Карл поклонился, с неожиданной для такого массивного человека лёгкостью и почти звериной грацией развернулся и вернулся в комнату, придерживая дверь. Когда барон вслед за ним вошёл в башню, Карл без малейших усилий закрыл дверь и спустился вниз.
Бергфрид, главная башня замка Альтенберг, была четырёхэтажной. Как и полагалось, каждый этаж делился пополам каменной стеной, а с этажа на этаж вела винтовая лестница. Полы были каменные, застеленные плетёными соломенными циновками, стены до середины были зашиты дубовыми панелями, а выше них была видна каменная кладка. На стенах висели потемневшие от времени, ржавые и кое-где пробитые шлемы, щиты, старые мечи, копья и кинжалы. Некоторые доспехи и оружие выглядели довольно непривычно, поскольку предки Вольфгера привезли их с Востока, из Крестовых походов. Барон как-то попробовал пофехтовать сарацинским мечом, имеющим странное волнистое лезвие и непривычный баланс, но не преуспел: меч требовал особой техники, которой Вольфгер не владел. Меч вернулся на стену, а барон окончательно потерял интерес к коллекции. Настоящий арсенал был на первом этаже башни, там хранилось тщательно смазанное и упакованное оружие, предназначенное для небольшого гарнизона замка. Замковые стены защищали три бомбарды, порох и ядра для которых хранили в особом каменном погребе. На памяти Вольфгера из этих бомбард не стреляли ни разу, и следовало крепко подумать, прежде чем решиться забивать заряды в их старые, изъеденные ржавчиной и временем стволы.
Ещё ниже, у самого основания бергфрида был пробит шурф, из которого защитники замка должны были черпать воду в случае осады. Чтобы вода не гнила, шурф периодически чистили от тины и водорослей, а воду вычерпывали до дна. Здесь всегда было холодно, поэтому на этом этаже хранили съестные припасы.
Самый верхний этаж башни под конической крышей Вольфгер приспособил под алхимическую лабораторию. Там стоял атанор, труба от которого уходила под стропила, а длинный сосновый стол с пятнами от химических ожогов был заставлен причудливой стеклянной и металлической посудой и банками с реактивами. На стенах в образцовом порядке были развешаны щипцы, молоточки и другие алхимические инструменты. В углу нелепо расставила суставчатые деревянные ноги тренога зрительной трубы, а рядом с лабораторным столом помещался стеллаж с книгами.
На этот этаж Вольфгер не пускал никого, а за порядком следил собственноручно.
Жилой этаж башни делился на "гостиную" и "спальню". В стене между ними был выложен очаг, в котором сейчас горели ароматные вишнёвые дрова, разгоняя осенний холод и сырость. Пламя в очаге гудело ровно и мощно.
Вольфгер сел за стол и стал ждать.
Купца, о прибытии которого доложил Карл, Вольфгер знал давно. Уже много лет, дважды в год, весной и осенью, в замок приходил обоз из четырёх-пяти повозок, нагруженных самым разнообразным товаром, от предметов роскоши – изящной, хрупкой посуды и кружев, которые покупали обитатели замка, до дешёвых тканей, украшений и кухонной утвари для крестьян. За свои товары купец брал дороговато, но чувства меры всё-таки не терял, да и конкурентов у него не было, других торговцев в округе не водилось, а поездка в ближайший город была событием, к которому готовились несколько месяцев и о котором говорили ещё полгода по возвращении. Купец принимал заказы, не отказывая никому, и в следующий приезд к его повозкам выстраивалась очередь хозяек, зажимавших в кулачках заранее накопленные монеты.
***
Лестница жалобно заскрипела, словно протестуя против чрезмерного груза, и в замковый покой шагнул купец, за которым следовал Карл.
