– Без смазки металл ржавеет.
– Молчу, – Андрей Петрович еще не знал, что его очередная жизнь вскоре прервется; не знал он и другого: до самой смерти, до самого последнего порога в этой биографии ему не суждено было нейтрализовать причину, по которой ранним утром 11 июня Бойков ходил, говорил и думал как деревянный истукан, отчего так тосковал Бойков в ту субботу.
А воевода мысленно молился. Молитва его странным образом отличалась от "Отче наш" или иного чего-нибудь, всем христианам хорошо известного. Скорее, она напоминала слова Христовы о чаше, обращенные к Отцу небесному в печальный день...
– Что там у нас? Да, маньяк. И очень хорошо, что маньяк, а не цифровой демон и не прялка Мокоши, Господи, спаси и помилуй. Петрович, не хочешь ли еще разок среди бела дня повыворачивать из опоры Останкинской башни мокошину прелесть?
Взгляд у Симонова сделался холоден и отстранен. Далась же Кирюше та давняя промашка... А! Мальчик занимается педагогикой. Вот-вот. Того и гляди расскажет, что надо бы как следует сосредоточиться, что тут, прямо под носом, не один маньяк разгуливает, а еще и...
– У нас тут не один маньяк. У нас тут еще ведьмочка прямо под носом разгуливает. Да еще добрая сотня бесей, или что-то около того. И с ними, кажется, некто серьезный. Так что надо бы как следует сосредоточиться. Серьезная работа.
– У меня был черный лепесток на трансфераторе...
– Я полагаю, – с нажимом перебил его Бойков, – нам с мастером Свартольфом не простили разгрома их региональной сети. Только вот кое-что не вяжется.
Бойков задумчиво потер виски и неожиданно улыбнулся.
– Петрович, я запросил Светлый полк, они не знают, что за черный лепесток. Крыльями разводят: не знаем... Переслали запрос выше. Подожди, Петрович, прояснится. Моя голова не про то думает. Подожди. Моя голова думает вот про какое дело: все-таки концы с концами не сходятся, до чего странно они десантировали. Экзотический состав десанта. Рота бесей с каким-то темным магом. Скорее всего...
– Скорее всего это Февда со своими бубенцами. Он курирует Москву последние два века. И он очень серьезное существо.
– Думаешь, старый приятель? Кем он был в последний раз, когда мы встречались, Триста вторым, кажется? Оч-чень грамотно мы тогда разогнали его бомбистов из "Народной Грозы".
– Сто пятнадцать лет прошло. А он уже Пятидесятый. Всего за сто пятнадцать лет!
– Пятидесятый? Мы тоже не стоим на месте. О! Знаешь, все твои гримасы я давно изучил. Можешь не ворчать, я отношусь к нему с должным пиететом. Про уважение к противнику, кстати. Петрович, не выходи на порог с алюминиевой кружкой, из которой таким кофе пахнет. Лучше выйди с пачкой долларов, чтобы уж никаких сомнений: тут живет простой пенсионер. Ни у кого никаких сомнений.
– Я знал, кто за дверью.
– Прости. Глупости говорю.
– Эх вы, молодые.
– Эх вы, старичье. Давай я буду рассуждать, а ты меня остановишь там, где логика пойдет враскоряку. Полтора года назад мы лишили их сети. Следовательно, они должны рано или поздно ее восстановить. Виноват, попытаться восстановить. Логично?
– Логично.
– Операция крупная, таким делом мог заинтересоваться и сам Пятидесятый. Так?
– Так.
– Он должен был появиться здесь с батальоном гвардии, не меньше того, если я что-то понимаю в полевой тактике нечистой силы. А я понимаю. Любой ценой – но с элитой. Правдоподобно?
– Правдоподобно.
– Вместо этого – жалкие маньяк с ведьмой, тупорылые беси и неизвестно что, но устрашающее. Я вначале подумал: не эта ли черная страшилка – его элита? Тайный козырь. Но центр позиции все равно – Февда. А он даже не рядом. Он десантировал обособленно. Может ли случиться так, что они втащили сюда нечто действительно "тяжелое", какой-нибудь комбайн смерти, а все остальное мельтешение только для отвода глаз?
