… В действительности же драгоценная коллекция братика была старательно изрезана ножницами Мирты на мелкие кусочки и отправлена в унитаз. Мирта сделала это с чувством глубокого удовлетворения: во-первых, одиннадцатилетний сопляк должен знать свое место и не препираться со старшей сестрой, а во-вторых, она терпеть не могла бейсбол и все эти дурацкие трансляции бейсбольных матчей по спортивному каналу…
- Не нужны мне твои карточки, - твердо повторила Мирта, и даже румянец на ее щеках поблек. Еще бы - ведь приятные мысли о Шандоре Елецки сменились повседневными размышлениями над тем, как прикончить братца и при этом избавиться от трупа. - Не нужны. Заткнись!
- Нужны, я знаю, - с убеждением натурального параноика заявил Словен. - Они стоят бешеных бабок по школьному курсу, одна карточка - двадцать форинтов.
- Ну и что?
- А то, что ты их загнала бы кому надо и купила бы себе всякие мазилки для своей рожи, как все вы, девки, делаете! Чтобы вас трахали большие пацаны! - выдал Словен. И добавил, словно поясняя маме: - Из старших классов.
- Мама! - возмущенно взвилась Мирта. И румянец снова залил ее щеки. - Скажи ему, чтоб он заткнулся, иначе… Иначе я расскажу и тебе, и учительнице Ванбладт, что Словен говорил про нее на прошлой неделе!
- Только попробуй, шлюха! - заорал в ответ Словен.
- Как ты меня назвал?! - заорала в ответ Мирта.
- Дети, что вы такое говорите? - ахнула мама Ишкольц. Она была тихой, замороченной домашним хозяйством матерью-одиночкой, поэтому реальной властью над своими чадами, родившимися, кстати, от разных отцов, не обладала. Более того, Роксана Ишкольц, любя своих детей беззаветно и преданно, при этом побаивалась их, словно ее дети могли в любой момент превратиться в динамитные патроны. - Словен, не смей никогда больше называть сестру плохими словами. Это грешно. И запомни, что никому не нужна твоя коллекция, уж поверь мне. И Мирта на нее не будет посягать - правда, Мирта? Кстати, а что там с учительницей Ванбладт?
- Только попробуй, скажи, шлюха! - У Словена глаза были как у бешеной собаки. А следы взбитых сливок на губах - ну просто натуральная пена. - Я тебе морду разобью! И все твои тетрадки со стихами порву на клочки!
- Словен!!! - это мама.
- Ах так! И расскажу! - это Мирта, чье солнечное настроение ушло безвозвратно и осталась лишь глухая ненависть к младшему братцу. И зачем только мать родила его, да еще и неизвестно, от какого мужика! А еще говорит, что верующая, как будто верующие не знают: блуд - смертный грех. И они, дети без отцов, - дети греха. - Мама, он сказал ребятам из своего класса, что учительница Ванбладт берет у него и рот. Потому, мол, оставляет его после уроков на дополнительные занятия, чтобы заниматься оральным сексом.
- Словен!!! - закричала мама, прижав ладони к щекам. На лбу у матери проступили белые пятна - как всегда, когда мама сильно нервничала. - Как ты смеешь такое говорить про учительницу! Или… погоди… Это правда?! Мальчик мой, тебя совращает эта женщина?!
Словен густо покраснел и только молча яростно смотрел на сестру.
- Мама, не верь ему! - заявила Мирта. - Он выдумывает. Будет учительница Ванбладт брать у него в рот, как же! Он просто не хочет ходить на дополнительные занятия. И к тому же он не хочет, чтоб мальчишки из класса дразнили его…
- Заткнись!!! - Словен швырнул в Мирту коробку с кукурузными хлопьями. - Сука, сука поганая!
- Словен, не выражайся, это грешно! - У мамы в глазах стояли слезы. - Почему ты не сказал мне, что тебя дразнят, я бы пришла в школу, поговорила с твоим педагогом…
- Потому что его дразнят, знаешь, мама, как?! - В Мирте клокотала злая, ненавидящая энергия. - "Самый маленький пенис", вот как! Вот он и придумывает, что у него сосет взрослая женщина! Ай, мама, убери его, он меня убьет!!!
