* * *
От поместья барона Хаустоффера меня отделял долгий путь. По крайней мере две недели ходу, и это при условии, что не произойдёт ничего неожиданного. Конечно, две недели конного пути ставили передо мной большую проблему: как заставить моего коня принять на спину сущность, которая порождала в нём панический страх? У меня, однако, не было выбора, поскольку я не представлял себе пешую прогулку. Я, правда, мог нанять повозку, но, учитывая тот факт, что в последнее время шли дожди, часть дорог превратилась в грязевые потоки. В связи с этим, кто знает, не продлится ли путешествие на телеге даже дольше, чем пешком. Кроме того, путешествие на лошадях позволит нам держаться подальше от оживлённых трактов, ибо я не хотел слишком часто и слишком многим людям показывать мою спутницу. Не оставалось ничего другого, как попытаться приучить коня к вампирше, и я надеялся, что будет достаточно тех нескольких дней, которые мы проведём в гостях у Козоёба.
Я проснулся посреди ночи и посмотрел в сторону постели. И тихо выругался. Вампирши не было. Я горжусь своим чутким сном, и не встречал ещё человека, который смог бы приблизиться ко мне на расстояние удара. А сейчас специально лёг на пороге, у двери, чтобы девушка не могла выйти без моего ведома. К сожалению, двери открывались наружу, так что она просто переступила через моё тело, пока я спал. Но я не услышал даже шороха, а моя интуиция и моя бдительность спали крепким сном вместе со мной. Я выругался ещё раз и отправился на поиски.
В комнате было темно, и, хотя я ничего не видел, но почувствовал тревожный, тошнотворный запах крови. Я бесшумно вытащил нож, но, прежде чем я успел что-то сделать, почувствовал, как кто-то нежно и при этом крепко хватает меня за запястье.
– Не надо, – послышался шёпот. – Это я…
– Гнев Господень, что ты тут делаешь? – Я спрятал стилет в ножны.
Я вернулся в сени и забрал светящую жёлтым пламенем лампу. Первое, что я увидел, это то, что рот и подбородок вампирши залиты свежей кровью. И я сразу подумал, что она убила Козоёба, поэтому мне придётся побеспокоиться, как избавиться от его тела, а затем попытаться незаметно покинуть город. Я вздохнул. Девушка, не стесняясь моего присутствия, облизывала пальцы.
– Хочешь? – Спросила она, указывая на погруженный во мрак угол комнаты.
– Спасибо, дорогая, но я не голоден, – ответил я любезно.
Я подошёл на три шага, держа лампу в вытянутой руке. И выдохнул с облегчением. На полу лежал не Козоёб, а белый пёсик со спутанной волнистой шерстью. Его глаза были мёртвыми, а горло растерзано. Я надеялся, что хозяин как-то смирится со смертью собаки, учитывая тот факт, что сам мог оказаться на её месте.
– Я была очень быстрой, – пояснила она со вздохом. – Ему не было больно.
– Доедай, и пойдём со мной, – попросил я.
Она склонилась над телом и вонзила в него зубы. Я услышал громкое чавканье и звук всасывания, это звучало, как будто кто-то разрезал апельсин пополам и жадно пытался выпить весь сок. Наконец она закончила и встала с улыбкой на губах. Её заострённые зубы блестели красным.
– Ням, – сказала она.
Я знал, что мне придётся сюда вернуться, чтобы убрать тело, ибо я не хотел вызвать у хозяина дома ещё большего ужаса, что, несомненно, случилось бы, если бы он нашёл растерзанную собаку. Я также знал, что мне придётся внимательнее следить за вампиршей, поскольку она больше напоминала дикое создание, чем человека, и у меня не было никакой гарантии, что она снова не выйдет на охоту, как только почувствует аппетит. Правда, как следовало из её слов, она старалась не охотиться на людей, но у меня не было также никакого желания, чтобы кто-нибудь увидел, как она охотится на собак, кошек или крыс. А кроме того, я бы не зарёкся, что её не охватит внезапное, глубокое желание попробовать человеческой крови. Меня утешала только мысль, что, скорее всего, объектом её интереса буду не я, поскольку, казалось, она испытывала ко мне своего рода привязанность. Если она нуждалась в свежей крови, то эту кровь должен буду доставлять ей я. Ну что ж, в конце концов, наверняка в этом городке находится не одна лавка мясника.