– Не хватает информации. И потом, не слишком ли роскошно отправлять в Срединный мир Пятидесятого – "для отвода глаз"?
– Тогда что?
– Есть одно соображение. Пересылка подразделений оттуда сюда дело очень сложное и дорогостоящее. Иногда происходят фатальные сбои.
– Не до такой же степени.
– Вспомни, чем был Тунгусский метеорит.
– Xas ert armaenus es вместо Cas ert amaenus esi? Глыба огня вместо стандартной энергетической подпитки? Возможно. Но тогда мы немного помогли ошибочке. На год их парализовало.
– Да ты знаешь ли, до какой степени "просветление" Будды – результат халтурной работы одного сельского колдуна? Кое-что смешал не в той пропорции, бедняга...
– А вот эту байку ты мне до сих пор не рассказывал, Петрович. Друг называется.
– Все когда-нибудь бывает в первый раз...
– ...как сказала Ева, открыв для себя критические дни.
– Ох уж эти мне твои шуточки. Жду не дождусь, когда тебя из воевод разжалуют за невоспитанность.
– Ты пробовал связаться с мастером Свартольфом? У него есть что-нибудь?
– Пробовал. Собирает дружину. Очень занят. Просит не беспокоить.
– Этот наглый, хилый, высокомерный и туповатый эльфишка занят? Я не ослышался?
– Это мудрое, могучее перворожденное существо занято. Ты не ослышался. Если бы он узнал что-нибудь важное, сообщил бы.
– Твои предложения?
– Вызвать Машу и втроем отправиться к этому черному... чуду-юду. Мы разберемся что к чему, как взять такого зверя, а там и дружина соберется, пойдем на бесей. Я не часто говорю о своем опыте. Но ты представляешь, какое разнообразие тьмы тут гуляло, скажем, за... тысячу лет до Конкордата. Я всего навидался. Черный лепесток – воистину что-то новое. Экзотика. А всякая экзотика опасна более прочего, поскольку непонятно, как и чем ей противодействовать. Трансфератор дает 28 оттенков, но черного нет ни в одной классификации. Я даже заглянул в глаголический бестиарий X века. Чего только там нет. А этого – нет. Начнем с него.
Помолчали. Бойков минуты две собирался с мыслями.
– Нет, Андрей Петрович. Тактика у нас будет совсем другая. Я сейчас займусь маньяком. Быстренько. А ты собирай дружину. Всех, кого сможешь. Каждый клинок на счету. Потом Маша. Ведьму тоже надо будет ликвидировать быстренько, мимоходом. Активизируем "неприкосновенный запас". Соединимся со Свартольфом, общими силами тряхнем бесей. И все придется делать очень, очень быстро. А черный лепесток – напоследок... – Бойков приправил голос теми неуловимыми специями, которыми владеют одно только прирожденные командиры. Добавил имя к отчеству Симонова: вышло официальнее, значительнее, соответственно моменту. Но три с лишним тысячи лет на службе у Творцовых инстанций давали витязю Симонову право на еще один вопрос и еще одну попытку кое-что понять, кое в чем утвердить свое мнение.
– Кирилл! Интуиция подсказывает мне, что черный лепесток опаснее всего прочего. Отчего ж не начать с него?
Тот помедлил.
– Таково мое решение. Выполняй!
Андрей Петрович много веков назад разучился воспринимать приказ как личное оскорбление. Сейчас он понял одно: ситуация намного хуже, чем ему казалось час назад. А час назад ему казалось – хуже некуда...
* * *
В одиннадцать утра московские окраины немноголюдны.
Бойков порадовался удаче. Маньячище, матерый кошмар полночный, воспринял его как жертву. Значит, можно будет обойтись без посторонних людей, никого не тревожить понапрасну. Кирилл "вел" объект метров за сто от себя, не выпуская из фокуса форсированного восприятия. На ловца и зверь бежит. Удобная пустынная улица. Бойков уселся на остановке, ни дать – ни взять простой ожидальщик троллейбуса.