Утренний завтрак, с невинной маминой фразы превратившийся в отвратительный скандал, достиг точки кипения. Словен с кулаками накинулся на Мирту. Та по праву старшинства принялась отвешивать ему солидные оплеухи и подзатыльники.
- Дети, да уймитесь же! - плакала мать. - Как вы можете! Вы должны любить друг друга! Подумайте о грехе и воздаянии… Мы ведь в прошлое воскресенье ходили на мессу, и преподобный отец Марк говорил…
О чем говорил в прошлое воскресенье преподобный отец Марк, осталось неизвестным. Потому что в данный момент на сцене семейной драмы появилось еще одно лицо - бабушка Антония, мамина мама. Бабушка была еще крепкой и нестарой и умела укрощать обоих отпрысков своей непутевой дочери. У бабушки в руках, как всегда, имелись два предмета укрощения: трость с крепким костяным набалдашником и тяжелая семейная Библия. Это от бабушки Мирта знала, что они с братом - чада греха. Бабушка, кстати, всегда их так называла. Вот и теперь…
- Чада греха! - загремела бабушка Антония своим совсем нестарым голосом. - А ну уймитесь! Иначе моя трость сделает не одну прогулку по вашим спинам! Мирта, это и тебя касается. Если ты стала девушкой, это еще не значит, что я прекращу тебя пороть. Словен, дрянной мальчишка!
Дети смолкли и уставились в свои тарелки полными ненависти взглядами. Если бы их взгляды могли воспламенять, кукурузные хлопья в момент превратились бы в пепел.
- Матушка, - Роксана Ишкольц и сама побаивалась своей матери и всегда чувствовала себя перед нею виноватой - за то, что не смогла достойно устроить свою судьбу, за то, что родила вне брака. - Простите, что побеспокоили вас. Дети опять…
- Сквернословили? Повздорили? Словен, посмотри на меня, не прячь глаза, бессовестный мальчишка! Что ты такое наговорил матери и сестре?
- Он назвал меня сукой и шлюхой, - расплакалась Мирта. Ей стало горько и обидно. Снова все вокруг было серым безрадостным и наполненным глухой ненавистью к родственничкам, которых зачем-то послал ей Бог. Почему Бог вообще так поступает? По-чему Он вынуждает жить под одной крышей людей, которые не любят и никогда не любили друг друга? Ведь даже мама не любит их - Мирта как-то слышала ее разговор с бабушкой об интернате, - не говоря уже о самой бабушке. Бабушка считает Мирту и Словена ублюдками и выродками. Правда, когда Мирта приносит только отличные оценки (а случается это часто, потому что Мирта хочет быть гордостью семьи и в дальнейшем попасть не в интернат, а получить хорошее образование), бабушка бурчит что-то вроде похвалы и с важным видом дает денег, которых не хватает даже на мороженое.
- Словен, ты знаешь, как я наказываю за плохие слова? - начала допрос бабушка, угрожающе покачивая тростью.
- Матушка, не надо, - взмолилась Роксана Иш-кольц. - Ему ведь сейчас в школу! Будут потом спрашивать, откуда синяки.
- Ничего, - сказала бабушка. - Соврет, что упал с лестницы. Словен…
- Я больше не буду, - торопливо пробормотал мальчик. В его глазах теперь ненависть мешалась с животным ужасом.
- Словен, - повторила бабушка Антония. - Выйди из-за стола.
- Матушка, он опоздает в школу… - пыталась еще вступиться за сына мать.
- Ничего. Успеет. Словен, наклонись. Или ты хочешь, чтобы я отколотила тебя по рукам?
Мирта, дрожа, смотрела на экзекуцию. По ее спине бабушкина трость не прохаживалась последние три года, но она очень хорошо помнила, каково это. И сейчас ей было жалко брата, сейчас она корила себя за то, что наябедничала… Но тут же вторая, внутренняя
Мирта, которая была позлобнее внешней, сказала: "Он получает, что заслужил. Никто не имеет права называть тебя сукой и шлюхой безнаказанно. Он сам виноват".
