- У меня был оруженосец по имени Илье из Гальстона. Потом он служил Селест из Наворна, и я не знаю, что с ним стало. Ты не мог бы выяснить это для меня? Я понимаю, что сейчас тебе не до того, но…
- Он уехал из Таймены, - ответил Дерек. - Его задержали после ареста госпожи, но быстро отпустили. Я слышал, некий доброжелатель снабдил его деньгами и пожеланиями счастливого пути, и был достаточно убедителен, чтобы парень прислушался к его напутствию. Но куда именно он направился, я не знаю. И, боюсь, ты прав, сейчас мне не до того.
Лукас потрясённо смотрел на него. Он уже почти жалел, что задал этот вопрос, хотя облегчение, которое он испытал, того стоило. Но только, Ледоруб задери, что всё это значит?! Какого беса Дерек позаботился о его оруженосце, ведь Лукас его об этом не просил - а даже если бы и попросил, что толку выполнять капризы своей марионетки, если она и без того пляшет, как ей положено? Наверняка в этом был расчёт, но Лукас, сколько ни ломал голову, никак не мог понять, какой.
- Зачем? - вырвалось у него. Он не собирался спрашивать, и Дерек, похоже, был поражён вопросом не меньше самого Лукаса.
- Зачем? Ты меня об этом спрашиваешь?
- Да, спрашиваю. У тебя планы насчёт него? Ты хочешь…
- Лукас, я просто спас шею мальчишки, к которому ты был привязан, - перебил Дерек. - В тот момент его дело подвернулось мне под руку и не отняло много времени. Я полагаю, если ты всё-таки придушил своего щенка, самое малое, что ты заслужил взамен, - это чтоб в твоё отсутствие никто не придушил другого.
- Проклятье, ты что, всерьёз думаешь, что Марвин и Илье для меня значили одно и тоже?! - спросил Лукас, ушам своим не веря. Дерек непонимающе посмотрел на него. Лукас тяжело опёрся рукой о стол и тихо рассмеялся. - Ох, преподобный магистр Айберри… Чтоб вы знали, оба мы с вами - старые дураки. Но я отдаю вам должное: вы мастерски меня ловили.
- Если ты имеешь в виду, что я тобой манипулировал, то это не так, - произнёс Дерек, и его голос прозвучал неожиданно ясно в полной тишине зала.
Лукас взглянул на него. Что-то изменилось. Снова была переступлена та грань, за которой наглая ложь превращалась в правду, которой он, может быть, и не хотел знать. И никогда, никогда не хотел. Они оба это сейчас понимали.
- Я не манипулировал тобой, - сказал Дерек Айберри своем другу Лукасу Джейдри, которого не видел десять лет. - Я сам был пешкой. И остаюсь ею.
- Наш разговор слушают?
- Конечно.
- И всегда слушали.
- Конечно, Лукас. И разве ты этого не знал? Ты не представляешь, чего мне стоило отговорить их от намерения арестовать и пытать тебя, пока ты не выдашь, где скрываются Марвин и наследник. Но я знаю, что ты не сказал бы. Твоя смерть была бы слишком глупа и всё равно никому не принесла бы пользы.
Лукас медленно покачал головой.
- Ты мог бы сейчас не говорить мне всё это. Вряд ли это теперь имеет значение.
- Лукас, мне жаль, но ты действительно не понял. В том, что касалось тебя лично, я никогда тебе не лгал. Я ничего не подстраивал. Ни твоей встречи с Марвином, ни отношений с Селест, ничего. Тебе просто было удобно в это верить. Верить, что тебя вынудили поступать так, как ты в глубине души и сам бы хотел. Ты сам нашёл Марвина. Ты сам ввязался в политику. И Селест просто любила тебя. Вот и всё.
