– Так может, это хорек, или волк какой-нибудь? - предположил Макс, плохо разбиравшийся в повадках хищников.
– Хорек? Лошадей и коров убил? - усмехнулся хозяин, - А что до волков, так они кровь у скотины не высасывают. Сосед-то утром выходит, глядь - лошадь на пороге конюшни лежит, а в шее дырочка махонькая. На другой день - корова, так всех-то и погубила нежить проклятая.
– Что ж твой сосед не убил душегуба? - возмутилась Виктория.
– Мужики собрались один раз, хотели подкараулить зверя. А как его увидели, вилы побросали и разбежались кто куда. Теперь ночью на двор никого не выманишь.
– Что ж вы там такое увидели? - вступил в разговор Гольдштейн.
– Сам не видал, врать не буду. А только сосед говорит, будто громадная летучая мышь, с человека ростом, во рту клыки с палец длиной, глаза кровью налитые. А морда-то противная-препротивная!
В этот момент из-под стола высунулась голова Роки, расправившегося со своей порцией и решившего попросить добавки.
– Вот такая! - взвизгнул трактирщик, тыча пальцем в дружелюбно оскалившегося пса, и спрятался за стойку.
Все дружно покатились со смеху. Макс давно уже обратил внимание на то, что Роки во Второй грани многие воспринимают со страхом и опаской. Видимо, суеверные местные жители, не зная иных пород кроме дворняг и волкодавов, принимали его за какое-то сверхъестественное существо. И в самом деле, пес своей курносой мордочкой и огромными ушами немного напоминал летучую мышь.
– Так может, и к его соседу такое же чудище приходило? - отсмеявшись, предположил Макс.
Гольдштейн посерьезнел:
– Нет, похоже, это твари из Мрака. Окно открывается все шире. Помните демонов в карьере? Нам надо спешить.
– Чего же мы ждем? - вскочила Виктория.
Напуганный хозяин трактира никак не хотел выходить из-за стойки, на все уговоры и объяснения он только согласно кивал головой, но, похоже, остался при своем мнении. Взять плату за обед он категорически отказался, видимо, мечтая лишь о том, чтобы путники поскорее убрались прочь.
Вскоре на пути перестали попадаться деревни, по обеим сторонам дороги потянулись бесконечные поля. Через несколько часов езды Макс обеспокоенно спросил:
– Где же мы ночевать-то будем?
– В поле, - ответила Виктория.
Макс поежился, вспоминая рассказ трактирщика, после которого спать в открытом поле не улыбалось. Что-то такое крутилось у него в голове, что-то давно прочитанное или виденное в передаче о сверхъестественных явлениях.
– Чупакабра! - наконец воскликнул он.
– Я бы сказал, обыкновенный упырь, - проговорил Гольдштейн.
Перспектива встречи с упырем Макса тоже не вдохновила, и он беспокойно вглядывался вперед, надеясь разглядеть на горизонте хоть какие-нибудь признаки жилья.
Солнце уже клонилось к горизонту, когда Роки высунул голову из мешка, принюхался и объявил:
– Пахнет дымом и хлебом!
– Значит, рядом деревня, - обрадовалась Виктория.
Пустив коней в галоп, путники поспешили вперед. Вскоре они уже въехали в большое селение, жители которого встретили их с настороженным любопытством. Вокруг собралась целая толпа сельчан. Никто ничего не спрашивал, люди молчали и как будто чего-то ждали. Макс обратил внимание на их одинаковую одежду. Женщины все как одна были наряжены в длинные черные платья с глухой застежкой, подвязанные белыми фартуками. На головах красовались белые же крахмальные чепцы, полностью закрывающие волосы. Мужчины, несмотря на жаркую погоду, щеголяли в черных костюмах и шляпах с обвислыми полями. Их лица покрывали густые бороды.
Из толпы вышел пожилой человек с суровым взглядом пронзительных глаз, и спросил:
– Кто вы и откуда, и что ищете в нашей общине?
Макс спешился и ответил:
– Мы путешественники из Торгового города, просим у вас приюта на ночь.
