- Я тебя чем-то обидел? - бесхитростно спросил он.
Вилма вздрогнула, но головы не подняла. Только повторила:
- Госпожа зовёт тебя. Она у себя, - и, к вящему изумлению Адриана, стрелой вылетела из комнаты.
Помедлив, Адриан вышел. Пламя свечи потянулось за ним вслед.
Идя по коридору к опочивальне Алекзайн, он в который раз подумал о том, до чего тёмен и пуст этот дом. И в который раз озадачился, почему у леди так мало слуг. И в который раз решил, что это не его дело. И в который раз задал себе вопрос, как долго он ещё собирается здесь оставаться…
И в который раз не смог ответить.
Она не гнала его. Но и не предлагала остаться. Разговоров про мор и его предназначение больше не заводила, чему Адриан был несказанно рад. Он вообще редко её видел. Она почти не выходила из дома и из своей спальни, лишь изредка Адриан видел её в гостином зале внизу, у камина, с книгой или шитьём. Шила она сорочку из синего шёлка, одну и ту же, и книгу читала одну и ту же, всегда на одной и той же странице. Адриан теперь знал, что это "Вечное Слово Гилас", Песнь об изгнании Яноны. Адриан когда-то знал эту песнь наизусть, хотя любимая дочь Молога пугала его, пожалуй, больше остальных тёмных богов.
Осмелев, он как-то спросил Алекзайн, неужели ей так нравится эта Песнь, что она читает её снова и снова. Та лишь улыбнулась в ответ, как делала очень часто, и он не стал повторять вопрос. Он вообще чувствовал нутром, что задавать ей слишком много вопросов опасно - хотя это и был нелепый страх, ведь она вовсе не желала ему зла. Иногда Адриану казалось, что, если бы он остался с ней навсегда, она так и улыбалась бы ему уголками губ, положив пальцы на страницу с Песнью об изгнании Яноны, и что, когда бы он умер рядом с ней от старости, она, ничуть не изменившаяся, сидела бы всё так же и через сто, и через тысячу лет.
Он подумал об этом снова, занеся руку над ручкой двери в её спальню. Рука повисла в воздухе, медленно сжалась в кулак. Сглотнув от неясного, но мучительно тревожного предчувствия, Адриан негромко постучал.
С другой стороны двери не раздалось ни звука.
- Миледи? - он постучал снова. - Миледи, вы здесь?
Она не отвечала. Он собрался с духом и толкнул дверь.
И вспомнил отчего-то Вилму - низко опустившую голову Вилму, Вилму, не смотревшую ему в глаза, - когда дверь открылась.
Спальня была пуста. Кровать застелена. Свет не горел. Дождь хлестал в раскрытое окно.
- Миледи?..
Он услышал то, что сперва принял за шум дождя - и через мгновение понял, что это плеск воды в купальне, находившейся за небольшой дверью в южной стене. Дверь была приоткрыта.
С побелевшими, пересохшими губами и застывшим лицом Адриан переступил порог.
Она сидела в воде и смотрела на него снизу вверх. Распущенные волосы плавали по поверхности воды, поблескивавшей в пламени свечей. За окном вновь громыхнуло, вспышка молнии осветила купальню - и лицо Алекзайн, обращённое к Адриану.
- Подойди.
Он подошёл на негнущихся ногах, ничего не видя, кроме её покатых белых плеч, блестевших на свету, и холмиков грудей, вздымавшихся над водой. Адриан почувствовал, что ногам стало мокро, и только тогда понял, что стоит на самом краю круглого бассейна. Алекзайн шевельнулась, выпрямляя ноги в воде. К мраморным краям бассейна пошла рябь.
- Я хочу поговорить с тобой.
Волосы вились в мутной воде, словно чёрные и красные змеи. Тонкая, как ветка, рука скользнула под водой, пряди зашевелились, обвивая пальцы.
- Когда ты собираешься отправиться, Адриан?
- Отправиться? - еле выговорил он.
- Да. Время идёт. И мор не станет ждать. Когда ты отправишься?
- Куда? - совершенно не соображая, о чём она говорит, хрипло спросил Адриан.