"Зачем ты сейчас сказал о ней? Чтобы посмотреть, как я закрою глаза и на скулах у меня заходят желваки? Чтобы те, кто сейчас приник к смотровому глазку в толще храмовой стены, так же, как и ты, прочли все мои мысли у меня на лице? Чтобы они тоже увидели - моим мысленным взглядом, - как она корчится на дыбе и кричит, и в моём сознании ощутили обволакивающий её запах кофе?.. И тоже, как я, подумали: мог ли ты спасти её тогда, или от тебя ничего не зависело? И если мог, то сделал ли бы это, рискуя собой, или и теперь бы ушёл… просто ушёл?
Ох, Марвин. Марвин, слышишь меня, мальчик? Когда я убил твою Гвеннет, ты сказал, что я никогда не был на твоём месте. Так вот же я теперь - на этом месте… И ты прав, ты никогда не был мной, это я был тобой.
Дерек, ты не просто мастер своего дела. Ты, бес тебя задери, виртуоз".
- Мне стоит сделать вид, что я поверил тебе и на этот раз?
Магистр Айберри слабо покачал головой.
- Ты знаешь людей, Лукас, но совсем их не понимаешь. Даже и не знаю, как тебе при этом удавалось быть Птицеловом.
- Я лишь тень от тени слуги Бога Единого, - развёл руками Лукас.
- Боюсь, что ты прав. А теперь, пожалуйста, оставь меня. У меня действительно много работы.
Лукас поклонился ему и пошёл к двери. За его спиной зашелестели бумаги.
Когда Лукас вошёл в храм, у него не отобрали оружие, и, переступив через порог и захлопнув за собой дверь, он обнажил клинок. Метнувшаяся к нему тень затрепетала на противоположной стене, будто бабочка. Лукас не глядя выдернул меч из трупа и зашагал вперёд. У него было не более минуты, прежде чем Дерек либо кто-то из его людей обнаружит, что убийство не удалось, и он собирался успеть за это время пройти как можно дальше. "Интересно, - думал Лукас, решительно шагая по полутёмному коридору храма, - почему Дерек решил рассказать мне всё это, прежде чем прикончить? Сперва, конечно, он хотел убедиться, что я действительно ему солгал и Марвин с наследником живы. Ну а потом-то? Зачем ему понадобилось говорить мне то, что я в глубине души всегда знал сам, но с чем просто не смог бы жить? Неужели он хотел, чтобы я что-то понял перед смертью? О чём-то пожалел, за что-то возблагодарил Единого?.. - Лукас ощутил мимолётное восхищение - и укол вины за то, что все эти годы считал Дерека лицемером, тогда как тот был истинным патрицианцем, во всём, чего ни касалась его рука. - Проклятье, старый болван, ты меня чуть было не обратил, - подумал Лукас и едва не расхохотался. - Только самую малость опоздал. Я обратился уже без твоей помощи".
В большом проходном зале храма на него снова напали - теперь в открытую. До выхода оставалось совсем недалеко, и Лукас без стеснения прорубился сквозь нападающих, хотя уже у самых ворот его едва не прижали к стене. Но он умел драться, если хотел, и Дерек об этом знал. По большому счёту, достаточно было приказать запереть ворота и никого не выпускать из храма, но то ли приказ не успели передать, то ли Дерек дал Лукасу ещё один шанс. В своём патрицианском милосердии он вполне мог быть на это способен… хотя Лукас и не был в этом уверен до конца.
Дерек сказал, что Лукас не понимает людей, и был совершенно прав. Он действительно их не понимал.
Заварушка, которую ему пришлось устроить во дворе, чтобы прорваться к воротам, была принята за обычную давку и охотно поддержана толпой. На самом деле ему здорово помогли молодчики из первых рядов, ещё не до конца остывшие от запала недавнего бунта и с радостным воем кинувшиеся на выручку человеку, прорывавшему сквозь патрицианское оцепление. Их, видимо, не смутил тот факт, что человек рвался из храма, тогда как изнывавшая от многочасового ожидания чернь хотела войти внутрь, - и вопли "Бей патрицианцев!" разнеслись над толпой со скоростью песчинки, подхваченной ураганом. К тому времени, когда Лукас выбрался из толпы и оказался на другом конце площади, очередь превратилась в побоище: люди орали, размахивали руками и наседали на оцепление, сминая передние ряды, которые уже увлечённо избивали рыцарей. Те рубили смутьянов на куски, но всеобщего оживления это нисколько не снижало. Лукас прошёл три квартала, прежде чем ор от храмовой площади немного поутих. "Всё-таки поторопились вы с массовыми собраниями, Дерек. Стодневного Хаоса, может, и не случится, но один Единый ведает, что завтра вытворит эта толпа, если у Священного Круга что-то пойдёт не так…
А там непременно что-то пойдёт не так. Это я тебе обещаю".
