А Кестрель чувствовала себя как птица, всю жизнь просидевшая в клетке, а теперь впервые расправившая крылья и заскользившая по ветру. Девушка полностью доверяла партнеру и поэтому без страха бросалась в омут танца. Сердце колотилось, щеки горели, однако внутри Кесс ощущала лишь спокойствие и уверенность. В мире не существовало ничего, кроме танца. Пусть же он продолжается вечно!
Но Лазарим в отличие от Кестрель знал, что одной из составляющих совершенства тантараццы, величайшего из танцев, была кульминация. Учитель изменил темп движения, музыканты услышали, и барабанщик начал выбивать финальную дробь. Этому Лазарим не учил Йодиллу, и у Кесс не было возможности запомнить движения. Девушка мгновенно почувствовала перемену и как могла попыталась следовать за учителем, однако безнадежно сбилась с ритма. Лазарим схватил Кесс обеими руками, грациозно прервал ее вращение и поклонился.
Кестрель прерывисто дышала и смеялась, полная жизненной силы и странным образом похорошевшая, - Сирей раньше и не замечала, как красива ее подруга.
- Простите, - сказала Кестрель, - я не знаю этой части.
Лазарим взял руку девушки и молча поцеловал. В глазах учителя светилась безграничная благодарность. Сирей всплеснула тонкими руками.
- Дорогуша, как ты прекрасна!
Принцесса очень обрадовалась этому своему открытию - Кестрель словно превратилась в ее собрата по оружию. Теперь они могут быть красивыми вместе.
Лазарим повернулся к Йодилле.
- Вот это и есть тантарацца, моя госпожа.
- Да, дорогуша, я вижу. Разве Кестрель не великолепна?
- Сможете ли вы так же станцевать, моя госпожа?
- Ах, да что ты! Думаешь, смогу?
Лазарим задумался. Нет, и за тысячу лет принцессе не выучиться так танцевать. И тем не менее она должна.
- Если ваша служанка смогла запомнить движения…
- Глупости, дорогуша! Кестрель - особенная. Неужели ты не заметил?
- Но что же нам делать?
Сирей оставалось только жалеть о том, что мир устроен так несправедливо. Она должна выйти замуж, а для этого ей следует научиться танцевать. И тем не менее очевидно, что танец ей, принцессе, никак не дается. Кестрель же танцует так, словно рождена для этого, однако она не собирается выходить замуж.
- Если бы Кесс смогла станцевать за меня, - сказала принцесса, - то с остальным я бы справилась.
- Не сомневаюсь, - отвечал Лазарим. - Только ваш будущий муж не собирается жениться на двух невестах сразу.
- Ты же говорил, что одного танца достаточно.
- Верно, сиятельная.
- Ну и как он узнает?
- Что узнает, сиятельная?
- Я должна буду танцевать под вуалью, дорогуша. Почему бы Кестрель не надеть мою одежду и вуаль и не заменить меня? Никто и не догадается, что это не я.
Кестрель молча слушала Йодиллу - она быстро прикидывала, как можно использовать эту возможность. Лазарим тряхнул головой.
- Ваш отец такого ни за что не позволит.
- А разве обязательно говорить ему об этом?
Учитель танцев уставился на Йодиллу.
А ведь она права - кто догадается? План принцессы действительно может сработать. Конечно, все это безумно опасно. Однако попробовать можно.
Сирей захватила собственная идея. Принцесса нетерпеливо обернулась к Кестрель.
- Ты сделаешь это для меня, Кесс, дорогая? Скажи, что сделаешь! Я знаю, что никогда не научусь этому глупому танцу, сколько бы ни старалась. А если не научусь, то не смогу выйти замуж, а если я не выйду замуж, все пойдет вверх дном - будет война и прочие бедствия. А уж как рассердится папа!..
Кестрель посмотрела на принцессу, затем - на учителя танцев. Поможет ли ее плану то, что она наденет свадебный наряд Йодиллы и станцует вместо нее? Вряд ли. С другой стороны, если она согласится, то станет хранительницей опасной тайны, а тайна - всегда источник власти.
