Шениор задумчиво смотрел на Гила, но его взгляд, казалось, устремлен куда-то гораздо дальше, за каменные стены, за само грузное тело горы…
– Не забывай, Гиллард, что я пребываю с духами предков, а потому знаю очень, очень многое. Мир на краю гибели, и один человек старательно его подталкивает к разрушению… Вот что важно на самом деле. И тебе, на ком мое пророчество, следует знать, кто это чудовище в людском обличье.
– А почему я должен тебе верить? – прищурился Гиллард. Происходящее не нравилось ему совершенно, и этот… король Шениор… оказался совсем не таким, каким представлял его себе Гил, и каким помнила Миртс.
Но, с другой стороны, разве не могут мертвые озлиться на тех, кто отправил их прочь из мира живых? Возможно там, за пределами жизни, все становятся такими – язвительными и не очень-то добрыми…
– Ты-то можешь не верить. В итоге любое твое решение будет все равно твоим, и ничьим более.
Шениор поднялся из-за стола.
– Но, ради справедливости, тебе стоит заглянуть в колодец. Пойдем, я покажу тебе, где он…
Гиллард мотнул головой.
– Я не могу. Вернее, Миртс сказала, чтобы я никуда без нее не ходил, иначе заплутаю в лабиринте.
– Но ведь я – всего лишь сон. Ты просто увидишь, где спрятан колодец, и, когда проснешься, сам найдешь его.
Происходящее все больше напоминало ловушку, расставленную неумело, на скорую руку.
– Я никуда не пойду, – твердо сказал Гил, – даже во сне.
Шениор пожал плечами.
– Как знаешь. Тогда не буду больше лезть не в свои сны.
Он повернулся, открыл дверь и вышел из кельи; Гиллард, мысленно досчитав до пяти, вскочил, бросился к двери – она по-прежнему была закрыта на щеколду. Изнутри.
"Успокойся, успокойся… Тебя, видимо, хотели заманить в западню, но им это не удалось. Только сон ли все это? И кому могло прийти в голову подсылать короля дэйлор, давно покинувшего этот мир?.."
Гил задумчиво потоптался у двери, затем решил вернуться на циновку, и… Увидел оставленный пергамент.
В животе стало щекотно, словно проснувшееся любопытство обернулось паучком и принялось шевелить лапками. Одного внимательного взгляда на пергамент хватило, чтобы понять: Шениор д’Амес, или его иллюзия, старательно рисовал план лабиринта, очень подробный план – Гил узнал огромный зал с колоннами, где очутился после путешествия сквозь портал, узнал коридор, унизанный по обе стороны кельями воспитанников Гнезда… Очертания лабиринта складывались в силуэт крылатой твари, с мощным телом, толстыми лапами – но отчего-то с тонкой шеей и несоразмерно маленькой головой. И там, где на пергаменте линии сходились, образуя разверстую пасть, Гиллард увидел нарисованный глаз. Всего один.
И это одинокое око игриво подмигнуло Гилларду.
"Ерунда какая-то", – маг зажмурился, так крепко, что перед глазами запрыгали цветные пятнышки. Взглянул на карту еще раз – ничего не изменилось. Странная тварь по-прежнему изгибала шею и внимательно, изучающе взирала на Гилларда.
– Я сплю, – сказал он вслух, громко, чтобы нарушить нависшую тишину, – когда проснусь, ничего этого не будет.
Чтобы окончательно развеять морок, Гиллард ткнул пальцем в чернильный глаз, и, холодея, ощутил, что куда-то проваливается. Залитая солнечным светом келья стремительно закружилась, линии оплывали, смазывались, как тающий воск…
– Миртс!!! – не выдержав, заорал Гиллард, – Миртс, где ты?
Но ему никто не ответил.
* * *
…Хозяин трактира "Сытый волк", по прозвищу Везунчик, с тоской смотрел в окно, на дорогу. Вечерело. Душный день грозил переродиться в не менее душную ночь, когда ворочаешься на тюфяке в липком поту и не можешь заснуть. Неподвижно стояли высоченные ели, наверняка давным-давно принесло семечки из самого Дэйлорона; вокруг гигантов толпился целый выводок обычных елок. А дальше, насколько хватало взгляда, темнел угрюмо лес. Мелколесье.