Люди, привлечённые шумом, со всего города бежали на храмовую площадь. Кое-где затевались драки с патрулями - добираясь до Старой Таймены, Лукас неоднократно переступал через трупы. Лавки и жилые дома поспешно закрывались - народ ещё слишком живо помнил недавние погромы. Люд на улицах ругался и толкался, несколько раз Лукасу приходилось прижиматься к стене, чтобы его не сшибли с ног. "О Единый, - подумал Лукас раскаянно, - и вся эта суматоха из-за меня одного". Впрочем, никто толком не знал, что случилось, но город превратился в клок разлохмаченной пакли, готовой вспыхнуть от любой искры. И он ведь вовсе ненарочно её высек. Нарочно он это сделает завтра.
Чем дольше Лукас думал, тем больше понимал, что у него нет другого выхода. Он не для того оставил Марвина в живых, не для того отдал ему Ив, не для того переломал всё, в чём был так радостно, так спокойно уверен, чтобы мальчишку теперь выследили и удавили. "Нет, - яростно думал Лукас, - нет, я сам сто раз мог тебя удавить, и если не я, так никто не вправе тебя уничтожить, мой маленький Балендорский Щенок. И если я так и не смог поймать тебя, то теперь я поймаю разом их всех - Дерека, магистрат, королевских ищеек, всю эту Ледорубову свору, которая сейчас идёт по моим и по твоим следам. По нашим следам, мой мальчик. Они не Птицеловы, нет, обычные псы. И мы вместе от них уйдём. После того, что я скажу в Священном Круге, они не посмеют тронуть тебя. Потому что Дерек прав, патрицианцы всегда предпочитают меньшее из двух зол".
Ноги месили грязь, дома вокруг были деревянными - он оказался в старой части города. У Лукаса здесь была одна нора, о которой не знал даже Дерек, - во всяком случае, Лукас на это очень надеялся. Знакомый костоправ, когда-то залечивший Лукасу разорванное лёгкое, теперь прозябал и держал грязную богадельню в трущобах. Он без лишних вопросов предоставил Лукасу свой погреб, кишевший крысами и блохами. Лукас всего раз или два пережидал здесь особо неприятные моменты своей жизни, и не уставал поражаться, как это человек, живущий в таком гадюшнике, умудрялся не просто быть лекарем, но и изредка спасать чью-то жизнь. Он даже спросил об этом старого приятеля, и тот, как обычно, загоготал, показав два ряда гнилых зубов, и ответил, что никакой он, к бесу, не лекарь, просто Единый порой водит его грязными кривыми руками. Лукас был вынужден признать, что никогда не смотрел на дело с такой стороны.
Он подстелил плащ на старые мешки и уснул сидя. Несколько раз просыпался с полной уверенностью, что надо немедленно мчаться в Мекмиллен и предупредить Марвина, но мгновенно понимал, что времени на это нет, и снова засыпал со спокойствием обречённого. Ему снилась Ив и сын, которого у них никогда не было, и во сне у этого сына были глаза девушки, которую он знал под именем Рысь, а Ив обволакивал запах свежего кофе. Когда Лукас проснулся, его лицо было мокрым. Он решил, что это пот, и тщательно отёр его, а потом снова уснул.
Хозяин разбудил его следующим утром и с восторгом принял кошелёк в уплату за ночлег. Лукас хлопнул его по плечу и пожелал дальнейшей удачи в исполнении воли Единого, а потом отправился к Священному Кругу.