Купец был на голову ниже Карла, но шириной плеч не уступал ему, отчего казался квадратным. Чёрная с проседью борода обрамляла загорелое лицо, а голова была туго повязана платком. Оттого что купец постоянно щурился, из уголков глаз разбегались светлые морщинки. Он был одет в пропылённый и вытертый длиннополый кафтан, кожаные штаны и сапоги. На поясе висел нож с широким лезвием и костяной рукоятью. В одной руке купец держал шляпу, а в другой – тщательно завязанный сафьяновый мешок.
– Почтительно приветствую вашу милость, – сдержанно поклонился купец.
– Рад тебя видеть в Альтенберге, уважаемый Иегуда бен Цви, – ответил Вольфгер, – садись к столу, выпей бокал вина с дороги. Карл, налей вина нашему гостю!
На столе морёного дуба с полированной столешницей красовался причудливый серебряный сосуд для вина мавританской работы: узкогорлый кувшин с длинным изогнутым носиком, подвешенный в рамке так, что вино можно было наливать, просто наклонив кувшин. Под кувшином источала тепло небольшая жаровня, наполненная тлеющими углями.
Карл снял с подноса кубок, наполнил его и поставил перед бароном, после чего налил второй кубок для купца и, поставив его на стол перед гостем, вопросительно посмотрел на барона.
– Иди, Карл, если будет нужно, я позову, – кивнул ему Вольфгер, и Карл спустился вниз.
Купец выглядел смертельно усталым, казалось, ему трудно сделать даже простейшее движение. С видимым усилием он потянулся за кубком, поднёс его к лицу и долго держал в ладонях, наслаждаясь ароматом горячего вина. Потом сделал маленький вежливый глоток, поставил кубок на стол и сказал:
– У вас превосходное вино, господин барон. Это, кажется, мадьярское?
– Да, это вино привезли мне из Альба Регии, – подтвердил Вольфгер, отхлебнув из своего кубка. – Но в нём столько пряностей, что угадать происхождение не так-то просто. Оказывается, ты разбираешься и в винах?
– Я обязан разбираться во всём, чем я торгую, – пожал плечами купец.
– А чем ты торгуешь?
– С вашего позволения, всем.
Вольфгер рассмеялся:
– Стало быть, ты знаешь всё обо всём? Смело, смело, купец. Кстати, этой осенью ты приехал позднее, чем обычно. Почему?
– Возникли некоторые обстоятельства… – замялся Иегуда.
– Но ты привёз то, что обещал?
– Разумеется, в противном случае я не посмел бы отнимать у вас время, – опять поклонился купец. – К сожалению, мне удалось достать только пять книг, вот они.
Он положил на стол мешок, сильными пальцами распустил узел верёвки, стягивающей его горловину, и вытащил несколько томов разного формата. Вольфгер сразу же непроизвольно потянулся к ним. Купец откинулся на спинку кресла, пряча улыбку и наблюдая, как благородный господин радуется каким-то пыльным книгам, как ребёнок новой игрушке.
Первая книга в стопке оказалось Евангелием, отпечатанным с досок и раскрашенным от руки. Вольфгера оно не привлекло: во-первых, несколько экземпляров Евангелия у него уже было, а этот был изрядно потрёпан и не отличался аккуратностью печати: текст и рисунки кое-где были смазаны.
Вольфгер отложил эту книгу в сторону и потянул к себе следующую. И опять его постигло разочарование. Книга была написана на неизвестном ему языке, Вольфгер даже не смог разобрать название. Знакомые буквы латиницы складывались в непонятные слова. "Наверное, это мадьярский язык, – решил он. – На английский, французский и итальянский не похоже".
Третья книга была написана на латыни и представляла собой многоречивые комментарии какого-то учёного монаха к "Summa Theologica" Фомы Аквинского. Вольфгер не особенно интересовался богословием, но книгу решил купить, чтобы сравнить выводы незнакомого исследователя со своими собственными – "Summa Theologica" он читал.