Давешний "ключееж" висел у него на шее как экзотическое ожерелье: десятка три старинных ключей на золотой цепочке. Металлисты, новые русские и шизофреники как один принимали Бойкова за своего – стоило лишь раз глянуть на этот антик. Здоровались на улице. Кирилл выбрал один из ключей и присмотрелся к нему. Металл едва отсвечивал розовым. Магии вокруг двуногого кошмара было с гулькин нос. Только-только чтобы поддерживать в этом крупном мужском теле устойчивую склонность к безумию и душегубству. Совсем несложная программа, никакой защиты. Простая будет работа, всегда бы так.
Метров за двадцать до павильончика троллейбусной остановки маньячище заулыбался Бойкову, принялся кивать ему, как старому знакомому. Тот неспешно возился с настройкой Лезвия. Установил метров на десять, направил в сторону "знакомца" и подождал, пока тот сам не набежит на узкую плоскость тусклого света. Выключил подачу энергии, источник питания надо беречь, Боже упаси, сядет не вовремя... Отвернулся и зашагал прочь. Маньяк чудом удерживался на ногах еще мгновение. Потом Кирилл услышал шорох падающих кусков маньячьего тела и чавкающий звук. Он даже не обернулся: существа такого уровня имеют ноль шансов выжить, будучи разрезанными пополам. Маньяк-маньяк, с печки бряк.
– Минус один, – констатировал Бойков.
Веселые футболисты
11 июня, ночь, переходящая в утро
...Медвежка нес его на плечах как какой-нибудь мешок. Полковник истратил немного Силы на лечебную магию. На хорошую истинную лечебную магию, для которой тело – сырая глина, и не нужны никакие травы, заговоры, обереги... Он чувствовал себя как новенький, но с Мохнача слезать не стал. Экспедиция в Срединный мир началась не самым удачным образом и обещала непредсказуемый результат. Тысячи, десятки тысяч раз он бывал здесь после первой жизни, но редко дело начиналось столь скверно. Разве в ту пору, когда Творец шествовал по земле... Бесе, спаси и помилуй! Если бы Зеленому Колокольчику понадобился сеанс ясновидения, он разломил бы пополам один из бубенцов, вынул бы базальтовую мемфисскую пирамидку, положил бы ее себе на голову, сделал бы Большое Каре пассов Заниэля, сосредоточился бы и... узнал то, что и так знает: его ожидают неприятности, упырь ведает, какого еще калибра. Мягкая и ласковая шерсть медвежки оживляла воспоминания о полузабытых усладах детства и юности. Первая расчлененная женщина... Как давно это произошло в священном городе Ниппуре! Первая сожженная церковь... Епископ до самой гибели своей был уверен: простой голодный бунт.
Очень умиротворяет. Очень успокаивает.
Туннель, по которому двигалась команда Пятидесятого, оказался чрезвычайно комфортным. Он напоминал окаменевшую человеческую кишку со всеми ее многочисленными поворотами. И "кишка" окаменела грамотно, а то, бывало, стенки склеятся (если с двух сторон – то ты мертвец), или свод "потечет" (ощущение как среди оживших сталактитов), или слишком узко – хоть на четвереньках ползи. Словом, ненадежным бывает десантный коридор. Но тут – другое дело. Высота под два человеческих роста, все ровно, спокойно, иди не хочу.
Спереди топал Песья Глотка с десантным ключом, сзади Мортян подгонял пинками отстающих. Время в коридоре течет странным образом. Так что команда вышла через портал-2, или анальное отверстие, как зовет его солдатня, в глубокую темень. За полночь, к утру.
Полковник спрыгнул с мохначевых плеч, прошелся свеженькой походочкой. Все в порядке, силы восстановились. Зовет к себе младший командный состав. Зеленый Колокольчик собирался зайти к вызыванту, быстро разобраться с ним, а бесей направить на ловлю транспорта. Но не тут-то было.