Словен получил причитающиеся ему колотушки и чуть не бегом кинулся в свою комнату.
- Не вздумай опоздать в школу! - напутствовала его вслед бабушка. - Иначе еще всыплю.
Тут ее взор обратился на Мирту. Та тихо поднялась из-за стола.
- А ты, красавица, - сказала Мирте бабушка, - не думай, что раз я тебя не порю, то, значит, и не за что. Подойди ко мне.
Мирта повиновалась.
- Посмотри в глаза. Мирта повиновалась.
Бабушка оценивающе посверлила ее взглядом.
- Косметики нет, это хорошо, - сказала бабушка. - И не смей краситься до самого выпускного бала. Девушку украшает скромность и целомудрие. И если вдруг ты начнешь встречаться с мальчиком…
Мирта похолодела. Ей показалось, что собственные глаза, лицо, руки - все, чего касался Шандор, сейчас окрасится в какой-нибудь ядовитый цвет вроде фальшивых денег и выдаст ее. Но ничего не произошло. Бабушка почти не больно подергала Мирту за ухо и напутствовала:
- Хорошая учеба и никаких мальчиков! Вот для тебя закон! Ступай в школу.
… Когда младшие отпрыски семейства Ишкольц ушли в школу, мать сказала бабушке:
- Матушка, прошу тебя, не будь с ними так строга…
- Я выколачиваю из них твои грехи, дочь, - ответила бабушка Антония. - Они ублюдки. Они дети греха. Их надо воспитывать денно и нощно, чтобы из них получились достойные люди. Следи за Миртой. У нее опасный возраст. Я не уследила за тобой, и в шестнадцать лет ты оказалась беременной. Пришлось брать грех на душу - вести тебя на аборт…
- Мама, не надо об этом!
- Надо. Если ты хочешь, чтобы, в отличие от тебя, твои выродки стали достойными людьми… Подай мне завтрак, что стоишь?
Роксана Ишкольц подавала матери завтрак и старалась унять злые, непокорные слезы. Мать была права. Как всегда. И дети нуждаются в суровом воспитании.
… Мирта и Словен всегда ходили в школу разными путями. А сегодня этот маневр приобрел еще и статус демонстративной ненависти - брат не мог простить сестре своего унижения, а сестра брату - самого его существования. Потому Словен потопал через блошиный рынок, где продавалась всякая чепуха, понятная и любимая разве только мальчишками окрестных кварталов. А Мирта зашагала сквозь небольшую рощу, которая выросла на месте старых-престарых железнодорожных путей. Мирте всегда нравилось идти по заросшей травой и простенькими цветами узкоколейке, не опасаясь, что появится поезд, и мечтать о том, как однажды она вырастет и навсегда уедет от своей нелюбимой семьи. И из этого города. Она способная, она поступит в столичный университет, а там начнется иная жизнь, в которой не будет проклятого братца, ненавистной бабки с ее тростью!
Вот только Шандор… Жаль будет расставаться с Шандором. Хотя почему расставаться? Теперь до окончания школы они будут гулять вместе, а потом - вместе же и поедут в Будапешт навстречу новому прекрасному будущему…
Мирта выкинула из головы мечты - размечтавшись, можно и впрямь опоздать в школу, заработать "желтое замечание" и нарваться на неприятности. И быстрее зашагала по трухлявым шпалам, уже высушенным горячечным апрельским солнцем… И тут она отчетливо услышала за спиной рев приближающегося поезда.
Она обернулась, леденея от страха. Здесь не могло быть никаких поездов!..
… Никакого и не было. Только метелки прошлогодних бессмертников да опушенные белыми свечками ветви верб покачивались от теплого весеннего ветра.
Мирта помотала головой, но страх не отпускал. Рев несуществующего поезда все еще стоял в ушах, заставляя тело трепетать от ужаса. Мирта припустила бегом из этой рощи и поклялась себе, что отныне шагу сюда не ступит. Хотя не знала почему.
А про настроение и говорить нечего. Мирта не опоздала в школу, но явилась туда с таким похоронным видом, что никому на глаза не хотела показываться. Но разве это получится? На первом же уроке Шандор прислал ей записку:
"Что случилось? Гусь прошел по твоей могиле? Улыбнись, Мирта! Я скучаю по твоей улыбке".