- В Сотелсхейм, - ответила леди Алекзайн и стремительно перевернулась в воде, хлестнув руками и волосами по её дрожащей глади. Тёплая волна обдала ноги Адриана до колен. Алекзайн медленно приняла прежнюю позу и легла на спину. Несколько мгновений Адриан видел маленькие пальчики на её ногах и тёмные соски, прежде чем они ушли под воду.
- В Сотелсхейм, - повторила Алекзайн, и он заставил себя перевести взгляд на её лицо, такое же серьёзное и спокойное, как и тогда, когда она сидела у окна, придерживая рукой раскрытую книгу. - Я понимаю, как тебе страшно. Я понимаю, ты не знаешь, с чего начать. Ты боишься. И это верно. Ты будешь бояться, пока не сделаешь, и пока не увидишь последствий того, что сделал. А потом страх уйдёт.
"Когда я вижу последствия, я боюсь ещё больше!" - крикнул бы он, если бы её кожа не золотилась в свете свечей, если бы отблески молнии не отражались в её зрачках, если бы вода не пахла так, словно в ней совершила омовение сама Гилас.
Не понимая и не помня, что она спросила и что нужно ответить, Адриан сказал:
- Да, миледи.
- Когда ты отправишься в Сотелсхейм, Адриан?
- Завтра… Сейчас. Когда вы прикажете.
Лёгкий смех, смешанный с плеском воды. Она перевернулась на живот и поплыла к нему, раздвигая воду сильными широкими гребками. Вода дрожала, свет преломлялся сквозь рябь и посылал цветные переливы по её обнажённой коже. Белая рука ухватилась за мраморный бортик бассейна. Сильным всплеском залило ближайшие свечи.
- Я рада, что ты решился, - мягко сказала Алекзайн. Её подбородок и правая рука лежали на скользком от воды мраморе у ног Адриана. Ему вдруг отчаянно захотелось сбросить обувь - до такой степени, что он ощутил нестерпимый зуд в ступнях, будто не мыл их целый год или страдал от лишая. Он нервно перебрал ногами, словно взволнованный жеребец. Алекзайн смотрела на него без улыбки.
- Не бойся. Я не оставлю тебя, - сказала его леди и одним медленным, бесконечно долгим движением выпрямилась, открыв ему своё тело, с которого потоком низвергалась золотая вода. Потом протянула руку ладонью вверх, и Адриан смотрел, и смотрел, и смотрел на её пальцы, ладонь, предплечье, сгиб локтя, ключицу, впадинку между ключицами, впадинку между грудями, груди, живот, впадинку на животе, треугольник тёмных зарослей ниже впадинки…
Он думал, что умрёт, он думал, что уже умер. И умер. И понял это, только когда жаркая волна опрокинула и спалила его лицо, а в штанах стало мокро.
- Дай мне полотенце, - сказала его леди.
Адриан шагнул назад, поскользнулся и едва не упал. Не глядя нащупал мягкую ткань, ткнул её в протянутую ладонь и ринулся прочь из купальни, на пороге снова поскользнувшись и больно приложившись плечом о каменную стену. Он не оглядывался. Он был мёртв. Мёртвые не смотрят по сторонам.
С грохотом захлопнув за собой дверь, он оказался в спальне и секунду стоял, шатаясь и вцепившись зубами в кулак. Блаженная нега разливалась по животу с той же силой, что и краска по лицу, и влага - по бёдрам. Ему хотелось плакать от стыда, отчаяния и вожделения, такого сильного, такого бурного, какого он не испытывал ни разу в жизни, даже когда подглядывал за дворовыми девушками в бане… От этого сравнения, так гнусно осквернявшего её чистую красоту, ему немедленно захотелось убить себя. Он глухо застонал, сжимая зубы крепче, и, глотнув, ощутил на языке привкус крови. С хриплым вздохом Адриан выпустил кулак изо рта и кинулся к дверям. Она сейчас оденется и выйдет. Он не мог видеть её. Он не имел права видеть её.
Он толкнул дверь, задыхаясь, шагнул на порог, сделал несколько заплетающихся шагов, потом опрометью кинулся по коридору. У самой лестницы остановился, тяжело дыша, - и увидел худую фигурку на верхних ступеньках, прямо перед собой. И почувствовал руки. Маленькие, но грубые, торопливые, но решительные, неловкие, но такие нежные - эти руки схватили его плечи, потом лицо, потом вплелись в волосы и уже не захотели отпускать. И от хриплого, срывающегося дыхания на своей коже Адриан чувствовал, как огонь и отчаяние нахлынули на него снова - однако теперь он, кажется, знал, что с ними делать. С ней - он знал.
