Хитники - Бабкин Михаил Александрович 6 стр.


Задетые хоть малость гномьей дубинкой нападающие странно преображались, бесповоротно выбывая из драки – кто вмиг рассыпался мелкими перламутровыми шариками, точь-в-точь словно бусины дешёвой бижутерии, но легче воздуха; кто каменел, не сразу, но успев сделать по инерции два-три шага – и с грохотом падал на пол, вдребезги разбивая керамическую плитку под собой; кто становился бесцельно плавающим между колоннами облачком плотного сизого дыма… Видя происходящее, упыри кинулись врассыпную от опасного бойца с чародейной дубиной – напоследок всё же успев треснуть гнома по голове битой. К счастью, скользяще, но и этого хватило, чтобы Федул на некоторое время потерял сознание.

– Боже, они убили Федула! – в ужасе воскликнул Глеб.

– Сволочи! – разъярясь, прорычал низким голосом Модест. Парень посмотрел на него и оторопел: добряк бабай, рассудительный и дружелюбный, которого Глеб, казалось бы, знал "от и до", очень быстро превращался в нового Модеста, страшного, Глебу абсолютно незнакомого. У бабая, словно в компьютерном видеоролике, за несколько секунд выросла знатная, почти до колен, синяя борода: в купоросного цвета волосах с тихим потрескиванием вспыхивали и гасли крохотные молнии. Глаза Модеста увеличились едва ли не втрое, став похожими на огненно-жёлтые плошки – из которых, как из уличных фонарей, били заметные даже в потолочном свете оранжевые лучи; пальцы бабая удлинились стальными когтями, бритвенно острыми, смертельно опасными. Глеб невольно заглянул в раскрытую пасть Модеста и пришёл в тихий ужас: подобные клыки он видел только в кино… Первым делом на ум пришёл фильм "Чужие" – да, сейчас парень ничуть не удивился бы, обнаружься у Модеста дополнительные, далеко выпрыгивающие из той пасти челюсти.

Бабай, сгорбясь и хищно выставив перед собой лапы, мягкими прыжками отправился рвать упырей на части.

– Ёлы-палы, – потрясённо молвил Глеб, со страхом наблюдая за боевым вариантом ранее безобидного Модеста, – пусть мне теперь кто-нибудь скажет, что легенда о герцоге "Синяя Борода" обычная врака, засмею в ответ… ха, да он наверняка из бабайского роду-племени был! Мда, с таким возможностями, пожалуй, ни пистолет, ни автомат не нужны. Однозначно.

Модест укладывал врагов сразу и наповал: назвать это дракой было невозможно, как нельзя назвать ураган просто сильным ветром; оторванные руки и головы летели в разные стороны. Бабай напоминал злобного медведя-шатуна, напавшего на свору охотничьих собак – которые гонялись за глупым зайцем, а нарвались на боевую машину убийств. Чёрная, давно уже мёртвая кровь упырей хлынула на чёрный же пол, потекла вязкими ручейками; заполошные крики и стоны эхом отдавались под небесного цвета потолком и в тёмных провалах рельсовых туннелей. К ногам Глеба подкатилась бейсбольная бита с вцепившейся в неё кистью руки, парня едва не стошнило от омерзения. Но война есть война: кинув в сторону бесполезный фонарь, Глеб с трудом отодрал кисть от испачканной кровью биты – пальцы, ещё живые, никак не хотели отпускать оружие – и, размахнувшись спортивной дубиной, со всех ног кинулся в драку.

Дальнейшее Глеб помнил смутно: неистово ревел Модест, вспарывая когтями животы упырей и далеко отбрасывая серые ленты кишок; зло вопил очнувшийся гном, больше мешая, чем помогая в разборке – он едва-едва держался на ногах, но боевого задора Федула хватило бы и на троих здоровых бойцов. Глеб наотмашь бил по головам и плечам, пару раз сам поймал удары – основательно кулаком в грудь и битой по спине, вскользь, случайно; казалось, драке нет и не будет конца, но она вдруг закончилась. Двое или трое умертвий успели-таки удрать, нырнули в червоточину и были таковы, преследовать их никто не захотел – пускай бегут! Расскажут остальным о случившемся на станции "Земноморье", глядишь, каким другим мерзавцам неповадно станет нападать на трёх мирных, очень мирных путешественников.