* * *
Мастер, нанятый Козоёбом, справился на удивление хорошо. Сделанные им предметы я положил во вьюки, поскольку пока они не были мне нужны. Я также узнал, где живёт блаженный пустынник, и оказалось, что для того, чтобы добраться до его обители, мы должны будем потратить всего полдня пути. Пока всё складывалось по моему плану.
– Прощай, Козоёб.
– Прощай, – ответил он, и в его голосе я услышал явное облегчение. – Ну так ты...
– Да, я доволен, – сказал я.
– А ты не...
– Мы больше не увидимся,– закончил я фразу, которую он хотел произнести. – Только держи язык за зубами и не заставляй меня когда-нибудь появиться снова и показать несколько хитрых трюков твоей женщине или твоему ребёнку.
– Не нужно мне угрожать, – отозвался он шёпотом.
– Не нужно, – согласился я.
Боже, куда делся тот Козоёб, который пьяным вызывал имперских солдат на поединки на утоптанной земле и для которого убить человека было как плюнуть?! Как семья и любовные связи ослабляют волю и тело человека! Как делают его открытым для любой угрозы, пугливым и беспомощным... Я мог быть только счастлив от того, что со мной никогда не произойдёт подобное несчастье.
Я был уверен, что он меня не предаст. Во-первых, что он мог сказать? Донести, что инквизитор Его Преосвященства появился у него с худой и вонючей женщиной, потребовав приюта? Местные инквизиторы, максимум, начнут сочувствовать вкусу Мордимера Маддердина. Конечно, он мог также передать свои подозрения относительно того, что эта женщина не была, наверное, человеком. Но такие обвинения следовало доказать, особенно когда они выдвигались против инквизитора. Во-вторых, Козоёб знал, что я не бросаю слов на ветер и не прощу ему второго предательства. Поэтому я думал, что он просто обо всём забудет. Кто знает, возможно, забудет так успешно, что через год или два даже перед самим собой не признается, что видел бывшего товарища. Для его же блага я надеялся, что именно так и произойдёт.
Козоёб протянул руку, но его рука зависла в воздухе.
– Я простил тебя, – сказал я, – но я не забыл. Я повернулся и вскочил на конский хребет.
Вампирша с улыбкой обернулась ко мне.
– Я его глажу, – похвалилась она, и действительно, я видел, как её рука скользит по блестящей шерсти. – Кажется, ему это нравится...
Что ж, несколько дней ушло на привыкание моего коня к присутствию девушки, но результат оказался, по крайней мере, удовлетворительным. Сама она держалась довольно уверенно в седле, хотя я был уверен, что долгий путь ещё даст о себе знать. Я сказал ей одеться в длинный плащ с широким капюшоном, который замаскировал бы худобу её тела, а также позволял скрыть лицо. Она свернулась в седле и удобно оперлась об меня спиной.
– Купишь мне когда-нибудь коня? – спросила она.
– Конечно, дорогая, – ответил я.
* * *
На третью ночь мы разбили лагерь на маленькой полянке, прилегающей к склону холма. Ха, лагерь – это громко сказано. Я развёл костёр, и на собранных ветках расстелил шерстяные одеяла, настолько близко к пламени, чтобы нас согревало его тепло. К счастью, уже несколько дней не шёл дождь, так что я надеялся, что нас не разбудит ливень. Впрочем, Мордимер Маддердин ночевал в таких местах, что несколько капель дождя не могли оказать на него особого впечатления. Хотя, конечно, я не любил подобного разнообразия.
– Спокойной ночи, – сказал я, укутываясь одеялом.
– Сладких снов, – ответила она и рассмеялась про себя. Я понял, что определённо она вспомнила эту фразу из давних времён, и поэтому была так рада.
Я заснул, может, и не сладко, но, по крайней мере, крепко. В какой-то момент, однако, что-то меня насторожило, и я открыл глаза; в сознании, бдительный и внимательный. Вампирша склонилась надо мной, а на её лицо ложился тёплый свет от тлеющих в огне дров. Чёрные глаза блестели, как два факела, укрытых во мраке.
– Я видела твой сон, – прошептала она.
Я только улыбнулся, поскольку обычные люди не видят снов других людей.
– Она такая красивая, – добавила она мечтательно. Ну да. Я забыл, что моя спутница не была обычным человеком. Ба, да она и человеком-то не была! Однако, несмотря на всё это, как она могла заглянуть в сонные грёзы другого человека?