Он сразу и без труда нашёл губами её крупный, некрасивый рот с мелкими зубками и жадным языком. Он впервые в жизни целовал женщину, впервые в жизни держал в ладонях упругое горячее тело. Впервые в жизни брал не то, чего жаждал, а то, что ему предложили взамен.
Впервые - но далеко не в последний раз.
Когда она обхватила его за пояс и потащила по коридору, он не стал спорить. Он даже не перестал её целовать. Только на пороге своей спальни подхватил на руки и, ногой распахнув дверь, внёс свою добычу и бросил на постель. Она разорвала на себе лиф прежде, чем он успел сделать это сам. Гром гремел над утёсом, выл ветер, швыряя на скалы чёрную воду, молния озаряла почерневшее небо синими сполохами, и в этих сполохах разные глаза Вилмы вспыхивали и гасли, прежде чем Адриан успевал в них заглянуть.
Он просыпался за ночь дважды. В первый раз она ещё лежала рядом с ним, забросив руку ему на грудь. Адриан сонно поцеловал её во взъерошенную макушку и инстинктивно прижался крепче. Даже в дрёме он чувствовал крепкий, сочный запах пота Вилмы и исходящее от неё тепло.
Когда он открыл глаза в следующий раз, его рука лежала поверх простыни, обнимая пустоту. Давно рассвело, после вчерашнего ненастья наступило ясное и солнечное утро. Окно было раскрыто, и большая белая птица сидела на подоконнике, внимательно глядя на Адриана круглым глупым глазом. Встретив его взгляд, птица издала гортанный крик и сорвалась в небо.
Адриан моргнул. Потом снова. Потом медленно подтянул к себе руку, сгребая покрывало, ещё казавшееся тёплым. И почти непроизвольно ткнулся носом в пахучие складки.
Именно в этот миг он проснулся окончательно.
Подскочив, будто на иглах, Адриан резко сел и оглядел своё обнажённое тело и постель. И то и другое носило явственные следы того, что прошлая ночь ему не приснилась и не привиделась. Перед мысленным взглядом Адриана мелькнули губы Вилмы, приоткрытые в беззвучном стоне, её полные, по-взрослому налитые груди - и, немедленно за этим, груди Алекзайн с тёмными вишнями сосков, блестящие от воды…
Адриан сгорбился и закрыл лицо руками. Его била дрожь.
"О Милосердный Гвидре, - думал он. - Вот так вот. Моя первая женщина".
Вспомнив то, что любой порядочный и благородный человек забывать не имеет права, Адриан снова вскинулся и стал торопливо перетряхивать простыни и покрывала. Однако как ни тщился, нигде не нашёл ничего, напоминающего пятна крови.
"А вот я у неё, судя по всему, не первый", - мрачно подумал он. Потом встал и без особой надежды заглянул в бадью для умывания. К его немалому удивлению, она оказалась полна. Вода была ещё тёплой.
"Она принесла воду, пока я спал", - подумал Адриан и ощутил что-то, совершенно ему незнакомое. Это не было благодарностью, не было страстью, - но в то же время было всем сразу и ещё чем-то бульшим.
- Не надо было, - пробормотал он, забираясь в бадью.
Наскоро вымывшись, Адриан оделся, придирчиво осмотрел своё отражение в медном зеркале, висевшем на стене, несколько раз провёл рукой по волосам, пытаясь придать им вид поприличнее, и пружинистой походкой вышел из комнаты. Где-то на середине коридора принялся насвистывать - настроение у него улучшалось с каждым шагом.
"Интересно, где она сейчас может быть? - размышлял он, спускаясь - вернее, вполне по-мальчишески сбегая - по лестнице. - На кухне, небось… только бы в деревню с поручениями не услали". Мысль, что он может не увидеть её несколько часов, неожиданно сделалась дьявольски неприятной.