День был просто изумителен, город кипел от восторга и предвкушения, и кровь на плитах мостовой ничуть не омрачала этой радости - скорее, придавала ей оттенок буйного, свирепого веселья. Лукас искренне пожалел, что Марвина здесь нет - такая атмосфера ему наверняка пришлась бы по душе. Женщины деловито развешивали на ставнях побеги молодых ветвей и разноцветные ленты, мужчины песнями славили Единого и короля, и многие из них потрясали топорами в знак весомости своих слов. Вчерашнее волнение было быстро подавлено и только укрепило всех в уверенности, что ныне свершится нечто великое. Патрулей стало ещё больше, но и их люди встречали восхвалениями Единого, и рыцари отвечали им тем же. Город чувствовал, что вступает в новый день, и приветствовал его, без малейших сомнений проносясь над телами погибших вчера. Недовольство мешалось с предвкушением, недоверие - с надеждой.
"Господи, - подумал Лукас, - какую никчемную жизнь я прожил".
У входа в амфитеатр Священного Круга ему пришлось задержаться. Он не мог использовать свой пропуск - его сразу бы схватили. Поэтому пришлось оглушить одного из горожан, топтавшегося поближе к тёмному переулку. Во всеобщей суматохе и толчее этого никто не заметил, а если и так, то не удивился - подобное сегодня случалось повсюду. Каждому хотелось полюбоваться на королеву-регентшу и нового короля, услышать, как узаконят их права, и в высших кругах Хандл-Тера снова воцарится справедливость - а коль она есть там, наверху, так, может, и до нас когда дойдёт? Об этом говорили все, и Лукас внезапно понял, чего собирается их лишить, но не ощутил угрызений совести. С чего бы? Он ведь и прежде никогда их не ощущал.
Амфитеатр был забит до отказа, несмотря на то, что по меньшей мере сотня патрицианцев следила за входами и выходами, строжайше проверяя пропуска и отнимая любое оружие, которое пытались пронести зрители. Повторения вчерашней сцены у храма Первопрестола можно было не опасаться - страх народа перед Священным Кругом был столь же силён, как и благоговение, гнавшее сюда всю эту дикую толпу в тёплый весенний день. Лукас безропотно отдал обыскавшему его стражнику меч и кинжал и занял место в средних рядах, хотя ему и пришлось по дороге свернуть несколько шей. Впрочем, будь народ внутри настроен так же, как снаружи, ему бы и это не удалось. Но вблизи Круга люди значительно присмирели, и всего за четверть часа Лукас протолкался наконец на место, с которого всё было видно как на ладони.
Священный Круг, до блеска отполированный и сиявший под открытым небом, пустовал. Солнечные лучи ярко сверкали на поверхности святой воды. К Кругу вело четыре дорожки, высыпанные белым гравием, и в конце одной из них высилась арка, увитая плющом - символом дома Артенитов. Через эту арку войдёт королева, держа на руках своего венценосного племянника. Первые ряды амфитеатра, предназначенные для членов магистрата и представителей обоих Советов, пока были пусты, но вскоре тоже начали заполняться людьми, неторопливо и чопорно рассаживающимися по своим местам. Только королевская ложа пустовала, но её тоже увили плющом, и народ воспринял это как добрый знак. Среди патрицианцев Лукас увидел Дерека, хотя и не сразу его узнал - он выглядел таким же умиротворённо-бесстрастным, как и его братья по ордену, и походил на каждого из них, будто близнец.
С появлением знати гул в верхних рядах понемногу стихал, напряжение нарастало, и, когда солнце достигло зенита, толпу охватило почти полное молчание.
- Ох, - тихо выдохнула празднично разодетая горожанка, сидевшая слева от Лукаса, - как она прекрасна!