– Ты думаешь, я тоже буду красивая? Может, когда-нибудь тебе приснюсь? – На её лице появилась неуверенная улыбка.
– Конечно, будешь, – ответил я искренне, ибо был уверен, что, как только она немного поправится, сможет превратиться в довольно интересную женщину. Но от этого её отделяло самое меньшее пятьдесят фунтов, так как пока она всё-таки больше напоминала скелет. Скелет с выразительными, красивыми глазами, которые в данный момент испытующе уставились на меня.
– Почему ты о ней грезишь?
Ответить на этот вопрос было нелегко, и я сам задавал его себе много раз. Что я мог сделать, кроме как пожать плечами и сказать "не знаю"?
– Нет, нет. – Она замахала рукой, и я видел, что она раздражена. – Я не этого хотела... – Она надолго задумалась. – Лучше быть с кем-то, чем просто о нём мечтать, – ей, наконец, удалось сформулировать мысль, и она хлопнула в ладоши, довольная собой.
Я засмеялся. Правда, как это было просто? Жаль, что не для меня.
– Мы не можем получить всё, чего хотим, – ответил я.
– Почему?
– Потому что Бог так устроил мир.
– Плохой Бог. – Она повернулась ко мне спиной, а я снова рассмеялся.
Она вдруг втянула ноздрями воздух и сжалась. Она выглядела теперь, как изготовившийся к атаке кот.
– Кос-с-с-суля – зашипела она.
Она прыгнула в темноту, и только я её и видел. К счастью, она была настолько любезна, что после каждого своего приёма пищи приносила несколько кусков мяса, которые я мог изжарить на костре. Сама она, впрочем, питалась не только кровью убитых животных. Она с удовольствием ела и обычную еду, хотя, конечно, кровь пробуждала в ней самый большой аппетит. Я завернулся в одеяло и снова заснул, зная, кто, как и всегда, посетит в мой сон, и при этом не имея возможности решить, хочу ли я, чтобы эти сны прекратились, или чтобы они продолжались и дальше.
* * *
Мы сделали дневной привал, во время которого я приготовил котелок супа из зайца (мясо, конечно, великодушно принесла моя знакомая, когда высосала всю кровь). Я был зол, потому что у меня закончилась соль, а я терпеть не могу несолёных блюд. Меня утешала только мысль, что в замке Хаустоффера, я, конечно, наемся вкусно и досыта. Я также надеялся, что мне удастся покинуть резиденцию господина барона так же легко, как и попасть в неё. Перед этим визитом я хотел поговорить с девушкой, хотя и понимал, что это может быть нелегко, учитывая её проблемы с поведением и памятью.
Вампирша как раз окунула палец в котёл, облизнула его и скривилась.
– Мордимер, плохо, – постановила она. – Хочешь, я поймаю тебе зайца?
Я понял, что она имеет в виду живое существо, крови которого я мог бы напиться, так что я вежливо отказался. Из двух зол я предпочёл невкусную похлёбку.
– Ты помнишь, что ела, когда была ребёнком?
Она уставилась на меня с непониманием.
– Крыс, кошек, собак, – ответила она через некоторое время.
– Нет, нет. Вспомни, моя дорогая. Погрузись в самые отдалённые времена, которые ты помнишь. Что ты видишь?
– Моя мама... Расчёсывала меня каждое утро. – Она улыбнулась.
У неё теперь были почти обычные зубы. Я заметил, что они становились острыми и длинными, когда она была голодна или раздражена. Это было, несомненно, анатомической загадкой, ибо как человеческая кость может меняться в зависимости от настроения?
– Где ты жила?
– Большой дом. – Она развела руки, чтобы показать, какой он был большой. – И сад. – Она вдруг хлопнула в ладоши.
– А что росло в твоём саду?
– Финики, инжир, оливки, – сказала она мечтательно, но она шептала эти слова так, будто сама слышала их в первый раз.
Финики, инжир, оливки. Всё это были плоды, растущие в землях Юга. В солнечной Италии, в прекрасной Греции и… в Святой Земле.
– Как назывался ваш город? Какой царь им управлял? Какому богу ты молилась?
Я задал слишком много вопросов сразу, и увидел, что она пришла в смятение. Она глубоко втянула воздух ноздрями, будто хотела почувствовать запах дичи и найти предлог, чтобы исчезнуть в лесу.