Четвёртая книга оказалась чем-то вроде пособия для костоправов, она была написана по-гречески и снабжена большим количеством рисунков. "Ага, а, вот это полезно, – подумал Вольфгер, – надо будет на досуге проштудировать её как следует, а то мало ли…"
Ни на что уже особенно не надеясь, со смешанным чувством надежды и разочарования Вольфгер потянул к себе пятую книгу, открыл её, и у него захватило дух.
Пятая книга в грубой деревянной обложке, собственно, не была книгой, это была пачка неровных листов пергамента, сшитых суровой нитью, нечто вроде лабораторного журнала какого-то безымянного мага, судя по неаппетитным рисункам и описаниям опытов – некроманта. Страницы были покрыты неровными строчками, прописями каких-то декоктов, причём некоторые записи были зашифрованы, стёрты или замазаны. Вольфгер мысленно потёр руки в предвкушении множества интересных вечеров и ночей, посвящённых разбору этой книги, посмотрел на купца, который молча ждал, пока барон разглядит всё, и сказал:
– Я покупаю эти три. Сколько ты хочешь за них?
– С вашего позволения, двадцать пять гульденов за все.
Вольфгер удивился: купец назвал сумму, в несколько раз меньшую той, которую он рассчитывал заплатить.
– Почему так дёшево? – поднял он брови. – Ты боишься меня разорить? Не бойся. Эти книги стоят гораздо больше, называй настоящую цену. А вот за это, – Вольфгер указал на последнюю книгу в стопке, – если бы у тебя её нашли отцы-инквизиторы, ты угодил бы прямиком на костёр.
– Господин барон, – спокойно ответил купец, поглаживая бороду, – если бы вы не выбрали ни одной книги, я бы отдал в дар вам все пять, но поскольку вы решили купить некоторые из них, я считаю неправильным брать полную цену. Я купец, а купец держит данное слово, прежде всего, данное себе.
– Подарить?! – удивился Вольфгер, – но почему? Что это с тобой, почтенный Иегуда? Я не замечал за людьми твоего племени склонности к расточительству!
– Ваш замок, господин барон, – конечный пункт моей поездки по Саксонии. Здесь я должен распродать остатки товаров. Если повезёт, продам и повозки, нет – брошу их, а дальше со своими приказчиками поеду верхом. Я не могу взять с собой книги – они слишком тяжёлые и громоздкие. Поэтому заплатите столько, сколько сочтёте нужным, фрайхерр Вольфгер, и возьмите себе все книги. У вас книгам будет хорошо, я знаю…
– Но всё-таки, что случилось? – настойчиво переспросил Вольфгер. – Должна же быть какая-то причина, заставляющего купца-иудея бросить свой обоз и спасаться бегством? Ведь я правильно понял смысл твоих слов?
– Как нельзя более, – вздохнул купец, – причина, конечно, есть. И заключается она в том, ваша милость, что в воздухе прекрасной Саксонии появились знакомые каждому иудею запахи. Пахнет дымом, кровью и смертью. Мы от века научены чувствовать эти запахи острее, чем вы, христиане, потому что первыми жертвами войн и смут всегда оказываются сыны Израилевы. Мы знаем, когда следует спасаться, бросив всё или почти всё, иначе мы не смогли бы выжить в чуждом для нас мире.
К тому времени, когда зима вступит в свои права и перевалы через Рудные горы закроются, мы должны пересечь Богемию и оказаться в Праге. Только за толстыми каменными стенами Жидовского квартала я и мои люди окажемся в безопасности. Но до Праги ещё ехать и ехать…
– Значит, война… – задумчиво сказал Вольфгер, поднявшись со своего кресла и расхаживая по залу. – Но с кем? С турками? Да нет, чепуха…
– Прошу меня простить, фрайхерр Вольфгер, – сказал купец, – я выбрал неудачное слово. Саксонию ждёт не война в обычном понимании этого слова, внешнего врага у неё, слава премудрому Соломону, нет. Саксония стоит на пороге бунта.
– Ещё того не легче… Какой бунт? Чей, почему? – растерялся Вольфгер.
Купец вздохнул и отпил из кубка.