- Пожалуйста, дорогая. Тебе так пойдет мой свадебный наряд!
Сирей беспокойно смотрела на подругу. Кестрель поняла, что должна что-то ответить.
- А как насчет них? - Кесс показала глазами на музыкантов.
- Насчет них?
- Они могут проговориться.
Йодилла повернулась к музыкантам.
- Если вы кому-нибудь расскажете о том, что слышали здесь, я прикажу, чтобы ваши языки вырвали, в рот засунули кроличьи головы, а затем зашили вам губы.
Музыканты склонили головы, слишком испуганные, чтобы отвечать.
- А глаза ваши выжгут раскаленными вертелами, - добавила Йодилла, отдавая дань традиции.
- Они ничего не расскажут, сиятельная, - произнес Лазарим.
- Так же как и вы. Никто, кроме нас троих, ничего не узнает.
Сирей была очень довольна, что ей удалось разрешить серьезнейшую проблему, мучившую ее с самого начала путешествия. Принцесса исполнилась гордости.
- Интересно, принято говорить друзьям, что они сделали нечто умное, если они действительно это сделали?
- Конечно принято, - отвечала Кестрель.
- А я ведь это сделала, не так ли? Разве это не умная мысль?
- Разумеется, умная.
Кестрель посмотрела на Лазарима, в глазах девушки застыл невысказанный вопрос - получится ли? Для учителя танцев идея Сирей была истинной находкой, выходом из бедственного положения. Для Кестрель - еще одной возможностью, предоставленной судьбой. И еще это значило, что она будет танцевать!
- Если мне предстоит такое испытание, - сказала Кесс, - то я должна научиться делать все как следует.
Глава 9
Тень обезьяньего фургона
На следующий день рабы проснулись от скрипа и грохота продуктовых повозок. Завтрак состоял из крепкого горького чая и испеченных в жиру лепешек. Чай бодрил, а лепешки оказались свежими, жирными и сытными. К рабам возвращались силы.
Бомен и Мампо бродили по периметру двора, выискивая слабые места в стенах. И таких мест оказалось немало. В заборе были доски, которые держались только на честном слове, а были и места, где совсем просто перебраться на другую сторону. В дальнем углу двора стояла охрана, однако солдат было не так уж много, к тому же они не обращали внимания на юношей. Да и огромные ворота, закрывавшиеся снаружи, похоже, можно было открыть, если хорошенько поднажать.
- Мы можем выбраться отсюда, - сказал Мампо.
- Они погонятся за нами, - отвечал Бомен. - У них есть конница.
Сзади раздался голос.
- Мы могли бы убежать.
Юноши обернулись и обнаружили Руфи Блеша, который прислушивался к разговору. Глаза его горели странным огнем.
- Вы подумали о том же самом, да? - спросил Руфи. - Их не так уж много. Мы сможем добраться вон до тех деревьев.
- Все? А дети и старики?
Руфи оглянулся.
- Не все. Однако лучше кто-нибудь, чем вообще никто.
- Нет, - сказал Бомен. - Мы должны бежать вместе.
Бо и сам удивился, услышав властные нотки в своем голосе, но он знал, что прав. Жители Араманта должны держаться вместе.
- Тогда мы никогда не убежим. - Тон Руфи был жестким. - Неужели ты не видишь, что происходит? С нами обходятся как с собаками. Люди запуганы. Они делают то, что им велят. Они становятся рабами. Ты только посмотри.
- Я не раб, - сказал Мампо. - Я буду сражаться.
- Тогда пойдем со мной, Мампо, - вскричал Руфи. - Мы с тобой похожи, у меня тоже больше нет семьи. Ночью мы сможем улизнуть и затеряться в лесу.
- А что потом? - спросил Бомен.
- Потом? Свобода!
- Этого недостаточно.
К ним подбежала Пинто.
- Идите скорее, - сказала девочка. - Там собрание.
- Ну конечно, - горько произнес Руфи. - Обычный для мантхов способ решения проблем. Собрание.
Анно и Аира Хазы вместе с прочими пришли на совет. Людей собрал доктор Грис, один из немногих высших чиновников Араманта, с честью переживший перемены.