На кухне не было ни Вилмы, ни Гилберта - но над огнём покачивался котёл, в котором весьма аппетитно пыхтело и булькало. Сглотнув слюну, Адриан прошёл через кухню на задний двор, намереваясь либо разыскать Вилму там, либо найти того, кто скажет ему, где она. Даже если и в деревне - что ж, он вполне может сбегать в деревню и встретить её на обратном пути…
Ещё не выйдя из кухни, Адриан услышал мерный протяжный свист - Гилберт всё-таки возился с чем-то во дворе. Дверь кухни была приоткрыта. Адриан толкнул её и шагнул во двор.
- Гилберт, а где…
Слова замерли вместе с ногой, занесённой над порогом.
Вилма стояла у конюшни, низко опустив голову между руками, заведёнными над головой и привязанными вожжами к столбу ближайшего загона. Сорочка на ней была разорвана до пояса, и плеть в руке Гилберта хладнокровно и размеренно охаживала её по обнажённой спине. Адриан тупо смотрел на эту спину, вспоминая, как покрывал её поцелуями, мелкими и быстрыми, словно прикосновения бабочки. Теперь там, где совсем недавно прикасались его губы, алели глубокие царапины, из которых обильно сочилась кровь. Гилберт стоял, уперев ноги в землю, неподвижный, как стена, и лишь его правая рука ловко и стремительно двигалась туда-сюда, с каждым ударом всё больше расцвечивая чудовищный узор на спине первой женщины Адриана.
А он стоял и смотрел на это. Стоял и смотрел.
- Не сметь!!!
Он понял, что это его голос, только когда сорвался на петушиный крик. Гилберт чуть повернул голову, приостановился на миг. Не тратя больше бесполезных слов, Адриан кинулся вперёд и повис на его предплечье, силясь вырвать плеть из сжатого кулака. Гилберт был здоровым и крепко сбитым мужиком, одного его тычка было бы довольно, чтобы Адриан пролетел через весь двор и шмякнулся об ограду. Но он ничего не сделал, лишь стоял, глядя сверху вниз на мальчишку, в бессильной злобе пинавшего его по ляжкам.
- Пусти её! Мразь! Пошёл вон! Сейчас же!
- Приказ миледи, - коротко изрёк гигант наконец. Адриан, ничего не слыша и не видя от ярости, ещё несколько раз отчаянно, хотя и бессмысленно пнул его… и замер.
В наступившей тишине сдавленно всхлипнула Вилма.
- Что… что ты сказал?
- Он сказал, что выполняет мой приказ. И это действительно так.
Она была здесь.
Прекрасная, как рассвет, далёкая и недостижимая, как море под обрывом, непоколебимая, как скала над этим морем, в платье цвета морской волны, с рукавами белыми, как крылья птицы, чей взгляд Адриан встретил этим утром, Алекзайн стояла у ворот, теребя серебряный поясок, и смотрела на него. Он едва ли не впервые видел её при таком ярком свете, и видел теперь, что солнце придаёт чёрной половине её волос синеватый, а рыжей - красноватый отлив. А меж синим и красным ярко и ясно сияли фиолетовые очи, чистые, бездонные…
Одержимые.
Адриан подумал про её грудь. Про тёмные пятнышки сосков. И треугольник тёмных волос там… там, где у Вилмы было так…
Он с силой оттолкнул Гилберта - даже не заметив, что кучер покорно отступил в сторону, - и шагнул вперёд, не сознавая, что сжимает кулаки.
- За что? - хрипло спросил он. - За что?
- Она провинилась, - сказала леди Алекзайн голосом звонким и чистым, как капель. - В чём дело, Адриан Эвентри? Неужто в доме твоего отца никогда не наказывали провинившихся слуг?
Он промолчал, продолжая сверлить её взглядом. Она чуть-чуть улыбнулась и шевельнула пальцами, пропуская сквозь них поясок. Серебряные звенья тонко и мелодично зазвенели.
- К тому же отчего ты здесь? Ты должен собираться в дорогу.
- В дорогу, - эхом повторил Адриан.
Она кивнула, не отпуская его взгляда.
- Конечно. Завтра ты отправляешься в Сотелсхейм. Неужто ты уже забыл, что обещал мне вчера?
Вчера… о, нет. Он не забыл. Он никогда не забудет это вчера.
Золотистая рябь на белоснежной плоти, чёрные и красные змеи, сплетающиеся в воде…
…его пальцы и пальцы Вилмы, сплетающиеся во мраке.