Бабай, тяжело дыша, повёл по сторонам огненным взглядом – убедился, что никаких врагов не осталось, что некого более крушить-ломать – и медленно стал возвращаться в своё прежнее состояние. Исчезли когти, уменьшились клыки; погасли глаза, сама собой опала и рассыпалась пеплом синяя борода – перед Глебом с Федулом стоял привычный рубаха-парень, славный бабай Модест. Только вот рукава его сельскохозяйственной рубахи были по локоть запачканы липкой как смола кровью. И синяк под левым глазом пропал, исчез, как и не было.

– Ай да мы, – с довольным видом просипел гном, вытирая ладошкой пот со лба и оставляя пальцами грязные разводы, – уж наваляли гадам так наваляли! Прям соловьи в душе, майский день, именины сердца… Брателлы, я поздравляю нас с успешной самозащитой! А особенно радуюсь за Модестушку, который наконец-то сумел выработать в себе правильную злость, то есть включить боевое превращение, и отныне, понятное дело, может считаться полноценным бабаем, жизневредителем и убийцей. Мнэ-э… в хорошем смысле этих слов, – поторопился уточнить Федул, видя как опечалился добряк Модест.

– Мерзавцы, очки мне разбили, – невпопад пожаловался Глеб, потирая ладонью ушибленную грудь. – Любимые. Где я теперь новые возьму, а? – Парень выгреб из кармана рубашки осколки тёмных стёкол, сломанную металлическую оправу и с сожалением уронил их на пол.

– Да вон же, навалом, – ухмыльнулся гном, – на каждой оторванной башке имеются. Бери в качестве военного трофея, не стесняйся, – Глеб с сомненьем оглядел место побоища, очень уж не хотелось чего-либо с мертвецов снимать, ещё начнут по ночам приходить и назойливо требовать обратно свои вещи… К счастью неподалёку, возле колонны, валялись утерянные кем-то из убежавших кровопийц очки – целые, даже не поцарапанные.

– Трофей, говоришь? – Глеб поднял находку, брезгливо морщась завернул её в грязный носовой платок, сунул в карман куртки. – Сначала отмою как следует, с дезинфекцией, а уж после в дело пущу. Вдруг на оправе какие бациллы упыриные остались? – пояснил он Федулу, хотя тому никаких пояснений вовсе не требовалось. Просто Глебу не хотелось надевать покойницкие очки без крайней на то необходимости.

– Рубаху жалко, – оглядывая запачканные кровью рукава, уныло сказал Модест. – Очень она, понимаешь, у меня замечательная была, – с этими словами бабай, покряхтывая от сожаления, снял с себя пришедшую в негодность рубашку, тщательно обтёр ею выпачканные мёртвой кровью руки и зашвырнул грязный ком в рельсовую траншею. После чего надел фуфайку на голое тело, на том его переживания и закончились.

– Да ты, брателлик, не страдай, – успокоил друга Федул, – мы, когда в город выберемся, обязательно тебя как следует приоденем! Красавцем будешь, обещаю. Лаковые туфли со скрипом, чёрный смокинг с белой манишкой, обязательный цилиндр и тросточка с потайным клинком внутри – эх, загляденье! Станешь прям как граф Монтекристо на светском приёме. – Гном самоуверенно похлопал себя по карманам джинсов, – денег на всё хватит! – И тут Федул побледнел. Лихорадочно задрав свитер, он сунул руки в те карманы, поелозил там, будто завалившуюся копейку искал, взвыл отчаянно:

– Нету! Денег нету! Во время драки бритвой разрезали, гады, всю мою денюжку спёрли! – упав на пол, гном в отчаянии заколотил по нему кулачками. – Обокрали-таки, последних средств лишили! Поубивал бы их всех… жаль, что они уже насмерть убиты.

– Неужто вправду покрали? – удивился бабай, на всякий случай проверяя свои штаны. Проверил, сообщил задумчиво: – А у меня вывернутые и пустые. Как же эдакое незаметно приключилось? – Глеб, предчувствуя недоброе, сунул руки в карманы брюк – увы, с ним произошла та же самая неприятность.