- Джессел Грис - человек практичный, - заметил Анно, - и все же не думаю, будто он понимает, что с нами происходит и почему.
- Лучше быть живыми рабами, чем свободными покойниками, - произнесла Аира.
Анно Хаз изумленно обернулся к ней.
- Что ты сказала?
- Не знаю, - ответила Аира, слегка покраснев. - Разве я что-то сказала?
- Сказала. - Анно задумчиво посмотрел на жену. - Впрочем, не важно.
Доктор Грис влез на продуктовый фургон и оттуда обратился к собравшимся.
- Друзья мои, - начал он, - пришло время взглянуть правде в глаза. Наш любимый дом разрушен. Нам некуда бежать. Теперь мы - пленники, рабы, чужие в этой стране. Что же нам делать? Должны ли мы сражаться за нашу свободу, если у нас нет оружия? Должны ли бежать, если нам некуда возвращаться?
- Трусы! - выкрикнул Руфи откуда-то сзади. - Вы хотите жить и умереть рабами?
Доктор Грис вздохнул. Анно Хаз поймал себя на мысли, что знает, что он сейчас скажет.
- Лучше быть живыми рабами, чем свободными покойниками.
Анно взглянул на жену. Аира моргнула и тряхнула головой.
- Трус, трус, трус! - выкрикивал Руфи.
- Может быть, я и трус, - спокойно произнес доктор Грис - Может быть, ты и смелее меня. Но оглянись вокруг. Посмотри на людей. Ты просишь их выбрать смерть? За что?
- За честь нашего народа!
- Ты просишь их пожертвовать жизнью ради чести?
- Жизнью рабов - да!
По толпе пробежал одобрительный ропот.
- Давайте не будем спешить, - сказал Джессел Грис - Скоро зима. Мы еще не знаем, на что будет похожа наша жизнь здесь. Если она окажется невыносимой, то, может быть, мы и согласимся с нашим горячим юным другом. Тогда придет время сражаться и умирать. Сейчас же время ждать и присматриваться. Потерпев до весны, мы ничего не потеряем, а возможно, что-нибудь приобретем.
Наступило молчание.
Затем ткач Мико Мимилит спросил:
- А что скажет Анно Хаз?
Анно был простым библиотекарем, но его уважали. Кроме того, говорили, что у его жены есть дар.
- Я должен сказать вам, - спокойно начал Анно, - что у нас гораздо меньше времени, чем мы думаем. Где-то, совсем не здесь, наша истинная родина ждет нас. Я думаю, мы должны найти ее, пока не станет слишком поздно.
Слова Анно вызвали возмущение.
- Слишком поздно для чего? Что должно произойти? Где эта самая родина? Откуда ты знаешь?
Джессел Грис облек общий вопрос в самую неудобную для ответа форму.
- Вы считаете, нам следует бежать, несмотря на то, что это может привести нас к гибели? Думаете, мы должны искать нашу родину, хотя никто не имеет представления, где она? И конечно, мы должны избежать некоей судьбы, а ведь вы даже не знаете - какой!
- Да, - ответил Анно.
- Эти откровения исходят от вашей жены, нашей славной пророчицы? - Джессел Грис не собирался высмеивать Аиру, но в голосе чувствовалась ирония.
- Да, - сказал Хаз.
- А что именно она сообщила?
Анно заколебался и посмотрел в глаза Бомену. Сын ответил отцу твердым взглядом.
- Скажи им, папа, - промолвил он.
- Она сказала, что ветер крепчает.
На этот раз Джессел Грис откровенно рассмеялся.
- Ветер крепчает?
Не выдержав, Аира Хаз вмешалась в разговор:
- Я вовсе не "ваша славная пророчица"! Можете делать все, что хотите. Никто не обязан слушать то, что я говорю!
В это мгновение ворота широко распахнулись, и в сопровождении отряда солдат во двор вошла группа клерков с большими конторскими книгами в руках. Собрание прервалось. Аире Хаз хотелось ударить кого-нибудь, особенно собственного мужа. Она несколько раз с силой пихнула Анно в плечи и грудь.