И пририсовал улыбающееся сердечко, пронзенное стрел ой.
Мирта даже не повернулась в его сторону. С ней творилось что-то странное. Рев несуществующего поезда никуда не делся, он бился внутри черепа и заставлял глаза слезиться, а все тело - противно ныть и болеть как при высокой температуре. Мирта не услышала, как началась перемена, как одноклассники вылетели резвиться в школьный сад и в комнате осталась лишь она и Шандор. Мирта не заметила, как к ее парте подошел Шандор, и очнулась, лишь когда он робко коснулся ее плеча. Она подняла голову и посмотрела на него.
- Что с тобой? - испуганно спросил Шандор. Девочка не отвечала; она была бледна меловой бледностью, тяжело дышала, а в расширенных ее глазах буйствовал неудержимый ужас.
Мирта молчала, глядя сквозь мальчика, а рука ее, держащая карандаш, вывела в тетради:
"Мне очень плохо".
Но Шандор не прочел этой надписи. Он не смотрел на тетрадь, он смотрел в глаза Мирты, потому что за свою не слишком длинную жизнь мальчику еще не приходилось видеть столь страшных и несчастных глаз.
- Ты заболела? Мирта, что у тебя болит? - Шандор говорил это и не мог оторвать взгляда от налитых болью глаз девочки. - Давай я отведу тебя к школьному врачу. И опять он не заметил, как ее безвольно лежавшая на парте рука ожила и вывела в тетради новую запись:
"Я не хочу так больше жить".
Лицо Мирты искривилось, из глаз полились слезы. Плакала она беззвучно и как-то автоматически. Шандор отшатнулся. Ему показалось, что у девочки припадок.
- Погоди! - воскликнул он. - Я сюда сейчас врача приведу!
Шандор убежал за врачом. Мирта сидела в пустом классе и выводила в тетради строчку за строчкой, глядя, однако, не в тетрадь, а в пустоту, где ревел и плевался искрами из-под колес страшный, черный поезд со стеклами вагонов, заляпанными кровью, с колесами, острыми, словно кинжалы, с кабиной машиниста, где скалился скелет в форменной фуражке:
"Не хочу так, не хочу так, не хочу так. Почему? Почему? Почему? "
И тут в видение Мирты добавилось персонажей. Теперь рядом со скелетом-машинистом стоял Словен. Он был избит, его лицо опухло от синяков, а из груди, там. где сердце, торчала бабушкина трость. Словен больше не ругался, он молча плакал и с упреком смотрел на Мирту. Чувство безумной нерассуждающей пины перед братом хлынуло в душу девочки и затопили ее. У Мирты тряслись руки, но она продолжала писать, глядя внутрь своего видения:
"Я виновата перед Словеном. Его били за меня. Не хочу. Не хочу. Не хочу. Виновата. Виновата. Прости, Словен. Прости. Я искуплю".
Словен-видение кивнул ей мертвой головой, словно одобряя написанное. Поезд пронесся мимо. Рев в ушах стих мгновенно, и наступившая тишина показалась чем-то ужасным вроде конца света. Мирта всхлипнула, автоматически захлопнула тетрадку и потеряла сознание.
Очнулась она в кабинете школьного врача, на кушетке. Сначала ей показалось, что она совсем не чувствует собственного тела - до того оно было расслабленным и вялым. Над Миртой склонились двое людей в медицинских халатах: один - школьный врач, а Другой, точнее другая - красивая молодая девушка, совсем незнакомая. Девушка держала в руке пустой Шприц - видимо, его содержимое она только что ввела в правую руку Мирты, потому что руку начало покалывать.
- Я подозреваю невралгический припадок, - сказал школьный доктор девушке. - Потому и вызвал вас. Случай серьезный.
- Нет, - отозвалась девушка и пощупала пульс на шее у Мирты. - Это не припадок. Осложненная подростковая цефалгия, скорее всего. У них, особенно у девочек этого возраста, часто случаются подобные приступы сильнейшей головной боли. Мирта, тебя ведь зовут Мирта, верно? Ты слышишь меня? Можешь говорить?