Лукас взглянул вниз и увидел у арки Ольвен. Патрицианцы постарались на славу. Лукас не знал, что за епитимью она исполняла, но вид у неё был измождённый и одухотворённый одновременно. Она шла босая, являя смирение - регентша, но не королева, - тогда как крохотные ножки короля-младенца на её руках были обуты в бархатные башмачки. На Ольвен было простое прямое платье цветов Артенитов, волосы, как положено вдове, распущены по плечам. Под благоговейный вздох толпы она подошла к мраморной плите и ступила в Священный Круг. Потом она долго и многословно клялась в преданности Единому и его законному ставленнику в Хандл-Тере, а люди вокруг Лукаса молились вслух и плакали, призывая на неё все возможные благословения. Когда Ольвен отпила из чаши святой воды, почётный круг рыцарей-патрицианцев могуче грянул священный гимн, а толпа завопила от восторга. Ольвен испила святой воды, и Священный Круг не свалил её замертво, стало быть, власть по-прежнему свято блюдёт волю Божию. Долго ли это ещё будет так важно для них, думал Лукас, если уже сейчас они боятся признаваться вслух, что им случалось усомниться в этом?..
Радостное буйство, к которому присоединились и вопли из-за внешней стены - слух о том, что регентша прошла испытание Круга, мгновенно донёсся до ожидавших снаружи, - длилось несколько минут, а затем началась долгая и утомительная череда ритуалов, закрепляющих за Ольвен права регента. Лукас не смотрел на неё, взглядом выискивая наиболее надёжный путь вниз. Он не очень удачно сел: ложи магистрата находились прямо под ним, и было очень трудно пробраться вниз, оставшись незамеченным - тем более что Дерек наверняка ждёт от него подобной выходки. Впрочем, яда в святой воде нет - он в этом только что убедился. А ведь жаль… Лукас не успел довести мысль до конца.
- …и если среди вас, собравшихся в этот счастливый день, есть тот, кто желает присягнуть либо свидетельствовать, то пусть сделает это ныне, с благоволения Единого!
Вслед за этими словами, обязательно произносившимися после каждого официального свидетельства в Круге, установилась гробовая тишина. После всеобщего гвалта она оглушала, и Лукас почувствовал, будто всё происходящее - сон, от которого он когда-то решил не просыпаться… раз и навсегда решил. А решений своих он не менял.
- Я хочу свидетельствовать перед Единым!
Он никогда не кричал так громко, и ему заложило уши от собственно крика. Горожанка, сидевшая рядом с ним, шарахнулась и что-то прошептала - он не слышал, что, но на её лице читалось восхищение. Патрицианец-распорядитель пристально посмотрел в его сторону. Похоже, он был предупреждён. После мимолётного колебания его рука взметнулась вперёд и вверх.
- Так спустись же и свидетельствуй, человек! - провозгласил он, и в следующее мгновение десятки рук подхватили Лукаса и понесли над людским морем вниз, держа крепко и бережно, не давая ни шелохнуться, ни упасть. И на долю мгновения, ощущая тысячи прикосновений, сменявшихся ежесекундно, и глядя, как стремительно приближается блестящая каменная плита, Лукас ощутил такой ужас, какого никогда прежде не ведал. Он не мог остановиться и не мог погибнуть - это было не в воле Лукаса, а в воле того, кто сейчас нёс его тысячей человеческих рук, нёс навстречу его собственному выбору… если только это действительно был его выбор.
Он очнулся, стоя на дорожке из белого гравия лицом к трибунам, утопая в лавине приветственного гула. "Как на турнире", - подумал Лукас. Как будто он уже победил. Выбил Марвина Фостейна из седла… и получил от него удар в спину, и выжил, доказав, что предательством победить невозможно.
Сейчас он собирался доказать то же самое.
Лукас твёрдым шагом пересёк площадь и ступил в круг. Крики понемногу смолкли.
Он поднял голову и увидел Дерека.
Преподобный магистр Айберри сидел во втором ряду, скрестив руки на груди и неотрывно глядя на него. Ему стоило шевельнуть рукой, и Лукаса насадили бы на десять пик разом, но он не мог этого сделать на глазах у толпы, которая ждала пикантного дополнения к только что увиденному представлению. Но это сейчас - а после того, как я отопью из чаши, они с одинаковым восторгом примут и мой триумф, и мою смерть…
"А остальные умрут, не успев раскрыть рта", - так ты сказал, Дерек?..
И неожиданно он всё понял.