Трактирщик вздохнул. Когда был молод, место это казалось приятным. Да и людным оно было, три деревни вдоль дороги выросли, как грибы после дождя. Тогда все складывалось иначе, по-хорошему; и каждый вечер не оставалось ни одного свободного стола. Собирались охотники, хвалились пушниной; заезжали и купцы с юга. Один раз даже дэйлор заглянул, самый настоящий – Везунчик уж думал, что учинит бойню, или подпалит трактир, но нет: позыркал нелюдь по сторонам да ушел дальше по своим делам. В общем, веселое было время, не то, что сейчас.
Он с тоской оглядел пустующий зал. Только один посетитель, да и тот – императорский курьер, с таким даже не поболтаешь всласть. Приехал, бросил поводья, словно служке, прицепил к стене тряпку с непонятной надписью.
– А что это, служивый? – полюбопытствовал Везунчик.
– А это, дед, – высокомерно обронил курьер, – приказ Императора, нашего владыки. Читать умеешь?
Везунчик смущенно покачал головой. Спросил бы еще, обучен магии али нет?
– Тогда слушай, – сквозь зубы процедил посланец Квентиса Доброго, – если к тебе завернет молодой маг по имени Гиллард Накори, его должно связать и доставить Императору в Алларен. Не будет даваться живым, можно прибить и отвезти голову. За мага Квентис Добрый отсыплет тебе столько золота, сколько будет весить чародей. Или его голова.
– Хм… – трактирщик задумчиво почесал бороду, – а как он выглядит-то хоть? Маг этот?
Крепкий палец курьера ткнулся в каракули, намалеванные на тряпке.
– Вот, гляди сюда. Высок ростом, волосы темные, глаза зеленые, лицо чистое. Бороду бреет.
Везунчик только покачал головой. Ну и приметы… Сколько может быть людей с похожей внешностью? И что, всех вязать и голову рубить?
Вслух, однако, он самым учтивым образом пригласил курьера отужинать, дабы продолжать столь трудный и опасный путь на сытый желудок.
Парень окинул оценивающим взглядом заведение, метко сплюнул себе под ноги.
– А что у тебя найдется, дед? Лягушек жрать не буду.
… И теперь курьер сидел за столом, уныло ковыряясь в каше. Куда, между прочим, любезная супруга Афеша бросила целый куриный потрох. А Везунчик сидел и уныло смотрел в окно. Прекрасно осознавая, что никакой маг, а уж тем более тот, за чью голову было обещано золото, не завернет в "Сытого волка".
Он размышлял о невзгодах жития, из-за которых опустели две деревни.
Неприятности начались сравнительно недавно, когда Квентис Добрый, да хранит его Хаттар, завоевал Дэйлорон на благо жителей Империи. Сперва повалились на голову поселян всяческие хвори, скотина болела, люди – тоже. Кто-то пустил слух, мол, чародеи Императора отравили землю. Правда, сам Везунчик не очень-то в это верил; да и разве возможно такое – чинить вред своим же? Молодежь потянулась прочь, на юг, остались одни старики. Ну, а там, где нет молодых – смерть берет свое. Нелюдь начала шастать по ночам, то и дело находили узкие следы босых ножек болотных тварей, а порой – и когтистых лап упырей. Плохими стали земли, враждебными… И воцарилось запустение.
Темнело. Дорога терялась, размытая сумерками; где-то совсем рядом ухал филин. Доносился мерный стук копыт…
Везунчик, едва веря собственному слуху, встрепенулся. Неужто еще кто заглянет на огонек? Он бросил взгляд за переборку, туда, где располагалась кухня. Афеша тихо дремала в старом кресле, и оно поскрипывала в такт ее дыханию.
– А ну-ка, мать, ставь суп на огонь, – распорядился трактирщик, – может, еще кто наведается…
А сам бросился на крыльцо, встречать столь желанных, и столь редких в последнее время путников.