– Ловко они нас, – успокаиваясь, произнёс гном. Федул встал, отряхнул свитер и коленки, упёр руки в бока, молвил надменно:

– Зато скольких мы положили! Ну и чёрт с теми деньгами, украдём где-нибудь ещё. Главное, моя дубиночка со мной, – он погрозил дубинкой искусственным небесам, – эге, мы ещё увидим небо в алмазах!

– Святое дело, – охотно подтвердил Глеб. – Батистовые портянки носить будем, крем Марго кушать.

– Несомненно, – не менее охотно согласился начитанный Федул. – Именно.

– Это вряд ли, – удручённо покачал головой бабай, – батистовые портянки не практичны, раз-другой шагнул, они и протёрлись. То ли дело солдатские, сносу им нет! Ладно, чего зря языками молоть – может, обыщем трупы? Глядишь и найдутся наши пропавшие финансы.

– Хрена там, – обречённо махнул рукой гном. – Помнишь удравших диггеров-мертвяков? Я стопроцентно уверен, что деньги убежали вместе с ними. Да и не буду я мародерствовать, не по чину оно чистокровному эльфу! Как-нибудь заработаем… вон, Глеб у нас вроде бы на гитаре играть умеет, в случае чего посадим его на паперти, под музыку у прихожан милостыню просить. Он справится, он талантливый!

– Мне и милостыню клянчить? – не на шутку возмутился Глеб, – да никогда! – он с независимым видом сунул руки в карманы куртки. – Я – вольный человек, по мне уж лучше пустые бутылки по мусоркам собирать, чем… стоп-стоп, – вдруг встрепенулся парень, – ого! Надо же.

– Чего – ого? – подался вперёд гном, – ну-ка, колись, не томи.

– Дыра в кармане, – согнувшись на левый бок и шаря во внутренностях куртки, отрывисто сказал Глеб, – А в подкладке… – он медленно вытащил из кармана пачку сотенных империалов. Целенькую, с ненадорванной упаковочной ленточкой.

– Аллилуйя, брателлы, – радостно воскликнул Федул, отбирая у Глеба пачку, – всё же есть высшая справедливость в этом мире, и никуда нам от неё не деться! А теперь пошли отсюда нафиг, пока последнюю заначку не украли, – гном сунул деньги в задний неповреждённый карман джинсов; положив дубинку на плечо, он развернулся и потопал к неработающему эскалатору.

– Да, пора, – Модест с неприязнью оглядел площадку ожидания с разбросанными по ней кусками тел и лужами крови под ними, молвил веско: – Я всегда был уверен, что метро – это ад для умерших трамваев. Теперь самолично убедился, так оно и есть. Только трамваев малость не хватает, – бабай, сложив руки за спиной, пошёл следом за Федулом; Глеб молча пристроился рядом.

Гном остановился перед ступенями, вслух прочитал висевшую на стене табличку "Перед пуском эскалатора убедись в правильности выбора направления" и, безрезультатно пощёлкав указанным переключателем направления, сообщил очевидное:

– Пешком топать придётся.

– Кто бы сомневался, – фыркнул Глеб; троица, громко стуча ногами по железным ступенькам, побрела наверх, к далёкому выходу с конечной станции "Земноморье".

Когда звуки шагов стихли, из торговой будочки – той, что стояла ближе всех ко входной червоточине – выбрались прятавшиеся там орки.

– Знаешь, Петруха, – оглядывая побоище, мрачно сказал Василий, – сдаётся мне, что задание окажется не столь лёгким, как обещал заказчик. Удачно мы с тобой успели спрятаться, а то попали бы вместе с упырями под раздачу!

– А то, – флегматично кивнул Пётр. – Я подобную мясорубку давно не видел. Разве что в девяносто восьмом, по августовскому дефолту… помнишь, когда в магической части города кто-то ростовщика Фильку-Гоблина вместе с его охраной порешил? Всех, до одного. Очень, знаешь ли, похожая работа, очень.

– Плевать. Ты про деньги-то слыхал? – многозначительно намекнул Василий. – О которых недомерок с милицейской палкой болтал.