Мортян – полковнику:
– Ваше Мракобесие! У меня в команде...
– У нас, сержант.
– Понял. Так точно. У вас в команде 26 новичков. Срединного мира не нюхали. По старой традиции им положено погулять самую малость. Разрешите распорядиться?
– Нет, сержант. Не стоит тратить время.
Дисциплинированный бес не мог и не умел задавать начальству вопросы, а уж тем более пререкаться с ним, когда руководящее указание высказано столь однозначно. Однако смириться с грубым попранием армейских устоев оказалось выше его сил. Сержант застыл перед Зеленым Колокольчиком, говорить ничего не говорит, глаза дыры высверливают... У бесей зрелого возраста иногда случается ступор. Особенно у обиженных бесей зрелого возраста. Хотя бы и у сержантов. И уж хотел развернуться Мортян, как вдруг слышит:
– Это еще что такое! – господин полковник поглядывает куда-то вбок.
Коты не умеют улыбаться. У них есть разнообразные способы подольститься или, скажем, просто выразить благоустроенное расположение духа, но улыбаться Творец их не научил. Люди из чистой самонадеянности считают себя монополистами в этой сфере. Но куда им до собак! Престарелый спаниель печальной улыбкой своей сообщит квалифицированному наблюдателю о тщете и шумной суетности мира намного больше, чем какой-нибудь философический профессор. Или, например, молодая овчарка, встречающая хозяина с радостными воплями: "А теперь – гулять!" Но рекордсмен, конечно, карликовый дог. Такие штуки умеют выделывать псы этой породы с нижней губой, что умилится и растает даже самое суровое сердце. Песья Глотка, еще только осваиваясь с новой внешностью после метаморфии, усвоил массу новых уникальных способностей. В том числе и эту. И вот она пошла в ход...
– Хозяин! Хозяин! Один раз – и все.
– Немедленно прекратить!
– Ну хозяин, разочек...
– Да херувим вас раздери, что за выражение... хм... лица... Да. Хм. Что за тон!
– Разочек, ну хозяин. Пожалуйста!
Стояла прекрасная теплая ночь. Беззвездное небо с яркой луной. Низенькие заборчики, тусклое электроосвещение, неровный, густо запыленный асфальт полого поднимается в горку... Вдалеке невидимая собака без конца выдает равномерные обоймы лая: семь раз гав! – и в самом конце срыв на хрипатое подвывание. Старая, совершенно обыкновенная улица, каких одиннадцать на дюжину в провинциальном Подмосковье. В одном ряду – дома разных калибров и возрастов – доперестроечные блочники, довоенные кирпичные с непременным крупно выведенным годом на торце и темные дореволюционные срубы. Заборы, пустыри, на углах облупившиеся носачи-гидранты. Травка таращится из щелей в разбитых тротуарах, лягушки соревнуются с пьяными всхлипами компанейских гитаристов, и одолевают, одолевают лягушачьи утробы... Надо бы дать расходному материалу расслабиться. В смысле, взбодриться. Чужую работу делают бесенята. Пусть хоть узнают и приятные стороны этой работы...
Так размышлял Пятидесятый, осознавая, конечно, что через час-другой проклятые московские дружины зашевелятся, объявят сбор, наутро жди боя. Если он хоть что-то понимает в полевой тактике витязей. А он понимает. Как не прикидывай, а времени в обрез. Взгляд его остановился на табличке с названием улицы: "Фонарная". Просто и изящно, даже как-то слишком изящно для провинции. Зеленый Колокольчик встрепенулся: если уж в такой глуши, среди такой серости, выскакивают фурункулы прекрасного, то ему-то наверное положено право на капризы. Чай не майоришка пехотный.
– Разо-очек...
Фокусы с губой, старательно проделываемые Песьей Глоткой, да мысль о капризах решили дело.
– Даю час. Вызывант живет в десятой. Оставьте его мне. Потом постройте своих охламонов на этом самом месте.
– Премного благодарны, Ваше мракобесие!