– С Богом ли в душе вы пришли? - непонятно поинтересовался пожилой.
– Мы пришли с добром, - уклончиво сказал Макс.
– Меня зовут Иеремия, я старейшина общины.
Макс назвал себя и представил остальных.
– Что ж, добрые господа, - сказал Иеремия, - Добро пожаловать в нашу общину. Моя жена накормит вас ужином, а переночевать вы можете в доме для холостяков. Женщин разместят на другой половине, если, разумеется, среди вас нет супружеских пар.
Он окинул неодобрительным взглядом Милану в обтягивающих бриджах для верховой езды и Викторию в охотничьем костюме, и продолжил:
– У нас не принято, чтобы женщины ходили в мужской одежде, это смущает умы молодежи и сеет разврат в неокрепших душах. Пусть добрые девицы переоденутся в платья моих дочерей.
Милана скорчила недовольную гримаску и уже было открыла рот, чтобы высказать все, что она думает по поводу местных нарядов, но вовремя осеклась под предупреждающим взглядом Виктории и послушно пошла с ней куда-то в сопровождении молодой женщины. Действительно, жители общины посматривали на девушек осуждающе.
Иеремия проводил путников к своему дому, который находился в центре селения. Коней расседлали и привязали к коновязи возле дома. Сын старейшины принес им воды и овса. Несчастного Роки пришлось оставить во дворе, так как старейшина пояснил, что собака считается здесь нечистым животным. Макс с Гольдштейном вошли внутрь. Обстановка здесь была непритязательная: посреди комнаты стоял грубо сколоченный стол, по обеим сторонам которого тянулись длинные скамьи. Около большой печи в углу суетились женщины, раскладывая что-то по тарелкам. Старейшина сделал приглашающий жест, и Макс с Гольдштейном сели за стол. Вскоре к ним присоединились четверо молодых мужчин, видимо, сыновья хозяина. Женщины, закончив накрывать ужин, присели напротив них. Иеремия сел во главе стола на единственный здесь стул. Из боковой комнаты вышли еще две девушки, в которых Макс не сразу узнал Милану и Викторию. Он еле сумел сдержать рвущийся наружу смех. Если Милана со своим бледным личиком и сухощавой фигуркой смотрелась в пуританском наряде вполне органично, как будто она действительно родилась и прожила здесь всю жизнь, то Виктория выглядела дико и нелепо. Белый чепец подчеркивал экзотическую внешность девушки больше, чем любой самый откровенный наряд. Картину дополняло постное выражение на лице Виктории. Видимо, она сама находила ситуацию смешной, но изо всех сил старалась проявить уважение к местным обычаям. Милана же еле сдерживала обиду и злость. Она плюхнулась на скамью и застыла, стреляя по сторонам сердитым взглядом. Виктория, сохраняя на лице самое смиренное выражение, скромно присела рядом.
Макс, вдоволь налюбовавшись на девушек, оглядел стол. Как и все здесь, пища была скромной: на тарелках лежал вареный картофель и тушеные бараньи ребра. Посреди стола стояли два кувшина - с молоком и с водой - и большое блюдо с серым хлебом. Но порции были солидными, мясо вкусно пахло, и Макс почувствовал голод. Он потянулся к куску хлеба, но рука замерла на полпути, когда Иеремия удивленно спросил:
– Добрый Макс, ты разве не дождешься молитвы?
– Ах, да, простите, - смущенно пробормотал Макс, - Конечно, как я мог забыть…
Иеремия торжественно провозгласил:
– Сегодня у нас гости. Так отдадим же им право прочесть молитву и возблагодарить Господа нашего за хлеб, который он нам дал.
Все выжидающе уставились на Макса. Он лихорадочно искал в памяти подходящие слова, но как назло ничего не придумывалось. В голове почему-то всплывало только: "Исайя, ликуй" и почему-то "аллилуйя". Пауза затягивалась. Милана тихонько хихикнула. Ситуацию спас Гольдштейн, заявив:
– По праву старшего, молитву прочту я.