– Слыхал, – с пониманием отозвался напарник. – Мы, в отличие от некоторых самозванных эльфов, люди не гордые, обязательно тела осмотрим. Вернее, их карманы, – орки переглянулись, утробно расхохотались. И, не обращая внимания на плавающие под потолком перламутровые шарики, на блуждающие меж колонн облачка сизого дыма, на валяющиеся там и тут каменные изваяния и стоящую поодаль стеклянную статую, умело принялись за дело.

…Створки входных дверей оказались заперты на висячий замок с длинной дужкой, пропущенной под металлическими ручками-трубами. Грязные дверные стёкла, забранные решёткой, наружный свет почти не пропускали и потому было непонятно, что сейчас на улице – день или ночь?

Глеб, первым подошедший к двери, безрезультатно подёргал замок, с досады пнул дубовую створку и принялся оглядываться по сторонам в поисках подходящего инструмента, лома или хотя бы обрезка водопроводной трубы. К сожалению, подобные нужные предметы валяются рядом с закрытыми дверями только в компьютерных играх, а в реальности пойди их найди!

– Какие-то проблемы? – начальственно поинтересовался гном, останавливаясь возле Глеба и с прищуром разглядывая замок. – Вон чего! Понятненько. Что делать будем?

– Давай сюда твоё дубьё, – категорично потребовал парень, – крутану разок в дужке, авось она сломается.

– Сейчас, разогнался, – возмутился гном, на всякий случай делая шаг назад и пряча дубинку за спину. – Ценнейшим предметом боевой значимости всякие стальные замки ломать! Ну да, верно, это по нашенски, по-мужицки, ага. Не думая хрясть, тресь, а там уж как получится – или замок, или дубиночка, одно из двух. Нет, не дам! И не потому что жадный, а потому как головой соображать умею: вон, Модестушка подгребает, ему тот замок свалить что мне кружку пива выпить. Или две.

Бабай, тяжело дыша и обтирая лицо рукавом фуфайки, сошёл с эскалатора. Подойдя к двери, Модест без лишних слов ухватил замок обеими руками, поднапрягся и вырвал его вместе с трубами – распахнув створки дверей, бабай не оглядываясь вышел на улицу.

– Вот, товарищ Глеб Обычников, как надо действовать, – ехидно заметил Федул, – грамотно и эффективно! В общем, учись, пацан, взломному делу настоящим образом, пока есть у кого учиться, – гном коротко хохотнул, показал парню язык и вприпрыжку удрал на волю; Глеб тоже не стал задерживаться у открытой двери.

На улице стояло лето – жаркое, июньское, полуденное; а ещё там было синее-синее безоблачное небо и яростное солнце в зените; по мягкому от жары тёмному асфальту мела позёмка белоснежного тополиного пуха. Стены домов поражали цветовой насыщенностью: сложенные из ярко-красного или яично-жёлтого кирпича, с карамельно-витражными окнами, они были похожи на иллюстрации к сказочным книгам. В общем, испытал сейчас Глеб самый настоящий цветовой шок – да и то, столько часов под землёй гулять, успеешь отвыкнуть и от солнечного света, и от буйства наземных красок. Глеб прикрыл глаза ладонью, постоял немного, привыкая, а после кинулся догонять товарищей.

Вымощенная брусчаткой улица была длинной и странно пустой: пятиэтажные дома, похожие на небольшие замки – с башенками на крышах и декоративными колоннами у подъездов – напоминали парню виденные им бутафорские строения в замкнутом мирке аптекаря Хинцельмана, такие же ухоженные и такие же ненастоящие. Запертые окна сияли вымытыми стёклами: пока Глеб шёл, он не увидел ни одного открытого, и это по такой-то жаре!

А ещё на улице было тихо. Ни воробьиного чирикания, ни лая собак, ни криков детворы, ни далёкого шума машин – ничего. Лишь эхом отдающиеся шаги; город, в который привёл трёх путников диггер Авдей, был мёртв. И, конечно же, вряд ли являлся столицей колдовской империи.

– Знаете, брателлы, а мне тут как-то не по себе, – вполголоса пожаловался Федул. – Словно по старому кладбищу гуляю… Что-то здесь не так.

– Я тоже заметил, – шёпотом отозвался Глеб. – Авдей, сволочь упыриная, нас в какой-то колдовской Чернобыль затащил. Даже птиц нет, я уж не говорю о жителях!