- Не делай этого! Никогда больше этого не делай!
Анно не сопротивлялся. Он подождал, пока жена перестанет колотить его, и произнес:
- Ты знаешь, что это правда.
- Нет!
- Ты знала, какие слова он скажет. Ты слышала их еще до того, как он произнес эту фразу.
- Я просто догадалась.
- Неправда.
- Но какой в этом смысл, Анно? Они все равно не слушают! Зачем повторять им мои слова?
- Потому что это правда.
Аира ни сказала ничего, хотя в глазах женщины появился страх.
- Ты ведь точно знаешь? Случится что-то страшное? - спросил ее муж.
Аира нехотя кивнула.
Клерки двигались между пленниками, поручая им работы, соответствующие их умениям. Один из клерков с книгой остановился перед Анно Хазом.
- Номер, - произнес он.
- Что?
- Номер на запястье.
Анно поднял рукав, и клерк записал номер, выжженный на руке.
- Умение, - сказал клерк.
- Какое умение?
- Что ты умеешь делать?
- Я библиотекарь.
- Библиотекарь? Это книжки, так, что ли? Можешь работать в хранилище. У них там есть книги. Ты!
- Я? - спросила Аира Хаз.
- Номер. Умение.
Отвечая, Аира поймала взгляд мужа.
- Пророчица.
- А кто это? - удивился клерк.
- Человек, говорящий слова, которые никто не хочет слушать.
- И какой в этом смысл?
- Почти никакого.
- Что еще ты умеешь делать?
- Я умею таращить глаза, - сказала Аира. Нос женщины начал подергиваться. - Умею медленно болтать рукой из стороны в сторону…
- Она умеет шить, - поспешно перебил ее Анно, пока жена не натворила бед. - Хорошо справляется с иглой.
- Шитье, - проговорил клерк, что-то записывая в книгу. - Работы по починке. Прачечная.
Чиновник двинулся дальше.
- Не буду шить, - сказала Аира.
- Только на время, - промолвил Анно. - Прошу тебя.
Скуч, который пек лучшую сдобу в Араманте, был направлен на работу в одну из больших пекарен. Мико Мимилита отправили в пошивочную мастерскую. Креота, бывшего императора Араманта, оказалось не так-то легко пристроить. Креот заявил клеркам, что не умеет делать ничего.
- Как, вообще ничего?
- Вообще.
- А тебе не кажется, что из-за этого твоя жизнь течет слишком медленно?
- Кажется, - отвечал Креот. - Очень медленно.
- Ну что же, ты выглядишь достаточно крепким. Будешь работать на ферме.
Мампо сказал клерку, что хочет быть манахом. Пинто ужаснулась:
- Нет, Мампо! Тебя убьют!
Однако Мампо упорствовал.
- Я смогу. Я знаю, что смогу.
- Еще никто из рабов не просился в манахи, - произнес клерк. - Тебе известно, что туда берут только самых лучших?
- Меня возьмут.
Клерк посоветовался со своими товарищами.
- Ну что же, думаю, не будет большого вреда, если его испытают.
Бомен попросился в ночные сторожа. По очень простой причине: ночью, когда все уснут, он будет слушать Кестрель.
- Сторож, - записал клерк в книге.
Наконец всех пленников распределили и повели на новую работу. Рабы покинули двор, а вооруженные солдаты принялись выдергивать из толпы отдельных людей, намеренно разбивая семьи и компании. Пинто отделили от родных и отвели в сторону.
- Куда вы ведете ее? - спросила Аира Хаз. Солдаты не отвечали, хотя скоро ответ и так стал ясен. На другой стороне мощеной дороги стояла длинная череда обезьяньих фургонов с открытыми дверями, некоторые фургоны уже наполовину заполнились. В каждом фургоне находилось более двух десятков человек. Под решетками в полу лежали вязанки дров. Когда Пинто запихивали в фургон, девочка задрожала. Анно успел сказать дочери несколько слов.
- Все будет в порядке, дорогая. Увидимся вечером.
Никто ничего не объяснял людям, им даже не угрожали.