– Ваша милость, вы слышали про Ганса Дударя? – неожиданно спросил он.
– Это ещё кто такой?!
– Мужик… Ганс Дударь был простым пастухом и вы, господин барон, конечно, ничего о нём и не должны были знать. Но, видите ли, какая штука… Этот самый Дударь, неграмотный и невежественный пастух, внезапно ощутил в себе дар проповедника. Он собирал вокруг себя крестьян и клялся, что ему являлась во сне Богородица и обещала, что для тех, кто уверует, отныне всё пойдёт по-другому: не будет ни церковной десятины, ни князей, ни налогов в казну, а пашни, леса и реки станут общими…
Такие люди время от времени появляются в любых странах во все времена, но обычно их полагают блаженными и либо убивают, либо просто не обращают на них внимания. А тут вышло наоборот. Дударь говорил так, что послушать его проповеди приходили со всей Франконии. Вюрцбургский епископ спохватился, но слишком поздно, проповеди Ганса Дударя слышали многие, недопустимо многие, я бы сказал. Конечно, пастуха схватили, пытали и сожгли на костре как еретика, но вот с его проповедями уже ничего сделать было нельзя, их шёпотом пересказывали и даже печатали тайком, печатают и до сих пор. А про "Заговор Башмака", осмелюсь спросить, господин барон тоже не слышал?
– Скажи-ка мне, любезный Иегуда, – прищурился Вольфгер, – а может, ты никакой не купец, а хитрый прознатчик? Уж больно много ты знаешь.
– Ой-ой-ой! – закатил глаза купец и рассмеялся. – Ну, какой из бедного купца прознатчик? Ваша милость мне льстит. Впрочем, вы правы. Старый Иегуда – прознатчик, только совсем чуть-чуть. Я ведь купец, а не приказчик. Чем рискует приказчик? Да ничем. А я, отправляясь в очередную поездку, рискую не только деньгами и товаром, но и своей головой. Так что…
– Ты говорил о каком-то "Башмаке", – напомнил Вольфгер.
– Воистину удивительно, что вы не слышали о нём, потому что "Заговор Башмака", как блуждающий нарыв, уже давно набухает то в одном курфюршестве, то в другом. Стоптанный крестьянский башмак – символ тайного общества, готовящего бунт против господ. Правда, ещё ни разу бунт не удавался – иногда заговорщиков выдавали предатели, а иногда крестьяне не могли сойтись друг с другом и кто-то переходил на сторону властей. Каждый раз дело кончалось пытками, кострами и казнями, и господа думали, что с "Башмаком" покончено навсегда, но он возникал снова и снова. Во многих вещах ваши князья наивны, как дети, простите меня, господин барон, за дерзкие слова.
– Не извиняйся, – поморщился Вольфгер, – здесь нет посторонних ушей, говори, как привык. А то, что наш император не блещет умом, я знаю и без тебя, чего ещё ждать от сына Хуаны Безумной?
– Благодарю вас, господин барон, – кивнул Иегуда бен Цви, – в таком случае, я продолжу, – он заглянул на дно своего бокала и Вольфгер подвинул к нему кувшин:
– Наливай себе сам.
– Спасибо… Итак, на чем мы остановились? А, ну да. Восстаний черни становилось всё больше, но кнехты курфюрстов и монахи быстро наводили порядок, рубить головы они умели хорошо. Впрочем, этой нехитрой наукой владеют все владыки. Да только в последнее время кое-что изменилось. И вот это "кое-что" стало последней каплей, размывшей дамбу. Дамба рухнула, и теперь ревущий поток несётся по Саксонии, сметая всё на своём пути – поля, дома, людей, деревья…
– Что же стало это последней каплей? – спросил Вольфгер.
– Правильнее было бы сказать не что, а кто, – ответил купец. – Имя этой "капли" – Мартин Лютер.
– Кто-кто?