- Отпустите её.
- Что ж, пусть, раз ты просишь, - сказала леди Алекзайн равнодушно. - Она уже довольно наказана. Гилберт, можешь отвязать её.
Гилберт шагнул вперёд, но Адриан остановил его уничтожающим взглядом и кинулся к обвисшей на путах девушке. Вожжи были затянуты туго, и Адриану пришлось приложить немалые усилия, чтобы растянуть узел, но он справился. Тело Вилмы осело ему на руки. Он подхватил её, размазывая кровь по своей сорочке, и Вилма вздрогнула и застонала, мотая головой. Адриан перехватил её пониже, стараясь не касаться ран, поднял на руки. Её кожа горела, как прошлой ночью, но сама Вилма отчего-то казалась намного более тяжёлой, чем когда он вносил её в свою спальню…
Он снова внёс её в свою спальню, но на сей раз бережно уложил на кровати животом вниз. Откинул с её спины длинные спутанные волосы и с болью посмотрел на иссечённую спину. Вилма застонала снова и ткнулась лицом в подушку. Адриан заозирался в поисках чистой ткани, потом отодрал длинный лоскут от простыни, на которой четверть часа назад тщетно выискивал кровь Вилмы. Теперь на нём было довольно её крови. Смочив ткань в воде, Адриан неумело, но как мог аккуратно и старательно промыл раны на её спине. Она ворочалась, стонала и вздрагивала, а он закусывал губу, изо всех сил сдерживая глупые и злые слёзы, так и норовившие навернуться на глаза. Он не понимал. Совсем ничего уже не понимал. Он был зол, и ему было страшно.
Вилма что-то сказала, и Адриан вскинулся:
- Что?
- Там у меня… - искусанные губы слушались плохо, но она закончила фразу: - Там в моей каморке сундучок деревянный… на полке… увидишь… там мазь есть. Возьми…
- Да! Да, конечно, только ты лежи! - выпалил Адриан и бегом ринулся вниз.
Он не знал, где находится каморка служанки, и принялся просто распахивать все двери подряд. В конце концов нашёл - в том, что по размеру могло быть скорее кладовкой, стояла узкая лежанка, над которой была прибита полка, где и находился означенный сундучок. Чтоб добраться до него, Адриан встал на лежанку с ногами, и она жалобно заскрипела под его весом - так же, как прошлой ночью скрипела кровать, когда он рвался вперёд, дальше и выше, и её колени стискивали его бёдра, толкая вперёд, торопя, снова и снова…
"Кого она толкала на этой лежанке до меня? - подумал Адриан. - Кого? Гилберта? Того приветливого мужика из деревни? Или, может, всех приветливых мужиков из деревни?"
…Белое тело в золотистой воде, неприступное и прекрасное, как скала, манящее и опасное, как обрыв, недоступное никому… тот лекарь, шарлатан, всего лишь читал книгу…
Такая чистая, бесконечно чистая, бесхитростная до того, что кажется бесстыжей, а на деле - слишком невинная, чтобы стыдиться своей наготы и скрывать свою красоту. Жестокая и равнодушная в том, что касается мелочей, созданная для большего, созданная для высшего… "Для меня, - подумал Адриан и зажмурился до боли в глазах. - Для меня. Если я остановлю чёрную оспу".
Его пальцы вслепую нащупали банку с мазью.
Он вернулся в спальню. Вилма лежала в той же позе, в которой он её оставил. Кровь снова проступила из раны. Адриан опять промыл их, а потом осторожно нанёс мазь - почти точно теми же движениями, что гладил вчера её кожу. И Вилма вздрагивала под его руками, как и вчера.
- Тебе очень больно? - спросил Адриан после долго молчания.
Она повернула голову так, что он мог видеть краешек её лица под спутанными волосами, и слабо улыбнулась - как ему показалось, с горечью и злостью.
- Не очень.
- Что ты сделала? - запальчиво спросил Адриан, вспоминая, что она служанка, что она пришла вчера за ним, пока её госпожа в купальне, что она поджидала его потом на лестнице, что пружины на её лежанке скрипят и стонут… - Ну, что натворила? Украла что-нибудь? Потеряла овцу? Нагрубила миледи? Ну, что?
Вилма прерывисто вздохнула и повернулась к нему.