Он сложил руки перед собой и произнес что-то вполне приличное и напоминающее строки из Священного писания.
– Аминь, - удовлетворенно произнес хозяин.
– Аминь, - подхватили все, и ужин начался.
– Добрый Лев, - произнес Иеремия, видимо, признав за Гольдштейном главенство среди гостей, - Я вижу, у вас есть оружие. В нашей общине это запрещено. Вам придется оставить его в сарае возле дома холостяков. Завтра, отправляясь в путь, вы все заберете.
Виктория недовольно нахмурилась, Максу тоже не понравилась идея расстаться с мечом, но, решив не лезть со своим уставом в чужой монастырь, он согласился и отнес оружие в дощатый сарайчик около конюшни.
После ужина Макс отнес Роки кусок мяса и миску с водой. Затем, гостей провели в дом для холостяков, расположенный рядом с жилищем Иеремии. Это был грубо сколоченный барак с двумя входами, похожий на солдатскую казарму. Внутри барака располагались двухъярусные нары. На многих лежали мужские вещи.
– А что, все холостяки живут здесь? - изумленно спросил Макс.
– Да, все юноши, начиная с восемнадцати лет, уходят в дом для холостяков. Когда приходит время жениться, родители выбирают юноше невесту, и селят молодых в своем доме, - пояснил Иеремия, - Девушки же живут с родителями. Женская половина дома предназначена для гостей. К нам часто приезжают из других общин.
Старейшина откланялся и пожелал всем спокойной ночи. Милана с Викторией удалились на женскую половину. Макс нашел нары, по всей видимости, свободные, так как на них не было никаких вещей, и взобрался наверх. Гольдштейн расположился на нижнем ярусе.
– Что это за люди? - спросил Макс, свесив голову вниз.
– Пуритане, - ответил Лев Исаакович, - Не знаю точно, как они себя называют, но суть одна. Впрочем, они вполне безобидные, если, разумеется, не задевать их религиозные чувства.
– А если вдруг заденешь нечаянно?
– Тогда могут и повесить. Хотя, кажется, у них больше принято сожжение. Читал что-нибудь про Салемские процессы? Фанатики, одним словом.
– Кстати, а откуда вы знаете Священное писание? - поинтересовался Макс.
– Это был Талмуд, - сказал Гольдштейн и захрапел.
Макс, от души порадовавшись, что они смогли зарекомендовать себя как добрые христиане, закрыл глаза и моментально уснул. Сквозь сон он слышал, как хлопала дверь барака, и скрипели нары, когда устраивались на ночлег местные холостяки.
Глава 17.
Посреди ночи Макс проснулся от диких криков на улице. Он спрыгнул с нар, и вместе с остальными обитателями дома холостяков выскочил на улицу. К нему подбежали Милана с Викторией, сзади пыхтел Гольдштейн.
Перед бараком собралась большая толпа. Люди панически кричали и показывали пальцами куда-то вверх. Макс поднял голову и увидел, что над крышей сияет в ночном небе красное пламя в форме огромного перевернутого креста.
– Ах ты, черт, как же я раньше этого не предвидел! - взвыл Гольдштейн и кинулся к коновязи. Он отвязал лошадей и что-то прошептал на ухо своей кобыле.
Лошади пронеслись мимо перепуганной толпы и скрылись в темноте, Гольдштейна же скрутили и привели обратно. Кто-то бросил в него камень, угодивший прямо в голову, и он без сознания повис на руках удерживающих его людей. По виску стекала струйка крови. Виктория, моментально сориентировавшись, попыталась пробраться к сараю, где хранилось оружие, но была схвачена двумя крепкими мужчинами.
– Дьявольское знамение! Пришельцы - посланцы Сатаны! - выкрикнул визгливый женский голос. Толпа глухо зароптала.
Макс и Милана стояли в плотном кольце разъяренных людей. К ним подошел Иеремия. Теперь он не выглядел таким спокойным. Его борода была воинственно взъерошена, глаза гневно сверкали.
– Взять их! - приказал он.