Все и так знали, для чего предназначен обезьяний фургон. Бомен и Мампо глубоко задумались. Теперь они поняли, что стены, окружавшие их, нельзя пробить, а перелезть через них так же невозможно, как если бы они уходили к небесам. Любая попытка к бегству, любое неповиновение - и их близкие сгорят заживо. Им всем предстоит теперь жить в тени обезьяньего фургона.
Анно почувствовал, что Аира закипает от ярости.
- Прошу тебя, дорогая, - умоляюще произнес бывший библиотекарь, - держи себя в руках. Помни о Пинто.
Вскоре они расстались - каждый отправился к новому месту работы.
Мампо стоял перед главным тренером школы, где обучали манахов, ожидая, когда тот заговорит. Ларе Янус Хакел сидел за столом и пристально разглядывал юношу; глаза тренера бродили по телу Мампо.
- Хм, - буркнул Хакел, видимо не впечатленный увиденным.
Он встал и дотронулся до Мампо своими громадными ручищами. Некогда, во времена выступлений на арене, тело Хакела представляло собой гору мышц. Сейчас это была груда жира. Шрамы, испещрявшие каждый видимый кусочек тела, сморщились и стали лиловыми - тренер походил на сырую сосиску, вытащенную из оболочки.
- Ты слишком изнежен, - сказал Хакел. Ничто в этом мальчике с простодушным лицом и жидкими мускулами не говорило о том, что из него может получиться манах. Хакела не интересовали юные романтики, которые в первом же поединке позволят противнику изрезать себя на мелкие кусочки. Манаха - это искусство, а не вид казни.
Тренер отвернулся.
- Пошел прочь.
- У меня получится, - сказал Мампо.
- Прочь.
- Мое тело знает, что делать.
- Прочь, говорю тебе… - Хакел обернулся. - Как ты сказал?
- Мое тело знает, что делать.
Хакел уставился на юношу. Давным-давно он чувствовал то же самое и говорил об этом теми же самыми словами. Девять лет подряд Хакел был непобедим. Неужели этот увалень обладает настоящим воинским даром?
Крякнув, тренер тяжело опустился в кресло и задумался.
- Ну, хорошо, - произнес он наконец. - Посмотрим, что ты умеешь.
Хакел был человеком благоразумным. Не стоит убивать мальчишку лишь за то, что он вбил себе в голову дурацкую мечту. Хакел позвал одного из новичков, крепкого бойца по имени Бенс.
- Надень учебные доспехи. Я хочу посмотреть на новенького.
Мампо раздели и подогнали наручи и поножи. В отличие от боевых доспехов, на месте ножей, торчащих у колена и запястья, а также на шлеме тренировочного облачения были укреплены короткие металлические шишки. Мампо повели на тренировочный ринг, где роль песчаной насыпи исполнял приподнятый деревянный настил.
Партнер дружески похлопал юношу по руке и сказал:
- Не бойся. Я не сделаю тебе больно.
- Ты даже не дотронешься до меня, - ответил Мампо. Уверенность парня удивила тренера. Мальчишка либо очень хорош, либо непроходимо глуп.
Для Мампо, разминавшегося перед схваткой, все было предельно просто. Он чувствовал, что на арене сможет выглядеть достойно, но главное - его сжигало желание сражаться. Боевой пыл придавал ему сил, толкал в бой. Даже Хакел смутно ощущал этот азарт, хотя и не на него была направлена ярость новичка.
Тренер уселся на скамью рядом с рингом и подал Бенсу знак. По обычаю манахи воин вышел на арену, пританцовывая. Мампо следил за Бенсом, не отводя глаз, тело его безупречно повторяло движения опытного бойца. Хакел одобрительно хмыкнул. Мальчишка двигался превосходно. Бенс сложился вдвое в классическом выпаде "колено-кулак-колено", однако Мампо угадал это движение и блокировал каждый удар четко и быстро. Внезапно юноша оказался позади Бенса и одним ударом кулака поразил бойца в спину.
Хакел усмехнулся. Простой "поворот-с-подъемом" и исполнен замечательно.