Мортян поставил бойцов в две шеренги. До ушей Зеленого Колокольчика долетали его слова... через час... хоть одна тупая башка... лично засуну... во-он тот дом... кроме квартиры десять... хоть один безмозглый упырь... огребет... вперед, ребята!
Беси дружно зацокали к дому. Полковник повернулся к Песьей Глотке и говорит тоном коллекционера:
– Этот ваш сержант – колоритнейшая фигура. Можно сказать, старая гвардия.
– Ну. Крутой бугор. Типа не обмылок какой-то, не чухан твердолобый.
– Можете присоединиться к боевым товарищам, лейтенант...
– Спас-сибо, Хозяин!
...На первом этаже нашлась замечательная квартирка: в двух комнатах жили мама-папа и три дочки. Всей компанией они пластали капусту на ленточки под закваску, сидя на кухне. Беси устроили свальный грех, потом особ женского пола нашинковали в мелочь конфискованными сечками, а отца семейства для разнообразия живьем пропустили через мясорубку. Ну, не совсем живьем, это он, конечно, поначалу трепыхался, а потом-то утих. Капустный бачок предъявили соседке с вежливым вопросом: "Это не вы вчера в трамвае оставили?" Та заикнулась было, ответить что-нибудь грозное, да как глянула, кто к ней пожаловал, так и села в коридоре – вся белая и язык отнялся. "Улю-лю!" – завопили беси и ворвались в квартиру. Муж соседкин сунулся было с охотничьим ружьем, да что чистой силе картечь, не опасней комариков. Чистую силу и винтовкой-то не испугаешь – все одно от шкуры пульки поотскакивают. Надели защитнику семьи и частной собственности бачок на голову и принялись пинать по нему копытами под крики "Инопланетянин! Инопланетянин! Шлем ему не давайте снять, а то из бластера прикончит!" Натешились вволю, облили мужика подсолнечным маслом, посолили и съели с капусткой.
В соседнем подъезде нашелся мрачный уголовник. Выбили ему дверь, засвистели разбойничьим посвистом... глядь! – выскакивает в трусах-майке, с заточкой. Кричит: "Порву, урроды!" Беси загоготали: "Молодец! Молодец!" – отобрали заточку и вырезали на уголовнике слова "порву уроды" на одиннадцати языках. Даже латынь пригодилась – нашелся ветеран, весь в шрамах, который помнил еще эту самую латынь.
Одну квартиру, правда, трогать не стали. Кто там живет столь богомольный, так и не поняли. Из-под двери шибануло такой верой в Иисуса Христа, что один молоденький рядовой бес, который полез было дверь вышибать, враз ошпарил обе ноги. Даже шкура слезла! Пришлось его использовать вместо тарана для другой двери на той же лестничной клетке – хоть какая-то польза от дурака. Выбили. А там старик со старухой век свой доживают. Она ему: "До конца дней всех этих басен религиозных знать не хотела..." А он ей: "Главное, что мы с тобой до самого смертного часа вместе прожили". Бесы вскричали: "О! О! Жених и невеста до гроба! Мы вам щас секс устроим!"– и пришили дедушкин член к бабушкиному лобку суровой ниткой.
Громила в десять локтей ростом, тролль Бартольд, ввалился к какому-то военному. Тот стоит в коридоре с пистолетом, глаза безумные. Бартольд потом рассказывал: "Ну, думаю, палить начнет. А он вместо этого и грит, мол, с Кандагара жду тебя, Карабек. Живым, мол, все равно меня не получишь. И – раз пулю себе в лоб. А и хрен с ним. Самоубийца. Все равно нашим будет".
Этажом ниже беси просто нажали звонок. Дверь открыл какой-то солидный дядька академической внешности. За ним жена стоит, сонными очами мигает. Видят же, что черти перед ним, что рыла адские, а все равно дядька спрашивает:
– Кто вы?
И жена из-за спины:
– Как вы смеете тревожить профессора Архангельского!
– Мы – чернобыльские мутанты, – пискнул новобранец из бывших людей с крысиными ушами и хвостом.