…Их было двое. Парень в добротной крестьянской одежде, но вооруженный мечом, и женщина, кутающаяся в серый плащ с капюшоном. Наверное, они проделали долгий путь, потому как жеребец был весь в пене; крепкие ноги животного дрожали, того и гляди, падет… Парень ловко спешился, и от внимательного взгляда Везунчика не ускользнуло, что его лицо на миг искривилось судорогой боли. Но, невзирая на это, он аккуратно снял с седла свою спутницу, которая по сравнению с ним казалась хрупкой. Хотя была и немалого роста.
"Знатная дама, решившая развлечься", – отчего-то подумал Везунчик и торопливо поклонился, – "только что им делать в такой-то глуши… Хм…"
– Вечер добрый. Не желаете ли отужинать?
Он с интересом разглядывал странную парочку, и с каждой минутой в душе росло любопытство – кто такие, откуда…
Мужчина был высокого роста и настолько широк в плечах, что, казалось, даже в дверь пройдет только боком. Его темные глаза показались Везунчику злыми; длинные пряди волос падали на лицо, вынуждая время от времени встряхивать головой и откидывать их назад. Женщину разглядеть не удалось; она так и стояла рядом со своим спутником, не снимая капюшона. Взгляду Везунчика был открыт только белоснежный, почти светящийся в сумерках подбородок и выбившийся локон – совершенно седой.
– Желаем, – вдруг сказала она. Шагнув вперед, потянула за руку парня. Тот выглядел несколько смущенным.
– Тогда – добро пожаловать в "Сытого волка"! – расплылся в улыбке Везунчик, – проходите, отужинаете тем, что Хаттар послал!
Женщина кивнула в сторону курьерского коня.
– У тебя уже кто-то есть, отец?
– Он не будет вам мешать! – от волнения трактирщик начал запинаться. Неужели повернутся и уедут?..
– Не будет, – усмехнулись под капюшоном, – мы идем.
Везунчик устремился вперед, проверить, как там суп; парочка слегка задержалась – что-то обсуждали в пол-голоса.
"Ох уж мне эти влюбленные!" – трактирщик улыбнулся в усы и вспомнил, как ходил за десять лиг на свидание, и это расстояние вовсе не казалось большим.
…Когда Везунчик выскочил, неся на подносе две тарелки, исходящие вкусным паром, новые посетители уже расположились за столом, в углу. Курьер с подозрением косился на них, но молча потягивал кислое винцо.
– Вот, будьте любезны откушать, – он аккуратно, хоть и руки дрожали, поставил тарелки на стол, хмуро смахнул на пол дохлую и давно высохшую муху, – что-нибудь еще желаете?
– Мясо есть? – осведомился парень. Его темные глаза, казалось, превратились в две злые щелочки.
– Суп – это тоже вкусно, – мягко прошелестела женщина, так и не соизволив снять капюшон, – попробуй, Гор. По крайней мере, пахнет изумительно.
– Благодарю, – Везунчик поклонился, – есть птица. Мяса, к сожалению…
– Ничего страшного, – снова заверил его тихий, спокойный голос, – мы вполне обойдемся тем, что есть. Оставь нас, уважаемый.
Парень как-то неумело взял в руку ложку и принялся черпать бульон. Женщина и вовсе к еде не притронулась. Везунчик же занял свою позицию у окошка и сделал вид, что смотрит на дорогу. Но сам, разумеется, слушал – о чем говорят его посетители.
Курьер продолжал молча поглощать вино.
Дама, так и не открывая лица, сидела на скамье, и ее тонкие, не привыкшие к тяжелой работе пальцы беспокойно бегали по столешнице. Ее спутник безмолвно поглощал содержимое тарелки.
– Я боюсь, – сказала она, и голос подозрительно дрогнул, – что мы опоздаем. Сестры уже настигли Гилларда единожды, но Миртс, похоже, смогла отбиться. Как бы не послала мать еще кого-нибудь… Будут тянуться хвостом, пока не загонят в ловушку…
Трактирщик встрепенулся и бросил осторожный взгляд в сторону курьера. Имя, упомянутое незнакомкой, было как раз именем разыскиваемого мага… Но – быть может, это просто совпадение?
Курьер продолжал пить вино. Но, видно, тоже прислушивался.