– Погодите зря бояться, – недоверчиво хмыкнул бабай. – Вонна, улица заканчивается, а там какая-то большая площадь вырисовывается. Может, все жители на городском собрании? Типа о коммунальных платежах решают, или мэра всеобщим голосованием переизбирают. Я бы, однако, не стал торопиться с выводами, – Модест на всякий случай поправил шапку, застегнул фуфайку на все пуговицы и расправил плечи.

– Возможно, – буркнул гном, выходя вместе с парнем на ту площадь. – Только кажется мне…

Чего именно показалось Федулу, Глеб так и не узнал. Потому что перед ним полыхнуло бирюзовое сияние – оно больно ударило по глазам, а затем притихло, угасло, но не полностью; и тут парень увидел в том колдовском зареве стоявшую вдали, посреди площади, девушку с протянутыми к нему руками, с изящной золотой короной на голове. Чёрные ниспадающие волосы, громадные синие глаза, молочно-белая кожа лица, плеч и рук – увы, остальное было закрыто полупрозрачным платьем и расплывалось в бирюзовом мареве. Удивительное зрелище казалось настолько реальным, что Глеб невольно облизнул пересохшие губы.

– Храбрый рыцарь, – напевно сказало дивное видение, – я жду тебя много веков! Злой колдун Саруман зачаровал меня, несчастную принцессу, взглядом своего всевидящего ока и превратил в бестелесного призрака. Но твой поцелуй вернёт мне жизнь, о славный юноша! – Хотя дева находилась далеко, а сладкий голосок звучал еле-еле, Глеб слышал всё преотлично. Как будто она ему на ушко шептала.

– Может, Саурон? – млея, спросил парень, – э, какая, блин, разница…

– Злой Саурон, – быстро подтвердила принцесса. – Иди же ко мне, мой герой, – она поманила к себе пальчиком, Глеб и пошёл. Однако путь оказался нелёгким, дорога извилисто петляла то так, то эдак; парень не смотрел под ноги, они сами несли его к цели – но несли почему-то по кругу. К тому же чересчур медленно.

– Глеб… Глеб, сволочь такая… Очнись! – неприятно и назойливо вдруг зазвучал в голове парня чей-то посторонний голос, – приди в себя, кретин обычниковый! Дурень, ты сейчас погибнешь! – Перепуганные вопли были в этот трепетный момент абсолютно лишними, неуместными, и потому Глеб старался не обращать на них внимания. Но, к сожалению, таинственный "некто" продолжал орать и материться, посыпая Глеба самыми грязными ругательствами – когда же невидимый хулиган прошёлся по всей родословной парня, он не выдержал, остановился и вне себя закричал ответно: надсадно, тем же матом… тут-то Глеб и пришёл в себя от собственного ора.

И едва не закричал вновь, на этот раз от ужаса.

Глеб стоял неподалёку от края глубокой ямы, занимавшей едва ли не треть площади. Там, внизу, на дне провала, в болотной жиже грузно копошилось нечто громадное, зелёное и панцирное; десятки поднятых вверх гигантских клешней нетерпеливо кусали воздух – настолько зловонный, что хоть противогаз надевай. В яме непрерывно что-то булькало, клокотало и шипело, словно там шла постоянная химическая реакция.

А ещё Глеб увидел за провалом городскую ратушу с мраморными статуями перед входом и разбитыми башенными часами со скрученными в жгут стрелками. Увидел самодельные каменные завалы вокруг ямы – точь-в-точь покинутые в спешке баррикады; увидел впереди разбитую военную машину, зависшую передними колёсами над тем провалом, с парой сидящих в ней скелетов в истлевшей форме. Скелеты весело щерились из-под низко надвинутых на костяные лица ржавых касок.

Гном и бабай вяло брели вдоль насыпного бруствера ямы, медленно но верно приближаясь к дальнему проёму в нём. Аккурат возле битой машины.

– Нет, – сонно бормотал Федул, слабо дёргая Модеста за полу фуфайки, – такого не бывает… ого, миллиард космических галактов в рулетку… да, я всегда любил число пятнадцать! Что, и целая планета в придачу, натурально один сплошной океан из крепкого пива?… Солярис хмельного свойства, ну-ка, заверните в пакетик, беру с собой.

Назад Дальше