– Доктор Мартинус Лютер, бывший монах-августинец, создатель новой религии. Он учит верить в Иисуса Христа по-новому, без пышных церковных обрядов, икон, священников и монахов, без индульгенций и церковной десятины. Странно, что вы не слышали его имя, в Саксонии он сейчас популярнее Папы. Кстати, Папа отлучил Лютера от церкви, и знаете, что сделал доктор Мартин? Он собрал на скотобойне Виттенберга своих друзей, сторонников и простой народ и на глазах у всех сжёг папскую буллу об отречении, а потом сам отлучил Папу от церкви!
Он учит, что в Евангелии ничего не говорится о папской курии, о священниках и монастырях, а значит, индульгенции – обман, церковную десятину платить незачем, а монахи – толстопузые бездельники.
Лютера слушают не только крестьяне. Говорят, в городах, отложившихся от Рима, священники, разочарованные в старой вере, ходят по домам простецов и смиренно просят разъяснить им Святое писание, потому что правда открыта только тем, кто зарабатывает на хлеб насущный простым трудом. Некоторые монастыри уже разграблены, их братия разбежалась, священники, поддерживающие Лютера, отказываются от обета безбрачия, женятся на бывших монахинях или мирянках.
Появились секты перекрещенцев, иначе, анабаптистов, которые учат, что Страшный Суд вот-вот произойдёт, нужно отринуть всё мирское и не работать на господ. Словом, в империи нарастает хаос, и бунт вот-вот разразится, я чувствую это.
– Н-да-а… – по-мужицки поскрёб в затылке Вольфгер, – озадачил ты меня. Но…вот у нас в округе всё тихо!
– Не обольщайтесь, господин барон, – тихо ответил Иегуда, – я знаю, что вы добрый господин и обращаетесь с крестьянами совсем не так, как другие князья, но толпа есть толпа. Поодиночке они ещё люди, но стоит им сбиться в стаю и выбрать себе вожака, они превратятся в хищников, готовых растерзать даже тех, кто их кормил, лечил и оберегал. Поэтому мой вам совет: готовьте замок к осаде, как – вам лучше знать, вы воин, а я всего лишь странствующий купец, и мой удел, вечный удел моего народа – спасаться бегством.
– Как же ты поедешь с деньгами? – удивился Вольфгер. – А если разбойники? Хочешь, дам тебе охрану до границ Богемии?
– Вы странный человек, ваша милость, – задумчиво ответил купец, – вы покупаете и читаете книги, знаете иностранные языки, а теперь вот предлагаете охрану богопротивному иудею, виновному в распятии вашего Спасителя.
Вольфгер досадливо отмахнулся:
– Я – это я, не будем об этом. Так возьмёшь охрану?
– Спасибо, господин барон, не возьму. Со мной четверо приказчиков, это сильные, умелые и опытные люди, да и сам я ещё неплохо владею оружием. От обычных разбойников мы отобьёмся, а от судьбы всё равно не уйдёшь, будь что будет, ваши кнехты понадобятся вам здесь. Кроме того, большую часть денег я оставлю вашему управляющему, так что ничем, кроме своей шкуры, я и не рискую.
– Оставишь? Зачем?
– Да, господин барон, оставлю у вашего управляющего, у Паоло, а он уже переправит эти деньги на мой счёт у Фуггеров. Это гораздо удобнее и безопаснее, чем тащить мешок золота через две страны, я всегда так поступаю.
– Ловко, – признал Вольфгер, – ничего не скажешь. А я и не знал.
– А зачем господину барону знать эти незначительные подробности? – удивился купец. – Знает Паоло, и этого достаточно, он – честный человек.
– Ну, хорошо, – сказал Вольфгер, – я понял, ты спешишь. Ну хоть переночуешь в замке?
– Прошу меня извинить, ваша милость, нет. Нам дорог каждый час. Заночуем по дороге в одной хорошей таверне, я её давно знаю…
***
Проводив купца, Вольфгер поднялся из-за стола и в глубокой задумчивости, заложив руки за спину, стал мерять башню шагами.