– Конь не может стать птицей, – обронил парень, – мне жаль, что я задержал тебя…
– Зато теперь ты почти здоров…
– Не бойся за Гила. Если он унаследовал хотя бы часть твоей силы, ему не страшны никакие препятствия…
– Да, да… но опасность не в препятствиях, а в целях, – пробормотала женщина, – а вот цели его… Я не знаю, что на уме у Миртс! Она хочет, чтобы пророчество исполнилось, но как бы чего плохого не случилось… Не зря всполошилась королева, ничего не бывает просто так…
Нарочито громко отодвинув скамью, курьер поднялся. Он был пьян, но – совсем чуть-чуть. Именно в таком состоянии, насколько было известно Везунчику, молодежь и вытворяет всякие безумства…
Тот, кого называли Гором, настороженно обернулся, встал было, но женщина его удержала.
– Вы, двое! – наглые глаза курьера сверкали торжеством, – я услышал знакомое имя… Вы знакомы с Гиллардом Накори?
– Ну да, – пожала плечами незнакомка, – а вы… тоже с ним знакомы?
Вместо ответа курьер выхватил меч. Гор еще раз дернулся, но ладонь спутницы на его руке удерживала его не хуже веревок.
– Сиди, Гор.
– Покажи мне свое лицо, – потребовал курьер, – ты якшаешься с государственным преступником, коего должна привезти Импераотру живым или мертвым. По закону тот, кто прячет таких, как этот маг, сам преступник. И я имею все полномочия заключить вас под стражу. Обоих!
Везунчику отчаянно захотелось спрятаться куда-нибудь подальше, чтобы не видеть всего этого. Бросишься помогать парочке – сам попадешь в темницу… Поможешь курьеру, этому нахальному юнцу – до последних дней будешь себя корить. Он бросил торопливый взгляд в сторону кухни – Афеша мирно посапывала в кресле.
Гор прорычал что-то невразумительное.
– Успокойся, – проворковала женщина, – успокойся. Так что вы хотите от нас, уважаемый?
– Встать! – рявкнул курьер.
Она безмолвно подчинилась. Воодушевленный легким началом, доблестный служитель императора поднял клинок и стряхнул назад капюшон.
– Что за…
Сердце Везунчика сжалось. И желание исчезнуть, превратиться в струйку сизого дыма, стало всеобъемлющим.
– Ты доволен? – улыбнулась темная нелюдь, – теперь ты доволен?
Ее лицо навеки осталось молодым. Длинные серебристые локоны рассыпались по узким плечам. В бесконечной тьме глаз плавали влажные блики.
Везунчик моргнул. Все виденное казалось результатом чрезмерного употребления вина; но трактирщик употреблял его не настолько сильно, чтобы так бредить.
Еще мгновение – и рука болотной ночницы взметнулась, со свистом вспарывая воздух. А перед взором Везунчика сгустилась тьма, и больше он ничего не видел.
… Очнулся на полу. С трудом веря в то, что жив, он огляделся: в обеденном зале было пусто и тихо. Ни ночницы, ни ее странного спутника, который, между прочим, был человеком, ни курьера. Только размазанная по полу кровавая лужа.
– Ох, – вздохнул Везунчик, – ох-хох…
Покряхтывая, он поднялся – сперва на четвереньки, а затем на ноги. Осторожно, бочком, подкрался к столу, где сидели страшные посетители. Обе тарелки были пусты, рядом с брошенными ложками мирно блестела аккуратная стопочка серебряных монет, явно из карманов бедняги-курьера.
– Что это с тобой, отец?
Везунчик обернулся – на него с самым недоумевающим видом взирала Афеша.
Глава 9
Колодец Памяти
Курьерский конь, отдохнув под навесом у Везунчика, бодро отмерял лигу за лигой. И Гор, и Миральда молчали; первый – потому что не отличался болтливостью, вторая – сгорая от стыда за себя и за свою нечеловеческую, сверх меры кровожадную сущность. Даже сейчас, сытая, Миральда остро ощущала запах разгоряченного человеческого тела, слышала, как стучит сердце потомка древних имнов… В ней просыпалось вполне естественное для ночницы желание – погрузить в податливую человеческую плоть когти, добраться до самых лакомых кусочков…
"Перестань. Немедленно", – она зажмурилась и, словно ища поддержки, прижалась щекой к спине человека, – "Во что же ты превратилась, Миральда? И что бы сказали твои сестры, если бы ты им снова могла увидеть? Ты стала самым обычным хищным болотным злом. И ничем не лучше сестер печали… Все цепляешься за свою человечью память, хотя уже давным-давно стала просто темной нелюдью!"