- Да, - сказала Мирта. Она начала ощущать собственное тело.
- Что с тобой было? Расскажи.
- Голова… Болела.
- А тошнило? - Нет.
- Ты чего-то испугалась, Мирта? - продолжала спрашивать девушка. - Переволновалась, может быть?
Мирта на миг увидела черный поезд.
- Да… Я переволновалась, - с трудом произнесла она.
- Ты много занимаешься? Ты волнуешься из-за уроков? - Девушка не отставала от Мирты. Но ее красивое лицо, в отличие от сердечных вопросов, было профессионально безучастным.
- Да, - ответила Мирта.
- Полагаю, - сказала девушка, обращаясь к школьному врачу, - что у нее развивается психогенная цефалгия. Постоянное нервное напряжение, школьные нагрузки. Возможно, скрытая депрессия. Из-за оценок. Да и вообще они в этом возрасте все эмоционально неустойчивые. Я бы рекомендовала девочке пройти курс у школьного психолога. А вы понаблю-дайте за ней и выпишите направление на рентгенокомпьютерную томограмму в клинику.
- Хорошо, - покорно кивнул головой школьный доктор, как будто девушка был а бог весть каким медицинским светилом. А та опять обращалась к Мирте:
- Ну что, детка, ты можешь встать?
Мирта честно попробовала. И тут же в голове разразилась такая канонада, что она вскрикнула от боли.
- Ясно. Полежи еще немного. Я сделаю тебе еще один укол. Успокаивающий и обезболивающий. А вы, доктор, пожалуйста, проследите, чтобы на сегодня девочку освободили от занятий и отправили домой. Думаю, уже завтра она будет в норме, но пока ей лучше отдохнуть дома.
Школьный врач согласился. Девушка сделала Мирте еще один укол - теперь в вену левой руки. Улыбнулась:
- Полежи пока. А потом тебя проводят домой.
- Хорошо. - Мирта закрыла глаза, стараясь не обращать внимания на неприятное покалывание в обеих руках.
Школьный врач отправился провожать девушку со "скорой помощи", а Мирта все еще лежала на кушетке. В голове у нее крутились какие-то обрывки фраз, мусор из сновидений, грез, несбывшихся желаний… Главное, что среди всего этого не было черного поезда, который ужасал, лишал воли и высасывал остатки добрых чувств из сердца. Мирте представлялось, что ома, как герой из любимого ею фильма Джармуша "Мертвец" в последних кадрах, лежит, смертельно раненная и в то же время умиротворенная, в лодке, а лодка плывет по медленной реке. И можно видеть, пока еще можно видеть, небо, облака, далекие бере-га… И засыпать, понимая, что сон плавно перейдет в смерть…
Мирта заставила себя встряхнуться. Она еще не собирается умирать! Да, она отвратно себя чувствует (что-то инъекции девушки-доктора никак не действуют), но это не значит, что сегодня же она и умрет. Глупости какие! У нее столько жизни впереди, столько всего светлого!
Эта мысль придала девочке сил. Мирта села на кушетке, проморгалась. Голова кружилась, и тупо ныли виски, но тело слушалось свою хозяйку. Тут в кабинет вошел школьный доктор.
- О, похоже, ты уже приходишь в норму, - сказал он Мирте.
- Да…
- Вот, возьми. - Врач протянул девочке два плотных, вчетверо сложенных листа бумаги. - Это тебе освобождение от занятий на сегодня и еще (постарайся не потерять!) направление на компьютерное диагностирование в городскую клинику. Тебе обязательно нужно обследоваться. Поняла?
- Да. Спасибо, доктор Малкош.
- А теперь ступай домой. Около дверей моего кабинета топчется некий юноша. Похоже, он горит желанием проводить тебя.
Доктор Малкош постарался, чтобы в его словах девочка уловила юмор и развеселилась, но Мирта, вставая, только безучастно сказала:
- Спасибо. Можно, я пойду?
- Да, конечно, - кивнул школьный врач. А когда девочка вышла, у него мелькнула глупая мысль, что больше он ее в школе не увидит.