- И все-таки нельзя, чтобы это испортило нам праздник, - бодро сказала бабаня. - Давайте-ка закончим день как положено. По обычаю. Печеной картошечкой, пастилой и давнишними историями у костра. А кто старое помянет, тому глаз вон.
Маманя почувствовала, как над полем разворачивается веер внезапного облегчения. Едва чары (которых бабаня, кстати, и не думала насылать) рассеялись, ведьмы словно вновь вернулись к жизни. Спины распрямились, плечи расправились, и даже возникла небольшая толчея - всем хотелось поскорее добраться до своей седельной сумки, притороченной к помелу.
- Старый Гоппхутор отвалил мне целый мешок картошек, - похвалилась маманя, когда вокруг уже кипела оживленная беседа. - Пойду притащу. Сумеешь развести огонь, Эсме?
Внезапная перемена в атмосфере заставила ее поднять голову. Глаза бабани блестели в темноте.
Маманя, наученная горьким опытом, ничком кинулась на землю.
Рука бабани Громс-Хмурри мелькнула в воздухе словно комета. С пальцев с треском сорвалась искра.
Костер заполыхал. Синевато-белое пламя вырвалось из гущи аккуратно сложенных веток и танцуя устремилось к небу. Резкие тени превратили лес в гравюру. Пламя посрывало шляпы, перевернуло столы, соткало фигуры и замки, и сцены знаменитых сражений, и сплетенные в пожатии руки - и заплясало по кругу. Оно оставило на сетчатке глаз жгучие пурпурные отпечатки…
И унялось. И превратилось в обычный костер.
- На забывчивость я никогда не жаловалась, - буркнула бабаня.
На рассвете бабаня Громс-Хмурри и маманя Огг по щиколотку в тумане возвращались домой. Ночь в целом удалась. Маманя сказала:
- Нехорошо ты с ними обошлась.
- Да я ничего такого не сделала.
- Ну вот чего не сделала, то и нехорошо. Все равно как выдернуть из-под человека стул, когда он уже садится…
- Кто не смотрит, куда садится, тому и сидеть незачем, - огрызнулась бабаня.
В листве выбил короткую дробь один из тех очень недолгих ливней, какие возникают, когда несколько отдельных капель не хотят идти в ногу со всеми.
- Ну ладно, - не стала спорить маманя. - Но обошлась ты с ними круто.
- Верно, - согласилась бабаня.
- А поразмыслить, так и гнусно.
- Мгм.
Маманю пробрала дрожь. Мысли, промелькнувшие у нее в голове в те несколько первых мгновений, когда Пьюси завопил…
- Я тут ни при чем, - продолжала бабаня. - Я никому не внушала ничего такого, чего вы уже не внушили бы себе сами.
- Прости, Эсме.
- Да ладно.
- Вот только… Летиция не хотела тебя с грязью мешать, Эсме. Она, конечно, злыдня, и ума не большого, и любит покомандовать, но…
- Ты ведь меня с детства помнишь, так? - перебила бабаня. - Мы ведь с тобой прошли огонь, воду и медные трубы?
- Само собой, но…
- Но ты никогда не опускалась до всяких там "я говорю вам это как друг", верно?
Маманя помотала головой. Довод был веский. Ни один дружелюбно настроенный человек так не скажет.
- А кстати, какие такие радости сулит ведьмовство? - спросила бабаня. - Слово-то какое дурацкое!
- Без понятия, - отозвалась маманя. - Я, если честно, подалась в ведьмы ради ухажеров.
- Думаешь, я не знаю?
- А твой какой был интерес, Эсме? Бабаня остановилась и поглядела сперва на морозное небо, а потом вниз, на землю.
- Не знаю, - наконец призналась она. - Наверное, такой же.
То-то и оно, подумала маманя. Возле бабаниной лачуги они спугнули оленя. У черной двери красовалась аккуратно сложенная поленница, а на парадных ступеньках лежали два мешка. В одном была большая головка сыра.
- Похоже, тут побывали Гоппхутор с Цыппингом, - заметила маманя.
- Хм. - Бабаня поглядела на испещренный старательными каракулями листок, прикрепленный ко второму мешку: "Любезная Хозяйка Громсъ-Хмурри, буду весьма признателен, если Вы дозволите мне назвать этот самоновейший призовой Сортъ "Эсме Громсъ-Хмурри". Ваш уповающий на доброе Здравие Перси Гоппхуторъ". Так-так. Интересно, кто это его надоумил?
- И не представляю, - сказала маманя.
- Я так и думала.
Бабаня с подозрением принюхалась, развязала мешок и вытащила оттуда Эсме Громс-Хмурри.
Округлую, слегка приплюснутую с одного конца и заостренную с другого… Луковица!
Маманя Огг сглотнула.
- Я же велела ему не…
- Что-что?
- Так… ничего…
Бабаня Громс-Хмурри вертела луковицу в пальцах, а мир в лице мамани Огг ждал, пока вершилась его судьба. Но вот бабаня как будто пришла к решению, которое ее вполне устраивало.
- Очень нужный овощ - лук, - промолвила она наконец. - Крепкий. Злой.
- Для организма полезный, - подхватила маманя.
- Хорошо хранится. Придает вкус.
- Пикантный и распаляющий, - брякнула маманя, от громадного облегчения теряя нить рассуждении и запутываясь в эпитетах. - С сыром - пальчики оближешь…
- Не стоит заходить так далеко, - остудила ее пыл бабаня, бережно убирая луковицу в мешок. Тон был почти дружелюбный. - Не зайдешь попить чайку, Гита?
- Э… мне вообще-то пора…
- Ну ладно.
Бабаня стала затворять черный ход, но вдруг вновь приоткрыла дверь. Маманя увидела в щелку внимательный синий глаз.
- А все-таки я была права, - заметила бабаня. Это не был вопрос.
Маманя кивнула.
- Ага.
- Славненько!