Он обрушил палку на спину Ваго, и металлические зубцы, идущие вдоль позвоночника голе-ма, оставили на ней зазубрины.
Ваго упал на колени и попытался уползти, но и не думал сбежать всерьез. Он знал, что от бегства ему будет только хуже. Палка с треском ударила его по металлическому черепу, и в глазах вспыхнули белые искры. Ужасная ненависть и ярость туманили его мозг, рвались наружу… Креч что-то выкрикнул, выплескивая досаду, и палка снова поднялась в воздух.
Но Ваго уже не было на прежнем месте. Он не отдавал себе отчета в том, что делает, знал только, что ему причиняют боль и это надо прекратить… Плавным движением он ушел в сторону и схватил палку. Одним поворотом кисти Ваго сломал ее пополам, и не успели обломки упасть, как голем, расправив крылья, одной рукой схватил хозяина за горло и приподнял. Креч хватал ртом воздух, как рыба, выпучив глаза за темными стеклами очков, ноги его слабо дергались. Голем злобно глядел на него единственным живым глазом, скалил металлические клыки, в его груди слышались тихие щелчки…
А потом его мощные пальцы начали медленно сжиматься.
Его остановил крик Эфемеры. Она явилась на шум, предвкушая возможность еще раз полюбоваться, как дед задаст хорошую трепку этому несчастному уроду, над которым она так любила потешаться… А увидела, что дед болтается, как рыба на крючке. Голем внезапно перестал быть смешным.
Резкий вопль привел Ваго в чувство. Враг, чье горло он сжимал, снова стал Кречем, его хозяином. Человеком, который взял его в дом и заботился о нем, пусть иногда и бил его, как собаку. Ваго разжал пальцы, и Креч, задыхаясь, мешком повалился на пол.
Эфемера стояла на пороге, потрясенно глядя на голема.
– Ненавижу тебя! – взвизгнула она, рывком выйдя из ступора. – Ненавижу!
Но Ваго не слушал ее. Теперь ему оставалось только одно. Он не мог больше оставаться в этом доме, ведь наказание за этот бунт будет совсем уж жутким. Поэтому он неуклюже оттолкнул Эфемеру, сбежал вниз по лестнице и вылетел за дверь.
1. 9
Насколько Ваго помнил, он никогда раньше не покидал дома. Теперь он быстро понял почему.
Он вышел из ворот в основании башни Креча. Нижняя треть башни уходила в толщу скалы, и ворота были прорублены прямо в ней. Они открывались на улицу, высеченную в склоне крутого холма. Холм полностью застроили зданиями, создав путаницу крыш, переулков и лестниц.
Спотыкаясь, Ваго вышел на дорогу. Стояло серое утро. В воздухе плыл густой туман с моря. Грохотали телеги и паровые повозки, между ними лавировали всадники на гиик-тиуках, проворных существах, похожих на помесь ящерицы и птицы. Гиик-тиуки скакали, высоко вскидывая ноги, пищали, шипели друг на друга и топорщили серые перья на шее, отпугивая своих сородичей, если те подходили слишком близко. В уличных лавках торговали продукцией с гидропонных ферм Агрозоны. Люди на улице были одеты в длинные просторные балахоны тусклых цветов, зато носили причудливые витые украшения на шее и в ушах.
Ваго с изумлением глазел по сторонам. Липкий воздух слегка отдавал солью, бриз щекотал сморщенную кожу голема. Ваго застыл в оцепенении, потрясенный уличной суетой, движением и звуками, непривычным разнообразием происходящего вокруг.
Затем послышались первые крики. Визг какого-то ребенка напомнил Ваго об Эфемере. Голем повернулся на звук и увидел маленькую девочку, в страхе глядевшую на него. Мать прижимала ее к себе и тоже смотрела на Ваго с открытым от ужаса ртом. Люди поворачивали головы на крик и замирали, увидев голема. Раздавались новые вопли и ахи, кто-то что-то негромко бормотал…
Ваго стоял у ворот башни, не зная, куда податься. Он чувствовал себя загнанным в угол. Ему хотелось вернуться в башню, но он не мог вернуться туда после того, что натворил.