– Извини. – Я взял её за руку. – Слишком много вопросов, правда?
Я погладил её, и под влиянием этого прикосновения она явно успокоилась.
– Город. Много людей, дома, шум, толкотня. Помнишь?
– Воняло. – Она сморщила нос. – Там, среди домов.
Вопрос о имени правителя был идиотским, поэтому я решил его не повторять. Но ведь она должна была помнить бога, которому молилась. В тот момент, когда она стала вампиром, ей должно было быть по крайней мере лет семнадцать, а в этом возрасте люди уже могут рассказать о своей религии и участвуют в связанных с верой таинствах.
– Какому богу вы молились? Ты и твои близкие?
– Адонай, – ответила она, и на её лице отразилось восхищение. – О, Адонай!
Адонай было именем, которым благочестивые евреи заменяли имя Яхве, читая слова Писания. Ибо слова "Яхве" нельзя было произносить никому, кроме священников иерусалимского храма, и даже тогда они старались, чтобы их заглушала молитва верных. Итак, она была еврейкой!
– Ты видела Его? – Решил я рискнуть. – Ты видела, как Он поднимался на гору с крестом на плечах?
Она прикрыла глаза.
– У него на голове был венец из тёрна, его спина истекала кровью. Скажи, ты видела Его?
– Да, – прошептала она не открывая глаз. – Я бежала рядом с ним. – Она надолго замолчала, но я спокойно ждал дальнейших слов. – Я дала ему выпить воды и отёрла ему лицо платком. Он посмотрел на меня. – Она вздрогнула и вдруг заплакала.
Я прижал её к себе, и она зарыдала на моём плече.
– Он был такой грустный и так страдал. Мне было его очень жалко!
Если она говорила правду, это означало, что она была хорошей девушкой, а её печаль могла угодить Господу. Почему же она должна была быть наказана? А может, это была не кара, а лишь дар, который она не смогла использовать должным образом? Она всхлипывала ещё какое-то время.
– Ты шла с Ним до самого конца? До вершины холма? Ты видела, как он страдает на кресте? – Она хотела покивать головой, но только ткнулась кончиком носа в мою шею.
– Это мы, сотканные из света. Он обещал нам! – Воскликнула она с отчаянием.
Я почувствовал, как она впивается ногтями в мои плечи. Когда я взглянул, то увидел, что она разорвала мне и рубашку, и тело, и её пальцы окрасились красным.
– Перестань! – Я с трудом оторвал её от себя и оттолкнул.
Она посмотрела на меня взглядом испуганного животного, которому кто-то, кому оно безгранично доверяло, нанёс незаслуженную обиду. Но вдруг её взгляд упал на мои разодранные плечи, потом она посмотрела на свои окровавленные руки.
– Я не хотела! Мордимер! Я не хотела! – Закричала она, и в её голосе я услышал одновременно и страх, и отчаяние. – Я не сделала тебе больно? Правда? Мордимер? Не сделала?
Я протянул руки и снова прижал её к себе. Я лишь надеялся, что запах крови, текущей из порезов, не вызовет у неё внезапного прилива аппетита, перед которым рушатся все плотины и исчезают все барьеры. Я не сомневался, что она искренне горевала бы о моей смерти, но я также знал, что она может сделать это быстрее, чем подумает. Плохой это был бы конец для инквизитора, умереть от рук существа, в существование которого до недавнего времени не верил.
– Сотканы из света? Я не понимаю. Что это значит? – Я гладил её по спине, чтобы она успокоилась.
– Это мы сотканы из света, – зашептала она. – Избраны…
– Избраны для чего?
Она долго молчала, но не потому, что не хотела говорить, видимо, она искала правильные мысли и правильные слова.
– Чтобы нести Его слово, – ответила она неуверенно и как будто полувопросительно. Но так сильно акцентируя слово "Его", что у меня не было сомнений, о ком идёт речь.
Итак, по словам моей спутницы, люди, преображённые в вампиров, должны были стать кем-то вроде апостолов Иисуса, наделённых необычайной силой! Но почему они потеряли память о своём призвании? Почему они одержимы жаждой человеческой крови? Почему Христос, сойдя с креста мучений и страдания, не воспользовался их помощью во время похода своей армии на Рим? Почему Он забыл о них или счёл бесполезными и предоставил самим себе?