Макса схватили за руки. Милана воскликнула:
– Да какое это знамение! Это же просто фокус! Я вам их сколько угодно покажу!
Она взмахнула рукой, и в небе рассыпался разноцветный фейерверк. В толпе раздались новые испуганные вопли. Люди визжали, закрыв головы руками. Одна из женщин упала на землю, и забилась в эпилептическом припадке, остальные рыдали и царапали себе лица.
– Она ведьма! - закричал старейшина, указывая на Милану.
– Ведьма! - подхватил многоголосый хор.
Сразу несколько человек схватили девушку.
– На костер ведьму! - раздались выкрики из толпы.
– Вторая тоже ведьма! - взревел Иеремия, - А мужчины - колдуны!
– Ведь-мы! Ведь-мы! Ведь-мы! - скандировали пуритане.
Макс испугался, что обезумевшие люди разорвут их прямо сейчас. Но Иеремия решил по-другому.
– Связать их и отвести в старый амбар! Не годится вершить суд во имя Господа темной ночью. Мы сожжем их на рассвете. А пока трое мужчин будут их охранять.
Макс увидел, что из-за угла барака выглядывает растерянный Роки. Он испугался, что разъяренная толпа растопчет собаку, сопровождающую "колдуна", и заорал во всю глотку:
– Беги, Роки! Беги отсюда! Спасайся!
Пес, видимо, поняв, что ничем не сможет помочь хозяину, развернулся и резво рванул в сторону выхода из селения. Вслед ему полетели камни, но Роки был уже далеко. Макс облегченно вздохнул: хоть один спасся. Надеясь, что пес найдет себе пристанище и останется цел, Макс смотрел вслед Роки, пока не потерял его из виду. Отведя взгляд от дороги, он неожиданно заметил в толпе знакомую фигуру. Серый странник смотрел ему прямо в глаза, издевательски ухмыляясь. В том, кто автор "знамения", не оставалось никаких сомнений. Серый еще раз усмехнулся и незаметно ускользнул, растворившись в суматохе. Огненный крест в небе постепенно погас.
Макса и его спутников под одобрительные крики отвели в амбар. Там их крепко привязали к каким-то столбам и оставили в полной темноте, заперев дверь на замок. Судя по звукам, снаружи приставили охрану.
Макс не знал, сколько прошло времени. Он надеялся, что не очень много. Когда глаза немного привыкли к темноте, он мог различать смутные силуэты своих друзей. Рядом стонал приходящий в сознание Гольдштейн, откуда-то раздавался жалобный плач Миланы.
– Лев Исаакович, - тихо позвал Макс.
– А, что? - слабым голосом отозвался тот.
– Может, вы попытаетесь применить свой дар, и узнаете, что с нами будет?
– Какой может быть дар, когда у меня раскалывается голова, - прохрипел Гольдштейн.
Макс совсем упал духом. Надеяться, похоже, было не на что. Связанные за спиной руки затекли, шея ныла. Невыносимо хотелось пить. Он потерял счет времени. Голоса охранников за дверью смолкли. Наверное, видя, что пленники не предпринимают попыток бежать, мужчины уснули. Макс закрыл глаза и впал в какое-то странное полузабытье. Проходила минута за минутой, складываясь в часы, которых оставалось так мало. Несмотря на закрытые глаза, он интуитивно чувствовал приближение рассвета.
Рядом раздался шорох. Кто-то мягко прикоснулся к его плечу. От неожиданности Макс едва не заорал, но чья-то рука зажала ему рот. Затем неизвестный перерезал веревки, привязывающие его к столбу. Руки тут же отозвались резкой болью. Темная фигура тихо скользнула к следующему столбу. Скоро все были свободны.
– В углу есть лаз, - еле слышно прошептал спаситель и поманил за собой.
В самом дальнем углу амбара действительно были выломаны две широкие доски. Милана полезла первой, за ней последовала Виктория. Макс выполз после девушек. Тяжелее всего пришлось Гольдштейну: его массивный зад застрял в лазе. Он долго кряхтел и стонал, пытаясь освободиться, пока незнакомец не подтолкнул его сзади. Затем человек выбрался сам, и прошептал:
– Идите за мной!