Она без жалости вынесла себе этот приговор. Перед глазами все еще стояло изумленное, белое, как свежевыстиранная простыня, лицо императорского курьера; это выражение безграничного детского удивления так и осталось в его глазах, даже когда душа его отлетела в сады небесные…
"Зачем тебе было убивать его? Зачем? Ведь это мог сделать и Гор, и не надо лгать себе – мол, он еще не выздоровел, чтобы меч в руки брать! Ты, бывшая ведьма, убила человека только потому, что тебе это понравилось в первый раз. И с каждым разом нравится все больше и больше!"
Тут она решила, что еще немного – и сама доведет себя до сумасшествия, стараясь определить свое место в мире. Ох, не зря когда-то сказала Кларисс, что все, что она делает – всего лишь в природе болотных ночниц, и нечего с этим бороться…
Дорога, проложенная по мелколесью, послушно лилась под ноги коню. Опрокинутая чаша неба засияла россыпью звезд – ярких и холодных; перистые облака лежали дымчатыми полосками на востоке, и на западе величаво выкатывалось спелое яблоко большой луны. А по обе стороны, куда ни глянь, хмуро топорщились еловые лапы.
Миральда грустно усмехнулась. Ведь было время, когда подобная прогулка по ночной дороге показалась бы крайне неприятной и опасной! А вот теперь скачешь себе и даже не думаешь о том, какие хищники могут подстерегать одинокого путника.
Ибо ни один зверь не нападет на болотное зло.
Между тем ее мысли вернулись к Гилларду. Тонкая, но крепкая ниточка, соединившая их сердца, позволила проследить за тем, как ночницы добрались первыми и напали на ее сына; точно также Миральда знала об исходе драки. Миртс и Гиллард отбились в первый раз, но получится ли это во второй? Миральда была уверена в том, что королева ночниц не отступится от намеченной цели, и будет слать и слать своих воинов до тех пор, пока они не заполучат голову Гила.
"Он сейчас уже в Гнезде куниц", – металась тревожная мысль, – "зачем Миртс потащила его туда? С какой целью? Обучать владению оружием? Но Гил – маг, ему это не нужно. Что они будут искать в этом лабиринте?"
Миральде было неспокойно. О, если бы знать, если бы… Но болотная вода не может показать будущее; ей ведомо только настоящее и прошлое, да и то далеко не все.
– Там, кажется, жилье, – Гор бесцеремонно прервал ее размышления.
Миральда откашлялась.
– Пожалуй, мы не будем туда заезжать. У нас слишком мало времени, я боюсь, как бы не приключилось чего.
Гор только пожал плечами и ничего не ответил, но Миральде показалось, что он едва слышно вздохнул.
– Ты чем-то опечален? Если хочешь, заедем. Но я больше не буду заходить, ты ведь и сам видел, что из этого получается.
Дорога закончилась, упершись в погнившие, покосившиеся ворота. Судя по всему, это была последняя деревня, когда-то процветающая, а ныне заброшенная. А за ней тянулись к небу черные ели-гиганты, уже не деревья Мелколесья, но истинные обитатели Дэйлорона, окутанные у земли рваным шлейфом тумана.
– А вот это – Дэйлорон, – пояснила Миральда, – нам нужно еще севернее, и в горы… Правда, еще не знаю, как мы будем добираться до Гнезда куниц…
Гор промолчал, придерживая коня. Затем задумчиво пробормотал, что, возможно, им придется некоторый отрезок пути преодолеть пешими.
… Они шли до самого рассвета, все глубже и глубже вдаваясь в опустевшую землю дэйлор, ставшую провинцией Великой Империи. Когда ночь сменилась серыми сумерками, выбрались на широкую просеку, что слепым отростком уходила на восток. Миральда покачала головой: Император всерьез занялся освоением новых земель.