– Наше оружие! - таким же шепотом ответил Макс.
– Оно здесь, - рука ощутила знакомую рукоять.
Двигаясь в темноте с ловкостью кошки, незнакомец пошел впереди. Остальные гуськом двинулись за ним. Прячась за домами и поминутно оглядываясь, выбрались из селения. Сразу за ним начинался густой лес. Узкая тропинка привела к маленькой хижине. Человек открыл дверь, и под ноги Максу выкатился Роки, визжа и постанывая от счастья. Макс подхватил пса на руки и прижал к себе, ощущая невероятную радость от встречи. Между тем незнакомец зажег масляную лампу и пригласил войти в дом.
– Здесь вы в безопасности, - сказал он.
– Учитель… - хрипло прошептала Виктория и обессиленно прислонилась к бревенчатой стене.
По щекам девушки катились слезы, она выглядела потрясенной и совершенно растерянной.
– Здравствуй, - мягко ответил ей незнакомец, - Вот мы и встретились.
Он повернулся к остальным, и сказал:
– Меня зовут Гарт. Я живу в этом лесу.
– Спасибо вам, - отмер Макс, изумленный видом плачущей Виктории, - Если бы не вы, горели бы мы сейчас на костре.
– Благодарите своего пса, - улыбнулся Гарт, - Я нашел его на своем пороге совершенно обессиленного, и внес в дом. Он тут же рассказал мне о вас, и я поспешил в общину.
Макс удивился еще сильнее:
– Вы понимаете животных?
– Он все понимает! - завопил Роки, все еще сидящий у него на руках, - Он же учитель!
– Вам надо отдохнуть, - сказал Гарт, обращаясь к Гольдштейну, - Сейчас я обработаю вашу рану, а потом вы ляжете спать.
Он вышел из хижины и вскоре вернулся, держа в руках длинные узкие листья, издающие резкий запах. Приложив листья к ране на виске, Гарт забинтовал голову Гольдштейна чистыми полосами мягкой ткани, затем взял со стола большой кувшин, налил из него в глиняные кружки какой-то напиток, и раздал всем. Макс, которого давно уже мучила жажда, залпом опустошил свою кружку. Напиток имел мятный освежающий вкус и приятный нежный запах. Он подействовал успокаивающе, и Макс ощутил расслабленность. Его клонило в сон.
– Ложитесь, отдохните, - сказал Гарт, указывая на постель из сухой травы в углу, - А я должен ненадолго уйти.
– Учитель! - окрикнула Виктория.
– Потом. Сейчас отдыхай, - Гарт вышел, мягко притворив за собой дверь.
Макс улегся на приятно пахнущую сухую траву, положил руку на мягкую спинку Роки, и моментально уснул.
Глава 18
Проснувшись, Макс в первый момент не мог вспомнить, где находится. События последних дней слились в единую пеструю полосу. Он огляделся. В маленькое окошко падали косые лучи солнца, в которых кружились и отливали жемчугом перламутровые пылинки. Снаружи раздавался тихий шелест листьев, в который вплеталось птичье многоголосье. В доме стоял нежный аромат: пахло мятой, чабрецом, какими-то цветами и немного яблоками. Под боком похрапывал Роки, упершись во сне всеми четырьмя лапами в бок спящего Гольдштейна. Миланы и Виктории в комнате не было.
Встав, Макс со вкусом потянулся и вышел наружу. Лес встретил его шуршанием папоротника, цокотом белки на дереве, и еще мириадами звуков, запахов и красок. На крылечке сидела Милана, она радостно улыбнулась:
– Красота- то какая, правда?
– Да-а-а, а главное - спокойно здесь, - ответил Макс, и поинтересовался, - А где Виктория?
– Плачет где-то, - погрустнела Милана.
– Плачет? Почему?
– Любит она его.
– Кого? - вытаращил Макс глаза.
– Гарта, конечно, не Гольдштейна же! - фыркнула девушка.